Moonrox

На Пикабу
513 рейтинг 44 подписчика 27 подписок 36 постов 0 в горячем
Награды:
10 лет на Пикабу
2

Нечто серое

Всю неделю по радио передавали, что вот-вот должен начаться сильный северный ветер и обильный снегопад. В четверг, наконец, прогноз сбылся. И очень быстро, уже к часам четырем дня, намело около восьми дюймов снега, а ветер все не утихал. В баре Генри под названием «НОЧНАЯ СОВА» собралось к тому времени человек пять-шесть завсегдатаев. Заведение это представляет собой обычную небольшую забегаловку-магазинчик на этой стороне Бэнгора, которая открыта для посетителей круглые сутки.

Бизнесом по-крупному Генри не занимается — его клиентами являются, в основном, студенты, которые накачиваются у него пивом и дешевым вином. Доходов этих ему, однако, хватает на спокойное и вполне безбедное существование. Захаживаем сюда и мы, старые тупицы из департамента социального обеспечения, чтобы поболтать немного о том, кто умер за последнее время, или о том, как человечество неуклонно приближается к концу света.

В тот вечер за стойкой стоял сам Генри; Билл Пелхэм, Берти Коннорс, Карл Литтлфилд и я сидели вокруг камина, вытянув ноги к огню. Снаружи, на улице, не было почти никакого движения. Ни одной машины вдоль всей Огайо-стрит — только снегоочистители медленно разгребали снежные завалы. Там, докуда они еще не дошли, ветер надувал причудливые снежные барханы, некоторые из которых напоминали своей ребристостью длинные позвоночники каких-нибудь древних динозавров.

За все время после полудня в «НОЧНУЮ СОВУ», кроме нас, зашли еще всего трое посетителей. Одним из них, если его можно считать клиентом, был слепой Эдди. Эдди было уже около семидесяти и был он, на самом деле, не совсем слепым — просто сильная старческая слабость зрения. Заходит он сюда один-два раза в неделю и, посидев немного и незаметно стащив с прилавка буханку хлеба, с достоинством удаляется. В такие моменты он чрезвычайно доволен собой и выражение его «хитрой» прищуренной физиономии можно приблизительно передать следующими словами: «ВОТ ВАМ, БЕЗМОЗГЛЫЕ СУКИНЫ ДЕТИ! СНОВА Я ОБДУРИЛ ВАС!»

Берти однажды спросил у Генри, почему он никогда не пытается положить этому конец.

— Я могу ответить тебе, — сказал на это Генри. — Несколько лет назад военно-воздушные силы запросили у государства (а на самом деле, конечно, у налогоплательщиков) двадцать миллионов долларов на постройку летающей модели нового разрабатываемого самолета. В конечном итоге стоимость этой программы составила семьдесят пять миллионов долларов, но самолет так и не был запущен в серийное производство. Все это было десять лет назад, когда слепой Эдди, да и я тоже были помоложе, чем сейчас, и я голосовал за одну женщину, которая выступала за финансирование этой программы, а Эдди голосовал против нее. В конце концов, таких, как я, оказалось больше и семьдесят пять миллионов долларов были пущены, как оказалось впоследствии, на ветер. И с тех пор я делаю вид, что не замечаю, как Эдди таскает у меня хлеб.

Берти тогда не сразу понял, что к чему было в этой забавной истории и с озадаченным видом вернулся за свой столик, пытаясь переварить услышанное.

Дверь открылась снова и с улицы, с клубами холодного воздуха, ввалился молоденький парнишка, совсем еще мальчик. Это был сын Ричи Гринэдайна. Отряхнув снег с ботинок, он торопливо направился прямо к Генри. Выглядел он очень взволнованным, как будто только что стал очевидцем чего-то очень и очень страшного. Кадык на его тоненькой шейке, который был от мороза цвета грязной промасленной ветоши, нервно дергался вверх-вниз — просто ходуном ходил от возбуждения.

— Мистер Памэли, — взволнованно затараторил он, испуганно озираясь по сторонам вытаращенными глазенками. — Вы должны сходить туда! Отнесите ему пиво сами, пожалуйста! Я больше не могу туда вернуться! Мне страшно!

— Ну-ну, успокойся, — остановил его Генри, снимая свой белый фартук и выходя из-за стойки. — Давай-ка еще раз с самого начала и помедленнее. Что там у вас случилось? Отец, что ли, напился?

Услышав эти слова, я вспомнил вдруг, что уже довольно давно не видел Ричи. Обычно он заходил сюда по крайней мере один раз в день, чтобы купить ящик пива. Пиво он брал, как правило, самое дешевое. Это был огромный и очень толстый человек с отвисшими щеками, двойным подбородком и жирными мясистыми руками. Ричи всегда напивался пивом как свинья. Когда он работал на лесопильном заводе в Клифтоне, он еще как-то держал себя в руках. Но однажды там случилась какая-то авария — то ли из-за некондиционной древесины, то ли по вине самого Ричи — но он получил в результате серьезную травму спины и был уволен по состоянию здоровья. С тех пор Ричи нигде не работал, стал еще толще (может быть, от пива, а может быть, и от полученной травмы), а завод выплачивал ему ежемесячную пенсию по инвалидности. В последнее время, как я уже говорил, он совершенно пропал из виду. Видимо, просто вообще не выходил из дома. Зато я регулярно наблюдал, как его сын тащит ему его ежедневный (или еженощный) ящик пива. Довольно симпатичный, надо заметить, мальчуган у этой жирной свиньи. Генри всегда продавал ему пиво, зная, что мальчик отнесет его отцу, а не выпьет где-нибудь с приятелями.

— Да, он напился, — ответил мальчик, — но дело вовсе не в этом. Дело в том… Дело в том, что… О, Господи, как это УЖАСНО!

Генри понял, что бедный ребенок вот-вот расплачется и добиться от него чего-нибудь более-менее вразумительного будет еще труднее.

— Карл, постой немного за меня, — бросил он отрывисто. — Хорошо?

— Конечно.
Показать полностью
67

Желтый фургон


Значит, сразу: я пятнадцать лет проработал опером, и испугать меня не так просто. И себе я доверять привык: если что-то своими глазами видел, считай, так оно и было. А за пятнадцать лет я видел всякое. И насильников, и бандюков, и убийц, и просто больных на всю голову видел. И на то, что они с людьми сделать могут, тоже насмотрелся. Это я к тому, что, расскажи мне такое кто другой — ни за что бы не поверил. А так… приходится верить.

Произошло это все 17 октября 2012 года, как сейчас помню. Я тогда уже в милиции не работал, считай, несколько лет как уволился. Не очень мне нравилось, куда наша правоохранительная система катится, да и возраст уже… Так что я рапорт написал, расчет получил, и думал уже спиваться потихоньку начать, но тут друзья к себе позвали. У них частное детективное агентство было, хорошие деньги предлагали, да и должность — чуть ли не начальник оперативного отдела. Ну, а что мне? Все равно больше ничего не умею, кроме как людей искать. Связи все рабочие остались, агентура, считай, тоже. Всяк лучше, чем дома бухать. Пошел к ним, в общем.

И неплохо дело пошло. Грязи, конечно, тоже хватало — деловые партнеры компромат роют, супруги друг за дружкой следят, кредиторы должников ловят, но я много лет такое дерьмо чайной ложкой за гроши разгребал, а тут, считай, экскаватор дали. И потом, нет-нет, да и доброе дело какое сделаешь. Так что неплохо все было.

