Эта история — часть цикла повествований. Чтобы оценить все сюжетные повороты, рекомендуем начинать чтение с первой части http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Вторая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_2_yestafeta_4348286

Третья часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_3_dar_4350580

Четвертая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_4_katakombyi_4355436

Пятая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_5_bezdna_4363806

Шестая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_6_mira_4368542

Седьмая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_7_byiloe_4374440

Пробуждение Чёрного Шамана http://pikabu.ru/story/probuzhdenie_chyornogo_shamana_438342...

Также читать теперь можно в ВК. Группа, куда будет выкладываться также владыки смерти и связанные истории(НЕ РЕКЛАМА)  https://new.vk.com/club114988822

От автора

Дорогой читатель! Этот эпизод – восьмой по счету – во многом отличается от остальных семи.

Во-первых, в нем раскрываются почти все тайны сериала.

Во-вторых, в нем целых три ключевых локации, тогда как раньше в каждом эпизоде было по одной, причем в каждой «серии» они менялись.

В отношении нового монстра традиции остались прежними, а в плане нового кусочка мозаики, составляющей главный над-сюжет цикла, могу с гордостью сказать, что наша мозаика завершена. Все точки над «ё» поставлены, а все скелеты извлечены из шкафов и выставлены на всеобщее обозрение.

В-третьих, этот эпизод завершается клиффхэнгером, чего я прежде себе не позволял.

В-четвертых, он является кроссовером: мифология «Владык смерти», как я и обещал когда-то в комментариях на безвременно почившем ffatal.ru, вобрала в себя мифологию «Черного шамана». Изначально история о шамане планировалась как трилогия: «Пробуждение Черного Шамана», «Гнев Черного Шамана» и «Сон Черного Шамана». Позже, по ряду причин, я отказался от этой идеи, хотя нашлись читатели, которые просили продолжения. Теперь у них появилась возможность встретить персонажей этой истории в данном эпизоде.

Еще раз подчеркиваю, что пишу эту историю ради моих дорогих читателей, коих нашлось немало. Большинство отзывов, что я получаю, положительные; «Владык» публикуют на других ресурсах, даже создаются фан-арты.

Напоминаю, что цикл желательно читать с первой истории и по порядку.

Тех, кто жаловался на то, что истории длинные, предупреждаю: эта история еще длиннее.

Тех, у кого «Владыки» по каким-либо причинам вызывают негативные эмоции, прошу не тратить нервы и заняться чем-нибудь другим, например, почитать других авторов. Впереди у нас еще два финальных эпизода, и они выйдут «в свет» уже независимо от рейтингов и отзывов (в отличие от первых эпизодов), ибо любая история, особенно востребованная, должна быть завершена.

РАНЕЕ ВО «ВЛАДЫКАХ СМЕРТИ»

– Самолет в Москву вылетает сегодня вечером, в десять тридцать, – пояснил Иноземцев. – (…) Рейн упоминал о Катакомбах, и я уверен, что он имел ввиду вовсе не канализацию и не метрополитен. Уже известные вам Танатофилы в начале девятнадцатого столетия построили под Москвой разветвленную сеть подземных переходов. (…) Там были их лаборатории и своего рода убежище. Они боялись в те времена – кого-то или чего-то…

***

– Счастливо оставаться, господа, – сказал Талбот, когда Доусон, ухитрившись захватить сразу четыре чемодана, двинулся к особняку. – Должен предупредить, этот дом с привидениями. Хотя всё лучше, чем Лаутус.

***

Мы прошли один квартал, прежде чем Даша нарушила молчание:

– Кирилл, я хотела сказать… Я давно об этом думала… – Она явно сильно волновалась, что было не в ее обычаях. – Короче…

Я встал как вкопанный. Не оттого, что хотела сказать Даша. Возможно, она хотела предложить нам жить вместе, или обручиться, или признаться мне в любви, или сообщить, что у меня на носу прыщ соскочил. Это было неважно, потому что меня пронзило почти осязаемое чувство опасности…

***

По мере того, как я говорил, на лицо Столярова наползало выражение спокойствия, а потом и презрения.

– Ах, вас Артур послал? – фыркнул он сиплым голосом. – И что теперь? Иноземцев – придумал тоже…

– Что придумал? – не понял я.

– Фамилию придумал себе, – пояснил Столяров, обдав меня мощными винными парами. Я подумал, что чиркни кто-нибудь тут спичкой, мы все взлетим на воздух. – Ну, и чего вам надо?

***

Я фыркнул.

– А вы думали, что будет, если Кукловоды доберутся до вас, Артур Григорьевич? Если они будут пытать вас?

Иноземцев прищурился. Лицо его застыло, глаза смотрели на меня не мигая, как у змеи.

