Борьба за существование. (продолжение в комментариях)
Мой друг Вовка долго не появлялся. Обычно он не пропускал обед; любил хорошенько поесть.
Я снова вышел на дорогу к винограднику и посмотрел в сторону города. На тропинке, вдоль лесопосадки никого не было видать, лишь кружились пыльные суховеи-предвестники осени. За горбольницей тоже никого не было видно. Подождав немного, я пошёл на обед.
В конце августа мы вернулись в наш интернат №2 из пионерлагеря. До первого сентября оставалась целая неделя. Несмотря на подготовку к учёбе, после бурного лета, проведённого в Глуховском лесу, мы скучали, и от безделья слонялись по округе; включая седьмовский ставок и город.
Накануне вечером мы с Вовкой договорились сходить в город, но утром, наша классная Валентина Ивановна заставила меня оформлять стенд в своём химкабинете и он ушёл в город один.
Сразу после обеда, я ещё раз побежал на свой наблюдательный пункт. Степной ветер усилился и загудел в проводах высоковольтки. Смерчи погнали по грунтовой дороге и по пустырям пыль, сухую траву и листья. Сощурившись, я следил за асфальтированной дорогой и двумя извилистыми тропинками, связывавших наш интернат с видневшимся на горизонте городом.
Примерно через час, я увидел своего друга. Он шёл самой короткой тропой вдоль лесопосадки. Его походку вразвалочку можно было узнать издали. Пройдя горбольницу, Володька вдруг остановился и стал, что-то тереть на своём лице; возможно пыль попала ему в глаза. Я крикнул ему и помахал рукой. Он замер на мгновение, посмотрел в мою сторону и продолжил своё занятие.
Я встал с большого песчаника, отшлифованного ветрами и нашими штанами, и направился к нему. Увидев, что я иду, он пошёл ко мне навстречу. Издали я обратил внимание на то, как он странно закрывает левой рукой левый глаз, но не придал этому особого значения – натёр глаз и всё тут. С кем не бывает! Когда же между нами оставалось не более тридцати шагов, я заметил неприятные изменения на его лице. Оно и так было круглым с припухлыми губами и широким носом. А тут левая щека вздулась, как от флюса и побагровела до самой брови. Глаз заплыл вовсе. Оттопыренное ухо просто горело алым цветом. Тут-то я сообразил, что моему другу попала пыль в глаз с настоящий кулак, и притом не один раз. Видимо в городе он нарвался на смерч с кулаками; футболка и штаны были испачканы в пыли.
Я остановился в растерянности.
Володька, подойдя ко мне, зло процедил сквозь зубы: - Убью гада!
Сколько помню его, он не был конфликтным пацаном. Но, в случае чего, мой друг умел за себя постоять, даже если перевес был не на его стороне.
Я спросил его: - Кто это был?
- Дэма со шпаной, - выругавшись, ответил он, - я слишком поздно их заметил. Они в кустах за стадионом прятались. Убью! Я так решил!
Мы с другом перешли только в седьмой класс, а Дэме уже было больше 18лет. По слухам, он вроде побывал не то в колонии, не то в тюрьме. Жил он в посёлке шахты №7. возле нашего интерната появился зимой и шнырял вокруг до лета, пока нас не отправили в пионерлагерь.
Я вдруг вспомнил, что Володька уже нарывался на его шайку на ставке и в посадке, и каждый раз у него чистили карманы, а для устрашения давали пинка под зад. Дэма сам грязной работой не занимался. Для этого, он всегда держал возле себя две, три шавки или шестёрки.
Мне не раз приходилось видеть его на нашем футбольном поле, у ближних к интернату ворот, но, как говориться, меня бог миловал; я всегда пользовался только своими тропами и своим графиком передвижения, выверенным интуицией. Зная, что все подходы к школе хорошо просматриваются с верхних этажей нашими педагогами, я, в целях безопасности, всегда шёл, не по открытой местности, а по посадке до самого туалета, который находился в нескольких метрах от деревьев. Выходил я из своего укрытия, когда вокруг туалета было людно. Хотя я частенько, самовольно покидал расположения школы, но всё же не числился в «чёрных списках» нашего директора, как беглец.