И вот в октябре двенадцатого обращаются к нам очередные убитые горем родители: пропала у них единственная дочка девятнадцати лет. Из института возвращалась, припозднилась и до дома не дошла. Ни звонков, ничего. Друзья тоже ничего не знают — как в метро на своей станции вышла, так, считай, ее больше и не видели. Семья благополучная, обеспеченная, недоброжелателей, вроде, нет. Вообще, случай не то чтобы редкий, но, скажем так, не обычный. Конечно, мог наркоман ради дозы напасть и «перестараться» немного. Могла с маньяком повстречаться, когда у него в мозгу что-то в очередной раз переклинило. Осень же — у них обострения всякие. Могла ногу подвернуть и головой при падении удариться — тогда лежит себе сейчас в какой-нибудь больнице, без памяти. Или в морге. А могло и еще что-то случиться. Необязательно настолько плохое. В милиции-то бедолаг послали, сказали, мол, через сутки не объявится дочка, тогда и приходите. Некрасиво, конечно, но и их понять можно. Работы и так хватает, а тут из-за какой-то девчонки, считай, на несколько часов домой опоздавшей, время тратить… Так что пошли они, родители эти, к нам. Ну, а нам что? Любой каприз за ваши деньги. Найти девочку, найти компромат на девочку, установить слежку за девочкой — все что угодно, только с прейскурантом ознакомьтесь! И они как из кассы вышли, сразу ко мне в кабинет отправились. Я их опросил и, считай, сразу дело к производству принял.

Мудрить не стал. Случай-то, повторюсь, не уникальный, методики стандартные. В тот же день вечерком по маршруту прошелся, по которому девчонка должна была домой возвращаться, видеокамеры зафиксировал. Получалось, почти весь ее путь как минимум под одну видеокамеру постоянно попадал. Если записи сохранились, хорошо будет.

На следующий день с утра к следаку знакомому поехал, сделали запросы в сотовые компании — на «симку» и на серийный номер телефонного аппарата. Конечно, надежды на это мало, но если повезет, то сим-карта или сам телефон девчонки где-нибудь да засветятся. Уже зацепочка будет. Потом поехал записи с камер собирать. Тут тоже без сюрпризов. Половина записей не сохранялась, половина камер не работала, но парочку видео получить все же удалось. Две камеры в круглосуточной аптеке работали, одна в салоне красоты. С охраной без проблем удалось договориться, так что сгрузили они мне все видео на флешку. На всякий случай я в районе еще объявления расклеил, так и так, кто какой-либо информацией располагает — звоните. Тоже, считай, на удачу, обычно людям ни до чего дела нет, редко кто по таким объявлениям звонит, мол, оно мне надо? На второй день поехал ее друзей-знакомых опрашивать, кого смог найти. Все молодые, приличные ребята, никто ничего не знает. Ни с кем не ссорилась, ни с кем не встречалась. Вроде, не врут.

В общем, в таком режиме дня три-четыре проработал. Кого мог — опрашивал, где получалось — удочки забрасывал, ну и результатов ждал. Видео с камер просмотрел. Оно, как обычно, черно-белое и отвратительного качества, но кое-что все же дало. На всех записях видно девчонку эту. Идет себе спокойно домой одна. Шаг ровный, значит — не пьяная, не побитая. Ближайшая к ее дому камера — это у салона красоты. Ей оттуда до подъезда метров сто пройти оставалось. Там дальше скверик маленький, а за ним — дворовая парковка для машин. Все неплохо освещено, но понятно, что там ближе к ночи не самая спокойная публика собирается, а она-то как раз поздним вечером возвращалась. Хотя район там, вроде, тихий, но, однозначно, ее на этом участке перехватили.

Я видео еще посмотрел, и до, и после того, как девчонка проходит, там почти суточная запись поместилась. Искал я на записях какие-нибудь зацепки. Аптечная камера на выезд со двора выходила, считай, все машины, что приезжали или заезжали, она зафиксировала. Ну, я и стал их отмечать. Утром, понятно, все на работу поехали, вечером — с работы. Номера и цвет, конечно, в таком качестве не разглядишь, а вот модель и марку — вполне. Получалось, что за сутки только пять машин непонятных заезжали: два такси, какой-то «Жигуль», «Форд Фокус» и старенький фургон «Мерседес». И, что примечательно, фургон заезжает во двор в 19 часов 11 минут, а уезжает в 22:56. Через пять минут, как девочка мимо последней камеры прошла. Совпадение? На следующий день думал еще раз на место происшествия съездить, следы какие-нибудь поискать и про машины узнать попытаться, но тут как раз первые результаты пошли.

Утром позвонил следак, сказал, что детальки телефонные выстрелили. Серийный номер телефона девочки засветился, правда, с другой сим-картой. Ну, за полдня мы владельца сим-карты установили, дальше — дело техники, считай. Конечно, было бы здорово, если бы это сам похититель оказался, но так бывает очень и очень редко. Не повезло и в этот раз. На следующий день я с этим мужиком встретился, прессанул его хорошенечко, но он, к сожалению, совершенно не у дел был. Телефон этот на днях купил с рук на рынке, сим-карту свою вставил, да и все. Такое часто бывает. Правда, человеком неплохим оказался. Как узнал в чем дело, телефон сразу предложил отдать, если он для расследования нужен, потом съездили мы с ним на рынок, он продавца показал, у которого телефон покупал, видно было, что очень помочь хотел. Продавец тоже не порадовал, отпираться не стал, но конкретного ничего не сказал, как я ни старался. В общем, получалось, что место происшествия я установил, телефон нашел, да и все, считай. Но это уже немало. Родители, конечно, обрадовались — дело-то с мертвой точки сдвинулось. Я им помог новое заявление в милицию составить, материалы свои, которые собрать успел, приложил, так что еще и дело уголовное возбудили.

А дальше надо было машины отрабатывать. И в первую очередь фургон «Мерседес». Думал, через знакомого гаишника справки навести попробовать, но тут снова неожиданность. Звонит мне с утра мужик незнакомый, говорит, что по объявлению. Я сперва не понял даже. Приехал к нему, и он мне рассказывает. Живет он в том же доме, что и клиенты мои, но их не знает. Машину свою ставит на той парковке за сквером. В машине у него видеорегистратор, реагирующий на движение. И тут на днях попал он в ДТП, и пока искал нужную запись на регистраторе, чтобы в суде потом показать, просмотрел остальные. Посмотрел, и мне показал. На записи той видно, как в 19 часов 12 минут на парковку заезжает старенький желтый мерседесовский фургон и останавливается прямо посреди стоянки. С ракурсом не очень повезло, целиком видно один борт фургона и половину кабины со стороны пассажира. Номеров, и кто сидит за рулем, не увидишь при всем желании. А потом было самое странное. Видно было, как наша девочка проходит мимо стоянки. Видно было, как в какой-то момент она почему-то останавливается и смотрит по сторонам. А потом она, опасливо так, идет к фургону, подходит к задним дверям, они распахиваются, и она буквально влетает внутрь. Двери закрываются, фургон уезжает. В общем, забрал я у мужика запись и поехал сразу к следаку, кто дело это вел. Показал ему запись, говорю, найдешь фургон — найдешь девчонку. Раскроешь «висяк» — это ж тебе ого-го какая «палка» будет! Но он что-то не очень воодушевился. Полез в бутылку, мол «ты кто вообще такой», и я что-то разозлился на него, плюнул и ушел. Решил сам все сделать, все-таки шансы найти девочку быстрее следствия у меня очень неплохие. Пускай и не совсем легально. Потом доехал я до гаишника своего, пробили мы фургон по модели и цвету, а дальше дело за моей агентурой было. База нам десятка полтора вариантов выдала, раздал я ориентировки кому надо и приготовился ждать.
Показать полностью
10

Крысы

Старик Мэнсон, смотритель одного из самых старых и заброшенных кладбищ Салема, враждовал с крысами. Они обосновались здесь с давних времен, покинув верфи, — целая колония необычайно крупных крыс. Вступив в должность после необъяснимого исчезновения бывшего смотрителя, Мэнсон решил изгнать их. Он оставил ловушки и подбрасывал к их норам яд, но все было напрасно. Крысы остались, продолжали плодиться и носились по кладбищу хищными стаями.

