Как я выживала после смерти Саньки⁠⁠

В первое время - до 40 дней - это вообще еле реально. Существуешь. Главное, чтобы поменьше цеплялись, поменьше задавали вопросов, поменьше лезли. Но это маловозможно в большом коллективе на работе. Поэтому я цепляла с утра улыбку, типа мне всё по колено, и отвечала в стиле: "О да, всё зашибись! У меня всё прекрасно! Чего лыблюсь? А я весёлая вдова!" Как при этом кипит внутри, передать без матерных слов не могу. Видно, всё это бешенство вырывалось из глаз, как пламя. Поэтому отставали быстро. Ну и сама работа. Иногда бывали такие авралы, что не до разговоров никому - спасибо моей работе!

Если за день было много работы, я приходила домой и падала спать. Если доставали, но не очень, звонила друзьям и мы шли гулять. Спасибо моим друзьям, в ту пору я хорошо узнала необычную Москву - пешую, надземную. Если доставали в край, я напивалась. Ну, репутацию блюла - продукты покупала в разных местах. Да, одна. Да, дома. Да, с закуской. Да и одна ли - это ещё как сказать. Я разговаривала с Санькой. И чокалась в его фотографией. Сейчас странно вспоминать, но похмелья не было ни разу. Наверное, если бы не эти вечера разговоров с бутылкой - с Санькой? с самой собой? - я бы сошла с ума. А так - перезагрузка.

Через два месяца и две недели после смерти Саньки нас премировали на работе поездкой в Турцию - да-да, была в моей жизни такая премия. Три дня и две ночи что ли - как-то так. Отель, где всё включено. Конечно, все на пляж. Только не я. Боулинг - где ещё я столько времени смогу отрабатывать технику? Хамам. Массаж. Парикмахерская. А вот туда я зашла случайно - лак облез. Я никогда не крашу ногти, но тут что-то вдруг решила. С ободранным ходить - бе-е-е! Пошла в парикмахерскую и стала на как бы английском просить, чем стереть. Смотрю - девушка стоит в стороне, свои ногти пилит и хихикает. А потом, почувствовав, видно, огнемёт в моих глазах, по-русски сказала, что смывка не бесплатна. Я заплатила, смыла, а разговор продолжился - ей скучно без русского общения. В результате моих новостей хозяйка салона - а это оказалась она - устроила мне стрижку, мелирование, мне сделали красивые брови, она сама нанесла макияж, так как вечером намечалась вечеринка с местными партнёрами.

Вышла в лобби к месту сбора наших на вечеринку. Через некоторое время пересчитала народ - привычка с вожатского прошлого. Все на месте, но сидим что-то. Ну я и не выскочка, молчу себе... Потом стало нарастать ворчание. Прислушалась. Оказывается, меня нет, это я, поганка, опаздываю и не бросить ли меня. Когда я подала голос, один из наших главнюков выронил стакан. Как статуя ожила. Не узнал никто. А всего-то лишь три осветлённые пряди, чуть короче волосы, абсолютно другая укладка и глаза накрашены. Так я стала темой вечера. Все хлопали по плечу, говорили, как я хороша, а, немного кирнув, начали намекать на то, что могут и утешить. М-да... Ну, средство проверено - лыбу на морду, по-другому сказать не могу, огонь из глаз, пар из ноздрей: "А что, пошли! Я ж развесёлая вдова!!! На песок? В кусты? Мож, в тубзик???" Почему-то трезвели, говорили, что бес попутал и отходили.

На второй день наши начальники взяли в аренду пару машин, несколько человек из всей компании и поехали навестить ванны Клеопатры. Я попала в число избранных. Там дивное место - красивые пейзажи, минеральная вода в чём-то вроде канала, оборудованного для купания. Все вошли в воду, а я на лесенке сижу. Тёплая вода, на волосках сразу пузырьки нарастают - забавно. Всё дно выложено остатками от древних зданий. Огромные глыбы колонн, портиков, всё с резьбой... Красота! Я и решила, что там мелко.

Воды боюсь больше смерти - детская травма. Плавать не умею. На воде не держусь. Никогда не захожу глубже чем по пояс, и то-то страшно. А тут шагнула на приветливый камень и ухнула... Вода до носа, шею тяну вверх, чтобы дышать можно, паника дичайшая, что делать, не знаю, молочу руками по воде и прощаюсь с жизнью. Одна девушка из нашей компании увидала, вывела меня к лесенке - вот ей спасибо по гроб жизни! Я поблагодарила и ушла от всех в дальнюю часть парка. Легла на траву, смотрела в небо и тряслась. Никак не могла эту дрожь унять. И самое жестокое, что по-прежнему не было слёз.

Плакать я не могла ещё много месяцев. Но про это - в следующий раз.