Серия «Тень Легенды»

— Здесь, — наконец сказал он, остановившись перед покосившимся домом. Его стены были покрыты мхом, окна забиты досками, а дверь висела на одной петле, скрипя от каждого порыва ветра. Над крышей вилась тонкая струйка дыма, едва заметная в темноте.

Элиза нахмурилась, её голос был тихим, но твёрдым. — Ты уверен, что она здесь? Это место выглядит мёртвым.

— Мэг любит, чтобы так думали, — ответил Сэмюэль, его глаза скользнули по дому. — Она не прячется. Она ждёт.

Джек сплюнул на землю, его рука сжала рукоять ножа. — Если это ловушка, я вырежу ей сердце.

Сэмюэль бросил на него резкий взгляд. — Не говори глупостей. Она — наш единственный шанс.

Он постучал посохом в дверь — три удара, медленных и тяжёлых. Тишина за дверью стала ещё гуще, будто дом затаил дыхание. Затем послышались шаги — шаркающие, но уверенные. Дверь скрипнула, открываясь ровно настолько, чтобы в щели показался глаз, мутный, но острый, как лезвие.

— Кто? — голос был хриплым, как шорох сухих листьев.

— Сэмюэль, — ответил он, не отводя взгляда. — Нам нужна твоя помощь, Мэг.

Глаз прищурился, изучая их. Затем дверь распахнулась, и перед ними предстала старуха. Её лицо было изрезано морщинами, волосы — седыми и спутанными, а спина сгорблена, но в её осанке чувствовалась сила, как у старого дуба, что пережил тысячу бурь. Она держала в руке узловатую трость, а на шее болтался амулет, чёрный, как ночь, с вырезанными символами.

— Входите, — сказала она, отступая в тень. — Но знайте: я не помогаю даром.

Они вошли. Внутри пахло травами, воском и чем-то едким, что щипало глаза. Очаг горел в углу, бросая пляшущие тени на стены, увешанные пучками сушёных растений и странными знаками, нацарапанными углём. Мэг указала на шаткий стол, заваленный костями, перьями и свитками.

— Садитесь. И говорите быстро. Тени не любят ждать.

Сэмюэль положил посох на стол, его свет отражался в глазах старухи. — Мы нашли ритуал. Он может закрыть разлом. Но он неполный.

Элиза осторожно положила книгу перед Мэг, открыв её на странице с древними символами. Старуха склонилась над ней, её пальцы, узловатые, как корни, пробежали по строкам. Она молчала так долго, что воздух в комнате стал тяжёлым, как перед грозой.

— Это старая магия, — наконец сказала она, её голос был низким, почти рычащим. — Опасная. Вы уверены, что хотите её разбудить?

— У нас нет выбора, — сказал Сэмюэль, его взгляд был твёрд. — Пустота пожирает город. Если мы не остановим её, не останется ничего.

Мэг фыркнула, её глаза блеснули. — Пустота не умирает. Её можно лишь запереть. И то ненадолго.

Джек ударил кулаком по столу, его голос был резким. — Хватит загадок, старуха! Можешь помочь или нет?

Мэг повернулась к нему, её взгляд был как удар хлыста. — Следи за языком, мальчишка. Я видела, как тени рвали таких, как ты, на куски.

Джек оскалился, но Сэмюэль положил руку ему на плечо, заставив замолчать. — Что нужно для ритуала? — спросил он, его голос был спокойным, но в нём звенела сталь.

Мэг откинулась на стуле, её трость стукнула о пол. — Кровь. Воля. И жертва. — Она сделала паузу, её глаза скользнули по их лицам. — Один из вас не вернётся.

Элиза побледнела, её пальцы сжали амулет. — Жертва? Что это значит?

— То, что сказала, — отрезала Мэг. — Пустота требует платы. Всегда.

Сэмюэль кивнул, его лицо не дрогнуло. — Мы готовы. Но как восстановить ритуал?

Мэг поднялась, её движения были на удивление плавными. Она подошла к полке, вытащила свиток, пожелтевший от времени, и бросила его на стол. — Здесь часть того, что вам нужно. Остальное в вашей книге. Но знайте: ритуал откроет разлом, прежде чем закроет его. И если вы ошибётесь, пустота поглотит вас.

Элиза развернула свиток, её глаза пробежали по строкам. — Это… сложно, — прошептала она. — Нам понадобится время.

— Время — роскошь, которой у вас нет, — сказала Мэг. — Тени уже идут. Я чувствую их.

В этот момент окна задрожали, а огонь в очаге вспыхнул, бросив на стены длинные когти теней. Сэмюэль схватил посох, его свет вспыхнул ярче. Элиза вскочила, её амулет засветился, отражая её заклинание. Джек выхватил ножи, его тело напряглось, как пружина.

— Они нашли нас, — прорычал он.

Мэг не шелохнулась. Она лишь улыбнулась, её зубы блеснули в полумраке. — Бегите, дети. Или сражайтесь. Но помните: пустота не прощает ошибок.

Дверь с треском распахнулась, и тени хлынули внутрь — высокие, извивающиеся, с пустыми глазами и когтями, что рвали воздух. Сэмюэль ударил посохом, его свет разорвал первую тень, как бумагу. Элиза выкрикнула заклинание, и волна света отбросила врагов назад. Джек прыгнул вперёд, его ножи танцевали, оставляя за собой чёрные клочья.