Они были слишком крупны даже для крыс вида «mus decumanus», достигающих иногда сорокасантиметровой длины, не считая голого розово-серого хвоста. Мэнсон подмечал особей размером с крупную кошку, а когда могильщики случайно обнажали норы, то открывшиеся зловонные туннели были так велики, что туда мог вползти человек на четвереньках. Да, корабли, прибывшие в незапамятные времена из дальних портов и бросившие якоря у гниющих Салемских верфей, привезли странный груз.

Иногда, поражаясь необычайному размеру нор, Мэнсон вспоминал неопределенные, пугающие легенды, услышанные им после приезда в старинный Салем — город ведьм. Легенды рассказывали о зловещей, нечеловеческой жизни, якобы существовавшей в заброшенных подземных норах. Здесь так как прежде кренились друг к другу закопченные домики с двускатными крышами над булыжными улицами и велись все те же разговоры о таинственных подземных пещерах и подвалах, где кроются оскорбляющие бога тайны и празднуются забытые языческие обряды — в нарушение закона и здравого смысла. Мудрые старики, покачивая седыми головами, уверяли, что в пещерах под старинными кладбищами Салема прячутся существа похуже червей и крыс.

И откуда этот необъяснимый страх перед крысами? Маленькие свирепые грызуны не вызывали симпатии у Мэнсона, но он уважал их, поскольку сознавал опасность, таящуюся в блестящих, острых словно иглы, зубах. И все же он не понимал, почему старые жители испытывали страх перед заброшенными домами, населенными крысами.

До смотрителя доходили слухи о каких-то упырях, обитающих глубоко под землей и способных управлять крысами, манипулируя их ужасными отрядами. Старики шептали, будто крысы — это посланцы, снующие между этим миром и мрачными древними кавернами глубоко под Салемом, что тела из могил похищаются ими для ночных подземных пиршеств.

Мэнсон не верил этим россказням. Более того, он изо всех сил старался скрыть от посторонних само существование крыс. Он понимал, что если начнется расследование, неминуемо вскрытие многих могил. И если несколько изгрызанных гробов можно объяснить действиями крыс, то как объяснить увечья, сохранившиеся на телах?..

Чистейшее золото, которое используется для зубных пломб, так и остается в зубах, когда человека хоронят. С одеждой дело обстоит иначе, потому что обычно гробовщик поставляет простой и легко узнаваемый костюм. Но золото — не одежда. А иногда появляются студенты — медики или не столь известные доктора, которым нужны трупы и которым все равно, как удалось их раздобыть.

До сих пор Мэнсон успешно избегал расследования и яростно отрицал факт существования крыс, хотя те иногда лишали его добычи. Смотрителя не заботило, что происходит с телами после того, как они побывают в его руках, но он знал, что крысы неизбежно утаскивали покойников сквозь дыру, которую они прогрызали в гробу. Иногда Мэнсона беспокоил размер нор, а кроме того, странным казалось, что гробы всегда вскрывались в торце и никогда — сбоку или сверху. Казалось, крысы действовали по указаниям разумного существа...

Смотритель стоял в открытой могиле, выбросив последнюю лопату рассыпчатой влажной земли на высившуюся рядом кучу. Шел дождь — мелкая морось, уже несколько недель сеющая из набухших, черных туч. Кладбище превратилось в болотце из желтой хлюпающей грязи, из которого тут и там неравномерными рядами торчали омытые дождями надгробья. Крысы убрались в свои норы, и Мэнсон уже несколько дней не видел ни одной. Все же худое, небритое лицо смотрителя хмурилось: гроб, на котором он стоял, был деревянным.

Похороны состоялись на днях, но Мэнсон не осмелился открыть гроб раньше. На могилу регулярно, даже в сильный дождь, приходил родственник покойного. «Но как бы он ни переживал, он не появится здесь в столь поздний час», — с хитрой ухмылкой подумал Мэнсон. Он выпрямился и отложил лопату в сторону.

С холма, на котором находилось старинное кладбище, виднелись тускло мигающие сквозь дождь огоньки Салема. Он вытащил из кармана фонарь. Свет ему сейчас понадобится. Взяв лопату, он наклонился и осмотрел защелки гроба.

И вдруг замер: под ногами ощущалось какое-то шевеление и царапанье, будто что-то двигалось внутри ящика. На миг его пронзил суеверный страх, тут же сменившийся яростью, потому что он понял причину шума: крысы снова опередили его!

Охваченный гневом, Мэнсон подсунул острый край лопаты под крышку и расшатал ее настолько, что работу можно было завершить руками. Затем направил холодный луч фонаря в ящик.

Дождь стучал по белой атласной обивке — гроб был пуст. Заметив быстрое движение в изголовье, Мэнсон посветил туда.

Торцовая стенка гроба была прогрызана, и дыра вела во тьму. Он успел заметить черный ботинок и понял, что крысы опередили его всего лишь на пару минут. Торопливо плюхнувшись на четвереньки, он попытался было схватить башмак, но фонарь упал в гроб и погас. Ботинок вырвали у него из рук — послышался пронзительный, беспокойный писк. Он внова схватил фонарь и, включив его, осветил дыру. Та была широкой настолько, чтобы принять в себя тело. Мэнсон еще раз подивился величине крыс, способных утащить человека, но его подбодрила мысль о лежащем в кармане заряженном револьвере. Пожалуй, коснись дело какого-то заурядного покойника, смотритель скорее позволил бы крысам убраться со своей добычей, нежели рискнул бы влезть в узкую нору, но он припомнил особенно изящный комплект запонок и несомненно настоящую жемчужину в галстучной булавке покойного. Не медля ни секунды, он пристегнул фонарь к поясу и влез в нору.

В ней было тесно, но он все же ухитрился понемногу продвигаться вперед. Впереди, в свете фонаря, он видел волочащиеся по влажному полу туннеля ботинки. Мэнсон полз быстро, как мог, с трудом протискивая тощее тело между узких стенок.

В туннеле сильно отдавало затхлым запахом падали; он решил повернуть назад, если через минуту не нагонит тело. В мозгу вновь, подобно червям, закопошились прежние страхи, но жадность подгоняла вперед. Он полз дальше, несколько раз миновав входы боковых туннелей. Стены норы были влажными и осклизлыми; дважды за ним обрушивались комья грязи. Когда это произошло вторично, он остановился, изогнул шею и посмотрел назад. И, конечно, ничего не увидел, пока не отстегнул с пояса фонарь и посветил назад.
Показать полностью
19

Тёмка

Темка гонял свой любимый мячик по всему дому. Тот, как живой, в разные стороны отскакивал от препятствий, встречающихся на пути. Несмотря на напускную беззаботность, Темка старался как можно дальше держаться от большой печи, занимающей чуть ли не половину комнаты. Его не отпускало нарастающее чувство тревоги.

Как и множество раз прежде, он приехал сюда вместе с Иркой, чтобы провести жаркое лето вдали от городской духоты и насладиться прохладой и тишиной деревенской жизни.

Правда, на этот раз Темка сразу почувствовал, что доставшийся хозяйке от ее родителей старый покосившийся дом ведет себя как-то иначе. Внешне он выглядел практически так же, как и год назад, но пустые провалы окон, облупившая по краям избы краска, протяжный скрип дверных петель и завывание ветра сквозь плохо законопаченные щели его сразу же насторожили.

