Крысы
Старик Мэнсон, смотритель одного из самых старых и заброшенных кладбищ Салема, враждовал с крысами. Они обосновались здесь с давних времен, покинув верфи, — целая колония необычайно крупных крыс. Вступив в должность после необъяснимого исчезновения бывшего смотрителя, Мэнсон решил изгнать их. Он оставил ловушки и подбрасывал к их норам яд, но все было напрасно. Крысы остались, продолжали плодиться и носились по кладбищу хищными стаями.
Они были слишком крупны даже для крыс вида «mus decumanus», достигающих иногда сорокасантиметровой длины, не считая голого розово-серого хвоста. Мэнсон подмечал особей размером с крупную кошку, а когда могильщики случайно обнажали норы, то открывшиеся зловонные туннели были так велики, что туда мог вползти человек на четвереньках. Да, корабли, прибывшие в незапамятные времена из дальних портов и бросившие якоря у гниющих Салемских верфей, привезли странный груз.
Иногда, поражаясь необычайному размеру нор, Мэнсон вспоминал неопределенные, пугающие легенды, услышанные им после приезда в старинный Салем — город ведьм. Легенды рассказывали о зловещей, нечеловеческой жизни, якобы существовавшей в заброшенных подземных норах. Здесь так как прежде кренились друг к другу закопченные домики с двускатными крышами над булыжными улицами и велись все те же разговоры о таинственных подземных пещерах и подвалах, где кроются оскорбляющие бога тайны и празднуются забытые языческие обряды — в нарушение закона и здравого смысла. Мудрые старики, покачивая седыми головами, уверяли, что в пещерах под старинными кладбищами Салема прячутся существа похуже червей и крыс.
И откуда этот необъяснимый страх перед крысами? Маленькие свирепые грызуны не вызывали симпатии у Мэнсона, но он уважал их, поскольку сознавал опасность, таящуюся в блестящих, острых словно иглы, зубах. И все же он не понимал, почему старые жители испытывали страх перед заброшенными домами, населенными крысами.
До смотрителя доходили слухи о каких-то упырях, обитающих глубоко под землей и способных управлять крысами, манипулируя их ужасными отрядами. Старики шептали, будто крысы — это посланцы, снующие между этим миром и мрачными древними кавернами глубоко под Салемом, что тела из могил похищаются ими для ночных подземных пиршеств.
Мэнсон не верил этим россказням. Более того, он изо всех сил старался скрыть от посторонних само существование крыс. Он понимал, что если начнется расследование, неминуемо вскрытие многих могил. И если несколько изгрызанных гробов можно объяснить действиями крыс, то как объяснить увечья, сохранившиеся на телах?..
Чистейшее золото, которое используется для зубных пломб, так и остается в зубах, когда человека хоронят. С одеждой дело обстоит иначе, потому что обычно гробовщик поставляет простой и легко узнаваемый костюм. Но золото — не одежда. А иногда появляются студенты — медики или не столь известные доктора, которым нужны трупы и которым все равно, как удалось их раздобыть.
До сих пор Мэнсон успешно избегал расследования и яростно отрицал факт существования крыс, хотя те иногда лишали его добычи. Смотрителя не заботило, что происходит с телами после того, как они побывают в его руках, но он знал, что крысы неизбежно утаскивали покойников сквозь дыру, которую они прогрызали в гробу. Иногда Мэнсона беспокоил размер нор, а кроме того, странным казалось, что гробы всегда вскрывались в торце и никогда — сбоку или сверху. Казалось, крысы действовали по указаниям разумного существа...
Смотритель стоял в открытой могиле, выбросив последнюю лопату рассыпчатой влажной земли на высившуюся рядом кучу. Шел дождь — мелкая морось, уже несколько недель сеющая из набухших, черных туч. Кладбище превратилось в болотце из желтой хлюпающей грязи, из которого тут и там неравномерными рядами торчали омытые дождями надгробья. Крысы убрались в свои норы, и Мэнсон уже несколько дней не видел ни одной. Все же худое, небритое лицо смотрителя хмурилось: гроб, на котором он стоял, был деревянным.
Похороны состоялись на днях, но Мэнсон не осмелился открыть гроб раньше. На могилу регулярно, даже в сильный дождь, приходил родственник покойного. «Но как бы он ни переживал, он не появится здесь в столь поздний час», — с хитрой ухмылкой подумал Мэнсон. Он выпрямился и отложил лопату в сторону.
