Черныш⁠⁠

Прошлая глава:Черныш

Глава 13

Свет арфы не угасал, но он изменился. Он стал гуще, словно жидкое золото, струящееся по струнам, по моим пальцам, по камням башни. Он не был слепящим, но в нём была сила — не та, что сокрушает, а та, что связывает. Тень на горизонте больше не стояла неподвижно. Она двигалась, медленно, словно река, текущая к нам, но не для того, чтобы поглотить, а чтобы слиться.

Девочка держала свечу так, будто это был маяк. Её глаза блестели, отражая свет, но в них я видел не только надежду, но и тревогу. Она знала больше, чем говорила, и это знание делало её хрупкой, как стекло.

— Что теперь? — спросил Друг, его голос был резким, как лезвие его ножа. Он всё ещё сжимал рукоять, готовый к бою, которого, возможно, не будет.

Старик медленно опустился на колени, касаясь пола башни. Его пальцы скользили по трещинам в камне, будто он читал книгу, написанную временем.

— Теперь вы должны выбрать, — сказал он. — Песнь открыла путь, но путь — это не ответ. Это только дверь.

Я посмотрел на тень. Лица в её глубине стали отчётливее. Я видел глаза, полные боли, смеха, гнева, любви. Это были не просто тени прошлого — это были мы, все мы, в разные времена, в разные жизни. Я чувствовал, как их голоса вплетаются в мою песнь, но теперь они требовали чего-то большего. Не просто памяти. Они хотели быть узнанными.

— Что они хотят? — спросил я, не отводя взгляд от тени.

— Они хотят, чтобы вы приняли их, — ответила девочка. Её голос был тихим, но в нём звенела та же сила, что в пламени её свечи. — Принять всё. Даже то, что вы боитесь.

Я вспомнил слова старика: тень — это мы. Всё, что мы забыли. Всё, что отвергли. Но принять её означало не просто вспомнить. Это означало простить. Простить себя, других, тех, кто оставил шрамы на мире, тех, кто пел до нас и замолчал.

Арфа задрожала под моими пальцами. Она была не просто инструментом — она была частью башни, частью нас. Я закрыл глаза и позволил её теплу вести меня. Песнь, которую я начал, теперь текла не только из меня. Она росла, питаясь голосами тени, голосами башни, голосами тех, кто стоял рядом.

— Я не знаю, как это сделать, — признался я, и мой голос дрогнул. — Как принять то, что причиняет боль?

Старик поднялся, его глаза были ясными, как небо перед рассветом.

— Ты уже начал. Ты поёшь их боль. Теперь спой их надежду.

Друг фыркнул, но в его взгляде появилась тень сомнения.

— А если это ловушка? Если тень хочет нас поглотить?

Девочка повернулась к нему, и её свеча осветила его лицо. В этом свете он выглядел моложе, уязвимее.

— Тень не враг, — сказала она. — Она — зеркало. Если ты видишь в ней ловушку, значит, ты боишься самого себя.

Он замолчал, но его рука всё ещё сжимала нож.

Я снова коснулся струн. На этот раз песнь была иной. Она была мягче, но глубже, как река, что течёт подо льдом. Я пел о прощении — не громких словах, а о тихих мгновениях, когда сердце отпускает тяжесть. Я пел о тех, кто падал, но поднимался, о тех, кто терял, но находил. Я пел о нас.

Тень приблизилась. Теперь она была не на горизонте, а у стен башни. Лица в её глубине шевелились, некоторые улыбались, другие плакали. Их голоса сливались с моей песнью, и я чувствовал, как они становятся частью меня. Это было не поглощение, а единение.

Башня задрожала. Камни под нашими ногами начали светиться, как будто внутри них просыпалась жизнь. Трещины в стенах засветились золотом, и я понял, что башня не просто место. Она была хранилищем — не только памяти, но и выбора.

— Мы должны выйти к ней, — сказал я, и мой голос звучал увереннее, чем я ожидал.

Друг посмотрел на меня, как будто я сошёл с ума.

— К тени? Ты хочешь выйти туда?

— Да, — ответила девочка за меня. — Потому что она не придёт к нам. Мы должны пойти к ней.

Старик кивнул, его лицо было спокойным, но в его глазах я видел искры — как будто он ждал этого момента всю свою жизнь.

Мы двинулись к выходу из башни. Арфа была у меня в руках, её струны всё ещё звенели, хотя я не касался их. Свеча девочки горела ярче, чем когда-либо, освещая путь. Друг шёл последним, его нож был наготове, но я заметил, что его рука дрожит.

Когда мы вышли наружу, тень была уже совсем близко. Она не была угрожающей, но её присутствие давило, как тяжёлый воздух перед бурей. Лица в её глубине смотрели на нас, и я чувствовал их вопрос: Готовы ли вы?

Я поднял арфу и заиграл. Песнь была теперь не только моей — она была нашей. Девочка подняла свечу, и её свет слился с золотом арфы. Старик протянул руки к тени, как будто приветствуя старого друга. Даже Друг, всё ещё сжимая нож, шагнул ближе.

И тогда тень ответила. Она не рассеялась, но изменилась. Лица начали растворяться, превращаясь в свет, который тек к нам, как река к морю. Я чувствовал, как их память становится моей, их боль — моей, их надежда — моей.

Башня засияла ярче, её свет поднимался к небу, и я понял, что ночь больше не будет прежней. Мы не победили тень. Мы стали ею. И в этом была наша сила.

— Это ещё не конец, — прошептала девочка, и её свеча вспыхнула, как звезда.

И я знал, что она права. Мост был построен, но путь только начинался.