Ирка ничего, конечно же, не заметила. Даже когда он как вкопанный замер перед входной дверью, боясь переступить враждебный порог, она лишь потрепала его по голове и легким движением ноги подтолкнула вперед. Темке ничего не оставалось делать, как подчиниться ее желанию.

В отличие от Ирки, которая сразу бросилась распахивать окна, дабы как можно быстрее выветрить скопившуюся за год пыль, он, навострив уши, тихонько бродил вслед за ней и, ощущая гнетущую атмосферу дома, все время ждал нападения. К счастью, ничего подобного не происходило.

Дом стоял возле самого леса на окраине деревни, в которой по большому счету уже давно практически никто не жил. Все перебрались в новые городские квартиры, выданные местным жителям по правительственной программе расселения, и только такие энтузиасты как Темка и Ирка каждое лето стремились вырваться из цепких объятий города в глухое захолустье.

Тема все никак не мог понять, что же его так беспокоит, а потом и вовсе забыл о случившемся. Правда, длилось его беззаботное веселье недолго. Совершенно случайно он обнаружил за печкой кучу рваного тряпья, которое прежде носил лохматый хозяин дома.

Он и раньше встречался с этим необычным, вечно растрепанным существом. Каждый раз, когда они приезжали в деревню, лохмач уже их ждал, как будто и в самом деле знал, что они приедут.

Сперва Темка его невзлюбил, так как старикашка вечно таскал его за уши и дергал за хвост, когда он пытался, задрав кверху лапу, пометить угол своего нового жилища. Ладно еще Ирка, которая во всем любит чистоту и порядок, за это его часто ругает и топает ногами, но этот-то сам грязный, нестриженый и чумазый куда лезет!

Несмотря на то, что дед никогда не принимал ванну и, наверное, вовсе не знал о ее существовании, к дому он относился с заботой и трепетом, как к живому существу. Сразу видно — настоящий хозяин.

Постепенно их отношения наладились, они даже стали чем-то вроде друзей, хотя лохмач старался избегать чужого общества и не любил, когда кто-нибудь чувствовал его присутствие или совал нос не в свои дела.

А подружились они потому, что оба покровительственно относились к Ирке. Темка, невзирая на свой невеликий рост и короткие лапы, охранял и защищал ее. Дед старался всячески угодить, чтобы она подольше задержалась в доме, а может, и вовсе осталась здесь жить.

С самого начала лохмач не очень-то жаловал Ирку. То она вещи раскидает по всему дому, то просквозит каждый угол распахнутыми настежь окнами, то ни с того ни с сего начнет двигать мебель, тем самым нарушая устоявшийся порядок вещей.

По ночам он грозно барабанил по крыше, ухал и хлопал дверьми, гремел кастрюлями. Ирка лишь похохатывала над тем, как Темка, пугаясь странных звуков, сильнее жался к ее ноге, пытаясь с головой забраться под одеяло.

В конечном итоге лохмач сдался и признал Иркино право на дом. С тех пор, встречаясь каждое лето, они жили дружно и счастливо, стараясь друг друга не беспокоить и не попадаться на глаза.

Из любопытства, а может по привычке, Тема сунул в тряпье свой мокрый нос и тут же его отдернул. В ноздри ударил приторный запах разлагающейся плоти. От неожиданности Темка отскочил в сторону, больно ударившись при этом о близко расположенную стену.
Показать полностью
80

Неудачный день.

День не задался с самого утра.

Телефонный звонок заставил открыть слипшиеся глаза. А я так надеялся сегодня выспаться. Кому ещё там я понадобился? Какого хрена звонить мне в 7 утра?

С трудом заставил себя дотянуться до мобильника, лежащего на старой тумбочке.

Звонил Толик, один из моих снабженцев. Мы давно работаем вместе, поэтому ему я более-менее доверяю. Я беру товар на реализацию у него и ещё у парочки более крупных дилеров, а откуда он попадает к ним, мне нет никакого дела.

Моя задача — продать белую дрянь, взять свой процент и не попасться ментам.

На остальное мне насрать, точно также как насрать и на потребителей моего товара. Они уже не люди даже, почему я должен их жалеть? Сдохнут, и мир станет чище.

— Алло, чё надо, ты знаешь, который час? — выдавил я из себя в трубку.

Этот мой номер знает не каждый, тем более что звонил именно «рабочий» телефон, симку в котором я меняю каждую неделю. Конспирация в нашем деле необходима как воздух.

— Дело есть, — ответил Анатолий, — Надо продать дозу одной девке в студ-городке, ломает её, неделю без геры.

— Ты же знаешь, я работаю только со своей клиентурой,— снова с трудом проговорил я, протирая глаза и вылезая из кровати. Разбудил гад, теперь больше не усну.

— Макс, очень надо, я на эту девку виды имею, она уже плотно подсела и подруг своих скоро подсадит, так что скоро у нас будет ещё несколько источников бабла. С этой сделки возьмёшь себе 50%, раз уж так рано тебя поднял.

В трубке раздался смешок, у Толика явно было хорошее настроение. Чего не скажешь про меня.

— Ладно, хрен с тобой, давай адрес, — сказал я, окончательно проснувшись.

Деньги были нужны, а за 50% можно и рискнуть, тем более клиента подкинул сам поставщик. Вряд ли это подстава, Толик не дурак кидать своих «менеджеров по продажам».

Записав адрес в блокнот, я отправился в ванную, по пути щёлкнув пультом телика. По местному каналу передавали новости, говорили о каком-то взрыве на военном объекте недалеко от города. Да, хреново сегодня не только мне. Опять эти вояки деньги отмывали на продаже боеприпасов чеченам, а потом сами же и подорвали склад, чтобы скрыть недостачу. Да, вот же суки, хотя... Я-то чем лучше, смертью торгую.

С этими мыслями я вышел из ванной, натянул старые джинсы, камуфляжную футболку пустынной расцветки, прицепил к поясу кобуру с верным ПМ, сверху накинул старый китель от английской военной формы, тоже песочного цвета. Люблю песочный цвет, он меня успокаивает.

Может быть, когда-нибудь осуществлю свою давнюю мечту: уеду жить в североафриканскую пустыню, буду ездить на верблюде по барханам и искать древние города, потонувшие в песках... Странная мечта для наркодилера, не правда ли? Но на то она и мечта, чтобы быть странной.

Напялив берцы, я вышел из квартиры, закрыв дверь на оба замка и зажав в косяке обломок спички на уровне щиколотки. Необходимая мера предосторожности. Если я открою дверь, и спичка упадёт на пол, значит, в квартире чисто, а если она уже на полу... Беги без оглядки!

Я спустился вниз по лестнице и направился к машине. Старенькая восьмёрка как всегда ждала меня возле подъезда. Я сел в машину. А вдруг Толик решил меня сдать, и на хате засада? Нет, не может быть, если только его самого не замели. Хотя нет, тогда бы ко мне домой уже ворвался ОМОН, и я бы лежал мордой в пол на своём ковре, а ствол автомата целовался бы с моим затылком.

Я проверил пистолет. Два магазина патронов — должно хватить, если придётся отбиваться. Надеюсь, не придётся. Дозу для продажи я положил в нагрудный карман кителя.

Склонившись над стартером, я заметил впереди сутулую фигуру, неуверенно бредущую в мою сторону. Мужик явно был пьян, он шёл, вычерчивая своей траекторией кривую синусоиду, покачивался, периодически спотыкался и странно мычал. Вот ведь, а, с утра нажраться! Ненавижу эту страну, политиков, полицию, вояк, наркоманов и алкашей особенно. Так бы вышел и засадил ему пулю между глаз.

