Хоровое пение⁠⁠

Настоящая тяга к хоровому пению проснулась у меня в институте, где меня научили пить разведённый спирт. До этого, на школьных уроках музыки, я просто открывал рот, не производя звуков. Помнится, один из персонажей «Альтиста Данилова», исполнял музыку, не прикасаясь к струнам смычком – таки я это выдумал сам ещё в школе. Имитация, как известно любителям немецких кинофильмов про сантехников, всегда ярче натуры, поэтому по музыке у меня была твёрдая пятёрка, хоть я на ней не издал ни ноты.

В пятом классе у нас поменяли преподавателя по музыке – старого полусумасшедшего деда с баяном и медалькой «За спасение утопающих» перевели преподавать НВП, а взамен выдали свежую мадам, крепкую, как краснослободский огурец и чудовищно энергичную, прям как я не люблю. Она и обнаружила во мне талант певца, зарытый мною впоследствии на много лет. Эта мадам решила, что из меня получится великолепный солист для её хора восьмиклассников. Они репетировали какую-то «Мыльную Оперу», а я должен был исполнять там арию Мочалки.

Надо сказать, что в те годы я был очень ведомым ребёнком. Меня просто брали за кольцо в носу и тащили то на судомоделирование, то на фортепиано, то на обливание холодной водой по системе Порфирия Иванова, хотя настоящий мой талант, которому я готов был отдаваться страстно и всецело, заключался в лежании на диване с подшивкой «Уральского Следопыта» одесную и подшивкой «Вокруг Света» ошую.

Выданный мне текст я не выучил, потому что там были ноты и выглядел он странно. Мадам вытащила меня с урока математики и привела в музыкальный класс, где стояли восьмиклассники.

- Хор! Это Дениска, наш новый солист! – объявила мадам.

Восьмиклассники посмотрели на меня, длинного пятиклассника с огромными полыхающими ушами, как на говно. Особенно косо смотрела на меня девушка с комсомольским значком, исполнявшая арию Мочалки до меня.

Мадам ударила по клавишам, хор исполнил вступление, а я что-то проблеял, совершенно не попадая в такт. Мы потренировались во вступлении раз пять. Я просто физически ощущал ненависть, струившуюся из этих хоровых коней. Потом она меня поставила лицом к хору, чтобы я спелся с коллективом – это не придало моему голосу звонкости, нет. Тогда мадам попросила комсомолку спеть мне мочалочную арию, чтобы я вслушался. На третьем повторе у меня произошла судорога какой-то горловой мышцы, после чего я даже мычать разучился.

Мучение продолжалось около часа, потом меня отпустили, промокшего и вывернутого нервами наружу, запуганного эманациями ненависти.

Дома я заболел какой-то нервной горячкой и в школу назавтра не пошёл. А потом начались каникулы, и вся эта история с хоровым пением забылась.