Дневник в ЖЖ⁠⁠

Глава V

Продолжение. Начало в предыдущем посте

***

А. прислал сообщение, что готов говорить о продаже. Мы договорились встретиться 11 мая в 11:00.

Я стоял у кассы и диктовал по списку почти всё, что можно найти в меню Макдака. Подумал, что А. должен бы съесть всё, что я ему принесу. Я почему-то считал, что алкоголики вечно голодны, потому что на еду у них попросту не остаётся денег. Дождавшись своего заказа, который включал в себя два битком набитых пакета фастфуда, я отправился по маршруту, который в течение следующих четырёх месяцев стал моим ежедневным времяпрепровождением. Но тогда я шёл без особых ожиданий просто потому что обещал же хавчик вот и тащил. Я прекрасно понимал, что зависимые от синьки люди не умеют держать слово и говорить правду, они врут всегда, везде и всем. Но я всё равно упрямо шёл, потому что шёл за деньгами. Анализируя все варианты этой сделки, у меня постоянно выскакивала семизначная цифра комиссии. Может, есть люди, которые могут отказаться от таких денег, а я тогда даже не думал в эту сторону. Я шёл к алкашу, жаждущему халявного пойла, словно двигался в сторону автоцентра, где меня ждал новенький автомобиль. Я так загорелся этой идеей, что все очевидные риски, связанные с провалом этой сделки, для меня были абсолютно спорными.

Завернул во двор. А. сказал, что будет ждать меня там. На одной из лавочек расположилась компания дворовых синяков, завтракающих одной на всех бутылкой красного. Кто-то указал на меня пальцем. А. обернулся, засунул руки в карманы брюк и с уверенностью сурового бандита попрощался со своими корешами. Ко мне приближался чувак в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами. Сильно мятая белая нейлоновая рубашка, такие же «глаженные» чёрные брюки, собравшиеся гармошкой под коричневым ремнём, и остроносые казаки из крокодиловой кожи завершали безупречный образ, внушавший уважение и страх среди «своих». Он был трезв, чисто выбрит и элегантен, насколько это возможно для синего алкоголика. В руках у него была старая потертая барсетка, в которой, видимо, он носил тот счастливый рубль, что обычно кладут в новый кошелёк. Его лицо, ещё более помятое, чем одежда, было кошмарно опухшим.

Мы зашли в подъезд, и я снова кайфанул от изысканности вестибюля этого сталинского антиквариата. Широким жестом добродушного хозяина он пригласил меня внутрь своих апартаментов. Было чисто и убрано. Тёплый воздух врывался через все открытые окна, наполняя квартиру запахом сирени, растущей под окнами. Дышать было почти легко. Мы сели за большой стол, накрытый изрезанной и прожжённой сигаретами клеёнкой в бешеную розочку. Некоторое время А. молча разглядывал меня. Я с не меньшим любопытством разглядывал его. Потом он встал, включил электрический чайник, насыпал по кружкам растворимого кофе, залил кипятком, поставил передо мной кружку, пахнущую дешёвым кофе, пододвинул пачку рафинада и снова сел напротив.

Я поднял кружку за его здоровье и отхлебнул самый отвратительный напиток, который когда-либо пил.

— Послушай, спасибо за кофе. Нам нужно обсудить некоторые детали продажи твоей квартиры.

Он вытащил трубку из горла, вытер жидкость, которая тут же полилась оттуда, и засипел:

— Давай просто поговорим, а? Расскажи про себя: кто ты, откуда, чем дышишь?