Ну да ладно, сам сдохнет, либо от цирроза, либо в пьяной драке.

Я повернул ключ зажигания. Приятный шум работающего двигателя немного отвлёк меня от дурных мыслей и заставил сосредоточиться на деле.

Не успела машина тронуться с места, как что-то громко ударило по лобовому стеклу. Нога инстинктивно вдавила в пол педаль тормоза.

Грёбаный алкаш! Решил под колёса мне кинуться, сука! Да пошёл ты, урод! Я вывернул руль влево, надавил на газ. Мужик сполз с лобовухи и, ударившись плечом об асфальт, откатился в сторону, продолжая издавать мычащие звуки. Ну, блин, началось утро!

Меня трясло. Не останавливая машину, я закурил и опустил стекло. Не дай бог, этот хрен на меня заяву накатает, тогда точно хана. Начнут проверять, кто такой, и привет, Колыма! Да нет, не должен, он же бухой как чёрт, ничего не запомнит. Да к тому же он сам на машину бросился, я тут ни при чём.
Показать полностью
26

В поисках страха

Никогда не понимал природу человеческого страха. Вроде бы все элементарно — любой страх основан на подсознательном нежелании человека потерять что-нибудь важное для него, будь то здоровье, другой человек или материальные блага, но сложно судить о чем-то, если никогда не испытывал этого.

Став взрослым, я пытался выяснить причины своей атипичной храбрости: ходил на приемы к самым разным врачам, читал толстые медицинские справочники, проходил обследования. Врачи как один разводили руками, томно смотрели, цитировали статьи неизвестных мне авторов, но не могли определить причины моей невосприимчивости к внешним угрозам. После очередного исследования головного мозга мне сказали, что возможно, все дело в миндалевидном теле, ответственном за чувство страха, а именно в неправильной его форме. Но такие ответы меня не устраивали, так как все обследования я делал с единственной целью — испытать это мифическое для меня ощущение испуга, выброса адреналина в кровь, ведь я не был лишен другого человеческого порока: любопытства. Вы знаете, как это бывает: вам нахваливают какой-нибудь фильм все ваши знакомые, и по телевизору только о нем и надрываются, на улице вы видите, как его рекламируют, и окончательно решаете для себя: «Все, сегодня непременно посмотрю». И вот он долгожданный момент — вы смотрите фильм, а после просмотра понимаете, что он совершенно не оправдал ваших ожиданий, и на смену любопытству приходят злость и разочарование.

Я жил в этом разочаровании постоянно, поскольку искал страх каждый день. Прыжки с парашютом, американские горки, ужастики, драки, прогулки по ночному городу… Что я только не делал, но не приблизил заветное ощущение ни на йоту. Во время опасности мой мозг находился в состоянии равновесия и лишь воспринимал информацию, мгновенно подыскивая правильную модель поведения. Холодный расчет и точка. Никаких специфических эмоций. Меня даже редко что удивляло.

Устав от поисков острых ощущений, я решил, подобно репортеру — искателю сенсаций, герою фантастического романа Стивена Кинга «1408», отправиться в путешествие по самым страшным местам нашей необъятной Родины. Анализ информации из интернета привел меня к выводу, что большинство зловещих мест находится за Уралом и в Якутии. Собрав в походный рюкзак все необходимые холостяцкие пожитки, я отправился покорять неизведанные и покрытые мраком места и постройки, прямиком в Зауралье.

Не буду утомлять читателя перечислением мест, в которых я побывал. Скажу одно — в большинстве случаев меня ждало разочарование: либо это были байки дореволюционных деревенщин, либо мистика старательно скрывала свои проявления от меня. Лишь одно местечко среди всех позволило мне ощутить то, чего я так жаждал в полной мере. Чтобы не привлекать к жуткому месту отчаянных искателей приключений и не брать на себя ответственности за их души и психику, я не буду давать точных координат. Скажу лишь одно: это место находится в глухой Якутской тайге и представляет собой останки маленькой деревушки на 10-15 домов.

Согласно местному фольклору, когда-то это была родовая деревня, в которой проживало несколько семей, объединенных разной степенью родства. Жители занимались промыслом, тайга была к ним благосклонна, посылая свои дары, и жили бы они припеваючи по сей день, если бы не одно «но». Как говорится в легенде, гуляющей по округе, сначала стали бесследно пропадать домашние животные. То есть вечером заперли животину в хлев, на замок закрыли, а с утра ее не нашли. Замок нетронутый висит. Следов борьбы нет, везде порядок. Призадумались тогда мужчины, стали на ночь оставлять часовых. Первые три ночи все было без происшествий, а вот на четвертую перебудил всех в деревне нечеловеческий крик, доносившийся из хлева возле крайнего домика самых молодых обитателей сельца. Пока мужики ружья зарядили, да добежали, крик утих. Открыли сарай, а часового нет! Все обыскали — ни-че-го… даже оружия не осталось. Жители-то народ суеверный, решили, что обозлился на них местный леший, и обосноваться здесь не даст. Стали собирать потихоньку пожитки, да готовиться к переезду. Вот только не успели они переехать…

Обитатели соседних деревень знали и о бедах своих соседей и об их намерениях, и, когда к назначенному сроку соседи не приехали, стали бить тревогу. Собрали небольшой отряд добровольцев из местных охотников и отправились выяснять причины задержки. Охотники, прибыв в деревушку, немало удивились, не обнаружив сельчан. Вошли в один дом — на столе стоят блюда обеденные, казан с едой, из казана пар идет, как будто только что с печи, вот только людей нет. Похожая картина была во всех домах, словно люди только что тут были, да попрятались все. Интересная находка ждала их в погребе дома, ближнего к лесу. Мальчонка лет семи сидел в погребе и никак не реагировал на вопросы толпы мужчин, обнаруживших его, только постоянно раскачивался и из глаз его текли слезы. Как потом выяснилось, это был сын того самого часового, который первым пропал. С тех пор парнишка так и не заговорил — умом тронулся. Экспедиция благополучно вернулась обратно и разнесла дурную славу того места. С тех пор прошло лет пятьдесят, а нога человека не ступала на запретные земли.

Как вы поняли, я, уже почти совсем разочаровавшийся в своих надеждах, решил заселиться на недельку в это зловещее местечко. Местные, узнав о моем решении, стали меня сторониться, и было заметно, как у них дрожат поджилки при одном только упоминании о давнишних событиях. Я закупил провизии, чтобы хватило на неделю, приобрел ружьишко и другие необходимые вещи и направился навстречу очередному разочарованию.

Идти пришлось пару десятков километров по маршруту, любезно нарисованному местным шаманом на моей карте. Мне посчастливилось попасть в тайгу в такое благополучное время года, когда температура была привычной для меня: + 10 градусов по Цельсию. Я пробирался по охотничьим тропинкам в угрюмой тишине, изредка прерываемой криками неизвестных мне птиц. На полпути я решил устроить небольшой привал и дать отдохнуть утомленным ходьбой ногам. Перекусив хлебом с тушенкой, я внимательно осмотрел место своего привала. Благодать — вокруг зелено, свежо, вот только очень тихо. Это показалось мне странным. А еще я постоянно ощущал на себе чей-то взгляд, но это больше раздражало меня, чем заставляло нервничать. Причем сколько я не оглядывался — так и не смог обнаружить таинственного наблюдателя.

Перекусив, я продолжил свой путь, так как планировал определиться с местом для ночлега до темноты. Спустя пару часов я увидел впереди силуэт избушки, а подойдя поближе, убедился, что достиг своего пункта назначения. Настроение было отличным, солнце только начинало клониться в сторону горизонта, поэтому у меня была масса времени для выбора временного пристанища. Я окинул взглядом мрачную картину, представшую передо мной. Покосившиеся дома, местами поеденные плесенью. Заросшие сорной травой тропинки. Домашняя утварь и инструменты были разбросаны по дворам. Все указывало на то, что жители в спешке хватали только самое необходимое.