– В мое тело имплантирована капсула с сильнейшим ядом. Я могу раздавить ее простым напряжением нужных мышц и выпустить яд в кровь даже со связанными руками и ногами. Поверьте, я умру, но не раскрою тайн Фонда. А ввести меня в заблуждение или читать мысли крайне затруднительно благодаря специальной подготовке.

***

Во мраке внезапно засияли багровым накалом линии, те, что я начертал на корабле Первых Богов. Они складывались в светящийся красным светом рисунок, причудливый иероглиф в полной темноте.

Где-то вдали раздался низкий гул. Вся пещера содрогнулась.

А потом дверь в корабль открылась впервые за целые века.

***

Отбросив костыли, которые грохнулись о пол, я слез с постели и уселся рядом с Винни. Протянул руки и обеими ладонями вытер слезы напарницы. Винни смотрела на меня большими, мокрыми от слез глазами, приоткрыв рот, как маленький ребенок, и я неожиданно для самого себя осознал, что буду защищать ее даже ценой собственной жизни.

РАНЕЕ В «ПРОБУЖДЕНИИ ЧЕРНОГО ШАМАНА»

– Ну, что, Вадим, нашел себе учителя сострадания?

Я неожиданно остановился. Сам не понял, зачем. Мы стояли на относительно пустынном пятачке перед входом в парк. Лина тоже остановилась и со странным вызовом поглядела на меня.

– Нет, не нашел, – сказал я твердо. – И не найду… Потому что кроме тебя больше никто не годится на роль учителя сострадания.

Лина улыбнулась и, кажется, покраснела. Теперь она смотрела не в глаза, а ниже, на мои губы. При этом ее собственные губы слегка приоткрылись. Я прекрасно понял, что всё это значило, но на меня напал паралич.

…Паралич пропал, я наклонился и поцеловал Лину в губы, которые оказались в этот холодный день удивительно теплыми и мягкими. Она ответила – довольно неловко на мой неискушенный взгляд, не так, как показывают по телику. И это меня обрадовало.

Я оторвался от нее в страхе, что выдам свое полное неумение в этом важном деле. Я даже ее не приобнял, как полагается. Лина не сразу открыла глаза, ее рука, державшая зонт, чуть отклонилась назад, рукав отодвинулся, открыв едва заметную татушку на запястье. Одно слово, перечеркнувшее весь этот прекрасный день: «Lautus»…

***

…Оглушительный лязг голема заглушил все остальные звуки. Выметнувшаяся с немыслимой скоростью рука монстра пробила Диомида насквозь. Лина отлетела в сторону, и к ней тут же подскочил отец. Несколько секунд Диомид с детским удивлением смотрел на ржавое щупальце, торчащее из груди. Потом голем с той же скоростью выдернул щупальце, и Диомид рухнул на землю, заливая мокрый асфальт двора кровью.

Я поднял лицо к черному слезящемуся небу. По моему лицу теперь тоже текли не только дождевые капли.

Медленно, с сутулившимися плечами, я пошел прочь, не оглядываясь. Позади неистовствовали Тени, железный голем с грохотом крушил всё вокруг, а дом горел, как моя жизнь. Никто меня не преследовал.

Я не знал, что буду делать дальше. Просто оставлял за спиной остывающее тело учителя, свою первую любовь и дом, который почти стал моим родным, и растворялся в ночи – ведь именно в ней место черному шаману.

Глава 1

Крупные международные аэропорты разных стран, в сущности, мало чем отличаются друг от друга: огромные терминалы, зоны беспошлинной торговли, пронумерованные «гейты», разноликая толпа, эскалаторы и многоязычный говор схожи между собой, как клоны. И всё же, когда мы с Гором и Винни, покинув самолет рейса Лондон – Москва, едва ступили на территорию аэропорта «Домодедово-2», что-то в самом воздухе подсказало, что мы наконец-то дома.

Нет, Англия мне вполне понравилась, но, как ни крути, дома лучше. Меня не было на территории Российской Федерации чуть больше месяца, и я с удивлением обнаружил, что за это короткое время отвык от русской речи.

Несколько дней назад нам позвонил Иноземцев, и мы поняли, что затяжные каникулы на Туманном Альбионе закончились. Доктор велел нам возвращаться и пообещал, что в аэропорту нас встретят. На наши вопросы о настырном ФСБ-шнике Волкове, который упорно шел по нашим следам – иногда кровавым, – Артур Григорьевич сухо ответил, что подробности сообщит по прилете.

Из всего сказанного мы поняли, что нам предстоит поторчать в Москве, с которой лично у меня возникали неприятные ассоциации. Катакомбы-то под нашей столицей никуда не делись, так же, как и запертые в них чудовищные порождения Танатофилов…

На выходе из аэропорта нас действительно встретили – пятеро мужчин в строгих костюмах, с военной выправкой.

