Делириум тременс и олимпийские бегуны
Хоть на календаре уже конец лета, но солнце жарит, как сумасшедшее. Мы едем на автобусе пригородного маршрута. Я смотрю в окно, щурясь от яркого света, и периодически делаю глоток холодного пива из бутылки, которую десять минут назад купила на остановке. В наушниках мелодично поёт Yves Larock, и в этот момент я чувствую, что мы с ним мечтаем об он и том же - to fly over the rainbow. Я так счастлива, как может быть счастлив только 19-ти летний студент, забивший на универ и отправляющийся навстречу приключениям.
Я снимаю наушники и поворачиваюсь к Роме:
- А кто сегодня отвечает за шашлыки?
Он обводит критическим взглядом всю нашу компанию и кивает на Петьку:
- Ну, пусть Тощий займётся.
- Готовьте сами! Я бухать еду, а не с кастрюлями бегать! – послышался вопль.
Мы с Ромой переглянулись. Тощий добродушный Петька был его лучшим другом. Раньше они учились вместе в школе, играли в футбол, веселились, гуляли с девками и ходили драться с соседним двором. Боец из Петьки был, конечно, посредственный, поэтому он пытался брать хитростью. Например, в разгар конфликта Петька мог упасть и прикинуться ветошью, изображая умирающего лебедя где-нибудь подальше от боевых действий. Вообще, Петька – насквозь позитивный человек и первым никогда не лез на рожон. Чтобы посчитать моменты, когда он грустил или был по-настоящему серьёзным, мне хватит пальцев одной руки. И это за 6 лет нашей дружбы. Мне всегда казалось, что жизнь к нему несправедлива – отец бросил Петькину мать много лет назад, после чего она стала заливать. Старший брат Петьки ещё в середине 90-ых плотно сидел на игле, потом «пересел» на стакан. В их квартире часто собирались маргиналы со всего микрорайона: такие же бывшие наркоманы, какие-то зэки и т.д. Долги за коммуналку перевалили за 100 тысяч, мать требовала от Петьки денег, а он со своим средним образованием работал то грузчиком, то автомойщиком, то заправщиком.
Петька встречался с Юлькой – симпатичной девочкой из такой же неблагополучной семьи, которая половину своей жизни провела в детском доме из-за того, что её непутёвая мать несколько раз отбывала в места не столь отдалённые. Юлька была очень простой, доброй, но немного истеричной. Она почти всегда орала, а не разговаривала, поэтому они регулярно «навсегда» разбегались с Петькой и в этот раз она с нами не поехала. Больше девчонок в нашей компании не было, ну если не считать всяких «залётных», которых некоторые пацаны таскали с собой сами понимаете зачем. Я не пыталась с ними общаться или дружить – встретив каждую из них пару раз, я знала, что на этом всё и закончится.
Мы ездили на дачу часто, раза три-четыре в месяц. Благодаря отцу Ромы, так можно было не только отдыхать, а полноценно жить в случае необходимости – двухэтажный дом, огромный запас дров, овощи и ягоды в изобилии, «навороченная» баня с большой комнатой отдыха и все остальные прелести загородной жизни. Единственное, что мне не нравилось в путешествиях на дачу – четыре километра, которые приходилось топать от главной дороги, до самого участка. И если зимой можно было срезать по замёрзшей речке, то летом приходилось переться пешком. На этой дороге часто бегали стаи бродячих псов, по кустам прятались гадюки, голову жарило солнце, а мошкара облепляла со всех сторон. То ещё удовольствие, скажу я вам. Главной персоной этого дачного посёлка считался Хант. Он бухал так, как будто умер уже несколько лет назад и теперь ему ничего не страшно. Он охотился в тайге, и на его воротах можно было частенько увидеть шкуру медведя, которая сушилась на солнце. Под этой шкурой собиралась свора дико лающих псов, которые норовили в прыжке оторвать кусок медвежатины. Зрелище было по-настоящему криповое. С Хантом никто никогда не ссорился и это вовсе не потому, что он был, например, милейшим добряком. Нет, он был психом. Вооружённым психом с двустволкой, с которой он охотился, прогуливался по окрестностям, бухал и, наверняка, даже спал. Он жил в дачном посёлке круглый год и рьяно оберегал его от воров и бомжей. Говорили, что он стрелял без предупреждения. Дачные маршруты мы старались прокладывать так, чтобы лишний раз не сталкиваться с Хантом в каком-нибудь тёмном переулке. Я вообще видела его всего однажды и, слава Богу, издалека. Кто ж знал, что скоро нам придётся познакомиться поближе?