Это было странно и невероятно одновременно, но я принял этот вызов. Первый раз в жизни я рассказывал историю своей жизни незнакомому человеку — алкашу с сильного похмелья. И чем дольше я говорил, тем больше, как ни странно, увлекался своими воспоминаниями. Чем глубже я погружался в своё прошлое, тем внимательнее он слушал, словно его собственная жизнь была лишена памяти. Каждый раз, когда я делал паузу, чтобы промочить горло отвратительным кофейным напитком, его глаза требовательно сверлили меня, вынуждая продолжать. Он всё также сипел, но без трубки в горле его речь можно было разобрать. Из дыры время от времени выливалась мутная жёлтая жидкость, которую А. аккуратно вытирал удивительно чистым платком. Он задавал вопросы с настойчивостью, которая была на грани допроса и искреннего интереса, и каждый мой ответ казалось наполнял его чем-то ему нужным. В общем, это было моё самое странное и необыкновенное интервью. Я никогда бы не подумал, что буду рассказывать пропитому пьянице секретные секреты из собственной жизни, но это ровно так и было. Тот день, возможно, стал одним из самых удивительных моментов моей жизни. Во всяком случае, к концу нашей встречи из пропитого дворового существа А. для меня превратился в человека. Это было очень странно.

— Скажи, ты правду сказал, что можешь эту хату поменять на центр, чтобы бабло ещё осталось? — просипел А. когда мы уже стояли в прихожей.

Я обернулся к нему, пытаясь уловить, насколько серьёзно он это спрашивает.

— Правда. Цветной бульвар, трёшка — устроит?

Глаза А. заблестели, и он сжал кулаки, как будто проверял свою решимость.

— А денег сколько? — в его глазах блеснула жадная надежда.

— Десять миллионов не получится никак, но семь — я постараюсь, — ответил я, выдерживая его взгляд.

Он на мгновение задумался, прищурив глаза, словно взвешивая все «за» и «против».

— Занимайся тогда. Я согласен, — прохрипел А., протягивая руку.

Мы пожали друг другу руки, и в этот момент я почувствовал, как что-то изменилось. Мы не просто договорились — между нами возникло новое понимание.

  ***

Я каждый день приходил к А., приносил ему еду и мы разговаривали. Удивительно, но он держал слово и всегда был трезв. Иногда сильно мучился похмельем, но мужественно держался и не пил. С каждым днём мы становились ближе. Я видел, что ему льстило, что я хожу к нему каждый день. Он всегда встречал меня во дворе в окружении своих товарищей «по несчастью». Наверное, они ему завидовали. Когда я подходил, чтобы поздороваться, они с уважением молча кивали, а А. всегда смешно выпендривался, называл меня своим корешом и говорил, что уходит решать со мной серьёзные дела.

Сознание А. подверглось сильной деградации. Его словарный запас был не больше, чем у ребёнка, но и детской искренности в нём было хоть отбавляй. Я с удивлением обнаружил, что на самом деле он был достаточно честным и справедливым. Я видел, как он старался понравиться и понимал, что наша нечаянная дружба стала для него очень важным событием. Конечно, если пить столько лет подряд, любой мозг будет работать только на то, чтобы раздобыть деньги и выпить. Но когда он начинал рассказывать о своём прошлом, я понимал, что передо мной сидит когда-то умный и смелый, а теперь донельзя опустившийся мужик. Из его рассказов о себе я узнал, что родился он в Новокузнецке, в пять лет попал в детдом и с тех пор мечтал уехать в Москву, что и сделал сразу после совершеннолетия. В Москве он скоро нашёл себе работу дворником, и до развала Союза подметал асфальт Бирюлевских дворов, где его и заметил один из «непростых» обитателей района. С той самой встречи жизнь А. резко пошла в гору. Из подручного «шестёрки» он быстро дослужился до правой руки своего босса. А. говорил, что они были первыми, кто экспортировал в Россию заграничное бухло. Деньги лились рекой: клубы, казино, рестораны — у него было всё, что душе угодно. Тогда же он встретил свою первую любовь, купил квартиру, сделал ремонт и прямо в день свадьбы его арестовали.

А. был скуп на слова, но событий в его жизни было столько, что я со своим успешным успехом по сравнению с ним значился не дороже, чем «бледня бледней». С того момента, как он начал рассказывать про арест, я усилием воли поддерживал свою челюсть, которая всё время пыталась отвалиться от изумления.