Один из них, невысокий, лет пятидесяти, вышел к нам навстречу, на ходу вынимая «корочку».

– Станислав Сивцев, ФСБ, пройдемте.

Я узнал его: когда-то он с лакейской предупредительностью держал над Иноземцевым зонт на кладбище. Позже выяснилось, что его подослал к Иноземцеву тот самый Волков.

«Встряли», – подумал я.

Пока он говорил, остальные «люди в штатском» как бы невзначай окружили нас. В зале аэропорта толклась толпа народа, на нас никто не обращал внимания.

– В чем дело? – спокойно спросил Гор.

Я ждал, что ответа не последует. Представители власти не любят отчитываться перед простыми смертными, но Сивцев меня удивил:

– С вами хочет побеседовать мой шеф, подполковник Виктор Волков. Кстати, ваш знакомый доктор находится у него.

Что-то у меня в груди оборвалось, я оперся на трость, с которой до сих пор мне приходилось передвигаться. Коленки ослабли, и мне захотелось прилечь – прямо на пол. Кожей я ощутил, как напряглась рядом Винни. Гор нахмурился и, поправив огромный рюкзак за спиной, уставился на носки кроссовок, как нашаливший школьник.

– А у вас есть право задерживать нас? – набравшись сил, дерзко спросил я.

Сивцев подарил мне резиновую улыбку:

– Учитывая количество и особенности материала, что мы на вас собрали, у нас есть право расстрелять вас всех троих на месте. Так что не старайтесь нам помешать.

Глава 2

Мы вышли из здания аэропорта – Винни я тащили за собой чемоданы на колесиках, Гор шагал со своим рюкзаком, а вокруг нас маячило пятеро безопасников с оттопыривавшимися в области подмышек пиджаками. Электрический свет заливал всё вокруг, но небо над нами было чернильным и беззвездным.

Пока шли к парковке, я успел переглянуться с Винни и Гором. Оба были встревожены и тщетно пытались это скрыть. Собственно, у нас не оставалось выбора, кроме как идти с ними, тем более что Иноземцев был уже арестован…

Нас усадили в минивэн, марку которого я не сумел определить. Я думал, что безопасники затолкают нас в салон, уперев ладонь в темя, как это показывают в фильмах, однако с нами обошлись куда вежливее, чем можно было ожидать, принимая во внимание угрозу Сивцева расстрелять нас на месте.

– На базу, – коротко приказал Сивцев водителю. Тот молча вырулил с парковки на улицу.

Ехали в полном молчании. Через полчаса молчаливой езды я не выдержал:

– Хоть бы радио включили, что ли?

Винни и Гор кинули на меня удивленные взгляды. Сидевшие напротив нас «люди в штатском» ничем не выдали эмоций, а Сивцев, восседая рядом с водителем, повернул к нам голову, усмехнулся и слегка кивнул. Водитель послушно включил радио, и зазвучали возбужденно-веселые голоса ди-джеев радио «Евразия Плюс». Так, под болтовню ведущих и музыку мы ехали еще час.

Проплывающие за окном московские пейзажи мне ни о чем не говорили, мы много раз заворачивали то вправо, то влево, кружились по головоломным развязкам, и я окончательно потерял направление. Мне лишь казалось, что мы едем куда-то на окраину.

Наконец, минивэн затормозил перед высоким бетонным забором, за которым в свете прожектора виднелась крыша крупного особняка. Не успел я подумать, что это место мало похоже на штаб-квартиру ФСБ, как нас попросили выйти из машины.

Мы вылезли из салона вместе с багажом. Под ногами захрустел гравий. Сивцев позвонил в стальные ворота, потом что-то пробормотал в динамик. Наверное, секретный пароль.

За воротами был широкий двор, освещенный мощными лампами. По обеим сторонам от ворот росли ели. В тени одной из елей мне почудилось движение – что-то сероватое очень плавно проплыло прочь от нас и пропало из поля зрения. Может, собака? Но собаки не двигаются так плавно.

Наши конвоиры обменялись короткими фразами с ожидавшими нас за воротами людьми. Смысл фраз ускользнул от моего сознания, они говорили на каком-то специальном профжаргоне.

– Это не ФСБ, – шепнул мне Гор, воспользовавшись тем, что конвоиры отвлеклись от нас.

– А кто? С чего ты решил?

Нас повели к особняку, не дав Гору ответить. Впрочем, мне и самому было ясно, что «база» больше смахивает на обитель какого-нибудь криминального авторитета, чем на «офис» силовиков.