Глядя с сожалением на своего друга, я подумал, что если Дэму не остановить, то он сам нас в покое никогда не оставит. Учебный год ещё не начался, а этот шакал уже вышел на тропу охоты. Нет уверенности в том, что вскоре и я окажусь на месте Володьки. Жаловаться на этого подонка не было смысла, да мы не умели этого делать. За три с лишним года, проведённых в стенах интерната, я видел людей в форме несколько раз, да и то они приезжали к нам, либо за одним из наших, либо с одним из наших. В какой-то степени, Дэма даже помогал педагогам удерживать иную овечку в загоне: - Мол, нечего шляться, где не положено!
Как ни странно, я легко поддался эмоциям друга; ведь сегодня только случай уберёг меня от расправы. А завтра? Мне же придётся пользоваться общими путями в слякоть и зимой, а их-то давно облюбовал Дэма.
Я предложил Володьке вечером обсудить план отмщения; в ответ же услышал резкий приговор без помилования.
Успокоив его своим согласием на самосуд, я сказал ему, чтобы он шёл в спальный корпус, а сам побежал на кухню к тёте Тоне за хлебом с маслом. Она частенько подкармливала прогулявших и наказанных, за что её ругало начальство школы.
О происшествии Володька никому, кроме меня, ничего не рассказал. Валентина Ивановна отчитала его молчание, а заодно и меня, за солидарность к своему другу и направила его, в моём сопровождении в медпункт. Встретившая нас медсестра ничуть не удивилась боевой раскраске его лица, а лишь внимательно осмотрела пострадавший глаз. Не найдя ничего опасного для зрения, она выписала справку на три дня и сказала, чтобы Володька ежедневно приходил к ней на осмотр.
После отбоя, мы полушёпотом стали обсуждать настоящий план мести. Наши кровати стояли вместе, и нас никто не мог подслушать.
И так, мы понимали, что выступить открыто против Дэмы не могли. Несмотря на его средний рост и сухощавость, для нас он был мужиком, которого нам просто не одолеть физически. И ещё, он никогда не промышлял в одиночку, его всегда сопровождала парочка, а иногда и более, мелких дружков. В этом случае, нам оставалось устроить засаду для него и К*, но так, чтобы самим не засветиться и не оставить никаких следов.
Это можно было сделать только одним, хорошо проверенным способом – выстрелом из самопалов. У моего друга был один мощный самопал из настоящего ствола винтовки. У меня же было сразу два – один шестигранник из тонкой буровой штанги, а другой, двуствольный из медных трубок, которые мы достали в депо шахты «Красная звезда». Четыре ствола – это воистину убойная сила! Правда двустволка больше годилась для близкого расстояния и била мелкой дробью веером.
С таким арсеналом выслеживать Дэму, где-то на стороне было неудобно и очень опасно. Это всё же не пистолеты и даже не обрезы. Признаться, я немного побаивался стрелять из шестигранника самодельными пулями.
Мне запомнилась неудачная попытка моих стрельб во втором классе, когда мы с Володькой ещё были в детдоме. Толян из пятого класса держал такой же самопал двумя руками, прижимая его, для надёжности, к стволу дерева, а я лишь поджигал спичкой запал. То ли порох тогда переборщили, то ли пулю запыжевали сольно, не знаю. Помню, что его шестигранник не выстрелил, а разорвался на разрезе. У Толяна, большой палец правой руки, вывернуло назад и порохом обожгло лицо, а я от отдачи и испуга улетел в овраг.
После того злополучного случая, я, как пацан, всё же не потерял интереса к оружию, а лишь приобрёл необходимую осторожность и аккуратность в обращении с ним.
Перебрав все возможные места для огневой позиции, мы с другом остановились на интернате. Я был уверен, что Дэма, как хищник, обязательно появится в ближайшие дни у излюбленных ворот футбольного поля и, не нарушая своего расписания охоты, обопрётся о стойку ворот, за несколько минут до утреннего подъёма, – хоть часы по нём сверяй! Я предложил Володьке расположить свою позицию обстрела на крыше, точнее под крышей спального корпуса. У меня там был спрятан основной калибр.
