Блинное сражение Великой Отечественной
Эта история произошла в 1944 году, когда советские войска на западном направлении пересекли государственную границу и, пиная под зад фашистов, шли по территории Польши, освобождая ее от оккупантов. Рассказал мне этот фрагмент великой войны знакомый врач. Ему, в свою очередь, поведал о ней отец-фронтовик, прошедший всю Великую Отечественную и закончивший ее в Румынии в 1945 году. Далее со слов ветерана.
Дело было в Польше. Несколько дней назад пересекли границу. Среди наших сразу пошли разговоры: «На кой черт нам поляков освобождать? Сами бы с немцами и воевали. Мы свое дело сделали, Родину защитили. Пора по домам. Кому надо — так сам пусть себя защищает».
Такие речи, конечно, без внимания не остались. Буквально на следующий день к нам в батальон понаехали комиссары — политруки то есть. Стали собирать бойцов, речи толкать. Сначала объясняли про великую освободительную миссию, патриотизм и так далее. Мы слушали, но у всех мысль была одна: войну пора кончать. Устали. Да и что греха таить — не хотелось помирать на чужой земле. Мы свое дело сделали. Поняв, что нам не до большой политики и высоких материй, политруки сменили тему. Стали говорить так: фашист был на нашей земле, убивал, грабил и насиловал. Мы идем к нему — мстить. Эта мысль нам понравилась. В самом-то деле: у нас в роте практически никого не было, кто бы не потерял на войне родного человека, друга, знакомого…
Потому порешили промеж себя, что мстить — это правильно. Мы имеем на это право. И добить гада надо в его логове. Чтоб наверняка. Чтоб до конца. С такими мыслями и стали дальше воевать. И вот однажды нашей роте дали приказ: захватить хутор. Отправили туда передовой отряд. Те проверили: немцев нет, ушли. Бойцы вернулись, сообщили командованию. Те нас вперед отправили — занимать дома, окапываться.
Мы пришли, расположились. Ни немцев нет, ни местных — разбежались кто куда. Думали, видно, что русские придут и всех вырежут. Слышали мы от поляков такие разговоры. Это немцы перед уходом их настрополили. Сидим, значит, отдыхаем. Был в моем взводе один боец. Он до войны пекарем работал. Говорит: «Мужики, а хотите, я вам блинов напеку? Я тут поскреб по сусекам, нашел продукты». Мы ему: давай, конечно! Сколько лет блинков-то не пробовали! Принялся он за дело. Часа за два высоченную стопку на пек. Поставил тарелку на стол. Стоят блинки, парок идет. Аромат такой — головы кружатся, слюни текут. Заварили чайку, собрались было поесть…
Как вдруг слышим: «Тревога!». Похватали оружие, выскочили из избы, бросились к окопам. Бой был короткий. Немцы навалились, их много, а нас мало. Нам-то, солдатам, откуда было знать, есть у нас соседи на флангах или нет? Карты нам командиры не показывали, обстановку на фронте не сообщали. А политруки что? У них одни разговоры — про Родину да про Сталина. Слова правильные говорят, но ничего конкретного про наш фронт, к примеру. Вот мы, и даже наш ротный, ничего и не знали. Может, в окружение попадем?
Я там был, знаю. Хоть и недолго, а на всю жизнь запомнил. Одно воспоминание: страшно жрать охота. Днем, ночью… Только о еде и думаешь. Как до своих добраться — на втором месте. Тяжко. И не один я такой. В общем, рванули мы из той деревни к лесу. Там залегли, стали отстреливаться. Немцы заняли деревню. Через час приказ: вернуть населенный пункт обратно! Встали, пошли в атаку. Выбили немцев. А мысль у меня и моих товарищей, кто знал, одна была: до блинов бы добраться. Это тут, на гражданке, ешь не хочу. И блины случаются.
Там, на войне, блины для нас стали… чем-то вроде кусочка мирной жизни, родного дома. Так хотелось ощутить это все. В общем, опять собрались было чаевничать — снова немцы. До самого позднего вечера мы с ними бились. Потом посчитал кто-то: мы трижды тот населенный пункт занимали! Хата, в которой мы блинки пожарили, чудом уцелела. Как только в нее снаряд не попал? Бомбежка сильная была. От деревни мало что осталось. И немцы, вот удивляюсь, до наших блинов не добрались. А уж когда бой окончился, мы наконец-то поели как следует. Эх, хорошо было! Ну, а на завтра дальше пошли. Мстить фашистам.
