0

Маски слетают

Четыре года назад, я ушла от баптистов и здесь их критикую.
Это продолжение событий. Ссылка на предыдущий пост Маразм крепчал
Таким образом у нас дома образовалось малое собрание. Четыре человека - брат, мать, сестра и я. В среде баптистов, это не редкость. Редко бывает, что в соседних домах из-за разногласий, разные люди собираются. Приехали братья из Москвы нас принимать. Меня приняли с большим скрипом. Мои родственники пытались утверждать, что я сделала грех, а вот они отлучены несправедливо. Я первый раз увидела их такими. Откровенно скажу, я летала в облаках, а оттуда такой мелочи, как посредственные завистники не видно.
То ли синдром вахтёра у них проявился, то ли выход из секты, не означал, что секта вышла из них. Они, практически, устроили мне такую же нервотрепку, как и те верующие, которых мы оставили. Москвичи такого не ожидали. Обычно, если человек что-то настолько кардинально меняет, в своей жизни, то меняется сам. А тут, те же отношения, что были в старой церкви, только в миниатюре. Мои родственники жаловались на несправедливое отношение к себе, и так же относились ко мне. Я потихоньку начала спускаться на землю. Как долго планирующий лист, может иногда взмывать вверх под действием ветра и всё равно когда нибудь опустится, так и я постепенно начала чувствовать неладное во всем этом. Я говорила «Я сама, первая нашла братьев, как вы можете меня не принять?» В сложившейся ситуации - только братья и непринятые члены церкви, мы принимали друг друга. Меня оставили на закуску. Первыми прошли мать, сестра и брат. Я тоже за них голосовала о принятии. Я даже не думала, что тут могут быть какие-то проблемы. В принципе мне тоже было бы что о них сказать, если строго судить. А оказалось, они свграли на моём доверии, а меня придержали, чтоб поиздеваться. Приезжие братья нас фактически не знали, только с наших же слов. Я была в немаленьком недоумении, «Как меня могут не принять? Я во всем права! Я не сделала никакого греха!» В этой ситуации впервые ярко проявилось отношение моей семьи ко мне. Потом каким-то образом братья повлияли, заставили, уговорили и на данный момент вопрос разрешился, но у меня после всего этого, неслабый осадочек остался. Я начала задумываться, что вообще происходит.
Я купила колонки, чтобы слушать проповеди москвичей на собрании. Записи не всегда были качественные. Сначала всё шло как обычно, только народу меньше. Я к таким собраниям привыкла в Нальчике. Я так же сидела с библией в руках и записывала. Теперь у меня возникла возможность сесть за пианино. Я уже кое-что успевала играть. Сделала ксерокопию всех известных песен из сборника «Песнь возрождения». Отметила их закладками. Быстро находила, когда мой брат называл песню, я тут же её открывала и играла. Все остальные и я тоже, пели. Я так же рассказывала стихи, так же ходила на библиотеку, так же общалась с разными людьми, и никакой проблемы не видела в маленьком собрании.
Но, как оказалось, не все так видят, не все воспринимают мир так, как я представляла себе из своей черепной коробки. Есть люди, которые приходят на собрание совсем с иными целями. К сожалению ими оказались мои родственники.
Мои теперь разглядывали меня. Если раньше их внимание занимали все на прошлом собрании, то теперь я одна удостоилась этой чести. И мне этой чести не надо было. Для меня это был перебор. Я одна и против меня трое.
Вторая сестра завидовала, что я научилась играть на фортепиано. Прошло больше 10 лет между этими событиями, когда пыталась учиться в музыкальной школе она и когда я начала применять свои способности. Но вот поди ж ты, проявилось. Тут мне вспоминается это её, «у тебя же 5 разряд!» сказанное через 20 лет. Так что 10 лет совсем не срок.