В тот день, когда его арестовали, жизнь в очередной раз показала ему большую фигу. То, что без пяти секунд жена бросила его в тот же день, было самым неважным событием в тогдашней жизни. Он говорил, что его жёстко подставили его же кореша. Деталей он не разглашал, сказал только, что никого тогда не сдал и всю вину взял на себя. Что там произошло и почему его закрыли, он категорически отказался объяснять. Может, ему было больно это вспоминать, а может и тупо стыдно. Грозило ему восемь лет лишения свободы. Но по его словам, по той статье можно было избежать тюрьмы только если ты инвалид первой группы. Когда он узнал об этом, он воткнул себе в горло заточку до основания. Я был ошеломлён и восхищён одновременно. Смог бы я воткнуть себе в горло нож? Нет. Я бы предпочёл отсидеть и выйти по УДО. А он не зассал. Моя челюсть на секунду всё-таки отвисла.

— Неужели тебе не было страшно? — спросил я, пытаясь понять, как можно добровольно пойти на такой отчаянный шаг.

А. посмотрел на меня спокойно, без тени сомнения в глазах.

— Нет. Страшнее было сесть в тюрьму. Я не мог этого допустить. У меня тогда сестрёнка только-только поступила в институт. Нужно было за ней приглядывать. Москва тогда неспокойная была.

Его слова меня уничтожили. Я не ожидал услышать ещё и историю про сестру от человека, чья жизнь была полна стольких катастроф.

— Сестра? У тебя есть сестра? Где она сейчас?

А. невозмутимо продолжал:

— Да, есть. Она замужем, двое детей. Живёт на Бабушкинской.

Я второй раз за то утро ахренел. Это открытие изменило всё, что я думал о нём до этого момента.

— Вы общаетесь? — спросил я, всё ещё не веря в услышанное.

А. пожал плечами, его взгляд стал немного грустным.

— Нет. Она не хочет меня знать. И правильно. Я сам себя иногда не хочу знать.

В этот момент во мне вспыхнула ярость.

— Дай мне её телефон, — потребовал я, стараясь не показать, насколько сильно это мне нужно.

Он удивился, глядя на меня с подозрением.

— Зачем?

— Дай, сказал!

А. отвёл взгляд и нехотя просипел:

— Я не помню, надо поискать. Где-то записывал.

Его нежелание дать мне контакт сестры только усилило моё желание помочь ему.

Он явно не хотел давать её телефон, а я не мог его заставить. Но факт того, что у него есть сестра, меня просто распял, убил, повесил и утопил. Я быстро собрался и молча ушёл.

Я вырос один и всегда мечтал о брате или сестрёнке, но в то утро я шёл в офис в мрачном настроении. Я думал о том, как хорошо, что я вырос один, потому что иметь сестру, жизнь которой ты изменил до неузнаваемости, дал образование, жильё, в конце концов, город. Вместо зачуханного Новокузнецка, подарил Москву... И нет. У меня это никак не укладывалось в голове. Я пытался придумать, что-то, чтобы выудить у А. телефон сестры. А ещё я думал, вернее, пытался представить, как я втыкаю себе в горло заточку.

  ***

Продажа не ладилась. Сначала я сильно завысил цену. Когда стоимость была откорректирована и начались звонки, стало понятно, что продать этот эксклюзивный во всех смыслах объект будет архисложно. Причина почти всегда была одна — как только доходил разговор до собственника, беседа тут же прекращалась. А. был ярчайшим представителем группы риска, с которой ни один вменяемый покупатель не хотел связываться. А тут ещё и цена — несколько десятков миллионов. И даже несмотря на обещанную полную стоимость в договоре купли-продажи, состоятельные инвесторы не бежали сломя голову вносить аванс. Тут-то мне и пришла мысль, как превратить этот непродаваемый объект в удачную инвестицию. Воодушевлённый своей идеей я отправился к А.

— Значит, смотри, какое дело, — сказал я, пытаясь подобрать нужные слова. — Пока ты один собственник, нам дорого её не продать. Мне действительно нужен телефон твоей сестры. Не переживай, я обо всём с ней договорюсь.

А. посмотрел на меня с недоверием:

— О чём обо всём?

Я старался говорить уверенно:

— Ты мне доверяешь?

Я смотрел ему прямо в глаза, ожидая ответа.