Дело было в Польше. Несколько дней назад пересекли границу. Среди наших сразу пошли разговоры: «На кой черт нам поляков освобождать? Сами бы с немцами и воевали. Мы свое дело сделали, Родину защитили. Пора по домам. Кому надо — так сам пусть себя защищает».
Такие речи, конечно, без внимания не остались. Буквально на следующий день к нам в батальон понаехали комиссары — политруки то есть. Стали собирать бойцов, речи толкать. Сначала объясняли про великую освободительную миссию, патриотизм и так далее. Мы слушали, но у всех мысль была одна: войну пора кончать. Устали. Да и что греха таить — не хотелось помирать на чужой земле. Мы свое дело сделали. Поняв, что нам не до большой политики и высоких материй, политруки сменили тему. Стали говорить так: фашист был на нашей земле, убивал, грабил и насиловал. Мы идем к нему — мстить. Эта мысль нам понравилась. В самом-то деле: у нас в роте практически никого не было, кто бы не потерял на войне родного человека, друга, знакомого…
Потому порешили промеж себя, что мстить — это правильно. Мы имеем на это право. И добить гада надо в его логове. Чтоб наверняка. Чтоб до конца. С такими мыслями и стали дальше воевать. И вот однажды нашей роте дали приказ: захватить хутор. Отправили туда передовой отряд. Те проверили: немцев нет, ушли. Бойцы вернулись, сообщили командованию. Те нас вперед отправили — занимать дома, окапываться.
Мы пришли, расположились. Ни немцев нет, ни местных — разбежались кто куда. Думали, видно, что русские придут и всех вырежут. Слышали мы от поляков такие разговоры. Это немцы перед уходом их настрополили. Сидим, значит, отдыхаем. Был в моем взводе один боец. Он до войны пекарем работал. Говорит: «Мужики, а хотите, я вам блинов напеку? Я тут поскреб по сусекам, нашел продукты». Мы ему: давай, конечно! Сколько лет блинков-то не пробовали! Принялся он за дело. Часа за два высоченную стопку на пек. Поставил тарелку на стол. Стоят блинки, парок идет. Аромат такой — головы кружатся, слюни текут. Заварили чайку, собрались было поесть…
Как вдруг слышим: «Тревога!». Похватали оружие, выскочили из избы, бросились к окопам. Бой был короткий. Немцы навалились, их много, а нас мало. Нам-то, солдатам, откуда было знать, есть у нас соседи на флангах или нет? Карты нам командиры не показывали, обстановку на фронте не сообщали. А политруки что? У них одни разговоры — про Родину да про Сталина. Слова правильные говорят, но ничего конкретного про наш фронт, к примеру. Вот мы, и даже наш ротный, ничего и не знали. Может, в окружение попадем?
Я там был, знаю. Хоть и недолго, а на всю жизнь запомнил. Одно воспоминание: страшно жрать охота. Днем, ночью… Только о еде и думаешь. Как до своих добраться — на втором месте. Тяжко. И не один я такой. В общем, рванули мы из той деревни к лесу. Там залегли, стали отстреливаться. Немцы заняли деревню. Через час приказ: вернуть населенный пункт обратно! Встали, пошли в атаку. Выбили немцев. А мысль у меня и моих товарищей, кто знал, одна была: до блинов бы добраться. Это тут, на гражданке, ешь не хочу. И блины случаются.
Там, на войне, блины для нас стали… чем-то вроде кусочка мирной жизни, родного дома. Так хотелось ощутить это все. В общем, опять собрались было чаевничать — снова немцы. До самого позднего вечера мы с ними бились. Потом посчитал кто-то: мы трижды тот населенный пункт занимали! Хата, в которой мы блинки пожарили, чудом уцелела. Как только в нее снаряд не попал? Бомбежка сильная была. От деревни мало что осталось. И немцы, вот удивляюсь, до наших блинов не добрались. А уж когда бой окончился, мы наконец-то поели как следует. Эх, хорошо было! Ну, а на завтра дальше пошли. Мстить фашистам.