Но тени были быстрее. Их когти полоснули по руке Сэмюэля, оставляя жгучий след. Он стиснул зубы, не позволяя боли отвлечь себя. Элиза споткнулась, её заклинание дрогнуло, и тень едва не зацепила её. Джек рубил, как одержимый, но его движения замедлялись — тени словно высасывали его силы.

— Уходите! — крикнула Мэг, её голос перекрыл шум битвы. Она вскинула трость, и чёрный амулет на её шее вспыхнул, испуская волну тьмы, что отбросила теней к стенам. — Я задержу их!

Сэмюэль схватил Элизу за руку, та сжимала книгу и свиток. — Джек, за мной! — рявкнул он.

Джек бросил последний взгляд на Мэг, стоявшую в центре комнаты, окружённую тенями. Её глаза горели, как угли, а трость била по полу, вызывая дрожь в земле. Он выругался, но побежал за остальными.

Они вырвались из дома, ночь встретила их холодом и воем ветра. За их спинами дом Мэг дрожал, словно готовый рухнуть. Вспышки света и тьмы пробивались сквозь щели в стенах, а затем всё стихло.— Она— начала Элиза, её голос дрожал.

— Она знала, что делает, — перебил Сэмюэль, его лицо было мрачным. — Мы не можем остановиться. Не теперь.

Джек сжал кулаки, его ножи всё ещё были покрыты чёрной слизью теней. — Куда теперь?

Сэмюэль посмотрел на звёзды, затем на книгу в руках Элизы. — К разлому. Мы закончим ритуал. За Гидеона. За Мэг. За всех.

Они двинулись вперёд, их шаги эхом отдавались в ночи. Пустота шептала за их спинами, но они не оглядывались. Впереди ждал разлом — и, возможно, их последняя битва.

Элиза сидела на корточках рядом с пеплом Гидеона, её пальцы перебирали серую пыль, словно могли найти в ней ответ. Её лицо было бледным, глаза покраснели, но слёзы не текли — она держала их внутри, как оружие, что ещё не готова выпустить. Джек мерил шаги по площади, его движения были резкими, как удары клинка о наковальню. Он бормотал что-то, но слова тонули в воздухе, не доходя до остальных.

— Мы должны идти, — голос Сэмюэля прозвучал глухо, словно эхо из-под земли. — Она вернётся. И на этот раз она будет сильнее.

Элиза подняла голову, её взгляд резанул, как нож. — Куда? — спросила она, и в её голосе сквозила сталь. — Гидеон был нашим проводником. Без него…

— Мы найдём путь, — перебил её Сэмюэль, сжимая посох крепче. — Он не умер зря. Он дал нам время.

Джек остановился, его кулаки сжались так, что кожа на костяшках побелела. — Время для чего? — прорычал он, его глаза горели яростью. — Чтобы сдохнуть медленнее?

Сэмюэль повернулся к нему, его взгляд вспыхнул, как искра в темноте. — Чтобы закрыть разлом. Навсегда.

Он поднял посох, и свет в нём стал чуть ярче, твёрдым, как его воля. Элиза встала, её амулет слабо засветился, отражая её дыхание. Джек фыркнул, но ножи в его руках блеснули, поймав отблеск фонаря.

— Есть одно место, — сказал Сэмюэль, его голос стал задумчивым. — Библиотека под старой церковью. Гидеон говорил о ней. Там могут быть ответы.

Элиза кивнула, её пальцы сжали амулет. — Да, он упоминал древние тексты. Возможно, там есть что-то о разломах.

Джек скривился, его голос был полон скептицизма. — И как мы туда доберёмся? Город кишит тенями.

— Через канализацию, — ответил Сэмюэль, его тон был твёрд, как камень. — Там меньше шансов их встретить.

Они спустились в люк, что вёл в подземные туннели. Сэмюэль шёл первым, посох освещал путь слабым, но упрямым светом. Элиза держалась рядом, её амулет пульсировал в такт её шагам. Джек замыкал шествие, его ножи были наготове, а взгляд рыскал по темноте, выискивая угрозу.

Канализация была лабиринтом из сырости и ржавчины. Вода плескалась под ногами, её запах бил в ноздри, но они не замечали. Тени здесь были гуще, их очертания дрожали в углах, но они не двигались, не шептали. Пока.

— Сэм, — голос Элизы был тихим, но в нём звенела тревога. — Ты чувствуешь?

Он кивнул, не оборачиваясь. — Да. Они следят.

Джек выругался, его голос эхом отразился от стен. — Пусть только сунутся. Я готов.

Но тени не нападали. Их глаза мерцали в темноте, как далёкие звёзды, холодные и безжалостные. Они ждали.

Наконец, они добрались до выхода под церковью. Люк был тяжёлым, ржавчина скрипела под руками Джека, но он сдвинул его, напрягая мускулы, и крышка отодвинулась с глухим стуком.

Церковь стояла в запустении: стены поросли мхом, окна зияли пустыми провалами. Но подвал уцелел, и за старыми полками скрывалась дверь в библиотеку. Сэмюэль толкнул её, и она поддалась со скрипом, открывая путь в темноту.

Внутри было тихо, воздух пах старой бумагой и пылью. Посох Сэмюэля осветил комнату: стеллажи с книгами, столы, заваленные свитками. Элиза тут же бросилась к полкам, её пальцы скользили по корешкам. Джек остался у двери, его ножи сверкали в полумраке.

— Ищи что-нибудь о разломах, о пустоте, — сказал Сэмюэль, сам разбирая свитки.