Когда мы наконец-то дотопали до дачи, все занялись своими привычными делами: я залезла на крышу бани позагорать, Петька расположился с мясом и бухлом в беседке, Рома пошёл к колодцу за водой, остальные наши гости разбрелись по участку: кто рвал ягоды, кто курил, кто осматривался. В тот раз с нами поехал Петькин сосед наркоман Коля, который в тысячный раз ушёл в завязку и очень просился с нами, чтобы разбавить свои серые абстинентные будни новыми впечатлениями. Я толерантна к чужим привычками и согласна с Сявой в том, что каждый дрочит, как он хочет. На тот момент я знала, что он колется, но не знала подробностей. Через пару лет он начал колоться крокодилом, а потом умер. Помимо того, что Коля был наркоманом, он обладал искромётным чувством юмора – с ним никогда не было скучно, кроме тех моментов, когда пущенное по вене начинало клонить его к земле и казалось, что он спит.
Солнце приблизилось к горизонту, когда я слезла с крыши на аппетитный запах шашлыков. Орала музыка, поддатый Петька, пританцовывая крутил шампуры, сняв футболку и обнажив свои тощие кости. Баня весело пыхтела, из беседки слышен был хохот. Вечер обещал быть весёлым. Мы много пили и много ели. На первый жар в баню отправились парни, а я села с сигаретой возле клумбы. Ночь стояла тёплая и безветренная, коньяк плавно убаюкивал мысли, звёзды казались такими близкими, а где-то вдалеке лаяли собаки. Умиротворяющая пустота. Дальнейшие воспоминания похожи на флэш-эпизод игры в покер из фильма «Карты, деньги, два ствола»: мы с Тощим пьём на брудершафт, Коля опрокидывает тлеющий мангал, Рома пытается прибраться, потом мы долго продираемся через колючий малинник на озеро, вот я кричу, что всем сейчас устрою мастер-класс по нырянию, падаю с мостика, на глубине перестаю понимать, где верх, а где низ, Рома вытаскивает меня из воды, к мокрой коже липнет мошкара, я забираюсь в парилку, чтобы согреться и смыть насекомых, Тощий орёт, что лучшая грелка – это коньяк, перемещаюсь в беседку и всё. Темнота.
Утром я просыпаюсь на диване в доме, рядом со мной спит Рома. Очень хочется пить и раздражает палящее солнце из окна. В то время я ещё не мучилась похмельем, сколько бы ни выпила. Я толкаю Рому и прошу принести с беседки минералку, а пока он открывает глаза и потягивается, на крыльце слышны чьи-то шаги.
- О, привет, Ром! А я думал тут твой отец, вот пришёл на рыбалку позвать, - в дверях стоит Хант собственной персоной. – А че у вас во дворе происходит, я еле смог попасть – сидит львица у ворот, рычит. Страшно – пиздец.
Мы с Ромой переглянулись. Хант выглядел бодрым и весёлым, на ногах стоял крепко, и видно было, что он совсем трезв. Первым пришёл в себя Рома:
- Да ты че? Какая львица-то?
- Обычная, здоровая такая. У неё ещё один львёнок, вот она рычит, защищает его поди, - Хант оставался невозмутимым. – Да пойдём, сам увидишь!
Рома медленно встал с дивана и пока Хант разворачивался к выходу, взял со стола нож:
- Сиди здесь и не выходи, пока я не приду, - предупредил меня он.
«Ну, всё, пиздец. Крыша по ходу у Ханта съехала, щас он нас тут всех перестреляет к херам и подвесит на своих воротах, как тех медведей» - подумала я. Пить расхотелось моментально, зато остро захотелось свалить отсюда подальше и как можно быстрее. Я не стала полагаться на волю случая и взяла со стола телефон, чтобы позвонить Ромкиному отцу. В конце разговора, тот заверил меня, что приедет через два часа, как только вернётся с ночной смены и посоветовал нам быть с Хантом как можно приветливей и дать ему всё, что он попросит. Зашёл Рома и положил нож на стол.
