Как я стал "космонавтом" ч.3
Надев форму, мы мгновенно преобразились. Полторы сотни разномастных 17-19 летних ребят, которые еще неделю назад были совершенно разными по росту, весу, вероисповеданию и цвету спортивных костюмов, превратились из учебной роты в курс, которому был присвоен номер 31 (третий факультет, первый курс). Сапоги были испытаны на прочность и удобность путем проведения пробежек, маршей и занятий на плацу. Первые пару недель, большинство натирало себе ноги, а некоторые получили такие инфицированные кровавые мозоли, что лечились до второго курса. Кроме того, практически всем надели «лифчики» - аналог портупейных ремней, который предназначен для того, чтобы перераспределить нагрузку с поясного ремня на плечи, когда на поясной ремень навешивались различные подсумки и шанцевый инструмент. Еще нам был продемонстрирован гениальный способ крепления к «лифчику» плащ-палатки. – свернутый в тугой рулон кусок брезента, который должен по идее оберегать нас от дождей, а на деле намокал как ветошь и становился обузой, необходимо было закрепить на спине в петле спинной части ремня, а две шлевки плащ-палатки крепились в ремне, как на обыкновенных джинсах. В итоге, на бегу (а передвигались мы обыкновенно бегом или строем с песней), палатка выпадала из петли и тащилась по земле, подобно парашюту. Всегда с собой была полевая сумка … В принципе, суммарного весу в таком снаряжении было немного — едва ли 7 кг. Но оно было жутко неудобным. Сейчас я смотрю фотографии современной экипировки, все эти жилеты-разгрузки, современные материалы, ботинки и прочее... Как же хорошо живется курсантам, которые не носят на себе полевую экипировку образца 1955 года.
Наша «стекляшка» замечательно просолилась от пота, а баню, в свою очередь, мы за месяц видели дважды. Вот еще интересный момент – поскольку унитаз в армии считается предметом роскоши, мы пользовались сортиром с очком. такие вы можете видеть на вокзалах. Замечательное приспособление, чтоб посрать в позе орла, а также гораздо удобнее для уборки дневальными. Однако почти все мы попались на одном и том же моменте — наши штаны сзади часто приобретали черный цвет, потому что грязь, которая налипала на наши сапоги во время пробежек по лесам, смывалась очень плохо (особенно за те 5-10 минут, которые нам давались на приведение себя в порядок) и мы маскировали разводы глины щедрыми мазками ваксы.
С конца июля до середины сентября зелено-коричневые толпы с 7 факультетов усиленно топтали окрестные поля и леса Лехтуси — по-фински Lehtoinkylä...
Где они проводили между собой спортивные праздники, покупали в чипке медовые пряники под названием «подошва», разучивали армейский сленг. Начальство назначало младших командиров и в итоге на И.О. старшины курса вырвался Серёжа Фукс. Его зычный бас, коряво произносящий команды из строевого устава (хотя кто из нас умел это делать правильно?), часто звучал над тихими озерами. Формально, должность старшины курса принадлежала прапорщику Диме Воронцову — веселому молодому прапору, который 2 года, как вышел из школы прапорщиков. А до принятия присяги, командирских должностей у нас не могло быть, согласно Уставу. То есть все учились исполнять обязанности, а реально их исполняли стажеры-старшекурсники.
А еще мы начали ходить в наряды по столовой. Видеть, как из минимума продуктов готовится еда сразу на тысячу с лишним человек, как моется алюминиевая посуда в моечной машине, отмывать обеденный зал и помещения кухни, а за это получить возможность немного лучше покушать деликатесов типа жареной картошки или тушенки. Никогда не думал, что когда кто-то предлагал мне поменяться и пойти в наряд вместо него, буду испытывать дилемму – идти или не идти. А учитывая, что наряд по столовой случался раз в неделю, и я за полтора месяца сходил раз пять, то несложно понять, что отказывался я не часто.
В общем, рутинные будни с рутинными выходными, на которых нам тоже не очень-то давали расслабиться. Несколько человек слезли с этого конвейера и поехали домой. А кто-то поехал с результатами своих экзаменов в другие ВУЗы, в которые их с удовольствием взяли. Я же нашел себе отдушину, в которую старался забраться с головой, чтобы пореже появляться в казарме и на том, что называлось «занятиями». Это была художественная самодеятельность. Ибо к присяге, для приехавших родителей и высокого начальства, надо было своими силами подготовить концерт. Отбор был многоэтапным, но об этом позже, потому что глава заканчивается.
Период с начала августа по сентябрь 1992 года отложился в памяти надолго. КМБ шло своим чередом, и основные занятия я, конечно, не пропускал — бегал, прыгал и стрелял не хуже других.
