Мартин Скорсезе: "Быть бандитом круче, чем президентом США"
Вчера был день рождения у Мартина Скорсезе. А ровно 30 лет назад в гости к режиссёру наведался журнал Rolling Stone, чтобы задать самые важные вопросы о жизни, смерти и кино. Публикуем сокращённый перевод интервью.
Из квартиры Мартина Скорсезе на семьдесят пятом этаже в центре Манхэттена открывается шикарный вид на Центральный парк, Верхний Ист Сайд и родной для режиссёра Квинс. С такой поистине олимпийской высоты Нью-Йорк начинает казаться далёкой абстракцией, немым фильмом на экране панорамного окна. Этот вид совсем не напоминает «Злые Улицы».
Их вы найдёте, если подниметесь на крышу и посмотрите в сторону Маленькой Италии — гетто в Нижнем Ист Сайде, где Скорсезе рос в пятидесятых и шестидесятых. Теперь он возвращается в район своего детства с новым бандитским фильмом «Славные Парни».
Скорсезе в гордом одиночестве возвышается над городом, который остаётся одним из его главных источников вдохновения, и смотрит в будущее с надеждой и опасением.
"Славные парни" возвращают вас на знакомую дорожку организованной преступности. Чем вас привлекает эта тема?
Я прочитал рецензию на роман «Умник» и мне понравился главный герой, который на правах стороннего наблюдателя мог общаться с представителями разных слоёв криминального мира. Идея показалась мне удачной, и я взял её в работу.
"Славные парни" показывают жестокость криминального мира, который не прощает ошибок.
Это важный момент. Цель этих парней — делать деньги, а не убивать людей и творить беспредел. Если ты ошибаешься по-крупному, ты подставляешь коллег, начинаешь конфликт между двумя криминальными группировками, кто-то должен за это заплатить. Всё очень просто. Таковы правила.
В Голливуде всё примерно так же. Как думаете, сколько вы можете снять фильмов, которые провалятся в прокате? Ни одного. Это просто здравый смысл.
Может показаться, что это своеобразный способ реализовать американскую мечту. Генри говорит, что быть бандитом лучше, чем президентом США.
Лучше. Потому что ты можешь делать всё, что захочешь. Это правда. Можешь брать всё, что хочешь. Как говорит Генри, если кто-то жалуется, побей его. Это весело, а возможности безграничны. И наша страна — идеальное место для подобных людей. Потому что тут в принципе бесконечные возможности.
Но я всегда цитирую Джо Пеши, который подметил, что у бандита есть жизненный цикл. Он составляет примерно восемь или девять, максимум десять лет. Потом бандит надолго садится в тюрьму, или его убивают. Как бы ты ни наслаждался жизнью, она заставит платить по счетам. В итоге бандит садится в тюрьму за преступление, о котором он мог давно уже забыть.
Чтобы думаете о цензуре, которая в последнее время всё чаще вмешивается в творчество?
Я однозначно против цензуры в любых её проявлениях. Мне самому много чего не нравится из того, что я вижу на экране. Меня это раздражает. Но я однозначно за свободу самовыражения. Каждое поколение должно сражаться за эту свободу.
Я никому не позволяю говорить себе: «Не делай так, это кого-то оскорбит.» Если ты не веришь в то, что делаешь, то зачем ты это делаешь? Ради денег? Деньги ничего не значат. Важно лишь то, что на экране.
Вы часто говорите о духовной составляющей ваших фильмов. Но в них так много брутальной физиологии. Как это связано?
Это просто борьба, вот и всё. Борьба за жизнь и даже за то, чтобы просто хотеть жить. Есть наша телесная сущность, в которой мы заключены, со всеми её ограничениями. И есть душа, которая стремится покинуть эту тюрьму, улететь из неё. И не может.
Говорят, что можно избавиться от телесных ограничений через поэзию, через работу. Через работу мысли. Но ты всё равно чувствуешь, что сидишь в тюрьме. Тебе приходится мириться с наличием тела, и бороться за жизнь этого тела.
В Нью-Йорке вы наверняка постоянно сталкиваетесь с насилием.
Ой, да ладно. Я только что ехал в такси по 57-й улице. Мы собирались поворачивать на Восьмую авеню, и вдруг трое пуэрториканцев бьют друг-друга и перекатываются через машину. Буквально, вот они у моей двери, потом на крыше, и вот уже скатились с другой стороны. Это настолько привычная картина, что мы с водителем даже словом не перекинулись. Он просто повернул направо, и мы поехали дальше.
Вы росли в Маленькой Италии, которая граничит с Гринвич-Виллидж. Но, судя по вашим фильмам, в городе не существует хороших районов.
В Нижнем Ист-Сайде мы не ощущали влияния других культур. Мы понятия не имели, что существует другой мир. Я впервые оказался в районе Виллидж в 1960 году, когда поступил в Нью-Йоркский Университет. Одной ногой я был в Университете, другой — в мире “Злых улиц”. За десять лет с 1950 по 1960 я не покидал границ своего района.
Как-то раз мама моего друга отвела нас в Виллидж поглазеть на дома и цветы. Это было как в сказке. Абсолютно другая культура. Но я и в своём районе видел немало чудес. Пять продуктовых и три мясные лавки в одном квартале. Две парикмахерские на квартал. Бочки с оливками. Расти там было всё равно что жить в сицилийской деревне.
Этот мир отлично показан в “Злых улицах”.
Да это и были “Злые Улицы”. Я хотел провести антропологическое исследование — изучить общество, в котором я вырос. Я подумал, что если даже фильм ляжет на полку, через какое-то время люди посмотрят его и поймут, как жили простые итало-американцы. Не крёстные отцы, не большие боссы, а обычные люди.
Почему вы назвали работу над “Бешеным Быком” кинематографией камикадзе?
Я поставил на этот фильм всё, что у меня было за душой, и если бы моя карьера на нём и закончилась, значит такова была бы моя судьба.
Но почему? Фильм был слишком сложен для широкой аудитории?
Я делал очень своеобразное кино. Не забывайте, это же было самое начало эпохи Рейгана. Сильвестр Сталлоне создал собственную мифологию, и людям она понравилась. И тут выходит “Бешеный Бык”. Кто его будет смотреть? Кому есть дело до этого парня? Да никому! И кто-то наверняка скажет: “Да, ты прав, никто не пошёл на него в кино.”
Страна жила совсем другими идеями. Большие деньги приносили фильмы типа “Рокки” и творений Спилберга-Лукаса. В те времена они были главными мифотворцами. Да и сейчас в какой-то мере остаются. Сами посудите, мой “Нью-Йорк, Нью-Йорк” вышел одновременно со “Звёздными Войнами”. Разумеется он провалился. В те времена я отлично понимал, в какую сторону дует ветер. И это была не моя сторона. И потому мне ничего не оставалось, кроме как вложить всего себя в создание “Бешеного Быка”. Ведь я мог потерять всё, и мне было нечего терять.
Вы усложняете себе жизнь.
Помилуйте, работа режиссёра предполагает наличие большого ума и большой осторожности. Я горжусь своей принадлежностью к Голливуду. Я голливудский режиссёр. И я горжусь тем, что во всём мире это имеет значение. И я горжусь тем, что Америка постоянно подкидывает идеи для новых фильмов. И мне, и другим ребятам — Стэнли Кубрику, Дэвиду Линчу, которые делают очень особенные, очень личные картины. И ты просто берёшь, и снимаешь по живому. Иногда это так весело, что просто дух захватывает. Но это и опасно.