— Да, — просипел А.

— Номер тогда дай мне, пожалуйста, — попросил я, стараясь не давить на него.

А. ушёл в спальню, а я направился на кухню готовить нам кофе. Через некоторое время он вернулся, держа в руках клочок бумаги.

— Она не знает, что я решил продать квартиру. Я ей обещал не продавать её.

В этот момент я впервые увидел в его глазах страх, вину и стыд одновременно. Я старался говорить мягко:

— Я догадался об этом ещё тогда, когда ты отказался дать её телефон. Так что не извиняйся — не за что. Я знал, на что шёл. Расскажи мне лучше про неё поподробнее.

Мы сели за стол, отхлебнули крепкий кофе, и А. начал рассказывать, погружаясь в свои воспоминания. Я слушал о том, как его сестра стала последней потерей в его жизни, и думал о том, каково это — когда от тебя поочерёдно отворачиваются партнёры, с которыми ты был близок много лет. Когда за ними уходят друзья, которых ты считал самыми настоящими. Когда не остаётся никого, кроме последней опоры — семьи, и та захлопывает перед тобой дверь, желая больше никогда тебя не видеть и не слышать. Каково это — когда весь мир брезгливо отворачивается, не желая иметь дело с калекой, который отчаянно спивается. Я прочувствовал на себе все его стадии алкоголизма — начать пить от злости, продолжить от ненависти, затем от отчаяния и, наконец, просто потому что из всех возможных возможностей осталась только стая бомжей и бутылка водки без закуси. Я молча слушал А. и сочувствовал ему, как умел. А потом поехал домой и напился.

  ***

Мы встретились с Л. в кофейне недалеко от её работы. Передо мной сидела хрупкая девушка милой внешности, та самая, которая «до старости щенок».

— Вы что, думаете, я не старалась? — её голос был напряжён. — Вы просто ничего не знаете. Что он вам наплёл?

— Он не пьёт сейчас. Почти не пьёт. Понимаете, у него никого нет, кроме дворовых алкашей. Если бы он знал, что у него есть шанс вернуться обратно в человеческую жизнь, он бы обязательно справился. Но ему нужна помощь. Ему очень нужны именно вы. Я знаю, что он вас очень сильно любит.

Я смотрел на её опущенный в кружку взгляд, наблюдая, как она качает головой в упрямом отрицании.

— Я очень много лет спасала его, — её голос дрожал от эмоций. — Кем я только для него не была, когда его выпустили из тюрьмы. Он же в тюрьме потерял голос, вы знаете об этом?

Я кивнул, понимая, через что ей пришлось пройти.

— Когда он вышел, я как проклятая днём училась, а вечером обзванивала его этих чёртовых друзей и партнёров, пока не стало ясно, что никто не хочет больше с ним связываться. Потом была нянькой — мыла, готовила, убирала и слушала его пьяные обиды. А потом он начал буянить, крушил мебель, бил посуду, и я уже просто боялась находиться рядом, понимаете? Я устала. Кто это может выдержать, ну кто?! Ой да... Что говорить-то! Его только могила исправит. Как можно помочь человеку, который сам себе не хочет помочь?

— Послушайте, Л. у меня есть план, но мне нужна ваша помощь. Ради брата, ради себя просто по-человечески прошу, помогите. Я всё придумал. Он может выбраться, я верю. Он стал другим. Я могу ему помочь. Пожалуйста, вы можете приехать к нему?

— Ну и? — её голос стал твёрже. — План вначале расскажите. У него тоже было миллион планов и чем они все кончились?

— Я могу продать его квартиру и...

— Не можете вы продать его квартиру. Я наложила запрет на регистрацию.

— Вы сделали это абсолютно правильно, но я продолжу, если позволите, — ответил я, не моргнув от удивления глазом.

Мы говорили долго. Я видел, как мысли в её голове метались от полного отрицания до сильного сомнения и обратно. Но у меня не было выбора. Я должен был победить. На той встрече я превратился в солдата, отчаянно защищающего Родину. Ни пяди земли, ни шагу назад! Я сражался за будущее А., как тот безымянный герой, за которым стояла Москва. Я просто не мог проиграть ту словесную битву.