Присягу мы еще не приняли, поэтому юридически были еще свободными людьми и вольны были в любой момент подать рапорт и свалить домой. Но в этой стране в 17 лет понятие свободы весьма относительно – в ноябре мне должно было стукнуть 18 и в случае не поступления или отчисления, я автоматически становился солдатом красной армии на 2 года. Этого мне почему-то не хотелось, и потому я решил не расстраивать маму и некоторое время поучиться настоящему делу военным образом. Муштровала нас вторая команда старшекурсников, из которых мне больше всего запомнился Витя Сокол – атлет от Бога и балагур. Меня реально терзала зависть, когда я наблюдал, как он четко выполняет упражнения в спортгородке, или на плацу с оружием. Даже зарядка, которую он проводил с нами, из скучного забега на 3 км превращалась во что-то интересное, в общем, прикольный был товарищ, но речь не о нем. Психологически мы уже находились в некоем тоннеле, в котором можно было идти только вперед. Конечно же лучше было стремиться, походить на отличника боевой и политической подготовки (Пионерка-всем ребятам примерка), чем на задрота-залётчика, ибо так было легче жить. Залеты по мелочи уже случались – нас вылавливал патруль при попытке искупаться в озере возле генеральской дачи, нас вылавливал патруль при попытке купить сигарет в военном городке, куда нам доступ был закрыт. Да и наряды в казарме и в столовой вечно выявляли в моей еще не военной сущности всякие косяки, которые исправлялись новыми нарядами вне очереди ил и просто полосканием мозгов курсовым офицером. Сережа Фукс, сменивший свои треники в обтяжку на форму, не смог отказаться от неуставных подтяжек, и при этом пытался всячески гонять тех, кто вместо портянок одевал носки, или поддевал в холодные дни так называемые «вшивники» - свитеры или безрукавки. В общем вел себя, как дед в роте салабонов. Почему это ему сходило с рук –сейчас понимаю слабо. Никто не надавал ему пиздюлей, хотя физически он был ненамного сильнее большинства моих однокурсников. Вот только панибратское отношение начальника курса нас терзало. Да, если честно, никто не искал конфликтов. Потихоньку начали образовываться «блатные» товарищи типа каптерщиков, командиров групп и отделений (замкомвзводы).
Моя ебанутая натура выбирать себе друзей из числа людей, непохожих на остальных, проявляла себя буйным и махровым цветом. Особенное раздолье в этом отношении представлял клуб части. Конкурс художественной самодеятельности, который проводился между набранными первыми курсами выявил некоторое число полных отморозков, которые должны были выступить перед рыдающими мамочками в день присяги. Я уже не помню, что я там делал, но именно этот гребанный конкурс сделал меня на оставшиеся 5 лет — штатным оратором с высоких трибун и конферансье, и организатором следующих ежегодных конкурсов самодеятельности. Программа была проста и пошла до безобразия- штук пять рыгательных песенок из серии армейской романтики, пианист Вова Фадеев, исполняющий «Поэму» Фибиха (он кстати потом каждый год почти лабал эту тему и пиплу нравилось), самописные стишки, частушки моего сочинения (о!!! вспомнил!!) и файтинговые сценки в исполнении доморощенных каратистов с саперной лопаткой в главной роли. Репетиции растягивались на весь день - креатив пер из затертых кирзой мозгов хлеще, чем кишечные газы из организмов, перекормленных перловкой.
Моим неразлучным спутником на этот период стал Сережа Петренко, получивший кличку «Петрович». Это был классический «залетчик», с шилом в жопе – все, что он делал мимо буквы устава мгновенно вычислялось и пресекалось, и потому репетиции были для него прекрасным вариантом некоторое время пожить без проблем. Лишь необходимость прибытия на вечернюю поверку омрачала светлые часы дуракаваляния. Мадам, которая заведовала всем этим непотребством, действовала всегда через самое высокое начальство, и наши офицеры предпочитали с ней не связываться.
Кстати именно в это время остатки денег в наших карманах иссякли - дешевые сигареты «Лира» и «Астра» уже стали роскошью. Каждая цигарка шла по кругу. Некоторых, правда все еще подкармливали заботливые предки, которые либо селились неподалеку, либо катались из Питера. Для остальных пряник и сгущенка были уже вершиной мечтаний. К присяге я подошел с весом в 58 кг при росте 183 сантиметра. Шея в вороте парадной рубашки болталась как хер в трехлитровой банке. В общем, к присяге нас физически и морально подготовили. Осталось своим видом попугать родителей и сходить в первое в своей жизни увольнение.