Фатум⁠⁠

В детстве моей главной страстью был футбол. Но это, когда было тепло. А зимой, когда был снег, моей главной страстью становился хоккей. Я в свои десять лет был уверен, что, когда вырасту, обязательно стану великим футболистом, таким, как Гарринча или Марадона, на худой конец, великим хоккейным вратарём, таким, как Третьяк или Мышкин.

Чередуя страсти, я рос со своими друзьями и приятелями, пока не произошло событие, которое изменило моё беспечное существование.

Я хорошо помню этот день: мы обедали вкусным бабуськиным мясным соусом, пацаны с улицы на чистейшем дигорском настойчиво требовали выйти на матч, где-то в хлеву протяжно мычала наша вечно голодная буйволица, и в это время на кухню зашёл отец.

Отец был почему-то злой, видимо, какой-то нехороший человек разозлил его, поэтому был краток:

- Никакого сегодня хоккея. Иди накорми скотину сеном, комбикорма дай со жмыхом, попить им дай, наколи дров, принеси во все комнаты дрова, снег убери и ... и уроки иди учить!

Отец посчитал, что его речь не произвела на меня должного впечатления, поэтому добавил к речи звонкий подзатыльник моему младшему брату, который не хотел есть и баловался, рисуя ложкой на каше зигзаги.

Я почувствовал себя самой несчастной во всём мире золушкой.

У меня даже аппетит пропал, но соус пришлось доесть, так как бабушка не допускала расточительства и жёстко пресекала оставление остатков в тарелке.

Делать нечего - пришлось исполнять указания отца и сожалеть о пропущенном матче.

Когда я сделал все дела, на улице уже никого не было. Все ребята разошлись по домам.

Я тоже вернулся.

Невыносимая тоска всей своей тяжестью навалилась на мои детские плечи.

- Это несправедливо! За что?! - вопиял я, а про себя тайно желал, чтобы наша буйволица ушла в лес и больше не вернулась. Ну, в самом начале я желал, чтобы она немедленно сдохла, но затем пожалел её. Всё-таки, она была не виновата, что постоянно хотела есть. Я и сам постоянно хотел есть.

В комнате приятно трещала дровяная печь.

Электричество отключили, поэтому керосиновая лампа вернулась к нам из не очень далёкого прошлого, чтобы тускло светиться и создавать причудливые тени на стенах и потолке.

Бабушка сидела рядом с печкой на низкой деревянной скамейке и крутила старинное веретено, сматывая на нём шерстяную нить.

Младший брат валялся на диване и увлечённо рвал какой-то журнал.

Я присмотрелся.

На журнале было написано "Техника молодёжи".

Это был мой любимый журнал с олимпийским мишкой.

Я расстроился и дал ему за вандализм, очень похожий на отцовский-воспитательный, звонкий подзатыльник.

Он прищурил глаза, потёр ушибленный уже второй раз за вечер затылок, собрал все вырванные страницы и вместе с остатком журнала закинул их в пылающее жерло дровяной печи.

Назревала драка.

Ну, как драка - возня и дальнейшее получение братиком от меня небольших воспитательных тумаков.

Короче говоря, именно всё так и получилось.

В комнату, где битва подходила к своему закономерному концу, вошёл отец. А так как он, как я отметил ранее, был очень зол, то увидев картинно плачущего (а актёрские способности у брата были непомерно развиты с самого нежного возраста) младшего сына, вынес мне приговор:

- Никакого больше хоккея! Никогда!

Забегая вперёд, скажу, что отец сдержал своё слово и карьера хоккеиста обошла меня стороной. Правда, великим футболистом я тоже не стал, хотя все профессиональные травмы успел насобирать.

Понятное дело, что без хоккея свободного времени у меня стало много, и надо было с ним что-то делать.

Я решил читать.

К собранной мамой небольшой библиотеке я подступался несколько раз, но каждый раз натыкался на невозможные к перевариванию десятилетним мозгом произведения: "Красное и чёрное", "Воскресенье", "Война и мир" и прочие Достоевские.

В один вечер, когда я снова искал книгу для прочтения, на меня с верхней полки свалилась, неизвестно откуда взявшаяся, книга "Физика. 9-й класс".

Учебник больно ударил мою голову, упал на пол и раскрылся на странице с описанием работы электронно-лучевой трубки.

Я зачитался.

Мне безумно нравилось.

Я был в восторге от простоты устройства мира!

Физика, что называется, с головой поглотила меня.

Через шесть лет, благодаря какому-то нехорошему человеку, разозлившему моего отца, я стоял с документами в приёмной комиссии СОГУ и мечтал уже стать великим физиком, таким, как Резерфорд, Бор или, на худой конец, как Иоффе или Капица.

Так я стал физиком.

Простым.

Не великим, но никогда об этом не сожалел.

И слава Богу, что на меня тогда упал не учебник ботаники, а то кто его знает, кем бы я стал...

#аланскиехроники