Я вошел в дом, который был наименее подвержен разрушительному действию времени и сырости. Добротно сколоченная изба встретила меня запахом гнили и старости, но внутри помещение сохранилось на удивление неплохо. Я занялся обустройством места для ночлега и постарался привести раритетную жилплощадь к приемлемому для проживания виду: протер толстый слой пыли со стола, открыл настежь окна и затопил печку. В погребе разыскал несколько керосиновых ламп и с их помощью осветил свое временное жилище. Поужинав, я вышел на улицу, с целью осмотреть другие дома, на предмет полезных в хозяйстве вещей. В сумерках призрак деревни выглядел зловеще, но меня это ни капли не смутило. Гнетущая тишина была почти осязаема, к тому же теперь я более явственно ощущал постороннее присутствие. Враждебное присутствие. По моим прикидкам это был хозяин этих мест, чей покой был нарушен моим несвоевременным визитом. Но так как я искал встречи с ним, то, сгорая от любопытства, ожидал, как же он себя проявит. Однако он не торопился обнаружить себя. Осмотр соседних домов принес мне множество полезных в хозяйстве мелочей. Ради интереса я даже спустился в погреб, в котором нашли мальчишку, но ничего, кроме обычного бытового хлама, там не обнаружил. Вернувшись в «свою» избу, я решил скоротать время до сна за чтением книги, которую предусмотрительно прихватил с собой. Спустя час я задремал после долгой пешей прогулки.
Показать полностью
22

Скорбный перегон

МОСКВА — МЕДВЕЖЬЕГОРСК

К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в изголовье, попутчица впервые отложила книгу.

— К Медгоре подъезжаем, — сказала она.

Мила, свесившись с полки, прилипла лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пролетающий мимо пейзаж. Вздымаемая мчащимся поездом ночь колыхалась непроницаемой бархатной портьерой. Только жухлая трава, липнущая к путейной насыпи, напоминала, что мир за окном все же существует и сожран темнотой лишь временно. В этом космосе, без ориентиров и маяков, определить, куда они подъезжают, было решительно невозможно.

Попутчица, сухопарая старушка в льняном платье и льняном же платке, подсела в Петрозаводске. Войдя в купе, негромко поздоровалась и, с неожиданной для своего возраста прытью, взлетела на вторую полку, напротив Милы. Там она и лежала все это время, уткнувшись носом в книгу в мягком переплете. За несколько часов старушка ни разу не сменила позы и, вообще, была настолько тихой и незаметной, что даже назойливый проводник, ежечасно предлагающий «чай-кофе-шоколадку», не обратил на нее внимания.

Мила заглянула в телефон, сверяясь с расписанием. Действительно, по времени выходило, что Медвежьегорск уже недалеко. Но как об этом узнала соседка, у которой, похоже, не то что мобильника — часов, и тех не было?

— А вы откуда узнали? — спросила Мила.

Не то чтобы она действительно интересовалась. Просто размеренное покачивание вагонов сегодня отчего-то не убаюкивало, а раздражало. В привычном перестуке колес слышалась тревога, от которой опрометью бежал пугливый сон.

— Ведьмы поют, — буднично пояснила попутчица.

Будто сообщила, что в магазин завезли финскую колбасу или что вновь подскочили тарифы на коммуналку. Так спокойно и естественно у нее это вышло, что Мила даже решила, будто ослышалась.

— Ведь мы что, простите?

Соседка покрутила в воздухе указательным пальцем, дотронулась до уха, будто предлагая прислушаться.

— Ведьмы поют, — повторила она. — Значит, Медвежьегорск близко.

В мыслях Мила крепко выругалась. Купейный билет, купленный на выкроенные из стипендии крохи, она взяла специально, чтобы избавиться от радостей плацкартного братания, висящих в проходе мужских ног в дырявых носках и таких вот попутчиков. Мила непроизвольно отстранилась, точно ожидая, что сейчас эта благообразная старушка достанет из багажа распечатки предсказаний Ванги и шапочку из фольги. Однако соседка, похоже, продолжать разговор не собиралась. Вновь уткнувшись в книгу, едва не касаясь страниц крючковатым носом, она увлеченно поглощала дешевый томик в мягкой обложке.

Поспешно достав телефон, Мила принялась демонстративно разматывать наушники. Бегство в музыку — слабая защита от городских сумасшедших, но уж лучше такая, чем совсем никакой. Всегда можно сделать вид, что не слышал, или спал, или за…

Пальцы, еще сильнее перепутавшие змеиный клубок проводов, внезапно остановились. Замерли вместе с сердцем, которое резко ухнуло в желудок да там и сгинуло. Мила покрутила головой, точно антенной, в попытке поймать неустойчивый сигнал. Поняла вдруг, что сидит с отвисшей челюстью, глупо пялясь на вагонное радио, и поспешно захлопнула рот. Радио молчало, никаких сомнений. Тогда откуда же…

… перетекая из вагона в вагон, из купе в купе, по поезду лилась песня. Без музыки и слов, созданная одним лишь голосом. Нет, не одним, не десятком даже, а целым хором, сонмом невидимок. Протяжная, точно сотканная из осенней печали. Заунывная, как отходная молитва. И безмерно красивая, будто…

— Услышала, — кивнула соседка, оторвав прищуренные глаза от потрепанных страниц. — Первый раз, что ли, по Николаевской железке едешь?

Ничего не понимая, Мила уставилась на попутчицу. Почему-то ей казалось ужасно глупым, что та спрашивает такие вот нелепости. Ей хотелось сказать, что, конечно же, не первый, просто впервые забралась так далеко, и что железная дорога называется Октябрьской, а не Николаевской, и много чего еще, но вместо этого выпалила лишь:

— Что это?!

— Ведьмы поют, — без тени иронии повторила соседка, вновь пряча крючковатый нос за мятой обложкой. — Их всегда на этом месте слышно.

— Что, всем слышно? — Мила недоверчиво выпучила глаза.

— Нет, только особо одаренным! — едко проворчала старуха, недовольная тем, что ее вновь оторвали от чтения. — Конечно не всем. Глухим вот, например, не слышно…

— Ой, простите, пожалуйста! — торопливо извинилась Мила. — Просто… так необычно… я думала…

Лишь перестук колес — и ничего кроме. Сбившись, девушка замолчала. Ей вдруг подумалось — а не примерещилось ли все это? Был ли на самом деле этот заунывный женский хор, чье пение тревожило душу, наполняя ее ощущением предстоящего полета, волнительным и немного страшноватым?

Демонстративно захлопнув книгу, старушка отложила ее в сторону.

— Да ладно, нечего тут извиняться, — сказала она, смирившись с вынужденной беседой. — Я, когда их впервые услышала, челюсть на ногу уронила, вот прямо как ты сейчас. А потом привыкла. Все привыкают, кто по Николаевской катается. Проводники так вообще внимания не обращают. Хотя тут, в плацкартном, есть один дурачок — любит пассажиров пугать.

Старушка скривилась, точно собиралась сплюнуть, но сдержалась.

— Он за пару станций до Медгоры ужаса нагонит, баек всяких наплетет, а потом людям в тумане за окном призраки мерещатся. Так-то, конечно, если шары залиты, то всякое привидеться может…

Взгляд Милы непроизвольно вернулся к окну. Стекло отразило размытое девичье лицо с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от удивления ртом. Рассеянного света едва хватало, чтобы разглядеть туман, стелющийся вдоль железнодорожной насыпи. Никаких призраков. Никаких таинственных фигур.