Время тянулось, но ответов не было. Книги говорили о магии, о забытых богах, о древних войнах, но ничего о том, как закрыть разлом.

— Проклятье, — пробормотал Сэмюэль, отбросив очередной бесполезный свиток.

Элиза вдруг замерла, её рука легла на толстую книгу в чёрной обложке. — Сэм, сюда, — сказала она, её голос дрожал от волнения.

Он подошёл, и они открыли книгу вместе. Страницы были испещрены символами, кругами, текстом на древнем языке.

— Это ритуал, — прошептала Элиза, её глаза расширились. — Ритуал закрытия.

Сэмюэль вгляделся в строки. — Но он неполный. Часть страниц вырвана.

Джек подошёл, его брови нахмурились. — И что это значит?

— Это значит, — сказал Сэмюэль, — что нам нужно найти остальное. Или восстановить.

Элиза покачала головой. — Но как? Мы не знаем, где они.

В этот момент дверь библиотеки с грохотом распахнулась. Ветер ворвался внутрь, холодный и резкий, а за ним пришли тени — высокие, худые, с длинными руками и пустыми глазами.

— Время вышло, — прошипела одна из них, её голос был как скрежет металла о камень.

Сэмюэль вскинул посох, его свет вспыхнул ярче. Элиза схватила амулет, её губы зашептали заклинание. Джек бросился вперёд, ножи в его руках засверкали, как молнии.

Битва была яростной, но скоротечной. Тени наступали, их когти рвали воздух, но трое дрались с отчаянием тех, кто потерял слишком много. Сэмюэль бил посохом, его удары ломали тени, как хрупкое стекло. Элиза выкрикивала заклинания, её голос звенел, а свет амулета ослеплял. Джек рубил, как зверь, его ножи оставляли за собой чёрные брызги.

Последняя тень упала, растворившись в воздухе, но победа была горькой. Библиотека лежала в руинах: книги разбросаны, свитки порваны. Сэмюэль тяжело дышал, его посох был покрыт сажей. Элиза опустилась на колени, её амулет потускнел. Джек вытирал ножи, его лицо было мрачнее тучи.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказал Сэмюэль. — Они вернутся.

Элиза подняла книгу с ритуалом. — Но у нас есть это. Может, мы сможем что-то сделать.

Джек фыркнул. — Как? Мы не маги.

— Нет, — сказал Сэмюэль, его глаза загорелись. — Но мы знаем того, кто может помочь.

Элиза и Джек посмотрели на него.

— Старая Мэг, — пояснил он. — Она живёт на окраине. Говорят, она знает древние тайны.

Элиза кивнула. — Я слышала о ней. Но она не любит чужаков.

— У нас нет выбора, — сказал Сэмюэль. — Мы идём к ней.

Они покинули библиотеку, унося с собой книгу и остатки надежды. Ночь была тёмной, но звёзды горели ярко, указывая путь. Пустота всё ещё шептала в тенях, но Сэмюэль знал: они будут драться. За Гидеона. За себя. И за мир, что ещё можно спасти.

— Сэм, — голос Элизы дрожал, но в нём всё ещё была искра. — Мы не можем просто стоять. Она… она лезет в голову.

Он знал, о чём она говорит. Пустота шептала, её голос — не голос, а ощущение, как будто кто-то проводил когтями по изнанке его мыслей. Она обещала покой, забвение, конец боли. Но за этим обещанием скрывалась бездонная пропасть, и Сэмюэль чувствовал, как она тянет его к краю.

— Держись, — прорычал он, его голос был хриплым, но решительным. — Мы не сдаёмся.

Гидеон вдруг замолчал. Книга в его руках задрожала, страницы начали рваться, словно кто-то невидимый выдирал их одну за другой. Его глаза, широко распахнутые, смотрели на фигуру, что возвышалась в центре пустоты. Смоляная женщина — теперь её очертания были чётче, её тело текло, как жидкость, но сохраняло форму, а лицо, лишённое черт, казалось, улыбается.

— Ты не можешь остановить, — её голос был как треск льда, ломающегося под ногами. — Дверь открыта. Она всегда была открыта. Вы лишь пепел, что кружит в моём дыхании.

Гидеон шагнул к ней, его руки дрожали, но в его взгляде была странная ясность. — Ты ошибаешься, — сказал он тихо. — Книга помнит. И я тоже.

Сэмюэль хотел крикнуть, остановить его, но слова застряли в горле. Гидеон поднял книгу, и её свет вспыхнул, резкий и болезненный, как молния. Тени взвыли, их тела начали распадаться, растворяясь в воздухе, но смоляная женщина лишь рассмеялась — низкий, раскатистый звук, от которого земля под ногами задрожала.

— Ты думаешь, что твоя память сильнее моей вечности? — её рука, длинная и текучая, потянулась к Гидеону, и в этот момент Сэмюэль почувствовал, как что-то ломается — не в мире, а в нём самом. Связь, что держала их вместе, начала рваться.

— Гидеон, назад! — крикнул он, бросаясь вперёд, но тьма сгустилась, отрезая его от друга. Посох в его руке стал тяжёлым, словно налился свинцом, и свет угас, оставив лишь слабое мерцание.

Элиза схватила его за руку, её амулет снова вспыхнул, но его сияние было неровным, как пламя на ветру. — Сэм, мы теряем его! — её голос был полон отчаяния, но она не отступала, её пальцы сжимали амулет так, что кровь сочилась из ладони.

