Истории моего деда подводника. Часть 1
Всем привет! Данный пост выкладываю по просьбе моего деда, у которого после смерти моей бабушки появилось свободное время на написание этих рассказов. О бабушке он упоминает в каждом из них, прошу это понять, он очень ее любил. Мне и деду интересна реакция на данные рассказы с точки зрения нужно ли продолжать писать дальше, я думаю что да. В любом случае буду постить эти рассказы сюда еще. Здоровая критика приветствуется!
Итак начнем, орфография и пунктуация оригинальные.
Сюжеты, хоть и автобиографические, но появились они в основном из-за нашего «флотского разгильдяйства». Хочу, чтобы такого никто не повторял и, не дай бог, пришло бы это не по его воле. А вообще – это информация к размышлению. Что получится? Не знаю. Хорошо бы, если хоть один из сюжетов затронет чью то душу, потому что я вспоминаю, как затрагивали мою душу кинофильмы, созданные народным артистом СССР Учителем Ефимом Юльевичем и его «правой рукой» режиссёром-монтажёром нашей любимой мамой-Люсей, бабушкой-Людой и прабабушкой-Людмилой Васильевной. Особенно мне запомнились такие кинофильмы, как «Граница», «Людские хвори», «Вилегодские мужики» и про блокаду много, когда при просмотре, не только у меня, у многих увлажнялись глаза. А теперь перейдём к сюжетам. 7.1 «С-70»(СССР) и «Трешер»(США). На Черноморском флоте обычно происходила задержка с присвоением воинских званий для многих офицеров. Если я в свои 36 лет, будучи в звании капитан 2 ранга встречал своих однокурсников на Северном флоте в звании капитан 1 ранга – Гаврилова Валеру, Гришина Володю, Ильина Анатолия (будущего контр-адмирала) и других, то у нас в 1964 году, когда я, старший лейтенант, ожидал очередное звание капитан- лейтенант (перехаживал уже более полугода) надо было перейти в той же должности с подводных «малюток» на подводные лодки «средние».
Перевод меня из бригады пл-малюток на пл-средние 155 бригады состоялся весной 1964 года. Так я оказался на подводной лодке «С-70» командиром минно-торпедной боевой части. В это же время был назначен и командир пл «С-70» капитан 2 ранга Пешков Александр Васильевич, делегат 23 съезда КПСС, возраст около 40 лет, опытный командир- подводник. Командовать бригадой чуть позже был назначен капитан 2 ранга Самойлов (будущий полный адмирал – командир Ленинградской Военно-морской базы, с которым мне пришлось встречаться при личной беседе в 1988 году).
Пл «С-70» сдавала задачи на допуск к плаванию. Вначале это было утомительное занятие по приведению подводной лодки в божеский вид: докование, покраска, наладка всех механизмов, отработка навыков личного состава по использованию своего заведования в боевых условиях, сдача зачётов, проверка флагманскими специалистами готовностью к выходу в море. Длилась эта кутерьма несколько месяцев. Потом началась интересная работа по отработке навыков личного состава с выходом в море, дифферентовка на специальном мелководном полигоне, ходовые испытания на различных скоростях и глубинах, вплоть до максимальных, стрельба торпедо- болванками и ходовыми практическими торпедами, иммитация минных постановок и многое другое.
Известно, что великая общая ненависть создаёт крепкую дружбу. У подводников того времени, особенно в период Карибского кризиса отношение к США было, как к врагу №1. Все советские люди, естественно и военные, гордились бесстрашной Кубой. Как я недавно узнал, мой однокурсник Олег Голобородько, начавший службу в КГБ, по поручению ЦК КПСС выполнял какое то особое задание на Кубе и встречался с Фиделем Кастро. Он был яхтсмен, ему на яхте формально как туристу, а на самом деле как дипкурьеру необходимо было прибыть на Кубу и выполнить задание. Он стал хорошим военнослужащим и одновременно хорошим журналистом, дослужился до полковника, а при демобилизации, по его просьбе, ему было присвоено воинское звание «капитан 1 ранга». Он этим званием очень гордится как настоящий моряк, всегда приглашает на День Военно-Морского Флота друзей на свою яхту и по Москве-реке устраивает прогулку. Естественно, флаги расцвечивания, банкет на основе виски(очень любит) и солёных огурцов с картошкой, всех угощает. Говорит, бывает весело.
