«Банда»⁠⁠

Была в нашем дворе одна банда. Лихая, шумная. Издалека было понятно, что это они. Карлик, Люся, Синди, Боб и Клыкач. Клыкач всегда шел впереди, недобро посматривал по сторонам и ворчал, если замечал слишком уж пристальные взгляды. За ним неторопливо семенил Боб и тонконогая Люся. А замыкала процессию Синди и забавно пыхтящий кривоногий Карлик, старающийся поспеть за остальными.

Клыкачом был обычный безродный пес, который когда-то давно нашел приют в нашем подвале и который моментально влюбил в себя всю окрестную детвору. Клыкачом его звали из-за одного клыка, который торчал из-под губы, придавая псу лихой и в то же время несколько придурковатый вид. В остальном это был обычный «дворянин» - выносливый, своенравный и сильный. С блестящей черной шерстью и умными черными глазами.

Клыкачу повезло, что его выбросили не на помойку, а оставили возле маленького подвального окошка, откуда даже летом, кажется, валил пар. В подвал, через это окошко, проникали все бездомные животные нашего двора. Там нашел свой приют и Клыкач, а чуть позже и остальные.

Клыкача воспитывал весь двор, и каждый ребенок считал своим долгом захватить для щенка что-нибудь вкусное, когда собирался на улицу. Так Клыкач привыкал к людям, а люди привыкали к нему. Даже неизменно ворчащие бабушки-соседки махнули рукой и перестали гонять пса, который под вечер возвращался к окошку в подвал и, нырнув в теплую темень, устраивался там на ночь. Утром он всегда находил возле окошка черствый хлеб, немного борща в пыльной эмалированной тарелке или еще что-нибудь вкусное. Завтракал и убегал, чтобы снова вернуться вечером.

Года через два у Клыкача появился сосед. Боб – еще один безродный «дворянин», напоминающий карликовую овчарку. Бабушки-соседки лишь проводили удивленными взглядами странную парочку – меланхоличного Клыкача и семенящего за ним щенка, который тихо поскуливал, стараясь успеть за провожатым. Парочка нырнула в подвал, а все скоро поняли, что Клыкач теперь не один и свою любовь надо дарить и новому обитателю двора, получившему имя Боб.

Люся и Синди – две невероятно похожие, словно сестры, «дворянки» появились во дворе еще через полгода, после холодной зимы. Ранней весной они прибежали во двор, чтобы найти что-нибудь вкусное и мигом столкнулись с хозяевами двора – Клыкачом и Бобом. Ребятня же, затаив дыхание, ждала драки, ибо Клыкач ревностно следил за тем, чтобы чужаки по его территории не гуляли. Но в тот раз что-то пошло не так. Клыкач обнюхал гостей, коротко что-то проворчал и, развернувшись, отправился прочь, а собаки, к очередному удивлению детворы, послушно потрусили вслед за ним.

Забавно, но к подвалу Клыкач их не повел. Наоборот, нашел им другое местечко, однако зимой многие неоднократно замечали хитрые морды Люси и Синди, выглядывающие в окошко подвала. Не иначе Клыкач поделился теплом.

Карлик присоединился к честной компании через месяц. Чумазый Ромка приволок откуда-то коробку, в которой сидел странный пес. Был он похож на упитанный такой шарик, бегающий по коробке на толстеньких, кривых ножках, а черные глаза задорно блестели, рассматривая обступивших коробку детей.

- Ну и какой это пес? – хмуро спросил Димка, кивая на «шарик». – Карлик какой-то.

- Точняк. Карлик, - рассмеялись остальные, а Димка вздохнул и повернулся к Ромке. – А если его Клыкач не примет?

- Примет, - уверенно ответил Ромка и, шмыгнув, утер грязной рукой сопливый нос. И Клыкач принял новенького в свою «банду», как её называли взрослые.

Сразу становилось понятно, что банда вернулась во двор, потому что двор оглашался радостным лаем Люси и Синди, стоило Клыкачу переступить незримую границу. Однако короткого рыка хватало, чтобы две сестры моментально умолкли и, виляя хвостами, вернулись к вожаку.

Ребятня, повиснув на деревьях, с любопытством следила, как Клыкач отдает «приказы». Он что-то ворчал, повернувшись то к Бобу, то к Карлику, то к Люси и Синди, а те, сразу после этого срывались на бег и куда-то убегали. И возвращались только к вечеру, к тому самому окошку подвала, где ночевали Клыкач и Боб. Карлик запрыгнуть в окошко мог, а вот выбраться обратно нет. Хватило единственного раза, когда Ромка, услышав яростный лай коротышки, вздохнул и, нырнув в окошко, вытащил оттуда негодующий шарик, который мигом помчался к ожидающим его неподалеку друзьям. Ребята лишь через несколько месяцев сделали подставку для Карлика, благодаря которой тот мог выбираться из подвала, и уговорили дворника, дядю Зураба, не ломать и не выбрасывать её.

Клыкач старого дворника полюбил и ему одному позволял чесать свой живот, развалившись на земле и молотя по воздуху лапами от удовольствия. Да и дядя Зураб скоро привык к трем обитателям подвала и частенько приносил им что-нибудь вкусное, а зимой утеплял жилище старыми куртками, найденными на помойке.