Джек метнулся к теням, его ножи мелькали, но каждый удар казался бесполезным — тени восстанавливались, их шипение становилось громче, как рой насекомых. — Чёрт, Сэм, делай что-нибудь! — рявкнул он, его лицо было покрыто потом и сажей.

Сэмюэль посмотрел на Гидеона, который теперь стоял лицом к лицу с женщиной. Её рука почти коснулась его, и книга в его руках начала рассыпаться в пепел. Но Гидеон не отступал. Его губы шевелились, произнося последние слова, и Сэм услышал их — не ушами, а где-то глубже, в том месте, где память переплеталась с болью.

— Я закрываю тебя, — сказал Гидеон, и его голос был спокоен, как поверхность озера перед бурей. — Ты не получишь их.

Свет книги вспыхнул в последний раз, ослепляющий и чистый, и тьма взорвалась. Смоляная женщина закричала — нечеловеческий, раздирающий звук, от которого у Сэмюэля кровь застыла в жилах. Тени корчились, их тела распадались, а пустота начала отступать, как волна, уходящая от берега.

Но Гидеон исчез. Там, где он стоял, осталась лишь горстка пепла, медленно оседающая на землю.

— Нет — прошептала Элиза, её голос сломался. Она упала на колени, амулет выпал из её руки, его свет угас.

Сэмюэль стоял неподвижно, его разум отказывался принимать то, что произошло. Посох выпал из его рук, и он почувствовал, как пустота, что всё ещё затаилась в тенях, смотрит на него, ждёт. Она не ушла. Она лишь отступила.

Джек подошёл к ним, его лицо было искажено яростью и горем. — Он… он знал, — прорычал он, сжимая кулаки. — Он знал, что это убьёт его.

Сэмюэль не ответил. Он смотрел на пепел, что был всем, что осталось от Гидеона, и чувствовал, как что-то внутри него умирает. Но затем его взгляд упал на Элизу, на её дрожащие плечи, на Джека, который всё ещё сжимал ножи, готовый драться. Они были здесь. Они были живы.

— Мы не закончили, — сказал он наконец, его голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь. — Это не конец.

Он поднял посох, и, хотя свет в нём был слабым, он всё ещё горел. Элиза медленно встала, её глаза были полны слёз, но в них появилась решимость. Джек кивнул, его лицо застыло в мрачной гримасе.

Площадь начала возвращаться — каменные плиты, разбитая статуя, запах сырости и ржавчины. Но смоляная женщина исчезла, и тени отступили, затаившись в углах, словно ждали своего часа.

Сэмюэль посмотрел на пепел, что был Гидеоном, и поклялся себе, что его жертва не будет напрасной. Пустота всё ещё была там, в тенях, в трещинах, в их собственных сердцах. Но они будут драться. Они закроют эту дверь.

Или умрут, пытаясь.

Тьма вздохнула, и ночь продолжила свой ход.

— Назад, — прорычал он, отступая на шаг и толкая Элизу за собой. — Держитесь вместе.

Элиза кивнула, её рука всё ещё сжимала треснувший амулет, словно он мог дать ей хоть каплю надежды. Гидеон прижимал пустую книгу к груди, его глаза метались по площади, будто он искал ответы в тенях. Джек, как всегда, был готов к бою — его нож сверкал в тусклом свете фонарей, а лицо застыло в мрачной решимости.

— Это не просто статуя, — прошептал Гидеон, его голос дрожал, как лист на ветру. — Это… дверь. Она открывает что-то.

— Дверь? — Джек фыркнул, но его взгляд был прикован к чёрной смоле, что теперь начала подниматься, образуя тонкие нити, похожие на паутину. — Отлично. И что за дрянь лезет оттуда?

Сэмюэль не ответил. Он знал, что Гидеон прав. Это место — сердце города, место, где пустота впервые вдохнула. И теперь она хотела их всех, хотела их страх, их воспоминания, их жизни. Посох в его руке дрогнул, и на мгновение ему показалось, что он слышит голос отца — не слова, а лишь эхо, холодное и далёкое, как зимний ветер.

— Сэм, что делаем? — голос Элизы был тихим, но в нём чувствовалась сталь. Она стояла рядом, её плечо касалось его, и это прикосновение было единственным, что удерживало его от падения в пропасть собственных мыслей.

Он посмотрел на статую. Чёрная смола теперь текла быстрее, её нити поднимались выше, сплетаясь в воздухе, образуя что-то, что напоминало человеческую фигуру — но слишком неправильную, слишком чужую. Её глаза — два провала, горящих белым светом — уставились на них, и Сэмюэль почувствовал, как его разум цепенеет, словно кто-то сжал его сердце ледяной рукой.

— Мы закрываем эту дверь, — сказал он наконец, его голос был хриплым, но твёрдым. — Или она сожрёт нас всех.

Гул стал оглушительным, земля под ногами треснула, и из щелей начали выползать тени — не просто силуэт, а существа, чьи очертания ломались, как отражение в разбитом зеркале. Они двигались рывками, их конечности изгибались под неестественными углами, а из пастей, где должны были быть рты, вырывался низкий, шипящий звук, похожий на треск горящего дерева.

Джек выругался и метнул нож. Лезвие вонзилось в ближайшую тень, но та лишь дрогнула, словно была сделана из дыма, и продолжила двигаться. — Сэм, твой посох! — крикнул он, отступая к группе.

