Еще одна история про ошибку судмедэксперта⁠⁠

В комментариях к своему прошлому рассказу об утонувшей в детском лагере отдыха девочке я пообещал поведать историю из моей практики про разрыв печени. Прежде чем перейти непосредственно к изложению этой истории, хотелось бы начать с небольшого вступления.

Работа следователем прокуратуры привела меня к таким взаимоисключающим выводам:
С одной стороны, нет ничего проще, чем лишить жизни человека, потому что человек – такое хрупкое и нежное существо со множеством критических точек, воздействие на которые легко приводит к летальным исходам. Человека можно просто толкнуть рукой, он может упасть затылком о твердую поверхность, и всё, труп. Человека можно ударить ножом в ягодицу, и, как не странно, исход тот же – труп (реальный случай из моей практики).

С другой стороны, человек – чрезвычайно живучее существо, которое может перенести весьма чувствительные внешние воздействия на организм. За примерами опять же вопрос не стоит: на моей памяти труп с причиной смерти «проникающее колото-резаное ножевое», и при этом в крови трупа обнаруживается алкоголь в концентрации семь с лишним промилле. Или человеку стреляют из пистолета в затылок с близкого расстояния, и он остается жив.

Так что практика показывает, что все ситуации весьма индивидуальны, организмы у людей бывают разные, и обстоятельства причинения телесных повреждений тоже отличаются, и элемент везения (либо невезения) также исключать нельзя.

Как известно, установлением причины смерти лиц, в отношении которых имеются основания полагать, что они умерли в результате насильственных действий, занимаются специально обученные люди – судебно-медицинские эксперты. К судмедэкспертам я отношусь с большим уважением, не понаслышке представляя себе все сложности, которые сопровождают их профессиональную деятельность. Несмотря на то, что я уже очень давно не работаю следователем, со многими судмедэкспертами, в том числе и с продолжающими работать, у меня сохранились приятельские отношения. Как правило, это своеобразные, но интересные люди, постоянно пребывающие в одном из двух состояний: «завязал» и «развязался». Третьего состояния им почему-то не дано. Состояние «развязался» подавляющему большинству судмедэкспертов совершенно не мешает исполнять свои служебные обязанности, сидеть с ними за столом в таких случаях бывает очень даже познавательно, но не всегда безопасно для здоровья (потому что, к примеру, лично мой организм переносит такие напитки, как спирт, разведенный газированным напитком «Колокольчик», очень неоднозначно).

Так вот, данная история произошла в середине 90-х годов, когда я работал следователем в прокуратуры сельского района. Дело было в конце октября – начале ноября, рано поутру мы следственно-оперативной группой выехали в одну деревню, где на улице был обнаружен труп местного жителя.
По приезду в деревню наблюдалась следующая картина: место происшествия представляло собой деревенскую улицу с одной особенностью – улица там пересекалась водным объектом, который по общепринятой речной классификации принято относить к категории «речка-вонючка». Шириной эта недоречка была метра три-четыре, при пересечении с улицей она была оформлена в широкую бетонную трубу, поверх которой была насыпана земля с гравием. Всё это сооружение было хорошо утрамбовано годами эксплуатации, и не образовывало видимого мостика, казалось, что улица не прерывается, а в том месте просто сужается метров до шести. Но поскольку все-таки это был мостик, по его краям с обеих сторон имелось как бы ограждение, представляющее собой вкопанные в землю асбоцементные трубы диаметром сантиметров десять. Над землей эти трубы торчали на тридцать-сорок сантиметров в высоту и шли примерно через метр друг от друга. Да, еще обнаружилось, что мостик освещался в темное время суток двумя фонарями на столбах, расположенными с обоих концов этого мостика.

Труп обнаружился в том месте, где мостик уже закончился. Труп мужчины средних лет, одетого обычно, по сезону, находился в положении лежа на животе, каких-либо внешних телесных повреждений на трупе не имелось.

Однако осмотр места происшествия невероятно осложнялся одним очень важным обстоятельством. Дело в том, что несколько дней до этого шли проливные дожди, а накануне вечером ударил легкий морозец. В силу этих причин деревенская улица представляла собой адски гладкую и скользкую поверхность, ледовая обстановка на которой без каких-либо особых доработок позволяла проведение соревнований по кёрлингу на высоком международном уровне. Сотрудники, входившие в состав следственно-оперативной группы, напоминали кегли в кегельбане, в котором по какому-то недоразумению играла группа почему-то трезвых мужчин, то есть падали сотрудники по одиночке и группами («Страйк!»), но с постоянной частотой и без исключений. Чистый деревенский воздух был отравлен высокой концентрацией громких нецензурных выражений, из которых лидировало, по понятным причинам, словосочетание «Гребучий гололёд!».