— А вы сами что думаете? — Вопреки всему, Мила вдруг поняла, что ей действительно интересно, что думает эта незнакомая, по сути, женщина. — Что это на самом деле?

Старушка молчала, поджав и без того узкие губы. Будто подыскивала нужные слова. Мила недоверчиво уточнила:

— Вы ведь не считаете, что это на самом деле ведьмы?!

— Нет, не считаю, — соседка покачала головой, от чего выбившиеся из-под платка седые пряди рассыпались по узким плечам. — Я в Бабу-ягу с трех лет не верю. Тут, скорее всего, какой-нибудь акустический эффект хитрый. Отсыпка плохая или рельсы гнутые, например. Или еще какая… аэродинамическая труба.

Слово «аэродинамическая» она произнесла с заминкой, едва ли не по слогам. Мила поняла, что на самом деле попутчица кого-то цитирует, оставляя свое мнение при себе.

Старушка помолчала, задумчиво перебирая мятые страницы. Затем добавила:

— Так-то, конечно, бес его разбери. Насколько я знаю, никто специально этим вопросом не занимался. А вообще, Николаевская — дорога старая. Может, и впрямь привидения поют…

За окном посветлело. Это сутулые фонари, униженно согнувшись, пытались заглянуть в проносящийся мимо поезд. Потянулись бетонные заборы, изрисованные граффити, небольшие приземистые ангары да похожие на жирных отожравшихся змей составы, дремлющие на отстойных путях. Поезд начал сбрасывать ход. Плавно и неспешно скользил он вдоль почти пустого перрона, пока, рассерженно зашипев пневмотормозом, не встал окончательно.

— А почему Николаевская? Всегда же Октябрьская была? — Мила попыталась возобновить угасшую беседу. Не очень успешно.

— Привычка. У нас в селе суеты не любят. Сегодня Октябрьская, завтра Ноябрьская. Каждый раз переучиваться — кому оно надо? Николаевская — она Николаевская и есть. Как царь построил, так с тех пор и называют.

Попутчица щелкнула выключателем, показывая, что разговор окончен. Купе погрузилось в темноту. Мила легла на спину, отстраненно слушая приглушенный топот новых пассажиров. За стенкой, стараясь не шуметь, кто-то расстилал постельное белье. Граненый стакан на столе задребезжал чайной ложкой — не простояв и десяти минут, поезд тронулся. Нижние места по-прежнему пустовали. Мила даже начала подумывать, не перебраться ли вниз, хотя бы на время, но дверь внезапно отъехала в сторону, и в купе, опережая своих хозяев, ворвался резкий запах перегара. Следом, с секундной задержкой, — не вошли даже — ввалились двое. Сдавленно матерясь, они распихали багаж, кое-как раскатали матрасы и принялись расшнуровывать ботинки. К перегару добавилась едкая вонь несвежих носков. Милу замутило. Стянув с полки пачку сигарет, она спустилась вниз. Не глядя, нашарила ногами шлепанцы, стараясь даже не смотреть в сторону новых соседей. Была крохотная надежда, что пьяные гоблины не полезут знакомиться…

— Добр-ой ночи, барышня! — пьяно икнув, поприветствовал ее грубый голос.

Надо же, вежливые какие, раздраженно подумала Мила. Следовало буркнуть что-то в ответ да слинять по-быстрому в тамбур, но не позволило воспитание. Обернувшись, она сдержанно приветствовала соседей. Тусклый свет ночников не позволял разглядеть их во всех деталях, но увиденного оказалось более чем достаточно. Гораздо старше Милы, лет тридцати пяти, стриженные под ноль, в мятых спортивных куртках и давно не стиранных джинсах. Блестящие губы растянуты в похотливых улыбках. Глаза, одинаково черные в полумраке купе, маслено ощупывают девушку, заползая под майку и короткие джинсовые шорты.

— Присоединяйтесь, за знакомство! — Сидящий справа извлек из-под стола початую бутылку «Гжелки». Обхватившие горлышко пальцы синели тюремными перстнями-наколками.

— Третьей будете! — пошутил второй, гнусно хихикая.

— Нет, спасибо, — Мила покачала головой. — Я водку не люблю.

— Мы тоже! — округлив глаза, с придыханием выпалил татуированный. — Кто ж ее любит, проклятую?! Но ведь за знакомство — святое дело!

— Нет, извините, — повторила Мила. — И вы бы потише немного, если можно, а то бабушку разбудите.

Проворно выскользнув в коридор, она отсекла дверью протестующее «а мы настаиваем!» и недоуменное «какую, на хрен, бабушку?!».

Несмотря на сквозняки, в тамбуре неистребимо воняло сигаретным дымом. И все же здесь Миле полегчало. Оставалось лишь избавиться от засевшего в носоглотке запаха перегара и несвежего белья. Прислонившись к окну, Мила вы
Показать полностью
1

Принцесса воронов

Она превосходна! Словно сбитая в полёте меткой пулей большая птица раскинула чёрные крылья на заснеженном берегу замёрзшей реки. Лохмотья драного плаща — как растрёпанные перья, ножка в когда-то белом чулке выпрастывается из них, словно птичья лапка. Хорошенькое личико, при жизни дурашливое и довольно бессмысленное, застыв, приобрело черты некоего величия и строгости. Но не мертвенности — словно молодая госпожа прикрыла глаза, задумавшись о чём-то важном. Интересное сопоставление — птица и госпожа. Отличное название для работы: «Принцесса воронов».

Странная игра моих ассоциаций объяснялась просто — чёрные вороны уже несколько минут кружили над берегом, сверхъестественным чутьём установив место добычи. Прекрасно, моя идея начинала работать. Я опустился на корточки перед телом, ещё полчаса назад бывшим деревенской дурочкой, бредущей куда-то по своим бессмысленным делам, а теперь ставшей материалом, из которого художник создаст шедевр.

Да, это будет мой шедевр, я знаю это. Эта натура — именно то, что я предчувствовал и искал с самого начала, когда искусство впервые захватило и понесло меня в своём божественном потоке.

Я опустился на корточки и провёл ладонью по холодному, но ещё пластичному лицу. «Как же её звали? Она же сказала мне», — мелькнула вдруг странная мысль. Какое мне до этого дело? У неё больше нет старого имени, отныне и навсегда, сколько люди будут восхищаться моими творениями, она — Принцесса воронов.

Повернув голову так и эдак — она легко двигалась на сломанной шее — я, наконец, нашёл нужный ракурс. Теперь следовало работать ювелирно и быстро — на февральском морозце моя принцесса быстро коченела. Я достал из саквояжа несессер с инструментом и открыл его. Сначала глаза. Оттянул пинцетом веко. Глаз, конечно, страдальчески закатился. Ничего, дело поправимое. Придерживая веко, вторым пинцетом аккуратно возвратил глазное яблоко на место. Теперь надо зафиксировать. Заменил пинцет зажимом, достал иглу и шовный материал. Два-три стежка, и веко уже не опустится.

Но глаз тускл, даже на фото будет ясно, что в камеру глядит покойница. А на это у меня есть глицерин. Пара инъекций, и глаз блестящ и жив. Нет, неправда — слишком блестит для живого. Но на снимке будет в самый раз, да ещё и ретушь...

