Дурик
Вряд ли есть на свете что-то противнее, чем зубная боль. Если у тебя болит зуб, то ничего больше не имеет значения. Боль проникает в самую глубину твоей глупой головёшки, которая не догадалась заранее позаботиться о том, чтобы избежать этой муки. Ну сходи ты раз в полгода к врачу! Они же даже уже не страшные совсем. Физически не страшные – больно они не делают. Оставляют тебя без гроша в кармане, это да. Но ведь сейчас, когда ты не чувствуешь ничего, кроме этой бесконечной ноющей агонии, ты готов отдать все, что у тебя есть, лишь бы это прекратилось. А отдавать некому.
Ты ноешь, скулишь, держишься за щеку, будто от этого должно стать легче. Ты даже в бога готов поверить, только бы это прекратилось. Но бог штука сложная, это тебе не сливной бачок, где нажал на кнопку и вода полилась. Нет. Тут два варианта. Либо он смотрит на тебя и думает, мол, ты, гнида, ни в меня не верил, не обращался ко мне, когда у тебя все нормально было; ни в себя не верил – плыл и плыл, как кирпич деревянный, оставляя все заботы на себя завтрашнего. Вот, подумай над своим поведением. Извлеки уроки. Либо же бог на тебя вообще не смотрит, потому что устал на тебя, дурака бестолкового, глядеть.
И вот вас двое. Ты и пробивающая тебя всего насквозь боль. И вы ненавидите друг друга. Иногда она, будто бы, чуть-чуть ослабевает, но это лишь коварное тактическое отступление, после которого становится только хуже и тебе кажется, что голова сейчас треснет, словно переспевший арбуз. А представь, если бы у тебя зубов было не тридцать два, а столько же, сколько семечек в арбузе. Штук так триста пятьдесят. И все, ну ладно, хотя бы половина, вдруг заболели бы. Вот бы ты охренел.
Проходит час. Два. Четыре. Само не проходит. Ты привык, что все как-то само по себе рассасывается. А тут из рассасывающегося – только желание жить. Ты надеваешь штаны, рубашку, куртку. Находишь полис. Обуваешься. Выходишь из подъезда, щуришь глаза из-за рикошетящего от белого, словно только что поставленные виниры, снега. От холода у тебя перебивает дыхание, ты не можешь вздохнуть, судорожно втягиваешь ледяной воздух ртом. И падаешь на колени, хватаясь за щеку. И воешь! Воешь!
Замолкают дети на детской площадке. Женщина, шедшая к подъезду из «Пятерочки» замирает на месте, едва не выронив пакет. Мужичок на балконе второго этажа забывает, что у него в зубах сигарета. Никто из них прежде не слышал такого отчаянного крика. Даже в криминальных передачах по НТВ. Даже в порно.
Дальше все как в тумане. Ты все же как-то оказался в стоматологической поликлинике. Тебя, как пациента с самой острейшей болью в мире, принимают без очереди. Ты в слезах и соплях валишься в кресло, словно куль. Никаких снимков, ты даже не уверен, что врач помыл руки. Тебе все равно. Поскорее бы из тебя удалили эту черную дыру, пожирающую все твое существо. Все кончается за 5 минут. Ты видишь в металлической чаше эту кроху, которая сломила тебя, сделала тебя безвольной скулящей тварью. Сплевываешь не то кровью, не то извергающимся из тебя облегчением.
– Не запускайте так больше, - говорит тебе врач. – У вас еще пару зубов нужно бы залечить, пока все еще в зачаточном состоянии.
– Что вы, конечно! – обещаешь ты своему спасителю. – Вот будет зарплата через две недели, начнем пломбировать. Я такой ад не уверен, что смогу еще раз пережить.
Но проходит две недели, месяц, полтора года. И ты просыпаешься в пять утра от боли, которая проникает в самую глубину твоей глупой головёшки и шепчет:
«Давно не виделись, дурик».