Автор Ломачинский
Я снова вышел на дорогу к винограднику и посмотрел в сторону города. На тропинке, вдоль лесопосадки никого не было видать, лишь кружились пыльные суховеи-предвестники осени. За горбольницей тоже никого не было видно. Подождав немного, я пошёл на обед.
В конце августа мы вернулись в наш интернат №2 из пионерлагеря. До первого сентября оставалась целая неделя. Несмотря на подготовку к учёбе, после бурного лета, проведённого в Глуховском лесу, мы скучали, и от безделья слонялись по округе; включая седьмовский ставок и город.
Накануне вечером мы с Вовкой договорились сходить в город, но утром, наша классная Валентина Ивановна заставила меня оформлять стенд в своём химкабинете и он ушёл в город один.
Сразу после обеда, я ещё раз побежал на свой наблюдательный пункт. Степной ветер усилился и загудел в проводах высоковольтки. Смерчи погнали по грунтовой дороге и по пустырям пыль, сухую траву и листья. Сощурившись, я следил за асфальтированной дорогой и двумя извилистыми тропинками, связывавших наш интернат с видневшимся на горизонте городом.
Примерно через час, я увидел своего друга. Он шёл самой короткой тропой вдоль лесопосадки. Его походку вразвалочку можно было узнать издали. Пройдя горбольницу, Володька вдруг остановился и стал, что-то тереть на своём лице; возможно пыль попала ему в глаза. Я крикнул ему и помахал рукой. Он замер на мгновение, посмотрел в мою сторону и продолжил своё занятие.
Я встал с большого песчаника, отшлифованного ветрами и нашими штанами, и направился к нему. Увидев, что я иду, он пошёл ко мне навстречу. Издали я обратил внимание на то, как он странно закрывает левой рукой левый глаз, но не придал этому особого значения – натёр глаз и всё тут. С кем не бывает! Когда же между нами оставалось не более тридцати шагов, я заметил неприятные изменения на его лице. Оно и так было круглым с припухлыми губами и широким носом. А тут левая щека вздулась, как от флюса и побагровела до самой брови. Глаз заплыл вовсе. Оттопыренное ухо просто горело алым цветом. Тут-то я сообразил, что моему другу попала пыль в глаз с настоящий кулак, и притом не один раз. Видимо в городе он нарвался на смерч с кулаками; футболка и штаны были испачканы в пыли.
Я остановился в растерянности.
Володька, подойдя ко мне, зло процедил сквозь зубы: - Убью гада!
Сколько помню его, он не был конфликтным пацаном. Но, в случае чего, мой друг умел за себя постоять, даже если перевес был не на его стороне.
Я спросил его: - Кто это был?
- Дэма со шпаной, - выругавшись, ответил он, - я слишком поздно их заметил. Они в кустах за стадионом прятались. Убью! Я так решил!
Мы с другом перешли только в седьмой класс, а Дэме уже было больше 18лет. По слухам, он вроде побывал не то в колонии, не то в тюрьме. Жил он в посёлке шахты №7. возле нашего интерната появился зимой и шнырял вокруг до лета, пока нас не отправили в пионерлагерь.
Я вдруг вспомнил, что Володька уже нарывался на его шайку на ставке и в посадке, и каждый раз у него чистили карманы, а для устрашения давали пинка под зад. Дэма сам грязной работой не занимался. Для этого, он всегда держал возле себя две, три шавки или шестёрки.
Мне не раз приходилось видеть его на нашем футбольном поле, у ближних к интернату ворот, но, как говориться, меня бог миловал; я всегда пользовался только своими тропами и своим графиком передвижения, выверенным интуицией. Зная, что все подходы к школе хорошо просматриваются с верхних этажей нашими педагогами, я, в целях безопасности, всегда шёл, не по открытой местности, а по посадке до самого туалета, который находился в нескольких метрах от деревьев. Выходил я из своего укрытия, когда вокруг туалета было людно. Хотя я частенько, самовольно покидал расположения школы, но всё же не числился в «чёрных списках» нашего директора, как беглец.