Если у меня и имелись сомнения в том, что Гор прав, то они развеялись, когда мы подошли ко входу. Дверь открыл человек в странном серебристом костюме, шлеме и зеркальной маске, полностью скрывающей лицо. Он молча посторонился, пропуская всю процессию в просторное помещение, залитое светом многочисленных торшеров.

В центре помещения стоял длинный стол, вокруг него на стульях расположились люди. Я узнал Иноземцева; он выглядел так, будто прибыл на светский раут. Рядом с ним сидел какой-то пожилой бурят или калмык, с лысой головой и большой родинкой посреди лба. Напротив, подперев ладонью подбородок, явно скучал от безделья парень лет двадцати пяти, худой, лохматый, с оттопыренными ушами. Когда он обернулся к нам, я увидел, что у него опущено левое веко и левый уголок рта, как у людей с параличом лицевого нерва.

«Боже мой», – мелькнуло в голове.

В противоположном конце помещения спиной к нам, а лицом к широкому дисплею, висевшему на стене, стоял высокий стройный человек с копной темных волос, в хорошем темно-синем костюме. Он повернулся к нам и улыбнулся. На вид ему было лет сорок или около того, лицо открытое, доброе, но между бровями залегла глубокая складка, да и жесткие губы выдавали в нем натуру властную и даже жестокую.

– Добрый вечер, дорогие гости! – сказал он. – Оставьте, пожалуйста, багаж в том углу и присаживайтесь. Мы вас уже заждались.

Мы поставили сумки в угол и уселись: Гор возле криволицевого парня, а мы с Винни возле Иноземцева и лысого бурята. Никто из нас не осмелился задать вопрос Иноземцеву, в чем, собственно, дело. Артур Григорьевич приветствовал нас вежливой улыбкой. Конвоиры отошли в тень и замерли, как статуи.

– Ну вот, наконец, мы все в сборе, – продолжал человек в костюме. Он не садился. – Позвольте отрекомендоваться: Виктор Волков, подполковник ФСБ. Официально, так сказать. А неофициально я – глава тайного общества Чистильщиков, коих на латыни называют Лаутусами. Наш орден существует еще с четырнадцатого века. Мой титул – Лаутус Магнус Пятьдесят Пятый.

У меня отвалилась челюсть. Я даже не счел нужным скрывать изумление. Так вот о чем говорил Пол Талбот! Но если Лаутус борется с Кукловодами, то нам по пути! Враг моего врага – мой друг. Почему тогда у меня стойкое ощущение, что мы в плену?

Заговорил Гор:

– Пятьдесят пятый? За каких-то неполных семь веков? Долго вы не живете, надо сказать.

Я мысленно поаплодировал ему, хотя и понимал, что дерзить бессмысленно и глупо.

Волков-Лаутус ничуть не смутился. Улыбка его не поблекла.

– Да, долго не живем. Наша стезя опасна и трудна. Мы ведь боремся с выродками этого мира, так называемыми «Странными». К ним принадлежат и известные вам Кукловоды. Мы боремся с теми тварями под личинами людей, что веками терзают невинных.

В голосе его явственно прозвучала гордость на грани с пафосом.

– Непонятно, при чем тут мы, потому что мы не странные, мы обычные и никого не терзаем, – сказала Винни.

Волков сладко ей улыбнулся.

– Вы трое – Винсента Энеску, Кирилл Ратников и Дмитрий Гор – возможно, и обычные – не странные. И никого не терзаете. Но вы работаете на человека, который в свое время совершил много зла и занимался гнусным искусством некромантии.

Я вздрогнул. Даже в глазах всегда спокойного Гора промелькнул испуг. Мы с Винни развернулись к Иноземцеву. Тот как ни в чем не бывало пожал плечами, сквозь очки разглядывая пальцы сцепленных на столе рук.

– Допускаю, что вы не знали, на кого работали. – Волков понимающе поджал губы. – Разрешите представить вам Кукловода Артура Георга Гринберга, соратника печально известного некроманта Себастьяна Рейна. Господин Гринберг взял себе довольно говорящий псевдоним Иноземцев. Он и правда иноземец… Пришлось нам за ним побегать!

Волков замолк, и повисла тишина. Первой не выдержала Винни:

– Это ложь! – выкрикнула она. – Артур Григорьевич, почему вы молчите? Он наговаривает на вас вранье!

Акцент Винни проступил в эту минуту сильнее обычного.

