Будни похоронного бизнеса. Ч.5
Как я уже говорил, автоматизация расчета цены памятника и моделирование распиловки гранитных плит освободили мне кучу времени. Пора было приступать к обучению гравировке, тем более, что небольшой оклад и постоянное желание кушать подстегивали к поиску дополнительных источников дохода.
Но вмешался случай.
Еще на 5-м курсе института отец передал мне в полное пользование семейный автомобиль, старенький ВАЗ 2102. Сам он уже в силу возраста утратил желание садиться за руль, поэтому машиной я мог распоряжаться на свое усмотрение с одним условием: отвозить и забирать родителей с дачи, когда им это будет надо. Хотя нет, забыл про второе условие: расходы на бензин и ремонты тоже легли на меня.
Сейчас наличием собственного автомобиля у вчерашнего школяра никого не удивишь. Но в конце 90-х это было круто! Даже если это довольно потрепанный жизнью ВАЗ 2102. Машина давала определенную свободу, ты получал возможность легко перемещаться в пространстве, не зависеть от других, когда из какого-нибудь захолустья требовалось срочно свалить по делам, ты становился желанным участником любой тусы, а магнитола и большой багажник превращали твой автомобиль в гибрид дискотеки под открытым небом и кровати, которая всегда под боком. Ну вы поняли, о чем я.
В общем, получив в свое распоряжение машину, я из нее не вылезал. И на работу в цех, естественно, тоже ездил на ней. Что было сразу замечено ВасяСычем. Он по своим снабженческим делам был вынужден постоянно колесить по городу, решая множество организационных вопросов. Служебного автопарка, кроме изрядно поеденной ржавчиной «Буханки», у директора не было, и потому ВасяСыч использовал свой автомобиль, получая взамен щедрую компенсацию от Геннадия Николаевича за потраченный бензин и разбитую подвеску. Но ВасяСыч, как и любой среднестатистический мужик предпенсионного возраста того времени, также любил прибухнуть после работы. А иногда и на работе. И буквально за месяц до моего прихода в цех попался на этом деле доблестным сотрудникам ГАИ, в результате чего прогнозируемо лишился прав. Ему хватило ума не искушать судьбу ездой без прав и поставить машину на прикол, но безлошадность прибавила сложностей в выполнении своих прямых обязанностей. Какое-то время он обходился случайными поездками со знакомыми и редкими оказиями, и тут, как подарок судьбы, в его поле зрения попал я со своей «двушкой». Большой багажник универсала сразу был по достоинству оценен им. Не успел я толком освоиться на новом рабочем месте, как Геннадий Николаевич сделал мне «щедрое» предложение, от которого я не смог отказаться. В свободное время я поступал в распоряжение ВасяСычу и должен был возить его по всяким снабженческим делам, а взамен получал щедрую компенсацию за потраченный бензин и небольшую денежку на амортизацию машины. Улучшению моего семейного благосостояния это, конечно, не сильно поспособствовало, но зато лишало головной боли по поиску денег на борьбу с постоянным природным явлением, называемым «пустой бак». И я согласился.
Денег на бензин мне не давали. Компенсацию за амортизацию мне добавили к окладу, остальными финансовыми потоками заведовал снабженец. Периодически я ставил ВасяСыча перед фактом, что пора подкормить машинку, и мы ехали на ближайшую заправку, где я получал вожделенный полный бак. Сколько при этом денег, выделенных директором на бензин, оседало в кармане ВасяСыча, я мог только догадываться, но в ущерб себе он бы точно работать не стал, так как в альтруизме никогда замечен не был.
Очень скоро езда по снабженческим делам стала занимать всё свободное время. С утра ВасяСыч встречал меня гагаринским «Поехали!», и до обеда мы мотались по городу, а иногда и за город, занимаясь малопонятными мне снабженческими делами. Подозреваю, что большая часть разъездов была связана с решением личных дел ВасяСыча, но я был слишком молод, зелен и наивен, чтобы подозревать людей в каких-то корыстных целях. С обеда я быстренько раскидывал очередные заказы по мастерам и снова уезжал. Перед окончанием рабочего дня нужно было нарезать задач ночной смене, и можно с чистой совестью валить домой.
Такой график работы не способствовал обучению граверному делу. Оставаться вечером не было никакого желания, такого порыва просто не поняла бы молодая супруга, даже с оправданием на хроническую нехватку денег. Но без подработки гравером сидеть на нынешней должности не было никакого смысла, о чем я через некоторое время сообщил директору. Тот меня выслушал, покивал головой, но на ситуацию это никак не повлияло. Всех устраивало нынешнее положение, а проблемы и чаяния молодого никого не волновали.