  ***

И я выиграл. Мы трое пришли к решению о правильности продажи. У А. наконец появился шанс переехать в нормальное жильё, положить доплату под проценты и прожить достойную жизнь. Я по-прежнему приходил к А. каждое утро, но теперь мы обсуждали будущее. А. теперь жаждал будущее, как никогда прежде. Он сказал, что ему очень хочется жить, но он боится, потому что из-за его травмы сильно увеличилось лёгкое, которое давит на сердце, или наоборот — я так и не понял — и что врачи сказали, что он может в любую минуту умереть. Я тогда громко рассмеялся и возразил, что в любую минуту он может кони двинуть от пьянки, но раз такое дело, то может и хватит бухать. Он, конечно, пил, но пил уже не так, как раньше, и это качественно отражалось на его внешности. У А. наконец появилось осязаемое будущее, и я был страшно рад и горд за него. Он вдруг начал бредить гоночной Alfa Romeo. Когда-то у него была такая машина, и теперь он во что бы то ни стало хотел вернуть свои ощущения. Его не так интересовала квартира, как возможность опять сесть за руль этой страстной малышки. Всё это и многое другое мы ежедневно обсуждали, спорили, соглашались и снова спорили.

Однажды я пришёл к А., как обычно, но во дворе его не застал. Зашёл в дом, дверь в квартиру была открыта, и оттуда слышались мужские голоса. Я вошёл и окликнул А. Вместе с ним ко мне вышел невероятных размеров амбал. Он был настолько большой, что А. по сравнению с ним казался пятилетним ребёнком. Я ни черта не понимал. А. был в приподнятом настроении. Они явно были знакомы.

— Это мой кореш с детдома, знакомься, — радостно просипел А. Моя рука утонула в лапе этого медведя. Наше рукопожатие было на редкость крепким.

— Слушай, братан. Ты это... Короче, спасибо за всё. Дальше мы сами, правда, А.?

А. молчал. Он изменился в лице. А я смотрел на А. и ждал его ответа. А он смотрел в пол и продолжал молчать.

— Короче, если ещё понятнее: чтобы я тебя больше не видел. Ага? Сколько ты там на нём захотел бабок срубить? Нашёл терпил, теперь я его буду защищать. Мы с ним с детства друг за друга. Давай топай. Надеюсь, я понятно всё разъяснил.

Я молча слушал амбала и в упор смотрел на А., который так и не поднял на меня глаз. Затем развернулся и вышел.

Не дождётесь. Я не буду рассказывать вам, о чём я думал и что я чувствовал в тот момент. Это не ваше дело. Это моя работа — падать и подниматься, потом опять падать и снова подниматься. «Я знал, на что иду» — вот что до ночи я крутил в своей голове.

На следующий день я приехал в офис, записался на ближайшее дежурство и стал прозванивать давно заброшенные старые заявки.

  ***

«Приезжай. Нужно поговорить». Это сообщение я получил от А. через десять дней после нашего грандиозного прощания.

Я поехал.

— Извини меня, — с порога начал А. — Его больше здесь нет. Я ему сказал, что без тебя я квартиру продавать не буду. Я сказал, что ты мне такой же кореш, как и он. Извини, я повёл себя нехорошо. Ты же простишь меня?

Теперь я стоял, уткнувшись в пол, а А. пытался исправить ситуацию.

— Пойдём, пожалуйста, я кофе нам сделал.

Я нехотя прошёл за ним на кухню. Сел, отхлебнул кофе. Я был обижен, что говорить. Больше того, я смирился с тем, что этой сделки не будет, и теперь мне опять будто я ослик какой, подвешивают над мордой морковку. Я сидел надутый и обжигаясь пил кофе.

— Послушай, что сказать ещё хотел. Ты это... мне всё равно, какую комиссию ты берёшь. Возьми сколько нужно из моих денег. Я тебе разрешаю.

— Я могу тебе сказать, какую комиссию я возьму, — с вызовом произнёс я.