Это отступление от сюжета я пишу потому, что мы все выпускники училища подводного плавания имени Ленинского комсомола были фанатами какой-то своей идеи: Олег Голобородько бредил яхтой и журналистикой, стал писателем, Толя Ильин был предан стратегическим ракетам на АПЛ, стал начальником управления ракетного оружия на Северном Флоте и контр-адмиралом, я искал совершенствования в знаниях стал учёным, имея 12 авторских свидетельств и более 150 научных трудов и отчётов, только в моей кандидатской диссертации(см. в архиве ЦНИИ «Гидроприбор») ссылка на 122 научные работы, включая авторские свидетельства. Всех заслуженных выпускников нашего училища перечислять не буду – не тот сюжет - , но в нашем выпуске три адмирала, два академика, докторов и кандидатов наук больше десяти, командиров подводных лодок семь – это Саша Ткаченко, Лёня Попунашвили, Толя Семёнов, Володя Гришин, Витя Савенко, Вадим Гармаш и Валера Гаврилов. А теперь перейдём к службе на ПЛ «С-70».
Наконец, в августе 1965 года нас отправили в автономное плавание на 30 суток в полигоны поближе к Босфору. Один полигон подальше от Турецких берегов предназначался для подзарядки в течение суток аккумуляторной батареи, другой почти у Босфора сразу за территориальнами водами Турции для скрытной разведки за движением всех судов и кораблей в районе Босфора, для чего нам предназначалось «лежать на «жидком» грунте», слушать, классифицировать и записывать все обнаруженные шумы. В случае захода иностранных боевых кораблей нам предписывалось немедленно докладывать в Штаб Черноморского флота и, при необходимости, следовать за ними.
Было это после Карибского кризиса 1962-63гг. и Военно- Морской Флот «держал руку на пульсе». Мало ли что? Да, перед выходом в море в один из шести носовых торпедных аппаратов нам была загружена электрическая торпеда СЭТ-53 с атомным боезарядом. Торпедный аппарат был опломбирован и к нему был приставлен сотрудник КГБ в звании капитана 3 ранга, который подчинялся только командиру. На этом торпедном аппарате мне и моим подчинённым запрещались любые действия, даже элементарный уход и проворачивание механизмов. Всё необходимое выполнял этот сотрудник КГБ, который круглосуточно находился в первом отсеке. Остальные 13 боевых торпед находились в торпедных аппаратах и на стеллажах. На стеллажах были в основном электрические торпеды на случай их подзарядки, но мы их электрическую ёмкость только контролировали, так как их энергозапас был более 30-ти суток. Моё штатное место отдыха и сна было во втором отсеке на диване в кают-компании, но я перебрался в первый отсек и устроил себе место отдыха и сна между нижними торпедными аппаратами. Так мне было удобнее приглядывать за своими «разгильдяями» и не бегать по боевой тревоге из второго отсека.
Ещё весной до автономки я сдал в институте радиоэлектроники все экзамены за 4-й курс кроме теоретической механики. Мне два раза возвращала кафедра домашнюю работу, но на 5-й курс меня перевели с «хвостом», который я должен был сдать в очередную сессию. Очень хотелось этот предмет сдать быстрее и я попросил командира разрешить мне взять в автономку учебник по теормеху. Командир разрешил.
Подошёл примерно 20-й день автономки. Обычно я нёс вахту вахтенным офицером в центральном отсеке по времени так называемую «собаку», с нуля часов до четырёх утра. В этот день мы лежали на «жидком грунте».