Когда я делал первые шаги в искусстве, меня замучил один трёхлетний паршивец, решивший скоропостижно скончаться — несомненно, назло родителям. Те были состоятельными людьми, имевшими возможность оплатить мои услуги — они уже тогда стоили недёшево, я всегда держал марку и не опускался до демпинга. Пусть этим занимаются мои бездарные последователи. В общем, заказ мне был обеспечен. Я сделал всё, как надо: вымыл тушку, нарядил в лучшие одёжки, где надо подкрасил, закрепил в положении верхом на деревянной лошадке. А вот с глазами была беда — никак не хотели походить на живые. Иногда их можно оставить закрытыми, но это был не тот случай.

После же глицерина блеск этих неподвижных зенок был поистине сатанинским. Родители, увидев своего сынка, пришли в ужас. Но делать было нечего — я расположил композицию и стал снимать. Родители стояли по бокам лошадки с телом сына с такими скорбными физиономиями, словно и сами вот-вот отдадут концы. Пытаться их развеселить хоть на секунду было зряшным делом. До чего же люди тупы! Я уж было решил, что меня ждёт провал, но после проявки фото вышли совсем неплохими: серьёзные папа с мамой и их туповатый сын с выпученными глазами и удивлённо отвисшей челюстью. Заказчики остались удовлетворены и после похорон повесили большой семейный портрет в гостиной. Правда их семилетний старшенький — он наотрез отказался сниматься с мёртвым братиком — вскоре сошёл с ума: ему всё мерещилось, что братишка выпученными глазами смотрит на него из каждого угла, а по ночам слышал непрестанный скрип раскачиваемой деревянной лошадки. Так что моё искусство и тут оказалось на коне. Прошу прощения за дурной каламбур, хе-хе.

Профаны с отвращением относятся к моей работе, что говорит лишь об их дремучем невежестве. Фактически я исполняю роль доброго волшебника, даже бога, воскрешая для людей их покойников. Глядя на живого-здорового отпрыска на фото, сделанной после смерти дорогого мальчика, они в глубине души уверяются, что на самом деле он жив, просто куда-то спрятался, но скоро придёт и займёт своё место в счастливом доме.

Впрочем, мне на это наплевать — я работаю не для людей, а служу своему искусству. Я с рождения был предназначен для него, а понял это на полях войны, глядя на тысячи человеческих тел, растерзанных самым причудливым образом. Недоучившийся хирург, я с восхищением разглядывал похожие на фантастические цветы раны, в своих мечтах оживляя этих мертвецов, заставляя ходить, маршировать, кружиться в танце, беззаботно демонстрируя влажные глянцевые внутренности и оголённые кости. Эти фантазии доставляли мне неизъяснимое наслаждение и в то же время томление от невозможности воплотить их в жизнь.

Лишь после войны, познакомившись с магией фотографии, я понял, что следует делать. Мой первый опыт был скромен, но принёс первый триумф. У соседей умерла от пневмонии дочка. Конечно, они расстроились, но проблема заключалась ещё в том, что обожавшая девчонку бабушка, жившая за городом, требовала непременно прислать ей фото любимицы — сама старуха с трудом передвигалась и лично прибыть потетешкаться с внучкой не могла.

Я тогда только взялся за фотографию и, как восторженный энтузиаст, не выпускал из рук камеру, запечатлевая всё подряд. Кому из родителей девчонки пришла в голову идея, перевернувшая всю мою жизнь, не знаю, но они обратились ко мне. Знак свыше, не иначе. Я сразу согласился сделать фото для старушки. Обработал, как надо, тельце, положил его среди любимых игрушек. Глаза оставил закрытыми — просто девочка утомилась, играя, и задремала. Я очень старался, и вышло отлично, до сих пор горжусь той работой. Бабуся, говорят, была в восторге. Правда, вышел забавный казус: старая дама так воодушевилась лицезрением внучки, что почувствовала прилив сил, заказала авто и пустилась в путь, дабы лично увидеть любимицу. Свалившись, как снег на голову, она радостно проследовала в парадный зал дома, где в заваленном цветами гробу покоилась её внученька. Разумеется, старушку на месте хватил удар, от которого она через сутки, не приходя в сознание, скончалась. Так что в наказание за обман несчастной парочке пришлось устраивать двое похорон.

* * *

Позже я заметил, что такие неудачи частенько случались с моими клиентами. Достаточно вспомнить тех восьмилетних двойняшек. Одна умерла, и родители решили попросить модного фотографа (газетчики к тому времени уже окрестили меня Фотограф Смерти, и мне это льстило) запечатлеть их вдвоём. Я сразу нашёл решение: обе будут как живые, но с полуприкрытыми глазами — трогательное зрелище спящих вместе сестричек. Снимок вышел весьма недурно, родители лили над ним ручьи слёз, только живая сестра как-то подавленно молчала. Она умерла через два месяца от той же болезни, что и первая. Родители — экая неблагодарность — на сей раз меня не позвали. А я бы так снял её... Возможно, получился бы диптих. Как я страдаю от людской глупости!

* * *

Так вот, думаю, причина печальных происшествий с моими моделями в том, что Смерть ревнива и не любит, когда искусство используется в чьих-то корыстных целях. Оно, искусство, должно быть чистым. Именно тогда я поднялся на следующую ступень в своём призвании: теперь я не ждал подходящего материала, а сам искал и создавал его.

Уже минут пятнадцать я работал над вторым глазом мёртвой дурочки. Он изначально был обречён на жертву, но для моих целей нужно было, чтобы он был открыт и блестел. Убрав зажимы, я критически оглядел работу. Девчонка изумлённо вылупила глаза, словно сидела в цирке. Пусть пока поглядит на мир остановившимся взглядом, а мне надо заняться ртом. Заставить мимические мускулы покойника изобразить радостную улыбку — дело довольно хитрое. Главное, чтобы челюсть не отвисала. Но с помощью своего искусства и тонких инструментов я справился с этим быстро. Правда, пришлось сделать два-три незаметных надреза и несколько столь же незаметных стежков, а кое-где вставить изобретённые мной хитрые конструкции. Теперь пройтись наждачком по зубам — они у деревенской неряхи все были в жёлтом налёте, хорошо хоть, спереди целые. Потом тоже чуть смажу их глицерином для блеска. А улыбочка ничего получилась, думаю, при жизни эта простушка так изящно не улыбалась — я вспомнил, как она осклабилась во всю пасть, когда я пригласил её в машину.

Морозец оборачивался лютой стужей — я уже больше часа трудился на открытом воздухе. Надо бы залезть погреться в авто, но оставлять тело без присмотра нельзя — над нами по-прежнему с резкими воплями кружились вороны. Рано, рано, погодите. Попрыгав на месте, я достал фляжку с водкой, растёр лицо и ладони и отпил добрый глоток. Стало гораздо теплее, и я продолжил.

«Съёмки на плэнере» — такое объяснение я давал своим поездкам. Для достоверности я привозил несколько хороших пейзажных фотографий и раз даже устроил из них небольшую выставку. Многие критики писали, что известный художник хочет оставить жуткий жанр, принесший ему славу, и пытается перейти на более традиционные формы самовыражения. Пусть себе думают так. Я часто ухмылялся, представляя лица этих почтенных искусствоведов, увидь они тщательно скрываемую коллекцию моих настоящих работ, которые я делал вдали от города.

Первый раз это вышло почти случайно, хотя я уже давно задумывался о такой возможности. На малолюдной по вечернему времени пригородной станции я встретил молодую аристократку, которой недавно был представлен на каком-то приёме. Правда, тогда девица отшатнулась от меня, как от прокажённого — частая реакция, особенно у нежных дам. Плата за моё искусство. Надо сказать, невысокая. Но сейчас девица, кажется, обрадовалась нашей встрече. У неё были какие-то проблемы — я особо не вслушивался, лишь изредка участливо кивал с доброй улыбкой, одновременно лихорадочно обдумывая, как реализовать столь удачно возникшую возможность. Она
Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!