— Послушай, мне это не интересно, правда. Я рад, что ты приехал.

И он протянул руку. И я её пожал, и будто опять между нами появилось то старое-новое понимание.

  ***

Я нашёл покупателей. Это были американцы, точнее, представители какой-то американской компании. Моя легенда о том, что настоящим собственником является Л., которая записала на брата квартиру, потому что была в браке и не смогла потом договориться с братом о её продаже, сработала. С нас взяли немыслимое количество заявлений, гарантий и обязательств, удостоверенных нотариусом. Мы согласились со всеми их условиями. Я, как и обещал, нашёл для А. несколько крутых квартир на Цветном бульваре, полностью упакованных мебелью и техникой с только что сделанным евроремонтом. А. и Л. выбрали последнюю из них и были счастливы. Квартира и правда была хорошая, плюс я неплохо сторговал цену и доплата вышла даже больше запланированной. Всё шло как по маслу.

Осталось пройти последний экзамен — сделку. Покупатели потребовали освидетельствование, условием которого было ноль промилле в крови А. Для этого А. должен был не пить три дня. Это казалось самым трудным во всей сделке. А. держался, крепился, потел и мерз. Я договорился, и три дня он лежал под капельницами, которые поддерживали его пропитанное алкоголем здоровье, а сам буквально молился, чтобы всё получилось. И у нас всё получилось!

Сестра приехала с детьми, я приехал с красивым А. в новой одежде, которую купил ему специально на сделку, а «американцы» были довольны своим доминирующим положением, которое я им намеренно создал. В тот день я служил всем. Служил искренне и самоотверженно. Моя машина почти стояла в моём дворе, нужно было только сделать правильный последний шаг.

Эта сделка была больше, чем просто продажа. Она была спасением, шансом на новую жизнь для А. Каждый этап сделки был как битва, и я чувствовал себя на передовой. Когда мы наконец подписали все документы и пожали руки, я знал, что это не просто успешная сделка — это победа А. над собственным прошлым.

А. смог выдержать, смог справиться. И я был чертовски горд за него. Этот момент был победной вершиной всех наших усилий, и А. доказал, что даже в самых сложных ситуациях он все еще способен быть мужиком.

  ***

— Приезжай, нужно поговорить. Если можешь, прямо сейчас приезжай.

Звонок А. меня встревожил. К тому моменту он уже неделю жил в новой квартире и наслаждался ее роскошью. Я бросил все дела и рванул к нему. Почти вбежал во двор, обливаясь потом. Перед подъездом стоял улыбающийся А. и его друг детства — тот самый амбал.

— Что случилось? — выдохнул я.

— Идём, что покажу, — он махнул рукой, чтобы я шёл за ним. Мы дошли до конца дома, повернули за угол на стоянку, и я всё понял. Красная маленькая машинка затмевала все окружающие автомобили. А. сел за руль и засмеялся как ребёнок.

— Вот. Сегодня пригнали. Нравится?

Я кивнул, но внутри меня была сильная тревога. Я понимал, откуда и зачем вновь появился кореш А. Мне всё это не нравилось, но я не мог ему об этом сказать. Кто я такой, чтобы указывать А., с кем дружить, а с кем не водиться?

— Пока опасаюсь сам ездить, вот попросил кореша быть моим водилой.

Теперь я совершенно расстроился. А. не мог понять, а я не мог объяснить, что жить теперь нужно по-другому.

— Но я не за этим тебя позвал, — А. вылез из машины и отвёл меня в сторону. — У меня есть комната в Бирюлёво. Помнишь, я тебе рассказывал, что работал дворником? Вот. Комната так и осталась за мной. Ты можешь её приватизировать.

— Это служебное жильё. Чтобы её приватизировать, нужно проработать и прожить определённое количество времени.

 — Я знаю, поэтому к тебе и обращаюсь. Можно как-то по-другому этот вопрос решить?

— Можно. Мне нужна выписка из домовой книги и копия финансово-лицевого счёта. Есть?

— Поехали сейчас возьмём?