Начальник райотдела, солидный представительный мужчина, упал раз пять, и, может быть, в другое время мне было бы смешно за этим наблюдать, но я сам упал раз восемь, не меньше. Пока мы заканчивали осмотр, развлекаясь в искусстве удержания равновесия на гладком льду в обуви, оперативные сотрудники и участковый сделали подворный обход, и нашли-таки людей, которые могли пояснить нам по существу происшествия.

Выяснилось, что погибший был обычным деревенским жителем, работягой, употреблявшим спиртное с достаточно высокой периодичностью. В тот вечер он выпивал с мужиками на работе, дошел почти что до кондиции, и около восьми часов побрел пешком домой, путь его пролегал через тот самый мостик. Где-то около половины девятого две девочки десяти лет шли также в ту сторону по домам от подружки, и, проходя мостик, видели, как мужик несколько раз падал на гололеде, но поднимался и упорно продолжал идти в сторону дома. Дойдя до конца мостика, он упал в очередной раз ближе к краю, в районе вкопанной трубы ограждения, и после этого уже не встал. Девочки прибежали домой к этому мужику, где сообщили жене о том, что тот лежит в районе мостика. Жена сказала, что он её уже одолел, алкаш долбаный, как проспится, сам приползет домой. Вот и всё, утром мужика нашли на том самом месте уже холодным.

Ситуация представлялась абсолютно ясной. Закончив осмотр и опросив всех вышеперечисленных лиц, мы уехали из деревни и разошлись по рабочим местам. На следующий день я не поехал на вскрытие в морг, просто позвонил ближе к обеду судмедэксперту, и он по телефону сообщил мне, что причина смерти у того мужика – разрыв печени в результате однократного воздействия. Еще на трупе обнаружили ссадины на локтях и коленях. Всё это укладывалось в картину падения на трубу ограждения с высоты собственного роста в условиях гололеда.

Как правило, акт судебно-медицинского исследования трупа печатался около месяца, а процессуальный срок принятия решения по материалу составлял всего 10 дней. Поэтому я составил справку о телефонном разговоре с экспертом и «левой ногой» напечатал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Примерно через месяц я по делам заехал в бюро судебно-медицинской экспертизы, забрал несколько актов и заключений, в том числе и по тому мужику. Приехав к себе в прокуратуру, я стал читать тот акт, и там меня ждал большой сюрприз.

Дело в том, что судмедэксперт, который выезжал на тот труп и вскрывал его, сделал только описательную часть акта, а потом толи заболел, толи ушел в отпуск. Заканчивал акт другой судмедэксперт, назовем его Иван Палыч. Ему был уже под шестьдесят лет, и про него рассказывали, что в молодости он был шахтером, но после того, как во время аварии в шахте он был сначала завален, а потом откопан, Иван Палыч резко сменил направление деятельности, ушел из шахты и поступил учиться в медицинский институт, а затем стал работать судмедэкспертом. Вообще, коллеги его характеризовали как человека с некоторыми странностями, но я раньше с ними не сталкивался, а тут понял причину этих разговоров.

В акте Иван Палыч (в тот период он был «в завязке») констатировал, что разрыв печени был причинен мужику в результате однократного удара твердым тупым предметом. При этом он рассуждал, что удар такой силы мог быть нанесен только в двух вариантах: либо это удар выступающей частью автомобиля, двигавшегося с достаточной скорости, либо удар человека, специально обученного единоборствам. Причем акт был огромный, листах на тридцати. Рассматривая вариант с автомобилем, Иван Палыч теоретизировал на уровне физических формул, рассчитывая скорость и траекторию движения автомобиля, при которых могло быть причинено такое телесное повреждение. В варианте с бойцом тоже была куча формул, причем брал он их из каких-то мутных самиздатовских книжек по карате. В итоге он делал однозначный вывод: смерть мужика наступила либо от наезда автомобилем, либо от удара специально обученного человека.

Прочитав всю эту ересь, я поехал в областное бюро СМЭ, где имел разговор с его начальником. Начальник, прочитав тот акт и уложив на место вставшие дыбом волосы, позвонил Ивану Палычу и спросил, на каком основании он пришел к таким выводам. Судя по лицу начальника бюро СМЭ, Иван Палыч по телефону признавать своих ошибок не собирался. Тогда начальник сказал мне, чтобы я направил им отношение о производстве дополнительного комиссионного судебно-медицинского исследования трупа, что я и сделал.

Недели через две я получил акт уже комиссионного исследования, в выводах которого значилось, что смерть мужика наступила от разрыва печени, повреждение образовалось от однократного удара твердым тупым предметом с ограниченной поверхностью, и не исключалось от падения с высоты собственного роста. Здравый смысл восторжествовал.

Потом я узнал, что Иван Палыч продолжал чудить в своих заключениях и актах, делая какие-то совершенно фантастические предположения о механизмах причинения смертельных травм. В итоге его уволили из бюро СМЭ, он долго писал жалобы, судился, но это ему не помогло.

(Окончание в комментах).