«Жидкий грунт» - это приповерхносный слой воды с переходной плотностью от температуры 25-28 градусов к температуре 8-10 градусов, который позволял подводной лодке зависать на глубине резкой перемены температуры и, естественно, плотности как яичному желтку в коктейле между слоями состава коктейля разной плотности, например томатным соком и спиртом-водкой. В районе Босфора летом «жидкий грунт» располагался на глубине 25-30 метров.
Ночь, в лодке тишина, все спят, кроме вахтенных, лодка на углублении 25-28 метров, под килём около 2000метров, течение небольшое, практически зависли в одной точке моря, несём акустическую вахту, судов и кораблей вблизи нет, всё спокойно. Ну, а я украдкой почитываю учебник по теормеху, зная, что, кроме меня, не отрывая глаз непрерывно смотрят на глубиномер ещё шестеро вахтенных, в первом - вахтенный торпедист матрос или старшина «пупкин», в седьмом мой старшина команды мичман Смолинский Михаил Михайлович, в центральном вахтенный рулевой на вертикальных рулях матрос-первогодок полубоком ко мне смотрит на глубиномер, у меня с ним глубиномеры общие, один на 30 метров, второй на 300 метров, у вахтенного на горизонтальных рулях свои два глубиномера, в моей вахте всегда был опытный боцман мичман Петренко, у вахтенного механика тоже свои два глубиномера, в моей вахте был старший лейтенант Игнатьев.
На лодке многие знали,что я перешёл на 5-й курс института с «хвостом» и разделяли моё беспокойство. Как сказал Козьма Прутков – «скрывая истину от друзей, кому ты откроешься?». Но тут же возникает парадокс, который со слов француза Ж.де Лафонтена заключался в тов, что «скрывать что-либо от друзей опасно, но ещё опаснее ничего от них не скрывать». Поэтому я особенно не афешировал , что мне командир разрешил изучать теормех во время автономки, но я ничего и не скрывал.
Перейдём после этой философии опять к наблюдению за глубиной нахождения подводной лодки.
Почему я так подробно описываю сюжет наблюдения за глубиной подводной лодки? Дело в том, что на флоте с незапамятных времён внедрён метод «поправки на дурака». Этот метод, по-идее, выработала сложная морская служба: многие ответственные работы всегда дублируются, часто многократно. Поэтому на нашей подводной лодке было предусмотрено шестикратное дублирование по слежению за глубиной нахождения.
На подводной лодке экипаж сплочён особенностью подводного плавания, когда жизнь каждого зависит от любого члена экипажа. Вычитал я афоризм философа А.Бирса – «Дружба – корабль, в хорошую погоду способен везти двоих(или –многих – моя редакция), а в плохую – только одного(или –никого – моя редакция). Знал бы я про этот афоризм тогда, не было бы этого сюжета и ничто не предвещало возможную катастрофу. Я просто не взял бы с собой учебник по теормеху!
По инструкции все вышеназванные вахтенные каждые 15 минут без напоминания обязаны докладывать вахтенному офицеру по корабельной трансляции – «отсек осмотрен, глубина такая-то, замечаний нет», а ещё дополнительно по команде вахтенного офицера – «осмотреться в отсеках» - доклады вахтенных всех отсеков каждые 30 минут. В этой же инструкции было указано, что если глубина подводной лодки превышала 28 метров, вахтенный обязан был отключить 30- метровый глубиномер, перейти к наблюдению по 300- метровому глубиномеру, о чём немедленно доложить вахтенному офицеру.
Как сей час помню: вахтенный механик, положив руки на щиток клапанов управления воздухом и водой, дремал сидя, на глубиномеры не смотрел, боцман, по-моему, вообще спал почти лёжа, ему было не до глубиномеров, он был старше меня лет на 10-15 и я не хотел «ставить его на место», это не принято у подводников. Только я и сидевший вполоборота передо мной молодой матрос-рулевой были с открытыми глазами.