И тут сработала поговорка «не было бы счастья, да несчастье помогло».
Наша с супругой новая ячейка общества образовалась не на пустой материальной базе. С деньгами, конечно, было туго, моя зарплата оставляла желать лучшего, супруга вообще не работала, доучиваясь на предпоследнем курсе института, но зато ей от бабушки досталась двушка в хрущевке, и потому головная боль по поводу, где жить и чем за жилье платить, нас не преследовала. Правда, райончик, где пришлось обосноваться, не радовал. Сам двор с трех сторон состоял из таких же хрущевок, где обитали, в основном, старики-пенсионеры или их великовозрастные спивающиеся дети, а с четвертой его подпирала общага, маргинальный вид жителей которой не внушал никакого доверия. Машину я парковал прямо во дворе между вросшим в землю «запорожцем» и слегка подуставшим «Пассатом В3». И не прошло трех месяцев, как одним прохладным ноябрьским утром я вышел из подъезда и увидел свою «ласточку», стоящую на кирпичах. Какие-то нехорошие редиски лишили машину всех колес, а в довесок вскрыли салон и слямзили аккумулятор. Причем, капот не открывался просто так, его приходилось свободной рукой приподнимать, когда дергаешь рычажок в салоне. Злодеи, конечно, этого не знали, и, повозившись с рычажком, просто выгнули капот и сломали защелку замка.
Так я остался без колес в прямом и переносном смысле. Самому купить новую резину с дисками и аккумулятор в придачу мне было не под силу категорически. Батя отнесся к потере философски, дачный сезон уже закончился, и до весны ему на машину было параллельно. На работу я впервые добирался общественным транспортом. ВасяСыч встретил меня привычным «Ну, поехали», на что я только развел руками и пересказал ему свои утренние события. Снабженец на мой рассказ задумчиво хмыкнул и пошел звонить директору. У меня в душе мелькнула робкая надежда, что возможно ВасяСыч уговорит Геннадия Николаевича проспонсировать мне покупку новых колес, но ожидания не оправдались. Я на неопределенное время потерял возможность передвигаться на личном транспорте, а ВасяСыч, соответственно, утратил бесплатного водителя. По итогу, я выпал из орбиты его коммерческих и личных интересов, зато обрел кучу свободного времени. И, наконец-то, смог приступить к обучению граверному искусству.
Постоянных граверов в цехе не было. Они работали в относительно чистых, теплых и светлых мастерских, совмещенных с салонами ритуальных услуг в разных частях города, где в торговых залах выставляли десятки образцов готовой продукции и принимали заказы на изготовление памятников. Цех как место для гравировки использовался лишь в двух случаях: когда из-за наплыва покупателей в мастерских не оставалось свободных столов для гравировки, и когда изготавливаемый памятник был настолько велик и массивен, что везти его в мастерскую не имело ни смысла, ни возможности. В тот год, несмотря на формальное окончание сезона, заказов на ноябрь пока хватало, и в цехе постоянно обитал кто-нибудь из граверов. Чаще всего это был Алексей Иванович, крепкий 35-летний мужик. И личность по-своему очень примечательная.
Профессия гравера помимо физических данных подразумевает наличие какого-то художественного образования или хотя бы развитых навыков рисования. Большинство граверов ничем подобным не владели. В эту профессию их приводили разные причины, но время показывало, у кого были скрытые таланты, а кому гравировка противопоказана категорически. Алексей Иванович был редким исключением, у которого его профессиональное образование совпало с нынешней деятельностью. В свое время он окончил художественное училище, подкрепил свои навыки педагогическим образованием и пошел преподавать в школе изобразительное искусство. Но наступили суровые 90-е, тянуть семью на скромную зарплату учителя рисования стало невозможно. Алексей Иванович уволился из школы и устроился в издательский дом художником-оформителем. Финансовая сторона жизни стала налаживаться, но подкосило семейное счастье. Однажды молодой художник застукал супругу во время адюльтера и это сильно сказалось на его моральном здоровье. Как интеллигентные люди, супруги разошлись без ругани и споров, но с тех пор Алексей Иванович стал медленно, но целенаправленно спиваться.
Работа в издательском доме не заладилась. Там царила четкая трудовая дисциплина и строгое присутствие с 8.00 до 17.00. Когда Алексей Иванович ушел в свой первый недельный запой, церемониться с ним не стали и быстро уволили. Какое-то время он поболтался в статусе безработного, встал на биржу труда, где через некоторое время ему предложили работу в соответствии с его художественным профилем. Требовался гравер в городской филиал всероссийской военно-мемориальной компании. Выбора у Алексея Ивановича особо не было, и он пошел осваивать граверное дело.