Сэмюэль поднял посох, но свет, что вспыхнул, был таким слабым, что едва разогнал тьму. Он чувствовал, как пустота тянет его, как она шепчет, обещая покой, если он сдастся. Его взгляд упал на Элиза, на её бледное лицо, на Гидеона, что бормотал что-то, сжимая книгу, на Джека, который уже вытащил второй нож. Они были здесь, с ним. Он не мог позволить им упасть.

— Элиза, амулет, — сказал он, его голос был резким, как удар. — Попробуй ещё раз.

Она посмотрела на него с сомнением, но кивнула. Сжав амулет, она закрыла глаза, её губы зашевелились, произнося слова, что она, возможно, сама не понимала. На мгновение ничего не происходило, но затем амулет вспыхнул — не ярко, но достаточно, чтобы тени взвыли и отступили на шаг.

— Держи его! — крикнул Сэм, вскидывая посох. Он сосредоточился, пытаясь найти в себе то, что осталось — искру, что ещё не угасла. Посох задрожал, и свет стал ярче, соединяясь с сиянием амулета. Тени корчились, их шипение стало громче, но они не могли приблизиться.

Гидеон вдруг шагнул вперёд, его глаза горели странным, лихорадочным светом. — Книга! — выкрикнул он. — Она не пуста, она… она помнит! — Он раскрыл книгу, и, к удивлению всех, страницы начали светиться, испуская слабое, но живое сияние. — Я могу это остановить, — пробормотал он, его пальцы дрожали, перелистывая страницы. — Я должен.

— Гидай, не глупи! — рявкнул Джек, но Гидеон уже не слушал. Он шагнул ближе к статуе, его голос стал громче, произнося слова на языке, что звучал, как треск ломающихся костей.

Смола вокруг статуи вздрогнула, её нити начали рваться, но фигура в центре площади становилась всё более чёткой. Теперь она напоминала женщину — высокую, с длинными, текучими волосами, но её лицо было лишено черт, а глаза сияли, как раскалённые угли. Она подняла руку, и тени ринулись вперёд, их шипение заглушило всё.

— Сэм! — крикнула Элиза, её амулет начал угасать. — Мы не справляемся!

Сэмюэль чувствовал, как пустота сжимает его разум, но он не отступил. Он шагнул к Гидеону, схватив его за плечо. — Что ты делаешь? — прорычал он.

— Закрываю дверь, — ответил Гидеон, его голос был спокойным, но в нём была тень обречённости. — Она хочет меня. Книга… она связывает нас. Я могу её задержать.

— Нет, — Сэм сжал его сильнее. — Мы делаем это вместе.

Гидеон посмотрел на него, и в его глазах мелькнула тень улыбки. — Ты всегда был упрямым, Кольт.

Прежде чем Сэмюэль успел ответить, фигура из смолы заговорила. Её голос был как шёпот тысячи голосов, сплетающихся в один, холодный и безжалостный. — "Вы не можете закрыть то, что уже открыто. Вы принадлежите мне. Всегда принадлежали."

Земля треснула, и смола хлынула с новой силой, устремляясь к ним. Сэм поднял посох, Элиза сжала амулет, Гидеон выкрикивал слова из книги, а Джек метался, пытаясь держать тени на расстоянии. Площадь превратилась в хаос, где свет и тьма сражались, как звёзды в умирающей буре.

И в этом хаосе Сэмюэль почувствовал, как что-то внутри него ломается. Не боль, не страх, а что-то глубже — связь, что связывала его с пустотой. Он знал, что должен был бы отдать, чтобы закрыть дверь. Но готов ли он заплатить эту цену? И готовы ли те, кто шёл с ним?

Тени сомкнулись, и ночь проглотила их крик.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказал Джек, его голос был резким, как удар хлыста. — Это место… оно всё ещё её. Я чувствую.

Сэмюэль кивнул, но его мысли были где-то далеко. Он смотрел на свои руки, на посох, на осколки статуи, что валялись вокруг, как кости давно забытого бога. Он отдал часть себя — он знал это. Но что именно? Воспоминания? Страх? Или что-то более глубокое, что связывало его с пустотой? Голос отца, что шептал в его разуме, теперь молчал, но его отсутствие было хуже любого крика.

— Сэм, ты слышишь меня? — Элиза коснулась его плеча, её голос дрожал, но в нём была сталь. — Нам нужно идти. Гидеон он не в порядке. И ты…

Она не договорила, но её взгляд сказал всё. Сэмюэль знал, что она видит — тень в его глазах, ту же, что отражалась в осколках статуи. Он отвернулся, сжимая посох сильнее, чем нужно. — Я в порядке, — солгал он. — Соберитесь. Мы уходим.

Они двинулись к выходу, пробираясь через обломки. Пол под ногами хрустел, и каждый шаг отдавался эхом, словно склад всё ещё жил, наблюдая за ними. Книга Гидеона, теперь пустая, казалась тяжёлой, как камень, в его руках. Он смотрел на неё с ужасом, будто боялся, что страницы снова оживут. — Она знала, — прошептал он, почти неосознанно. — Она всегда знала, что мы придём.

— Кто? — рявкнул Джек, его терпение было на исходе. — Эта тварь? Пустота? Или что-то ещё?

Гидеон покачал головой, его глаза были пустыми, как у человека, который видел слишком много. — Не знаю. Но она… она не ушла. Она ждёт.