Глядя с сожалением на своего друга, я подумал, что если Дэму не остановить, то он сам нас в покое никогда не оставит. Учебный год ещё не начался, а этот шакал уже вышел на тропу охоты. Нет уверенности в том, что вскоре и я окажусь на месте Володьки. Жаловаться на этого подонка не было смысла, да мы не умели этого делать. За три с лишним года, проведённых в стенах интерната, я видел людей в форме несколько раз, да и то они приезжали к нам, либо за одним из наших, либо с одним из наших. В какой-то степени, Дэма даже помогал педагогам удерживать иную овечку в загоне: - Мол, нечего шляться, где не положено!
Как ни странно, я легко поддался эмоциям друга; ведь сегодня только случай уберёг меня от расправы. А завтра? Мне же придётся пользоваться общими путями в слякоть и зимой, а их-то давно облюбовал Дэма.
Я предложил Володьке вечером обсудить план отмщения; в ответ же услышал резкий приговор без помилования.
Успокоив его своим согласием на самосуд, я сказал ему, чтобы он шёл в спальный корпус, а сам побежал на кухню к тёте Тоне за хлебом с маслом. Она частенько подкармливала прогулявших и наказанных, за что её ругало начальство школы.
О происшествии Володька никому, кроме меня, ничего не рассказал. Валентина Ивановна отчитала его молчание, а заодно и меня, за солидарность к своему другу и направила его, в моём сопровождении в медпункт. Встретившая нас медсестра ничуть не удивилась боевой раскраске его лица, а лишь внимательно осмотрела пострадавший глаз. Не найдя ничего опасного для зрения, она выписала справку на три дня и сказала, чтобы Володька ежедневно приходил к ней на осмотр.
После отбоя, мы полушёпотом стали обсуждать настоящий план мести. Наши кровати стояли вместе, и нас никто не мог подслушать.
И так, мы понимали, что выступить открыто против Дэмы не могли. Несмотря на его средний рост и сухощавость, для нас он был мужиком, которого нам просто не одолеть физически. И ещё, он никогда не промышлял в одиночку, его всегда сопровождала парочка, а иногда и более, мелких дружков. В этом случае, нам оставалось устроить засаду для него и К*, но так, чтобы самим не засветиться и не оставить никаких следов.
Это можно было сделать только одним, хорошо проверенным способом – выстрелом из самопалов. У моего друга был один мощный самопал из настоящего ствола винтовки. У меня же было сразу два – один шестигранник из тонкой буровой штанги, а другой, двуствольный из медных трубок, которые мы достали в депо шахты «Красная звезда». Четыре ствола – это воистину убойная сила! Правда двустволка больше годилась для близкого расстояния и била мелкой дробью веером.
С таким арсеналом выслеживать Дэму, где-то на стороне было неудобно и очень опасно. Это всё же не пистолеты и даже не обрезы. Признаться, я немного побаивался стрелять из шестигранника самодельными пулями.
Мне запомнилась неудачная попытка моих стрельб во втором классе, когда мы с Володькой ещё были в детдоме. Толян из пятого класса держал такой же самопал двумя руками, прижимая его, для надёжности, к стволу дерева, а я лишь поджигал спичкой запал. То ли порох тогда переборщили, то ли пулю запыжевали сольно, не знаю. Помню, что его шестигранник не выстрелил, а разорвался на разрезе. У Толяна, большой палец правой руки, вывернуло назад и порохом обожгло лицо, а я от отдачи и испуга улетел в овраг.
После того злополучного случая, я, как пацан, всё же не потерял интереса к оружию, а лишь приобрёл необходимую осторожность и аккуратность в обращении с ним.
Перебрав все возможные места для огневой позиции, мы с другом остановились на интернате. Я был уверен, что Дэма, как хищник, обязательно появится в ближайшие дни у излюбленных ворот футбольного поля и, не нарушая своего расписания охоты, обопрётся о стойку ворот, за несколько минут до утреннего подъёма, – хоть часы по нём сверяй! Я предложил Володьке расположить свою позицию обстрела на крыше, точнее под крышей спального корпуса. У меня там был спрятан основной калибр.
Автор Ломачинский