- Хант сказал, что уже четыре дня не пьёт, готовится права продлевать. Скорей всего это белочка, - нервно сказал он мне. – Давай по-быстрому порядок наведём и свалим, пока он не решил эту львицу пристрелить и не сбегал за ружьём.
Порядок в доме я навела за 30 минут, а ещё через 10 я уже была одета, умыта и стояла на крыльце со всеми вещами, готовая по команде «старт!» на своих двоих бежать до города, не обращая внимания на мошкару и стаи бродячих псин. В это время в беседке Хант с восторгом рассказывал Петьке про то, что ночью видел, как мимо проезжал автобус с кенийскими бегунами, которые ехали на Олимпиаду. Бегуны остановились размять кости около дороги, а Хант лично подарил каждому по банке смородинового варенья. С серьёзным лицом Петька активно слушал этот бред и задавал уточняющие вопросы: а много негров было? А бабы с ними тоже ехали? А водителю варенья дал? У меня создалось впечатление, что я нахожусь в психбольнице. Тем временем Хант довольно добродушно общался с парнями и даже попросил налить рюмочку, а то «трезвому скучно пиздец». «Да уж, скучно. С кенийскими-то бегунами и львиным прайдом посреди тайги, наверное, вообще тоска» - подумалось мне. Я продолжала сидеть на крыльце, отмахиваться от комаров и курить одну за другой. Ребята более менее освоились с галлюцинирующим Хантом и стали наводить порядок в беседке, собирать мусор и готовиться к отъезду. Коля на правах гостя в уборке не участвовал, а сидел в беседке с Хантом, обсуждая всякую ересь.
Вдруг Хант вскочил и вылетел из беседки. Я напряглась и стала пятиться ко входу в дом.
- Смотри, медведь! – Хант орал как заполошный, тыча пальцем в забор с дальней стороны. – Медведь! Блядь, где ружьё, уйдёт же сейчас, сука!
- Где? Показывай! – Коля мгновенно поддержал галлюцинации Ханта и, схватив черенок от лопаты, стал целиться в забор.
- Да вон же! Стреляй, давай, прям сверху сидит же! – Хант всполошился и, нервно подпрыгивая на одном месте, продолжал указывать на абсолютно пустой дощатый забор.
- Бам, бам, бам, - голосил Коля, имитируя выстрелы из черенка лопаты. Актёр из него вышел бы превосходный – он усердно целился и вздрагивал, как от отдачи настоящего ружь
Я снимаю наушники и поворачиваюсь к Роме:
- А кто сегодня отвечает за шашлыки?
Он обводит критическим взглядом всю нашу компанию и кивает на Петьку:
- Ну, пусть Тощий займётся.
- Готовьте сами! Я бухать еду, а не с кастрюлями бегать! – послышался вопль.
Мы с Ромой переглянулись. Тощий добродушный Петька был его лучшим другом. Раньше они учились вместе в школе, играли в футбол, веселились, гуляли с девками и ходили драться с соседним двором. Боец из Петьки был, конечно, посредственный, поэтому он пытался брать хитростью. Например, в разгар конфликта Петька мог упасть и прикинуться ветошью, изображая умирающего лебедя где-нибудь подальше от боевых действий. Вообще, Петька – насквозь позитивный человек и первым никогда не лез на рожон. Чтобы посчитать моменты, когда он грустил или был по-настоящему серьёзным, мне хватит пальцев одной руки. И это за 6 лет нашей дружбы. Мне всегда казалось, что жизнь к нему несправедлива – отец бросил Петькину мать много лет назад, после чего она стала заливать. Старший брат Петьки ещё в середине 90-ых плотно сидел на игле, потом «пересел» на стакан. В их квартире часто собирались маргиналы со всего микрорайона: такие же бывшие наркоманы, какие-то зэки и т.д. Долги за коммуналку перевалили за 100 тысяч, мать требовала от Петьки денег, а он со своим средним образованием работал то грузчиком, то автомойщиком, то заправщиком.