Сэмюэль остановился у выхода. Дверь, сорванная с петель, висела криво, открывая вид на ночной город. Улицы были пусты, но воздух дрожал, как перед грозой. Он чувствовал её — пустоту, что затаилась в тенях переулков, в трещинах асфальта, в дыхании ветра. Она не ушла. Она просто отступила, чтобы зализать раны. Или чтобы заманить их глубже.

— Куда теперь? — спросила Элиза, её голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость. Она всё ещё сжимала треснувший амулет, хотя его свет давно угас.

Сэмюэль задумался. Город был лабиринтом, и каждая его улица могла стать ловушкой. Но в его памяти всплыли слова Лазаруса, сказанные с той же ядовитой ухмылкой: *Найди сердце. Там всё началось.* Сердце города. Место, где пустота впервые вдохнула, где она впервые обрела форму. Он не знал, где это, но посох в его руке дрогнул, словно указывая путь.

— В центр, — сказал он наконец. — Там, где всё началось.

Джек фыркнул, вытирая кровь — или то, что было вместо неё — с плеча. — Отлично. Прямо в пасть зверя. Твой план, как всегда, безупречен, Кольт.

— Есть идеи получше? — огрызнулся Сэмюэль, но в его голосе не было злобы. Только усталость. И тень страха, который он не хотел признавать.

Они вышли на улицу, и ночь сомкнулась вокруг них, как вода над утопающим. Город молчал, но в этом молчании было что-то живое — шорохи в переулках, отблески света, которых не должно было быть, и далёкий, едва уловимый смех, что звучал, как звон разбитого стекла. Сэмюэль шагал впереди, его посох стучал по асфальту, и каждый удар отдавался в его костях, как напоминание о том, что он отдал.

Они шли долго, петляя по узким улицам, где фонари мигали, как умирающие звёзды. Гидеон молчал, его взгляд был прикован к книге, словно он ждал, что она заговорит. Элиза держалась рядом, её рука то и дело касалась амулета, будто он всё ещё мог защитить её. Джек замыкал шествие, его нож сверкал в темноте, готовый встретить любую тень.

Но тени не нападали. Они следовали за ними, оставаясь на краю зрения — то мелькнёт силуэт за углом, то шепнёт голос из канализации. Они были повсюду, но держались на расстоянии, как волки, ждущие, пока добыча ослабеет.

— Это неправильно, — пробормотал Гидеон, наконец нарушая молчание. — Она не должна быть такой… терпеливой.

— Может, она сыта, — мрачно пошутил Джек, но его глаза были серьёзными. — Или просто играет с нами.

Сэмюэль не ответил. Он чувствовал, как посох в его руке становится всё тяжелее, как будто впитывал ночь. Впереди, в конце улицы, возвышалась площадь — огромная, пустая, окружённая чёрными силуэтами зданий, что казались живыми. В центре площади стояла статуя — не та, что была в складе, но похожая. Её черты были размытыми, но в них угадывалось что-то знакомое. Сэмюэль остановился, его сердце сжалось.

— Это она, — прошептала Элиза, её голос был едва слышен. — Это её сердце.

Статуя не двигалась, но её глаза — пустые, как провалы — смотрели прямо на них. Воздух вокруг задрожал, и из-под земли донёсся низкий гул, как биение огромного сердца. Посох Сэмюэля вспыхнул, но свет был слабым, мерцающим, как угасающая свеча. Тени начали выползать из переулков, их фигуры сливались с ночью, образуя кольцо вокруг площади.

— Сэм, — голос Элизы дрожал, но она сжала его руку. — Что бы ты ни отдал, ты всё ещё здесь. Мы все здесь.

Он посмотрел на неё, на Гидеона, на Джека. Их лица были измождёнными, но в их глазах горела искра — не света, а упрямства. Они не сдались. И он не сдастся.

— Тогда держитесь, — сказал он, поднимая посох. — Потому что она хочет нас всех.

Гул под землёй стал громче, и статуя начала трескаться, её каменные куски падали, открывая что Хокинс, что-то чёрное, как смола, текло из трещин. Пустота проснулась. И она была голодна.

— Элиза, держи его! — крикнул Сэмюэль, его голос пробился сквозь гул пустоты. — Не дай ему уйти в неё!

Элиза сжала амулет, который теперь был холодным, как лёд. Её пальцы дрожали, но она вцепилась в Гидеона, прижимая его к полу. — Он не в себе, Сэм! — выкрикнула она. — Это не он говорит! Это... это она!

Гидеон дёрнулся, его тело выгнулось дугой, как у марионетки, чьи нити натянули до предела. Его глаза, белые, как молоко, смотрели в никуда, а голос, вырывавшийся из его горла, был хором, сплетённым из тысяч голосов: — Она видит вас. Она знает вас. Вы — её кости, её кровь, её эхо.

Сэмюэль стиснул зубы, чувствуя, как пустота вгрызается в его разум. Голос отца, тот самый, что шептал в глубине, стал громче: Отдай часть себя. Всегда нужно отдать. Но что? Его волю? Его душу? Или, может быть, его кровь? Он поднял посох, и тот вспыхнул ярче, но свет был теперь не красным, а чёрным, как смоль, и от него веяло холодом.

— Джек, назад! — рявкнул Сэмюэль, когда одна из теней метнулась к нему, её когтистые пальцы рассекли воздух в дюйме от его горла. Джек отскочил, но тень зацепила его плечо, и он выругался, хватаясь за рану, из которой сочилась не кровь, а что-то тёмное, вязкое, как смола.

— Это не просто тени, Кольт! — прорычал Джек, перехватывая нож другой рукой. — Они живые! Они… они из нас!