Военно-мемориальная компания, несмотря на громкое название и федеральную сеть, та еще шарашка. Брали туда любых желающих, но обучали слабо, платили мало, а требовали много, и потому текучка кадров там была страшная. Алексей Иванович быстро вник в особенности процесса и нашел, куда применить свои навыки художника-оформителя. Никогда ранее не занимаясь гравировкой портретов, он сходу начал показывать потрясающие результаты, что было сразу замечено не только заказчиками, но и конкурентами из частных мастерских. Переманить талантливого мастера на более высокую зарплату оказалось несложно, и первым в этом деле подсуетился Геннадий Николаевич. Так в нашем штате появился собственный гравер-портретист с соответствующим художественным образованием.
Когда мы познакомились, Алексей Иванович уже был давно разведен, но то, что он может иметь проблемы с алкоголем, на работе гравером пока никак не проявлялось. По сути, неформально он взял меня под свою опеку и начал постепенно делиться секретами граверного мастерства. Мне выделили отдельный граверный стол, снабдили тремя зубилами с твердосплавными наконечниками из победита (скарпелями), дали полированный обломок от гранитной плиты, и я приступил к осваиванию азов гравировке на камне.
Для гравировки нужен специальный стол. По конструкции он похож на крутящийся офисный стул без спинки, только высота столешницы должна доходить до пупка. Если ниже, придется сильно нагибаться, и через полчаса просто откажет спина. Слишком высоко тоже неудобно, начнут уставать руки. Если памятник на столе невозможно крутить, то придется самому нарезать круги вокруг него, а это требует дополнительного места. Да и неудобно работать. Потому, кстати, не прижились в граверных мастерских рабочие места в виде чертежных досок с кульманами. Вроде угол для рисования самый удобный, но гравировка требует подхода с разных углов, и делать отдельное место только для вырисовки портрета невыгодно. И гравировку текста, и нанесение рисунка делают на горизонтально расположенных поверхностях.
Гравер стучит по скарпели специальным молотком. Есть классический молоток весом в полтора килограмма с короткой ручкой не более 15 см длиной, который использовали аксакалы граверного дела. Но тогда и долбили глубже, и шрифты использовались брутально-рубленные, потому применение таких молотков было оправдано. Я попробовал поработать с ним, понял, что слишком тяжело и купил себе в строительном магазине обычный молоток весом в 800 грамм, отпилив ручку до нужного размера. Поработав некоторое время, я настолько привык к его удобной тяжести, что менять на классический уже не стал.
Учеба новоиспеченного гравера начинается с выбивания прямых линий. Начертят тебе алмазным карандашом по стальной линейке прямых росчерков, вот стой и долби их. Одну, вторую, третью, двадцатую, долби, пока не добьешься ровного края с одной стороны линии. Как начнет получаться, чертишь себе две параллельные полосы на расстоянии 5-7 мм друг от друга и долбишь по линиям, скалывая гранит навстречу. Так имитируется работа с толстыми прямыми ножками букв. Чем дальше отстоят линии друг от друга, тем глубже приходится зарываться в гранит, чтобы плоскости скола сошлись точно посередине линии. Когда добьешься идеально ровных краев у линии и четко видимого схождения на середине, можешь похвалить себя и приступать к освоению следующих элементов.
У меня на прохождение первого этапа ушло не менее двух недель. Если выводить ровные линии я научился довольно быстро, то углубиться в тело буквы, не выколов большой рваный край с противоположной стороны, мне долго не удавалось. Наконец, исковеркав десятка два полированных обломков, я предъявил Алексею Ивановичу вполне презентабельный образец моей гравировки. Того полученный результат вполне устроил, и мы приступили ко второй части Марлезонского балета – освоению выдалбливания кривых линий. Это была жесть. Чтобы получить ровный криволинейный срез на камне, нужно держать скарпель под определенным углом, и прикладывать ее к камню не всей плоскостью резца, а только одним краем. Надо научиться дозировать силу удара молотка, доходя до таких нежных постукиваний, что подсунь между молотком и скарпелью лампочку-галогенку, она бы, наверное, даже не раскололась . Кое-что приличное начало получаться к Новому году, но по настоящему искусство гравировки кривых линий я освоил только через пару лет, когда уже вовсю долбил заказные памятники.