С холма, на котором находилось старинное кладбище, виднелись тускло мигающие сквозь дождь огоньки Салема. Он вытащил из кармана фонарь. Свет ему сейчас понадобится. Взяв лопату, он наклонился и осмотрел защелки гроба.
И вдруг замер: под ногами ощущалось какое-то шевеление и царапанье, будто что-то двигалось внутри ящика. На миг его пронзил суеверный страх, тут же сменившийся яростью, потому что он понял причину шума: крысы снова опередили его!
Охваченный гневом, Мэнсон подсунул острый край лопаты под крышку и расшатал ее настолько, что работу можно было завершить руками. Затем направил холодный луч фонаря в ящик.
Дождь стучал по белой атласной обивке — гроб был пуст. Заметив быстрое движение в изголовье, Мэнсон посветил туда.
Торцовая стенка гроба была прогрызана, и дыра вела во тьму. Он успел заметить черный ботинок и понял, что крысы опередили его всего лишь на пару минут. Торопливо плюхнувшись на четвереньки, он попытался было схватить башмак, но фонарь упал в гроб и погас. Ботинок вырвали у него из рук — послышался пронзительный, беспокойный писк. Он внова схватил фонарь и, включив его, осветил дыру. Та была широкой настолько, чтобы принять в себя тело. Мэнсон еще раз подивился величине крыс, способных утащить человека, но его подбодрила мысль о лежащем в кармане заряженном револьвере. Пожалуй, коснись дело какого-то заурядного покойника, смотритель скорее позволил бы крысам убраться со своей добычей, нежели рискнул бы влезть в узкую нору, но он припомнил особенно изящный комплект запонок и несомненно настоящую жемчужину в галстучной булавке покойного. Не медля ни секунды, он пристегнул фонарь к поясу и влез в нору.
В ней было тесно, но он все же ухитрился понемногу продвигаться вперед. Впереди, в свете фонаря, он видел волочащиеся по влажному полу туннеля ботинки. Мэнсон полз быстро, как мог, с трудом протискивая тощее тело между узких стенок.
В туннеле сильно отдавало затхлым запахом падали; он решил повернуть назад, если через минуту не нагонит тело. В мозгу вновь, подобно червям, закопошились прежние страхи, но жадность подгоняла вперед. Он полз дальше, несколько раз миновав входы боковых туннелей. Стены норы были влажными и осклизлыми; дважды за ним обрушивались комья грязи. Когда это произошло вторично, он остановился, изогнул шею и посмотрел назад. И, конечно, ничего не увидел, пока не отстегнул с пояса фонарь и посветил назад.
Они были слишком крупны даже для крыс вида «mus decumanus», достигающих иногда сорокасантиметровой длины, не считая голого розово-серого хвоста. Мэнсон подмечал особей размером с крупную кошку, а когда могильщики случайно обнажали норы, то открывшиеся зловонные туннели были так велики, что туда мог вползти человек на четвереньках. Да, корабли, прибывшие в незапамятные времена из дальних портов и бросившие якоря у гниющих Салемских верфей, привезли странный груз.
Иногда, поражаясь необычайному размеру нор, Мэнсон вспоминал неопределенные, пугающие легенды, услышанные им после приезда в старинный Салем — город ведьм. Легенды рассказывали о зловещей, нечеловеческой жизни, якобы существовавшей в заброшенных подземных норах. Здесь так как прежде кренились друг к другу закопченные домики с двускатными крышами над булыжными улицами и велись все те же разговоры о таинственных подземных пещерах и подвалах, где кроются оскорбляющие бога тайны и празднуются забытые языческие обряды — в нарушение закона и здравого смысла. Мудрые старики, покачивая седыми головами, уверяли, что в пещерах под старинными кладбищами Салема прячутся существа похуже червей и крыс.
И откуда этот необъяснимый страх перед крысами? Маленькие свирепые грызуны не вызывали симпатии у Мэнсона, но он уважал их, поскольку сознавал опасность, таящуюся в блестящих, острых словно иглы, зубах. И все же он не понимал, почему старые жители испытывали страх перед заброшенными домами, населенными крысами.
До смотрителя доходили слухи о каких-то упырях, обитающих глубоко под землей и способных управлять крысами, манипулируя их ужасными отрядами. Старики шептали, будто крысы — это посланцы, снующие между этим миром и мрачными древними кавернами глубоко под Салемом, что тела из могил похищаются ими для ночных подземных пиршеств.
Мэнсон не верил этим россказням. Более того, он изо всех сил старался скрыть от посторонних само существование крыс. Он понимал, что если начнется расследование, неминуемо вскрытие многих могил. И если несколько изгрызанных гробов можно объяснить действиями крыс, то как объяснить увечья, сохранившиеся на телах?..