Сэмюэль понял. Пустота не просто нападала — она питалась. Их страхом, их сомнениями, их воспоминаниями. Каждое слово, каждый удар только делал её сильнее. Он вспомнил Лазаруса, его ухмылку, его слова: Она уже в тебе. И теперь он чувствовал это — холод, что полз по венам, как яд, шепот, что звучал не снаружи, а внутри.

— Гидеон, очнись! — Элиза ударила по щекам Гидеона, её голос дрожал от отчаяния. Амулет в её руке треснул, и голубой свет погас, оставив лишь тусклый отблеск. Гидеон замолчал, его тело обмякло, но книга, лежавшая рядом, начала шевелиться. Её страницы переворачивались сами собой, и из них вырывался дым, формируя символы, которые никто из них не мог прочесть.

Сэмюэль шагнул к книге, но пол под ним треснул, и из трещины вырвался чёрный дым, обвивая его ноги. Он ударил посохом, и тот загорелся снова, но теперь свет был не его — он был чужим, как будто посох сам решал, кому служить. Тени сомкнулись ближе, их рты шептали его имя, и в этом шепоте он услышал голоса — не только отца, но и матери, брата, всех тех, кого он потерял в кузнице, всех, кого он не смог спасти.

— Хватит! — Сэмюэль вскинул револьвер и выстрелил в воздух. Пуля ушла в потолок, и на миг тьма расступилась, но лишь для того, чтобы вернуться с новой силой. Тени закружились быстрее, их фигуры сливались в вихрь, в центре которого начала формироваться новая статуя — выше, темнее, с лицом, которое было ужасающе знакомым. Это было лицо Сэмюэля.

— Ты — её якорь, — прошептали голоса, и статуя улыбнулась, её каменные губы растянулись в ухмылке, от которой кровь застыла в жилах. — Ты всегда был её якорем.

Элиза закричала, её голос прорезал хаос: — Сэм, не слушай! Это ложь! Она хочет, чтобы ты сдался!

Но Сэмюэль чувствовал, как правда вгрызается в него, как кости, ломающиеся под давлением. Посох в его руке стал невыносимо тяжёлым, и он понял — это не просто оружие, не просто часть его. Это была его связь с пустотой. Его проклятье. И, возможно, его спасение.

Он бросился к статуе, игнорируя крики Джека и Элизы. Тени рванулись к нему, но он ударил посохом по полу, и волна чёрного света разорвала их, как ткань. Статуя смотрела на него, её глаза — пустые, но полные его собственных воспоминаний. Он видел кузницу, видел кровь, видел Лазаруса, смеющегося над разбитым зеркалом. И он видел себя — не охотника, а человека, который всегда убегал от того, кем он был.

— Если я твой якорь, — прорычал Сэмюэль, вскидывая посох, — то я сломаю тебя.

Он ударил. Посох врезался в статую, и мир взорвался. Осколки камня, света и тьмы разлетелись во все стороны, и склад задрожал, как будто готовился рухнуть. Тени закричали, их голоса слились в единый вопль, который эхом отдавался в костях каждого из них. Пол раскололся, и из трещин вырвался свет — не чёрный, не красный, а белый, ослепляющий, как солнце.

Сэмюэль упал на колени, посох выпал из его рук. Он чувствовал, как что-то покидает его — не кровь, не жизнь, а что-то глубже, что-то, что он не мог назвать. Элиза и Джек подбежали к нему, их голоса доносились, как из-под воды. Гидеон очнулся, его глаза были ясными, но полными ужаса.

— Что ты сделал? — прошептала Элиза, её руки дрожали, когда она помогала ему встать.

Сэмюэль посмотрел на свои руки. Они были пусты, но он чувствовал, как эхо всё ещё живёт в его костях. — Я дал ей то, что она хотела, — сказал он тихо. — Часть себя. Но не всё.

Тьма отступила, но склад был разрушен. Стены осыпались, потолок провисал, а воздух всё ещё дрожал от остаточного эха. Книга Гидеона лежала открытой, её страницы теперь были пусты. Посох Сэмюэля был холодным, как мёртвый металл. Но где-то в глубине, в самом сердце города, пустота всё ещё дышала. И она знала их имена.

— Это не конец, — сказал Джек, его голос был хриплым, но решительным. — Она вернётся.

Сэмюэль кивнул, поднимая посох. — Пусть приходит. Мы будем готовы.

Но в его глазах тлела тень сомнения. Он отдал часть себя, но что, если пустота уже взяла больше, чем он мог себе позволить? Ночь смотрела на них, и её смех всё ещё звучал — тихо, но неотступно, как эхо в костях.

— Куда теперь, Кольт? — Джек нарушил тишину, его голос был резким, но в нём сквозила усталость. Он крутил нож в руке, но движение было механическим, словно он пытался убедить себя, что всё ещё контролирует ситуацию. — Мы гоняемся за призраками, а этот Лазарус… он даже не человек. Что дальше? Будем стрелять в тени?

Сэмюэль не ответил, его взгляд был прикован к горизонту, где городские огни тускнели, растворяясь в черноте. Он чувствовал, как посох в его руке пульсировал, будто указывал путь. Это было не просто оружие — оно знало, куда идти, знало, где прячется следующая трещина в ткани мира.

— Посох ведёт нас, — сказал он наконец, его голос был тихим, но твёрдым, как удар молота. — Он чувствует разлом. Мы идём туда, куда он зовёт.