Я, читая учебник по теормеху, каждые несколько секунд-минут поглядывал на 30-метровый глубиномер, понимая, что если глубина превысит 28 метров рулевой, отключая глубиномер, доложит мне об этом.
В этот раз глубина менялась от 27 до 28-ми метров, а тут смотрю и всё 28 метров. Не знаю кто, но думаю, что мой Ангел-хранитель заставил меня перевести взгляд на 300-метровый глубиномер. Смотрю. Вижу 60 метров. До сознания доходит, что мы «провалились» сквозь «жидкий грунт».Смотрю на дифферент. Вижу 1-2 градуса на корму. Подскакиваю к телеграфам и обеими руками перевожу рукоятки на «средний вперёд» для обоих моторов. Всё делаю молча.
От треска телеграфов все вахтенные в центральном открывают глаза, смотрят на меня вопросительно. А я командую: «Механик, помпа за борт, (это значит подключить помпу на откачку воды из средней цистерны за борт), трюмного(из центрального) послать в шестой будить электриков, рулевой! Курс?(интонация с вопросом, тот отвечает – такой- то).» Продолжаю спокойно, но чётко говорить:» Так держать! Боцман! Всплываем на глубину 25 метров(тот отвечает – «Есть!»).
А телеграфы трещат так, что ушам больно, лодка тонет, углубление уже 80 метров, под килём около 2000 метров, идёт обжатие корпуса, мы проваливаемся всё глубже, начинается ускоренное погружение. Механик говорит мне с надеждой:» Может, пузырь в «быструю?»(на каждой лодке есть цистерна, которая может как быстро набрать воду, так и быстро продуть воду за борт, она находится внутри прочного корпуса, изобрели её во время войны, когда надо было быстро нырнуть, например, от самолета, или быстро подвсплыть для атаки).
Я понимал, что моё спокойствие мобилизует вахтенных центрального. Невольно вспомнил, как у нас в Балаклавской бухте при перешвартовке заклинило муфту линии вала и мы, хоть и на малом ходу, реально готовы были врезаться в борт пришвартованной к пирсу соседней подводной лодки. Командир, тогда был Авдохин Геннадий Фёдорович скомандовал «Оба мотора полный вперёд!», но команда долго не выполнялась, я тогда сжался в комок, ожидая удара, а командир не через меня, как вахтенного офицера, а лично по переговорному устройству спокойно передал команду: «Механик!По-возможности быстро дать полный вперёд обоими моторами!».
Телеграфы продолжают трещать! Механик вопросительно смотрит на меня, боцман вначале перевёл горизонтальные рули на всплытие, а потом параллельно корпусу, опытный боцман понимал, что когда моторы дадут ход лодка может сильно задрать нос, а корма может уйти на предельную глубину, в шестом электрикам с просонья нужно подключить муфты на обеих валах к винтам, а там, возможно, один вахтенный, поэтому долго не справляется. Мог, конечно, я объявить «Боевую тревогу», это бы ускорило работу, но что-то удерживало меня от принятия этого решения, у нас в запасе было ещё больше 100 метров.
Смотрю с надеждой на «отбой» телеграфов из шестого отсека. Трещат, черти, уже целую вечность(на самом деле, как потом выяснилось, всего несколько минут).
И вдруг… телеграфы трещат, а лодка задрожала…Я понял, что дали ход, а продублировать быстро в шестом просто не хватало рук, молодцы электрики – значит, действовали спокойно и уверенно.