Чистейшее золото, которое используется для зубных пломб, так и остается в зубах, когда человека хоронят. С одеждой дело обстоит иначе, потому что обычно гробовщик поставляет простой и легко узнаваемый костюм. Но золото — не одежда. А иногда появляются студенты — медики или не столь известные доктора, которым нужны трупы и которым все равно, как удалось их раздобыть.
До сих пор Мэнсон успешно избегал расследования и яростно отрицал факт существования крыс, хотя те иногда лишали его добычи. Смотрителя не заботило, что происходит с телами после того, как они побывают в его руках, но он знал, что крысы неизбежно утаскивали покойников сквозь дыру, которую они прогрызали в гробу. Иногда Мэнсона беспокоил размер нор, а кроме того, странным казалось, что гробы всегда вскрывались в торце и никогда — сбоку или сверху. Казалось, крысы действовали по указаниям разумного существа...
Смотритель стоял в открытой могиле, выбросив последнюю лопату рассыпчатой влажной земли на высившуюся рядом кучу. Шел дождь — мелкая морось, уже несколько недель сеющая из набухших, черных туч. Кладбище превратилось в болотце из желтой хлюпающей грязи, из которого тут и там неравномерными рядами торчали омытые дождями надгробья. Крысы убрались в свои норы, и Мэнсон уже несколько дней не видел ни одной. Все же худое, небритое лицо смотрителя хмурилось: гроб, на котором он стоял, был деревянным.
Похороны состоялись на днях, но Мэнсон не осмелился открыть гроб раньше. На могилу регулярно, даже в сильный дождь, приходил родственник покойного. «Но как бы он ни переживал, он не появится здесь в столь поздний час», — с хитрой ухмылкой подумал Мэнсон. Он выпрямился и отложил лопату в сторону.
С холма, на котором находилось старинное кладбище, виднелись тускло мигающие сквозь дождь огоньки Салема. Он вытащил из кармана фонарь. Свет ему сейчас понадобится. Взяв лопату, он наклонился и осмотрел защелки гроба.
И вдруг замер: под ногами ощущалось какое-то шевеление и царапанье, будто что-то двигалось внутри ящика. На миг его пронзил суеверный страх, тут же сменившийся яростью, потому что он понял причину шума: крысы снова опередили его!
Охваченный гневом, Мэнсон подсунул острый край лопаты под крышку и расшатал ее настолько, что работу можно было завершить руками. Затем направил холодный луч фонаря в ящик.
Дождь стучал по белой атласной обивке — гроб был пуст. Заметив быстрое движение в изголовье, Мэнсон посветил туда.
Торцовая стенка гроба была прогрызана, и дыра вела во тьму. Он успел заметить черный ботинок и понял, что крысы опередили его всего лишь на пару минут. Торопливо плюхнувшись на четвереньки, он попытался было схватить башмак, но фонарь упал в гроб и погас. Ботинок вырвали у него из рук — послышался пронзительный, беспокойный писк. Он внова схватил фонарь и, включив его, осветил дыру. Та была широкой настолько, чтобы принять в себя тело. Мэнсон еще раз подивился величине крыс, способных утащить человека, но его подбодрила мысль о лежащем в кармане заряженном револьвере. Пожалуй, коснись дело какого-то заурядного покойника, смотритель скорее позволил бы крысам убраться со своей добычей, нежели рискнул бы влезть в узкую нору, но он припомнил особенно изящный комплект запонок и несомненно настоящую жемчужину в галстучной булавке покойного. Не медля ни секунды, он пристегнул фонарь к поясу и влез в нору.
В ней было тесно, но он все же ухитрился понемногу продвигаться вперед. Впереди, в свете фонаря, он видел волочащиеся по влажному полу туннеля ботинки. Мэнсон полз быстро, как мог, с трудом протискивая тощее тело между узких стенок.
В туннеле сильно отдавало затхлым запахом падали; он решил повернуть назад, если через минуту не нагонит тело. В мозгу вновь, подобно червям, закопошились прежние страхи, но жадность подгоняла вперед. Он полз дальше, несколько раз миновав входы боковых туннелей. Стены норы были влажными и осклизлыми; дважды за ним обрушивались комья грязи. Когда это произошло вторично, он остановился, изогнул шею и посмотрел назад. И, конечно, ничего не увидел, пока не отстегнул с пояса фонарь и посветил назад.