Волков потер руки. Он наслаждался моментом. Глаза его болезненно горели, улыбка превратилась в волчий оскал. Я мимолетно поразился тому, что Волков сначала показался мне приятным человеком. Это был дикий и смертельно опасный зверь, заточенный в клетку из улыбок, добрых взглядов и дорогих костюмов. Зверь, умеющий ждать своего часа…

– Это не ложь, – рыкнул он. – Я слишком долго собирал на него информацию, чтобы опускаться до голословных обвинений. Я могу доказать каждое свое слово. Но сперва продолжим знакомство… Это Этигел Дорджиев и Роман Мельников, пособники нашего Кукловода. Вы, Кирилл Валентинович, с ними не знакомы… Я попросил Артура Григорьевича позвонить им и вызвать сюда. Как и вам троим. И пособники сами приехали в ловушку…

У меня кружилась голова. Сказанное не укладывалось в мозгу.

– Артур Григорьевич много лет боролся против Кукловодов, – вдруг сказал Гор. – Мы боролись вместе с ним!

Этигел Дорджиев степенно кивнул. Кривой Роман Мельников вздохнул и спрятал лицо в ладонях.

Вместо ответа Волков взял со стола пульт и включил телевизор. Видимо, экран показывал то, что проецировалось на него с компьютера, который находился вне поля зрения.

Мы увидели на экране помещение, похожее на гибрид лаборатории и морга: кафельные стены, стеклянные шкафчики и два металлических стола с желобками-стоками, на которых обычно вскрывают трупы. Запись была, судя по качеству, старая, сделанная на видеопленку и позже оцифрованная. В помещении работали двое мужчин в халатах и клеенчатых фартуках. Один из них, собственно, и включил камеру. Когда он отошел, я узнал Иноземцева – он был моложе лет на двадцать, в волосах ни одного седого волоска, но бородка и очки уже наличествовали.

– День третий, – провозгласил Иноземцев. Мне послышалось, что говорит он с легким акцентом. – Выращивание и испытание Драйвера. Себастьян, ты готов?

Второй мужчина, который и был, конечно, Себастьяном Рейном, обернулся, отвлекшись на секунду от шкафа, из которого доставал инструменты. Внешность у него была колоритная, он одновременно напоминал Мефистофеля и Дзержинского: высокий бледный лоб, впалые щеки, острый нос и узкий подбородок, еще более удлиненный бородкой клинышком. Глаза сидели глубоко под густыми низкими бровями и смотрели пронзительно и настороженно.

Я не мог оторваться от вида этого человека, который породил Феникса. Вот он какой, Себастьян Рейн, о котором я столько слышал…

– Герман Васильев, Артур, – мягким голосом напомнил Рейн без малейшего акцента. – Да, я готов. Начинаем.

Иноземцев – тот, что на экране, – развернул камеру, и мы увидели накрытые простынями два тела. Одно было заметно больше другого.

Себастьян Рейн откинул простыню с большого тела. Оно принадлежало женщине. Сейчас оно набухло, словно его надули изнутри, голова слилась с туловищем, груди практически исчезли, зато живот – блестящий и напряженный – горой вздымался над столом.

Я подумал, что мне не хочется смотреть, что будет дальше. И не потому, что дальше будут демонстрироваться мерзости, а потому, что творить их будет Иноземцев.

Между тем нынешний Иноземцев невозмутимо смотрел на экран. Будто он и не при чем.

Рейн и ассистирующий ему Артур Гринберг ловко вскрыли живот женщине, которая была, как я понял, некромантским коконом. Из вспоротого живота на стол густым потоком полилась желтовато-зеленая жидкость. Рейн извлек обеими руками в резиновых перчатках некое существо.

Нет, это был не человеческий плод и не адское дитя. Существо было меньше новорожденного ребенка и выглядело как сплющенный короткий червь с крючками по сторонам и уродливой головкой, на которой выделялся маленький беззубый ротик и круглые, но, судя по матовой белизне, совершенно слепые глазки.

– Wunderbar! – сказал Рейн. – Bist du vertig, Arthur?

Гринберг откинул простыню со второго тела.

– Нет, – тихо простонала Винни.

Обнаженный мужчина на втором столе был еще жив и привязан к столу. Во рту торчал кляп. Он задергался и замычал. Гринберг положил червя ему на живот. Червь зашевелился, затем словно провалился сквозь живот, оставив после себя широкую рану, которая заживала на наших глазах. Минуту ничего не происходило, затем мужчина на столе снова задергался и мучительно замычал. На шее выступили напряженные вены, лицо и грудь побагровели.

– Хватит! – воскликнула Винни.

Кривой не смотрел на экран, у Гора на щеках бегали желваки. На глазах Винни, полных ужаса и отвращения, выступили слезы.

– Еще немного осталось, – заверил ее Волков. Он улыбался.

Но агония мужчины длилась куда дольше. Он мычал всё громче, пока голова его, разгрызаемая изнутри червем, не разлетелась на ошметки плоти и брызги мозга и крови, что заляпали объектив камеры.

– Теперь всё, – сообщил Волков, выключая экран.