Наконец телеграфы затихли. Смотрю на вахтенных центрального. Никакой паника ни в чьх глазах не вижу. Всё спокойно. Только боцман с облегчением: «Всплываем, глубина 85 метров, дифферент 2 градуса на корму». Механик тоже спокойно: «Откачали 200 литров, всплывём на 25 – посмотрим». Я понимал, что только ход лодки, а не пузырь в «быструю» поможет нам выйти из этого, по-сути, аварийного положения. Тем более, что мы были близко от Турецких нейтральных вод и обнаружить себя, значит, сорвать задание Командования ВМФ. Не надо удивляться тому, что у подводников практически не бывает страха. Вспомним, как на «Курске» капитан-лейтенант Макаров (я вместе с его отцом работал в ЦНИИ»Гидроприбор), старший в 9-м отсеке спокойно записывал карандашом события, понимая, что скоро все в отсеке погибнут. Писал почти в полной темноте. В его записке не было паники, никаких слов сникшей морали. Аристотель в своё время говорил, что «нравственный человек многое делает ради своих друзей и ради отечества, даже если бы ему при этом пришлось потерять жизнь». В подтверждение сказанному я выписал афоризм философа Лопе де Вега: «В дороге и в тюрьме всегда рождается дружба и ярче проявляются способности человека». Конечно, лодка не тюрьма, но всё же замкнутое пространство, и мы, подводники, всегда чувствуем локоть друга, поэтому никогда не паникуем. Интуитивно я всегда понимал, хотя раньше не читал и не слышал, как в унисон моей морали хорошо сказал мыслитель и политический деятель С.Ю.Витте:» Под влиянием трусости ни одно качество человека так не увеличивается, как глупость». А по сему продолжу наш хронологический рассказ аварии со счастливым концом.
Только затихли телеграфы открывается переборочный люк во второй отсек, просовывается кто-то, в центральном полумрак, нас всего четверо, трюмный ещё не вернулся, слышу голос командира: «Борзунов, зачем ход дал?». Отвечаю спокойно: «Немного провалились, товарищ командир». «Глубина?». Я отвечаю: «Восемьдесят», хотя было чуть больше. Тут и боцман с репликой(понимал, засранец, что и его вина в провале есть): «Всплываем, товарищ командир, на 25 метров». Командир командует: «Оба малый вперёд!». Рулевой-сигнальщик переводит рукоятки на «Малый» и телеграфы тут же репетуют и замолкают. В тишине командир продолжает: «Борзунов, поднимите штурмана, пусть откорректирует место, всплывёте на 25 метров, ложитесь в дрейф». Я отвечаю: «Есть в дрейф!». Всё спокойно. Мы всплываем. Вижу дифферент 3-4 градуса, что опасно для кормомых отсеков, показываю боцману кулак так, чтобы не видел командир, командир лезет через люк во второй отсек, голова его уже во втором отсеке и в это время мой мичман Смолинский по трансляции докладывает: «Центральный, в седьмом глубина 120 метров». Не знаю слышал ли это командир или сделал вид, что не слышал, но ушёл и закрыл за собой люк на переборке второго отсека.
Не знаю почему, но в вахтенный журнал я это происшествие не записал, была сделана очередная запись – «отсеки осмотрены, замечаний нет, лежим в дрейфе на глубине 27 метров».
Командир, умница, никому об этом событии не сказал, меня «на ковёр» не вызывал, но я сам себе сделал вывод – больше никаких учебников на вахту не брать, всем вахтенным спать не давать и чаще спрашивать о действиях в аварийных ситуациях.
Когда мы закончили автономку и всплыли где-то в середине Чёрного моря, вылезли на мостик положенной вахтой, это было днём, яркое солнце, я опять вахтенный офицер, идём домой, настроение распрекрасное. Вылез и механик, а командир смотрит на него начинает хохотать: «Ты почему не чумазый, а такой белый?». Тут мы все смотрим друг на друга, кто-то снимает тельняшку и…начинается гомерический смех. Мы ушли в автономку в августе, загорелые, а в автономке нас доктор протирал спиртом и мы при электрическом освещении не заметили, что наш загар слез. Это был даже не смех, а какая-то истерика. Нервное напряжение спало и дало воле эмоциям. Вот так!, сказала бы моя Лапочка.
Мы знали, но особенного значения не придавали, что весной 1963 года в Атлантике на глубине 2500 метров затонула американская атомная подводная лодка «Трешер» при загадочных обстоятельствах, до сих пор только одни версии. Запеленговали её, а потом нашли на дне по характерному «хлопку» в момент, когда её раздавила тоща воды.