Когда дяди Зураба не стало, этим стали заниматься подросшие Ромка с Димкой. Но Клыкач так никому и не позволял чесать свой живот, лежа на старом тулупе дворника и мрачно поблескивая глазами.

Весной, летом и теплой осенью Клыкач ночевал в подвале вместе с Бобом, а зимой к ним присоединялись Люси, Синди и Карлик. Бабушки-соседки ворчали, ругали «банду» последними словами, но продолжали приносить утром к окошку подвала что-нибудь вкусненькое.

Однако Клыкача не зря все считали умным псом. Неизвестно как, но он приучил всех остальных членов своей стаи к одному нехитрому занятию. Стоило дню наступить, как собаки разбегались кто куда. Лишь Боб неизменно уходил вместе с Карликом, потому что Карлик был мелким, неуклюжим и его часто обижали другие собаки. Вечером они возвращались и каждый тащил что-нибудь в пасти. Боб нес пакет с куриными косточками. Карлик, натужно хрипя и бешено вращая глазами, старался не упасть и не выронить большую горбушку черного хлеба, найденную на все той же помойке. Люси и Синди тоже приносили что-нибудь съестное.

Потом это все складывалось у окошка, откуда вылезал постаревший Клыкач и начинался ужин, заставлявший бабушек-соседок смеяться и обсуждать собак, которые вели себя «как люди». Каждый брал понемногу от кучки и даже маленькому Карлику доставались вкусные куриные хрящи, с которыми тот возился непомерно долго. А когда трапеза заканчивалась, Клыкач коротко гавкал и собаки отправлялись гулять, чтобы вечером снова вернуться к окошку.

Когда Карлику пришлая детвора перебила камнем ногу, и он отлеживался в подвале, его место занял Клыкач и, принеся еду, всегда разрешал раненному коротышке первому выбрать себе лакомый кусок, предупредительно ворча на остальных друзей. Понятно, что стоило пришлым снова прийти в чужой двор, в них полетели не только камни и палки от ребят, но и вся «банда» кинулась на обидчиков маленького Карлика, который после того случая с камнем еще долго хромал и так до конца и не восстановился.

Когда пришла пора покинуть родной город, то меня, помимо родителей, провожала и вся «банда». Клыкач, чья морда стала белее снега, ткнулся мокрым носом в ногу, что-то проворчал и отправился к окошку в подвал, а остальные поприветствовали меня тихим скулежом. Вернулся я лишь через четыре года и за это время много чего успело произойти.

Люси кто-то отравил, и она отправилась на Цветущие Луга через полгода после моего отъезда. Больше всех грустила Синди, как мне рассказал Ромка – все такой же чумазый и шмыгающий носом. Клыкач её буквально заставлял есть и глаза вожака горели инфернальным пламенем, когда потерявшая сестру Синди лапой отодвигала кости или кусок хлеба и отправлялась на кучу тряпья спать.

Её и Карлика забрали в приют, откуда Синди через год сбежала и больше её никто не видел. Правда повзрослевший Димка обмолвился, что замечал похожую собаку неподалеку от того места, где нашли Люси. Карлик нашел семью, и работники приюта обнадежили переживающих ребят, что пыхтящий карапуз встретил хороших людей. Они ему даже имя то же оставили, потому что на другие клички Карлик не откликался.

Боб ушел на Луг незадолго до моего возвращения. Ребята рассказали, что он сильно тосковал по друзьям, особенно по Карлику, и даже Клыкач не мог развеять его тоску. Так получилось, что от всей банды остался один лишь вожак.

*****

Клыкач, услышав мой голос, выбрался из подвала и, шатаясь, направился ко мне. Левый его глаз побелел, знаменитый клык, из-за которого он и получил имя, давным-давно выпал, но это по-прежнему был тот самый Клыкач – гордый, сильный и суровый пес.

Присев на колени, я почесал его за ухом и услышал знакомое ворчание. В ладонь тут же ткнулся мокрый нос и горячий язык облизал пальцы. Однако, когда я услышал тихий писк, то не смог сдержать удивления, увидев, как из подвального окошка выбирается тощий котенок и шустро перебирая лапками несется к Клыкачу.

Пес, понюхав его, снова что-то проворчал и, ткнув котенка носом, лег на живот. Котенок же, распушив хвост, забрался псу на спину и, красиво улегшись, замурлыкал. Ромка с Димкой, стоящие рядом, рассмеялись и пояснили, что в «банде» пополнение. Кто-то оставил вечером у окошка коробку с котенком, а утром дворник увидел, что Клыкач спит на груде тряпья не один. Рядом, прижавшись к теплому боку, с ним лежал тощий котенок.

- Маугли назвали, - усмехнулся Ромка.

- И точно, - кивнул я. – Маугли.

Много лет с тех пор прошло. Давно уже нет Клыкача, окно в подвал заварили ржавым листом железа, да и бродячих животных на улицах стало куда меньше. Может, люди подобрели, или жизнь стала к ним злее… Кто его знает.

Но каждый раз, стоит мне приехать домой, я стою пять минут у подъезда, курю и смотрю на заваренное окошко подвала. Стою и жду, что снова раздастся знакомое ворчание, а в ладонь ткнется мокрый нос Клыкача, а остальная «банда» будет неподалеку скулить и вилять хвостами.