Глава 3

Винни вскочила и отошла в угол комнаты. Она не могла больше находиться возле Иноземцева.

– Сядьте на место, – велел Волков.

– Как его звали? – крикнула Винни, обращаясь к Иноземцеву. – Как – его – звали?!!

Я не сообразил, кого она имеет ввиду, но Иноземцев, в отличие от меня, сразу ее понял.

– Я не знаю, – ровным голосом сказал он. – Не знаю ни имени этого парня, на котором мы испытывали Драйвера, ни женщины, из которой сделали кокон. Я не интересовался тогда такими вещами. Меня больше заботила наука.

– Наука? – переспросила Винни. – Боже мой!

– Да. Таких экспериментов было много. И большинство неудачные, как вот этот… Винсента, я давно отрекся от пути Кукловодов. И то, что я был одним из них, помогает мне бороться с ними…

– Не пытайтесь оправдаться! – взвизгнула Винни.

– Сядьте на место, – повторил Волков.

Один из охранников, неподвижно стоявших в сторонке, выдвинулся вперед. Я опередил его, встав и взяв Винни за плечи. Я сел рядом с Иноземцевым, на которого старался не смотреть, а Винни, помедлив, села возле меня.

Заговорил лысый Этигел:

– Он изменился, доченька, вот что главное. Главное, не то, кем ты был, а то, кем ты стал…

В ответ Винни выпалила яростную тираду на румынском. Сомневаюсь, что хоть одно слово из этой тирады можно найти в приличных словарях. Этигел сконфузился, хоть и не понял ничего, и замолк. Гор с упор смотрел на Иноземцева.

– Ну, поговорили? – спросил Волков. – Признаюсь, я ожидал более темпераментной реакции. Подмороженные вы какие-то… Ну да ладно. Это еще не все скелеты в шкафу нашего уважаемого доктора. Запись эту я изъял у господина Мельникова, известного под прозвищем Кривой. Против его воли изъял. Но мне вовсе не стыдно, потому что господин Кривой украл эту запись много лет назад, взломав электронную почту Иноземцева… Роман у нас выдающийся хакер, что ни говори. В сущности, так они и познакомились – Гринберг-Иноземцев и Кривой, который тогда еще не был кривым. Видите ли, Мельникову взбрела идея шантажировать Иноземцева, вымогая у него деньги за эту запись. Он, вероятно, вообразил, что получил доказательство незаконных медицинских опытов. О некромантии он точно не подозревал. И тогда наш Кукловод Гринберг отправил домой Мельникову одну из марионеток. Не убить, а просто попугать. Ну, она и попугала. Да так хорошо, что у Мельникова от страха произошел паралич лицевого нерва, отчего он и сделался – простите – кривым…

Роман побелел как полотно.

– А потом, – продолжал Волков, – Иноземцев пришел к Роману в больницу и предложил защиту от нежити. Не сказав при этом, что марионетку послал именно он. Иноземцев рассказал о Кукловодах, но забыл упомянуть, что он сам – Кукловод. Мельников получил версию, согласно которой наступил на мозоль Рейну, а сам Иноземцев-де работал у Рейна под прикрытием. Не знаю, как можно поверить в эту чушь, но доктор, кажется, умеет убеждать.

Волков замолк, словно бы задумавшись. Все сидели молча, как гипсовые статуи. Потом побледневший Роман внезапно покраснел.

– Так это ты послал ту хрень!!! – заорал он. – Из-за тебя я… я… С-сука!

Он вскочил и перегнулся через стол, чтобы схватить Иноземцева, но его перехватил Гор. Кривой сразу обмяк и скрючился на стуле, закрыв лицо руками.

– Артур Григорьевич, это всё правда? – холодным, звенящим голосом спросила Винни. Мне вспомнилась Энанна и то, как она реагировала на предательство Ур-Гала.

– Да, правда, – тотчас ответил Иноземцев. – Я совершил много дурного. И я не в силах исправить прошлое. Но правда и то, что я больше не Кукловод и борюсь с ними всеми силами.

Волков фыркнул:

– Бывших Кукловодов не бывает, знаете ли. Он по-прежнему манипулирует всеми вами. Кто знает, каковы его истинные намерения? Может быть, он с вашей помощью просто избавляется от конкурентов, а? Может быть, он хочет остаться единственным Кукловодом на свете? Я для этого и рассказал вам все эти подробности, чтобы открыть глаза на реальность.

Я развернулся вместе со стулом к Иноземцеву. Вспомнил кое-что.

– Артур Григорьевич, – сказал я. – У меня к вам другой вопрос. Почему вы так легко попались этому Волкову? И позволили попасться нам? Помните наш разговор после того, как мы с Винни вернулись из Катакомб? Неужели вы струсили?..