Вот выписка из статьи «Тайна гибели АПЛ США «Трешер»…»: «9 апреля 1963 года SSN-593 вышла в море для глубоководных испытаний, имея на борту помимо экипажа (112 человек) 17 гражданских специалистов.
Командовал лодкой капитан-лейтенант Джон Харви. Это был его первый выход в море на лодках такого типа, хотя в подводном флоте он был далеко не новичок: прослужил три года офицером на первой в мире АПЛ »Наутилус», был участником её исторического похода подо льдами на Северный полюс. Лодку сопровождало судно обеспечения «Скайларк» («Жаворонок»), снабженное новейшими гидрофонами – устройствами для поддержания связи с находящейся под водой лодкой. На борту «Скайларка» также находились водолазы и спасательная капсула, рассчитанная на глубину до 260 метров.
К утру 10 апреля корабли вышли за пределы континетального шельфа. Теперь глубина океана под ними превышала 2,5 километра. Совершив пробное погружение на 200 метров, Харви сообщил, что готов к погружению на предельную глубину. Стояла ясная штилевая погода с прекрасной видимостью, когда лодка «Трешер» скрылась под водой. Было решено выполнять погружение ступенями по 65 метров, делая после каждой из них остановку для проверки состояния всех агрегатов корабля. При таком режиме испытание должно было занять около шести часов.
Примерно через полчаса после начала погружения лодка достигла глубины 120 метров. Ещё через некоторое время капитан Харви доложил, что их глубина составляет примерно половину предельного значения (около 330 метров для «Трешера»). После осмотра лодки и её систем погружение продолжилось. Океан всё сильнее и сильнее сжимал корабль в своих объятиях. Каждый метр глубины увеличивал давление на квадратный метр корпуса на одну тонну. Прошло ещё около часа, прежде чем с «Трешера» сообщили, что лодка подходит к предельному значению глубины. Затем последовало уже плохо прослушиваемое последнее сообщение: «Имеем возрастающий дифферент на корму, пытаемся продуться»(выполнить срочное всплытие).
Больше АПЛ на связь не выходила, но гидрофоны донесли на «Скайларк» характерный звук, принятый за шум воздуха высокого давления, подаваемого в балластные цистерны лодки. Ещё через 1-2 минуты на корабле сопровождения услышали непонятный скрежещущий звук. Находящийся у гидрофона штурман «Скайларка», подводник времён Второй мировой, объяснил его как треск разламывающегося корпуса субмарины.
К поиску погибшей лодки были привлечены многие надводные корабли и АПЛ, а также батискаф «Триест». Позднее «Триесту» удалось отыскать остатки погибшей лодки на дне и поднять на поверхность её отдельные фрагменты. Однако, проведенные исследования и анализ собранных данных не позволили с полной уверенностью установить причины гибели «Трешера». Тайна осталась не раскрытой».
Моя версия: американцы такие же беспечные «разгильдяи», как и мы, лодка затонула не из-за технической неисправности, а из-за, как сейчас говорят, человеческого фактора. Например, на глубине близкой к предельной большой дифферент привёл к запредельному значению и … начались проблемы с аварией в атомном отсеке, лодка не могла дать ход, мощный пузырь в цистерны главного балласта не мог погасить инерцию 7-ми этажного гиганта водоизмещением 3500 тонн. Даже с положительной плавучестью лодка может погрузиться глубже максимальной, а там…толща воды её обязательно раздавит.
А ещё послушайте старого ветерана-подводника (не зря я выступал на Первом съезде ветеранов-подводников, как делегат от города-героя Севастополя), что американцев Бог наказывал и еще больше будет наказывать за их глупую ненависть к нам россиянам, потому что в их психике только доллар и беспредел на основе сильного, а у нас – в основе заповеди божии и справедливость. Бог всех Ангелов-хранителей пришлёт к нам в Россию! Вот так! Сказала бы моя Лапочка.