№14 (64) Александр Островский "Бедность не порок" ( Российская Империя, 1854)
С пальцем девять, с огурцом пятнадцать!
Цирюльник мог побрить двумя способами: с огурцом за щекой, для удобства бритья, стоило 15 копеек, или с пальцем цирюльника — 9 копеек.
На волне славы комедии "Не в свои сани не садись", Александр Островский спешит поскорее выпустить свою следующую пьесу - "Бедность не порок", премьера которой состоялась в Москве 25 января 1854 года. Пьеса интересна как документальный отпечаток фольклорного быта патриархальной России середины 19 века: песни, прибаутки, язык и характеры этой эпохи. Что касается самого сюжета и героев, то они довольно просты, в целом пьеса из категории: "Играй балалайка!", будет интересна только тем, кто любит народные песни и пляски. После преследования автора и политического запрета его пьесы "Свои люди - сочтемся" , Александр Островский как будто просто стремится аналогом повторить успех предыдущей своей работы "Не в свои сани не садись", вызвавшей бурю восторга у власти, Москвы и славянофилов. Плюс это были годы репрессии против всего нового, включая взгляды, науку, печать, университеты и т.п. Россия вообще в этом плане удивительная страна, она всегда уничтожает все лучшее, что в ней рождается. Возможно с этими событиями и связан резкий переход Островского от бунтарских идей к восхвалению неграмотной торговой спившейся патриархальной России. Собственный успех стал самоцелью его следующих нескольких работ.
За реченькой, за быстрою
Четыре двора;
В этих ли во двориках
Четыре кумы.
Вы, кумушки, голубушки,
Подружки мои,
Кумитеся, любитеся,
Любите меня.
Пойдете вы в зеленый сад —
Возьмите меня;
Вы станете цветочки рвать —
Сорвите и мне;
Вы станете веночки плесть —
Сплетите и мне;
Пойдете на реченьку —
Возьмите меня;
Вы станете венки бросать —
Вы бросьте и мой.
Как все венки по сверх воды.
А мой потонул;
Как все дружки домой пришли,
А мой не пришел.
Друзья Островского, которые также в эти годы из отъявленных бунтарей вдруг превратились в ярых славянофилов, поддержали эту пьесу, найдя ее превосходной, столичному и периферийному зрителю этот пошлый балалаечный балаган тоже пришелся по душе. Л.Н. Толстой также был в восторге, от этого "веселья". А вот другие критики не поддержали этого восторга: "Где же комедия?", - спрашивает Н.А. Некрасов.
Неужели в одной пошлой обстановке, а не в лицах, не в действии и не в идее произведения? Неужели весь комизм его заключается в глупых фразах и песнях Разлюляева, в разудалых манерах Анны Ивановны, в безобразнейшем маскараде медведя с козою? Все это гадко, отвратительно, но отнюдь не смешно.
А вот друг Островского - Ап. Григорьев посвятил герою в лице актера П.М. Садовского следующие строки:
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской чистою душой…
Я абсолютно не понимаю, что положительного и романтичного в образе типичного русского мужика? вечно пьяного, запущенного и слабого бездельника, но мудрого и добродушного, жалкого, но гордого, что здесь смешного?
П. О. Морозов:
Выражаясь языком того времени, артист „возвел в перл создания“ один из типов, довольно обычных в старой купеческой Москве. Не чуждые ни способностей, ни доброго сердца, эти люда, спившиеся с кругу, теряли всякое чувство приличия, не думали скрываться от публики в своем зазорном виде; напротив, любили появляться в людных местах, особенно в Гостином дворе, где проказили и юродствовали на потеху сидельцев и проходящих. Некоторые из них были грамотны и поэтому, встречаясь с прохожими, декламировали перед ними какие- нибудь стихи, например „Мужайся, стой и дай ответ!“ (подражание „Иову“ Ломоносова)
Вот уж действительно герой и повод для гордости!
ps далее "Не так живи, как хочется"