«…струсили раздавить капсулу с ядом», – договорил я про себя.

Иноземцев меня понял. Он – очень умный человек, это я знал давно.

– Еще не время, – ответил он тихо.

– А когда будет время?

– Что значит «легко попались»? – спросил Волков. – Мы за ним побегали. А вообще-то, возможно, он просто сдался, понял, что у него нет шансов. Лаутусы не теряют след. Даже Танатофилы, о Катакомбах которых вы упомянули, Кирилл, всегда боялись орден Лаутусов-Чистильщиков, основанный самим Роласом Воскрешенным!

Продолжение в комментариях

Данная история пересекается с циклом Владыки смерти. Цикл "Владыки смерти" можно прочитать по данной ссылке http://pikabu.ru/search.php?t=%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D1%8B... (по ссылке они в обратном порядке)

Глава 1

В детстве, когда мне было лет восемь, я убежал из дома. Меня нашли только на третьи сутки, в лесу, в десяти километрах от дома, исхудавшего, грязного, но живого и невредимого.

Я не знал тогда, почему ушел из дома и где был эти трое суток: память об этом времени начисто выветрилась из головы. Но зато я точно уверен, что именно с тех пор стал видеть Тени.

Они явились однажды ночью, вскоре после моего побега из дома. Накануне я сильно ушиб лодыжку, бегая на улице с соседскими ребятами, но родителям не сказал, потому что они и без того жутко волновались из-за меня. Лодыжка болела нешуточно, а я терпел сколько мог. Уснуть удалось далеко за полночь, но через пару часов боль меня разбудила снова. Я лежал в постели, в полутемной комнате, освещенной лишь слабым светом уличных фонарей, и скрипел зубами от боли, ощущая пульсацию крови в опухшей лодыжке.

И тут тень, отбрасываемая стопкой учебников на столе, шевельнулась. Я заморгал, решив, что мне почудилось; по спине и шее прокатился холодок, и даже боль в ноге на минуту забылась. Нет, мне не почудилось: тень действительно двигалась сама по себе, все остальные тени были на месте. Ненормальная тень совершенно бесшумно поползла вверх по стене и перекатилась на потолок, причудливо изогнувшись. Там она зависла на какое-то время, будто задумавшись или наблюдая за мной…

Я смотрел на нее, холодея от страха, который разбавлялся немалой долей любопытства. Что она будет делать дальше? Мне она почему-то не казалось опасной.

Потом я увидел другую Тень, что кралась вдоль плинтуса. Она на мгновение притаилась возле шкафа и беззвучно скакнула по стене на потолок, к первой Тени, после чего обе закружились друг возле друга, словно игривые котята.

Мне захотелось заорать, позвать предков. Но я этого не сделал. Отчего-то был уверен, что, стоит включить свет, и Тени исчезнут, как исчезают все обычные тени. Кроме того, Тени хоть и крутились надо мной, ничего плохого мне не делали.

Они исчезли через полчаса или около того. Я еще долго пялился в полумрак, было тихо и спокойно, и я уже сомневался в том, что видел. Наконец, сам не заметил, как уснул.

Наутро пришлось признаваться в боевом ранении: лодыжка распухла так, что и штаны не натянешь. Мама сделала компресс и тугую повязку, и боль немного утихомирилась. Передвигаться, однако, удавалось только на одной ноге, прыгая, как кузнечик-инвалид, и хватаясь за стены. Про Тени у меня язык не повернулся рассказать. Да я уже успел убедить себя, что мне приснилось.

Но на другую ночь они явились снова. На этот раз к мельтешению черных силуэтов на потолке и мебели присоединились звуки — невнятный шепот, такой тихий, что не услышишь, если не прислушаешься. Я почти не испугался, даже ждал их в какой-то степени.

На третью ночь они не появились вовсе. Я долго лежал с открытыми глазами в ожидании ночного представления, нога почти не болела, отек спал; не дождавшись, уснул. В течение двух месяцев никакие видения меня не тревожили, и я о них начал забывать.

Один раз, впрочем, не выдержал и поделился с соседским пацаном, моим ровесником по имени Стас, который поднял меня на смех, сказав, что всякую чертовщину видят только шизофреники, а значит, я — шиза, и место моё в дурдоме. После этого я старался никому про Тени не заикаться, чтобы не попасть в дурдом.

Через два месяца Тени вернулись. В ту ночь мне, как и в первый раз, не спалось. На этот раз я разбил на катке колено, и оно противно ныло. Теней было больше, чем прежде, штук пять, хотя черт их разберет… Они мельтешили надо мной, а я лежал и думал, как мне будет житься в дурдоме.