Петька встречался с Юлькой – симпатичной девочкой из такой же неблагополучной семьи, которая половину своей жизни провела в детском доме из-за того, что её непутёвая мать несколько раз отбывала в места не столь отдалённые. Юлька была очень простой, доброй, но немного истеричной. Она почти всегда орала, а не разговаривала, поэтому они регулярно «навсегда» разбегались с Петькой и в этот раз она с нами не поехала. Больше девчонок в нашей компании не было, ну если не считать всяких «залётных», которых некоторые пацаны таскали с собой сами понимаете зачем. Я не пыталась с ними общаться или дружить – встретив каждую из них пару раз, я знала, что на этом всё и закончится.
Мы ездили на дачу часто, раза три-четыре в месяц. Благодаря отцу Ромы, так можно было не только отдыхать, а полноценно жить в случае необходимости – двухэтажный дом, огромный запас дров, овощи и ягоды в изобилии, «навороченная» баня с большой комнатой отдыха и все остальные прелести загородной жизни. Единственное, что мне не нравилось в путешествиях на дачу – четыре километра, которые приходилось топать от главной дороги, до самого участка. И если зимой можно было срезать по замёрзшей речке, то летом приходилось переться пешком. На этой дороге часто бегали стаи бродячих псов, по кустам прятались гадюки, голову жарило солнце, а мошкара облепляла со всех сторон. То ещё удовольствие, скажу я вам. Главной персоной этого дачного посёлка считался Хант. Он бухал так, как будто умер уже несколько лет назад и теперь ему ничего не страшно. Он охотился в тайге, и на его воротах можно было частенько увидеть шкуру медведя, которая сушилась на солнце. Под этой шкурой собиралась свора дико лающих псов, которые норовили в прыжке оторвать кусок медвежатины. Зрелище было по-настоящему криповое. С Хантом никто никогда не ссорился и это вовсе не потому, что он был, например, милейшим добряком. Нет, он был психом. Вооружённым психом с двустволкой, с которой он охотился, прогуливался по окрестностям, бухал и, наверняка, даже спал. Он жил в дачном посёлке круглый год и рьяно оберегал его от воров и бомжей. Говорили, что он стрелял без предупреждения. Дачные маршруты мы старались прокладывать так, чтобы лишний раз не сталкиваться с Хантом в каком-нибудь тёмном переулке. Я вообще видела его всего однажды и, слава Богу, издалека. Кто ж знал, что скоро нам придётся познакомиться поближе?
Когда мы наконец-то дотопали до дачи, все занялись своими привычными делами: я залезла на крышу бани позагорать, Петька расположился с мясом и бухлом в беседке, Рома пошёл к колодцу за водой, остальные наши гости разбрелись по участку: кто рвал ягоды, кто курил, кто осматривался. В тот раз с нами поехал Петькин сосед наркоман Коля, который в тысячный раз ушёл в завязку и очень просился с нами, чтобы разбавить свои серые абстинентные будни новыми впечатлениями. Я толерантна к чужим привычками и согласна с Сявой в том, что каждый дрочит, как он хочет. На тот момент я знала, что он колется, но не знала подробностей. Через пару лет он начал колоться крокодилом, а потом умер. Помимо того, что Коля был наркоманом, он обладал искромётным чувством юмора – с ним никогда не было скучно, кроме тех моментов, когда пущенное по вене начинало клонить его к земле и казалось, что он спит.
Солнце приблизилось к горизонту, когда я слезла с крыши на аппетитный запах шашлыков. Орала музыка, поддатый Петька, пританцовывая крутил шампуры, сняв футболку и обнажив свои тощие кости. Баня весело пыхтела, из беседки слышен был хохот. Вечер обещал быть весёлым. Мы много пили и много ели. На первый жар в баню отправились парни, а я села с сигаретой возле клумбы. Ночь стояла тёплая и безветренная, коньяк плавно убаюкивал мысли, звёзды казались такими близкими, а где-то вдалеке лаяли собаки. Умиротворяющая пустота. Дальнейшие воспоминания похожи на флэш-эпизод игры в покер из фильма «Карты, деньги, два ствола»: мы с Тощим пьём на брудершафт, Коля опрокидывает тлеющий мангал, Рома пытается прибраться, потом мы долго продираемся через колючий малинник на озеро, вот я кричу, что всем сейчас устрою мастер-класс по нырянию, падаю с мостика, на глубине перестаю понимать, где верх, а где низ, Рома вытаскивает меня из воды, к мокрой коже липнет мошкара, я забираюсь в парилку, чтобы согреться и смыть насекомых, Тощий орёт, что лучшая грелка – это коньяк, перемещаюсь в беседку и всё. Темнота.
