Дети-инферно. Семья⁠⁠

Часть вторая

Баба Аня дружила со старухой, на которую родители свалили уход за пятилетним аутистом. Маша заочно возненавидела урода и не раз указала матери, что общение с ним вредно для Лерки. Мальчишка был невыносим: то бился в припадке, то швырял вещи, то орал. На внешний мир он не реагировал. Разве что любил черкать чёрным фломастером повсюду: на обоях, ламинате, диване. В Леркином присутствии он затихал и мог долго чернить альбомные листы. Лерка тоже рисовала, только красные цветы, похожие один на другой. Приход гостей был счастливой передышкой для бабки, и она с подружкой Анечкой гоняла чаи на кухне.

Однажды сквозняк раздул кухонные занавески, и обе бабки услышали крики с улицы:

— Ребёнок из окна выпал!

Старухи бросились к детям. Аутиста в комнате не было. Возле окна — два стула: детский и большой. А Лерка стояла на подоконнике восьмого этажа. Она повернулась и посмотрела на бабку долгим взглядом. Только старая дурында застыла, как будто её кто-то заворожил, и упустила драгоценные секунды, когда можно было спасти ребёнка.

Лерка упала вслед за таким же странным и невыносимым, который всегда хотел только одного — оказаться в вечной темноте. Он вовсе не собирался забрать с собой единственного человека, в присутствии которого ощущал покой. Просто так получилось. Видимо, покой был обоюдным.

Следователи нашли сходство красных цветов, нарисованных рукой погибшего трёхлетнего ребёнка, с пятнами крови на тротуарной плитке.

— Гляди, — сказал один из них коллеге. — Один в один.

Второй отбросил рисунки и фотографии, словно обжёгся:

— Жизнь полна совпадений. Не заморачивайся.

На похоронах каждый из Машиного коллектива превратился в плакальщицу. Над кладбищем поднялся настоящий вой. Многие даже боялись взглянуть на изумительно красивую девочку на портрете с траурной каймой. Маша и сама не смотрела. Она просто отключилась от событий, стояла, покачиваясь и закрыв глаза. Перед ней расстилалась спокойная морская гладь, на волнах бликовали солнечные лучи. И мысли были подобны этой глади. Всё закончилось. Судьба — справедливейший и неумолимый судья.

Бабу Аню откачали в реанимации.

Дома она лежала на кровати, сложив руки на груди. За день выпивала стакан воды и съедала кусочек чёрного хлеба. До унитаза добиралась на четвереньках, дочь игнорировала.

Маша набралась сил и решила честно обо всём поговорить с матерью. Может, правда поможет ей выбраться из тюрьмы, в которую она превратила свою жизнь. Может, она поймёт, что собственная смерть — это лучшее, что могла дать Лерка миру. Страшно даже представить, что дьяволёнок смог бы натворить, взрослея! Лерка к трём годам превратила в прах семейные ценности, сгубила людей. А в подростковом возрасте ей, наверное, под силу было бы расправиться с целым городом!

Маша присела на край материнской кровати и рассказала Анне всё: как погибли свекровь, подростки, малыш с матерью, сестра и муж. И несчастный аутист тоже бросился из окна не без Леркиной помощи.

Анна долго молчала, а потом сказала:

— Достань из кладовки старый чемодан в клетку. По тряпьём есть альбом. Принеси его.

Маша вытащила старый альбом с одной-единственной фотографией. На ней, потерявшей цвет от времени, да и без того плохого качества, были люди вокруг маленького закрытого гроба. Среди них — маленькая Маша.

— Тебе здесь пять лет. В гробу — трёхлетний Андрюшенька. Твой брат. Ты ревновала его к отцу. Я пошла за хлебом в булочную, которая до сих пор в цоколе нашего дома. А ты заставила его включить газ, подставить стульчик и лечь лицом на горелку, — сказала Аня. — Всегда и везде убивала ты. И только ты. Моя… несчастная внученька… мой ангелок… она только чувствовала твою ненависть… Жила, пока не поняла, что ты ненавидишь её больше всех… Но у неё оставалась я… И ты тоже её убила!..

— Врёшь, старая сука! — Подскочила Маша. — Откуда тебе знать? Хочешь снять с себя вину, вот и всё! Меня даже не было рядом, когда ты проворонила ребёнка! Какая же ты мать, если не веришь мне, своей дочери! Подумай своей прохудившейся башкой: ты родила Ленку, и мы с ней прожили счастливые детские годы. Я никогда не ревновала её к тебе и отцу.

— Не вру. Отец возил тебя в Москву, к старенькому гипнологу. В трансе ты всё рассказала. Он закодировал тебя. Но предупредил, что гормональные изменения, особенно беременность, могут пробудить в тебе прежнюю ненависть и способность… убивать, внушая. Ты — убийца.

— Врёшь!

— Я крещёный человек. Не могу наложить на себя руки. Убей меня. Ты сможешь.

Маша пристально посмотрела на мать. И не отводила взгляда до тех пор, пока Аннино лицо не застыло. На вскрытии, наверное, обнаружат внезапную остановку сердца. К Маше не будет никаких вопросов. И жизнь продолжится… работа, квартира, новые встречи… В конце концов, Маша не одна на свете. У неё остался отец. И это даже хорошо, что он похож на труп.