— Нет. Если честно, мне не нравится твой друг детства. Или поехали на моей машине, или сам съезди.

— Ладно. Ты пока узнай, а я на неделе сгоняю.

Эта встреча оставила меня с гнетущим чувством. Всё так хорошо шло, и вот теперь снова здесь этот амбал, как тень прошлого, от которой, похоже, никогда не избавиться. Я знал, что нельзя возвращаться к старому образу жизни, особенно когда есть шанс начать всё с чистого листа. Но А. был взрослым человеком, и я не мог заставить его принимать мои решения.

Я видел, как он гордился своей новой машиной, как радовался новым возможностям. Но одновременно я видел и то, как легко он мог всё потерять, если позволит прошлому снова захватить его. Мы прошли через столько испытаний, и теперь было важно не упустить этот этот малюсенький и единственный шанс.

  ***

А. передал мне справки и двадцать тысяч долларов для решения «этого вопроса». Он звал меня на кофе, я отказался. Его детдомовский друг жил у него со всеми вытекающими: спал, жрал, пил на деньги А. Меня это бесило, но я ничего не мог с этим поделать. Он был его другом, а я его другом быть не мог. Мой распорядок жизни сильно отличался от жизни А., а распорядок этого детдомовского детины идеально вписывался в жизнь А. Я успокаивал себя тем, что А. счастлив. Он похорошел, выглядел как человек, жил как человек и вёл почти здоровый образ жизни. Мы попрощались, и я сказал, что как только он понадобится, я за ним заеду.

***

 — Привет, Олег, это Л.

— Привет, Л. Рад слышать!

— А. умер.

— ...

— Я не могла дозвониться. Поехала к нему на квартиру и нашла его в ванной мёртвого.

— Его убили?

— Нет. Вскрытие показало, что сердце не выдержало. Инфаркт.

В ту минуту я тоже умер, настолько эта новость меня потрясла. Л. рассказала, что его похоронили на Бабушкинском кладбище. Сказала, что машину угнали и что, скорее всего, это дело рук его детдомовского дружка. Сказала, что пропали и деньги со счета.

— Так надо в милицию заявление написать. Я тебе помогу...

— Нет. Не надо. Пусть всё так и останется. У меня нет ни времени, ни сил этим заниматься. Поможешь в наследство вступить?

— О чём ты, конечно! Скажи, когда сможешь, вместе доедем до нотариуса.

— Хорошо. Договорились. Спасибо. Пока.

— Пока...

Я взял на работе отпуск и уехал на месяц в сибирскую глухомань, где в городе N у меня имелась маленькая квартирка на первом этаже барачной двухэтажки, доставшаяся по наследству от бабули.

  ***

— Привет, Л. Я вернулся в Москву. Ты можешь приехать в офис? Есть разговор.

— Привет. Конечно, могу после работы.

Я ждал Л. и думал о том, что А. даже после своей смерти дал мне возможность заработать. Думал о том, что если бы не водка, его можно было бы назвать самым честным человеком, которого я когда-либо встречал и, безусловно, самым щедрым моим клиентом. Я был рад, что умер он не как бездомная собака в подворотне, а как обеспеченный человек, которым он мечтал быть с самого детдомовского детства. Приехала Л. я ей рассказал историю о деньгах и отдал десять тысяч.

Так закончилась одна из самых удивительных сделок в моей жизни.

  ***

Что сказать-то хотел. А. мог бы стать добропорядочным отцом семейства и прожить до старости в своём Новокузнецке, дожить до правнуков и умереть в кругу дружной семьи. А мог стать злостным рецидивистом и большую часть жизни скитаться по тюрьмам, в одной из которых и помереть. Но он стал тем, кем стал. Жил так, как жил, и умер там, где и должен был умереть. Я к тому, что нет никакого будущего. Есть только настоящее и наши тупые поступки в нём. И чем похабнее соображения, тем очевиднее конец.

И да, с тех самых пор я подаю всем алкашам, бомжам и попрошайкам, потому что человек человеку — Человек.

Пока. Не кашляйте.

P.S. Остальные главы целиком выйдут 01.08.2024 года на Литрес