Элиза нахмурилась, её амулет мерцал слабым светом, отбрасывая голубые блики на её лицо. — Ты доверяешь этой штуке? После всего, что мы видели? Кузница, Лазарус… Что, если это ловушка?

— Всё — ловушка, — отрезал Сэмюэль, но в его глазах мелькнула тень сомнения. — Пустота играет с нами, но мы не пешки. Мы охотники. И мы найдём её сердце.

Гидеон, чьи пальцы всё ещё сжимали книгу, кашлянул, его голос дрожал от напряжения. — Я читал о разломах в старых текстах. Они не просто дыры в мире. Они… как раны. И каждая рана оставляет след — эхо, которое можно услышать, если знать, как слушать. Если мы найдём источник эха, мы найдём якорь.

— Эхо, — повторила Элиза, её взгляд скользнул по тёмным окнам заброшенного здания впереди. — Я чувствую что-то. Не звук, а… давление. Как будто кто-то дышит мне в затылок.

Сэмюэль кивнул, его инстинкты подтверждали её слова. Он поднял посох, и тот засветился тусклым красноватым светом, отбрасывая длинные тени, которые казались слишком живыми. — Там, — сказал он, указывая на здание. — Там что-то есть.

Здание было старым складом, его кирпичные стены покрывали трещины, а окна зияли пустыми глазницами. Дверь, сорванная с петель, лежала на земле, покрытая слоем грязи и ржавчины. Внутри было темно, но не просто темно — это была тьма, которая поглощала свет, как голодный зверь. Сэмюэль шагнул внутрь, его сапоги хрустели по битому стеклу и обломкам досок. Остальные последовали, их дыхание было единственным звуком в этом мёртвом месте.

В центре зала стояла статуя. Она была грубо вырезана из чёрного камня, изображая фигуру без лица, с руками, протянутыми к небу. Её поверхность блестела, как мокрая, хотя дождь сюда не доходил. У подножия статуи лежали осколки, похожие на те, что разбил Лазарус, и от них исходил слабый чёрный дым, который поднимался и растворялся в воздухе.

— Это якорь? — прошептала Элиза, её амулет теперь горел ярче, но свет дрожал, как будто боялся.

Гидеон открыл книгу, его пальцы быстро листали страницы. — Это… это не просто якорь. Это алтарь. Пустота использует его, чтобы говорить. Чтобы звать.

— Звать кого? — Джек сжал нож крепче, его глаза обшаривали тени. — Ещё одного Лазаруса?

Прежде чем кто-то успел ответить, воздух задрожал. Пол под ногами загудел, как натянутая струна, и статуя начала двигаться. Её каменные руки медленно опустились, а безликая голова повернулась к Сэмюэлю. Из пустоты, где должно было быть лицо, раздался голос — не один, а множество, сплетённых в хор, от которого кровь стыла в жилах.

— Кольт, — прошептали голоса, и эхо разнеслось по залу, как волна. — Ты пришёл. Ты всегда приходишь. Но что ты отдашь?

Сэмюэль поднял револьвер, его палец замер на спусковом крючке. — Я не торгуюсь с тобой, — сказал он, но его голос дрогнул, и он почувствовал, как посох в его руке стал горячим, почти невыносимо.

Статуя шагнула вперёд, её движения были рваными, как у марионетки, чьи нити дёргает невидимая рука. — Ты уже отдал. В кузнице. В крови. В боли. Но этого мало. Она хочет больше. Она хочет тебя.

Элиза выкрикнула заклинание, и её амулет вспыхнул, посылая волну света в сторону статуи. Камень треснул, но не раскололся. Вместо этого тьма вокруг статуи сгустилась, формируя фигуры — тени, похожие на людей, но с пустыми глазами и ртами, полными чёрного дыма.

Джек бросился вперёд, его нож сверкнул, рассекая одну из теней, но она лишь рассыпалась в дым, чтобы тут же собраться снова. — Чёрт возьми, Кольт, стреляй! — крикнул он, отступая.

Сэмюэль выстрелил. Пуля, заряжённая чем-то большим, чем просто порох, ударила в статую, и та взорвалась осколками. Но тьма не рассеялась. Она закружилась, как вихрь, и голоса стали громче, их слова резали, как ножи.

— Ты не можешь остановить её. Она в тебе. В каждом из вас.

Гидеон закричал, падая на колени, его книга выпала из рук. Его глаза закатились, и он начал шептать слова, которых никто из них не понимал. Элиза бросилась к нему, пытаясь привести в чувство, но её амулет потух, и она задрожала, как от холода.

Сэмюэль почувствовал, как пустота касается его разума, как холодные пальцы, скользящие по костям. Он вспомнил слова Лазаруса: Она уже в тебе. Посох в его руке горел, и он понял — это не просто оружие. Это часть его. Часть, которую он не хотел отдавать, но, возможно, придётся.

— Держитесь! — крикнул он, вскидывая посох. Красный свет вырвался из него, разрывая тьму, но она тут же сомкнулась снова, как вода после брошенного камня. — Мы не сдадимся!

Тени наступали, их рты шептали его имя, и где-то в глубине Сэмюэль услышал эхо — не голос пустоты, а что-то другое. Голос отца. Часть себя. Всегда нужно отдать часть себя.

Но что, если эта часть — всё, что у него осталось?

Ночь сгустилась, и склад стал клеткой, где охотники превратились в добычу. А пустота смеялась, её голос эхом отдавался в костях.