Утром я просыпаюсь на диване в доме, рядом со мной спит Рома. Очень хочется пить и раздражает палящее солнце из окна. В то время я ещё не мучилась похмельем, сколько бы ни выпила. Я толкаю Рому и прошу принести с беседки минералку, а пока он открывает глаза и потягивается, на крыльце слышны чьи-то шаги.
- О, привет, Ром! А я думал тут твой отец, вот пришёл на рыбалку позвать, - в дверях стоит Хант собственной персоной. – А че у вас во дворе происходит, я еле смог попасть – сидит львица у ворот, рычит. Страшно – пиздец.
Мы с Ромой переглянулись. Хант выглядел бодрым и весёлым, на ногах стоял крепко, и видно было, что он совсем трезв. Первым пришёл в себя Рома:
- Да ты че? Какая львица-то?
- Обычная, здоровая такая. У неё ещё один львёнок, вот она рычит, защищает его поди, - Хант оставался невозмутимым. – Да пойдём, сам увидишь!
Рома медленно встал с дивана и пока Хант разворачивался к выходу, взял со стола нож:
- Сиди здесь и не выходи, пока я не приду, - предупредил меня он.
«Ну, всё, пиздец. Крыша по ходу у Ханта съехала, щас он нас тут всех перестреляет к херам и подвесит на своих воротах, как тех медведей» - подумала я. Пить расхотелось моментально, зато остро захотелось свалить отсюда подальше и как можно быстрее. Я не стала полагаться на волю случая и взяла со стола телефон, чтобы позвонить Ромкиному отцу. В конце разговора, тот заверил меня, что приедет через два часа, как только вернётся с ночной смены и посоветовал нам быть с Хантом как можно приветливей и дать ему всё, что он попросит. Зашёл Рома и положил нож на стол.
- Хант сказал, что уже четыре дня не пьёт, готовится права продлевать. Скорей всего это белочка, - нервно сказал он мне. – Давай по-быстрому порядок наведём и свалим, пока он не решил эту львицу пристрелить и не сбегал за ружьём.
Порядок в доме я навела за 30 минут, а ещё через 10 я уже была одета, умыта и стояла на крыльце со всеми вещами, готовая по команде «старт!» на своих двоих бежать до города, не обращая внимания на мошкару и стаи бродячих псин. В это время в беседке Хант с восторгом рассказывал Петьке про то, что ночью видел, как мимо проезжал автобус с кенийскими бегунами, которые ехали на Олимпиаду. Бегуны остановились размять кости около дороги, а Хант лично подарил каждому по банке смородинового варенья. С серьёзным лицом Петька активно слушал этот бред и задавал уточняющие вопросы: а много негров было? А бабы с ними тоже ехали? А водителю варенья дал? У меня создалось впечатление, что я нахожусь в психбольнице. Тем временем Хант довольно добродушно общался с парнями и даже попросил налить рюмочку, а то «трезвому скучно пиздец». «Да уж, скучно. С кенийскими-то бегунами и львиным прайдом посреди тайги, наверное, вообще тоска» - подумалось мне. Я продолжала сидеть на крыльце, отмахиваться от комаров и курить одну за другой. Ребята более менее освоились с галлюцинирующим Хантом и стали наводить порядок в беседке, собирать мусор и готовиться к отъезду. Коля на правах гостя в уборке не участвовал, а сидел в беседке с Хантом, обсуждая всякую ересь.
Вдруг Хант вскочил и вылетел из беседки. Я напряглась и стала пятиться ко входу в дом.
- Смотри, медведь! – Хант орал как заполошный, тыча пальцем в забор с дальней стороны. – Медведь! Блядь, где ружьё, уйдёт же сейчас, сука!
- Где? Показывай! – Коля мгновенно поддержал галлюцинации Ханта и, схватив черенок от лопаты, стал целиться в забор.
- Да вон же! Стреляй, давай, прям сверху сидит же! – Хант всполошился и, нервно подпрыгивая на одном месте, продолжал указывать на абсолютно пустой дощатый забор.
- Бам, бам, бам, - голосил Коля, имитируя выстрелы из черенка лопаты. Актёр из него вышел бы превосходный – он усердно целился и вздрагивал, как от отдачи настоящего ружь