Мать, как оказалось, тоже была очень настроенной против меня. Она человек с поломанной психикой. Отец своими многолетними криками добился её ненависти всего и вся. Удивляюсь как долго и умело она это скрывала. Лишь иногда это проявлялось в осуждениях. После смерти отца, мать постоянно выбирала себе врага. Пустоту же надо было чем-то заполнить. Сначала это был кто-то с работы. Она была бригадиром строителем, могла брать на работу кого хотела. Сначала взяла тёть Галю, сестру с собрания, мы вдоволь наслушались про то, какая она «хорошая», потом та же участь постигла Сурай. Я её пыталась остановить в этих осуждениях, но не сильно помогало. Поэтому я просто уходила от разговоров. Теперь эта же участь постигла меня. Ну а кого же ещё? Не вторую сестру же? Она на мать всю жизнь безропотно пашет и будет пахать пока смерть не разлучит их. И теперь уже не понятно кто может уйти раньше. Со стороны матери и раньше были постоянные придирки, но я закрывала на это глаза. А теперь, в маленькой группе, все плохие отношения максимально обострились. Мать вспомнила все годы моего «труда для Бога». Как я уходила на посещения, вместо того, чтобы в теплицах у сестры работать, вместо того, чтобы по дому «что-то делать». Надо было ещё огород полностью обрабатывать, а мать всё выращеное с удовольствием раздавала, строила из себя хорошую. Естественно, я от огорода отлынивала. У нас, после того, как я начала ходить на собрание, роли с второй сестрой поменялись. У неё начались проблемы с щитовидкой. Раньше она была очень общительной, у неё была куча подружек, а я находилась дома, кушать готовила. Теперь я уходила, а она готовила. Убирали мы сначала вместе с третьей сестрой, а после её замужества с 2003 года, я одна. Я вполне успевала убирать, причём на стройке это было не самое простое дело. За уборку во время ремонта всегда дороже берут, как за самую сложную. А тут не ремонт, а стройка, причём дом строился не маленький, почти 200кв. И мы в нём же и жили, пока строили. Это всё надо было постоянно переставлять и убирать. Все окна мои, причём со старыми деревянными рамами, каждый год по два раза. Сейчас уже 17 лет прошло.
Но матери нужно было, чтобы у неё всегда кто-то был на подхвате. Она никогда не оставляла нам личные вещи, и личное пространство. Когда у нас из-за вещей возникали споры, она их прекращала одним «Здесь всё моё!». И даже уже во взрослом возрасте, мы менялись одеждой. Про одинаковые стрижки и одежду как у близняшек я уже писала. Такой вот импровизированный интернат, под видом семьи. В интернате, наверно, у детей всё таки личных вещей побольше было бы. Мать всегда считала нас своей прислугой. Попросить что-то кого-то принести, когда лень подняться сделать самой, это у неё было запросто и потом перешло на отношения всех в семье. Мне лень вставать из-за стола «Подай кружку а? Тебе что трудно?» Мне лень подниматься на второй этаж «Захвати там вещь, ты же вниз идешь?»
Иногда я только заходила в дом, не успевала руки помыть, сбегать в туалет и воды попить как уже слышала от сидящей за столом сестры, которой лень элементарно задницу оторвать от стула «Подай стакан, а?» Такое помыкание друг другом стало обычным. Избежать этого можно было только не находясь рядом. Я уходила и занималась своими делами, вызывая недовольство всех их. До поры до времени они это терпели. Но теперь круг общения сузился, и весь негатив моих матери и второй сестры и брата направился на меня. Брат просто молча их поддерживал в их осуждениях. Его негатив потом проявился.
Но мне не хотелось во всё это верить, я очень долго отнекивалась и закрывала глаза на их отношение ко мне. Меня учили о единстве церкви, а с кем единство, с грешниками, с теми, кто тебя ненавидит? Психологически комфортней было отрицать проблему. Что я и делала, пока она не бабахнула меня со всей силы по башке. Первый удар нанес Шурик.
Скоро выберу и поставлю фото нашего дома изнутри, чтобы было видно, где действие происходило.
Продолжение следует.