Тени крутились особенно долго и весело, затем собрались на шкафу, слившись в одну непроглядно черную кляксу. До меня долетал тихий невнятный шепот, а через пару минут из шкафа с грохотом вылетели вещи. Я подскочил в постели, сердце затрепыхалось в глотке. Было снова тихо, я от страха обливался потом.

Через стенку донеслись голоса предков, щелкнул выключатель. Отец и матерью приоткрыли дверь в мою комнату и тихонько позвали. Я отозвался дрожащим голосом. Отец включил свет, я прищурился. Тени пропали.

– Что там у тебя стряслось, Вадим? — спросила мать. — Что за шум? Это ты раскидал вещи?

– Да нет, Лида, — отозвался вместо меня папа. Он заглядывал в шкаф. — Тут полка сломалась, видишь? Шуруп вылез. Заводской брак, чтоб его…

– Наверное, испугался, да, сына? — Мать подскочила ко мне и принялась обнимать. Я сразу перестал трястись и, скорчив рожу, стал отбиваться от телячьих нежностей. Никогда их не любил.

Отец приделал полку на место, мать собрала вылетевшие вещи, и инцидент был исчерпан. Родители пожелали мне спокойной ночи во второй раз, выключили свет и прикрыли дверь. А я остался лежать с ноющим коленом и мыслями о Тенях.

Теперь я уже не думал, что я шиза и Тени мне мерещатся. Они существовали в реальности и выбросили вещи из шкафа. Злосчастный шуруп тут был ни при чем.

Они вернулись почти через год, когда я вывихнул руку, катаясь на велике. К тому времени я уже догадался, что Тени приходят, когда я испытываю боль. Их было еще больше, вели они себя еще агрессивней и, в конце концов, сорвали люстру.

К счастью, люстра свалилась не на меня, а на пол возле изножья кровати. Грохот наполнил весь дом. Родители прибежали с вытаращенными глазами. Я тоже был испуган сильнее прежнего и попытался рассказать о Тенях. К моему удивлению, родители не пожелали выслушать меня до конца. Отец отмахнулся, а мать сказала, что мне приснился плохой сон, что люстра упала, потому что ремонт сделали некачественно. При этом мама зыркнула в сторону папы с весьма недовольным видом. Но позже я обратил внимание, что родители иногда шушукаются о чем-то и замолкают, едва я захожу в комнату. Пару раз ловил на себе их испуганные взгляды, после чего поклялся себе не заговаривать о Тенях. Тем более они пропали. Я был достаточно большим, чтобы соображать, что со мной творится нечто необычное и нехорошее. Никому из моих приятелей в школе не приходили по ночам всякие темные сущности с хулиганистым характером.

Я был странным, не таким, как все, и в этом не находил ничего хорошего и лестного для себя. Со временем моя странность стала проявляться не только в способности видеть и слышать Тени. К примеру, я заметил, что меня боятся собаки и кошки. Свирепая немецкая овчарка соседки тети Ольги, терроризировавшая, бывало, всех на нашей улице, при виде меня завела привычку поджимать хвост, отбегать подальше и глухо выть. Наш кот Барсик сбежал из дома насовсем; отыскать его так и не удалось.

Поведение животных в моем присутствии не могло не привлечь внимание окружающих людей. Раньше всех забеспокоилась тетя Ольга. Она пришла к моим родителям и заявила, что в меня вселился бес и что надо его изгонять. У тети Ольги, мол, есть знакомый экстрасенс и по совместительству экзорцист, который за умеренную плату может изгнать беса из невинного дитяти. Сама Ольга при этом не откажется от скромного подарка за роль посредника.

Мои предки ее очень культурно выставили. Но я видел их беспокойство. Я пугал не только животных, даже люди с некоторых пор не были способны долго смотреть мне в глаза. Я подолгу, пока не было родителей поблизости, разглядывал себя в зеркало: пытался понять, что со мной не так. Из зеркала на меня глядел самый обыкновенный пацан с самой обыкновенной внешностью: темные волосы, брови и ресницы, глаза тоже темные, почти черные, кожа бледноватая; мне никогда не удавалось загореть, я лишь краснел на солнце, потом снова белел.

Не знаю, насколько тут была виновата тетя Ольга с ее способностями разносить сплетни со скоростью сверхзвукового авиалайнера, но другие соседи стали поглядывать на меня косо. В школе и на улице со мной перестали играть вчерашние друзья. Стоило мне выйти за ворота, как ребята разбегались кто куда. В классе никто не хотел со мной сидеть за одной партой, и в итоге я очутился в гордом одиночестве.

Сосед Стас, с которым я играл в прежние хорошие времена, и вовсе начал меня задирать при любом удобном случае. Однажды мы подрались из-за этого. Стас был здоровее меня, ходил в секцию дзюдо, и я закономерно получил по башке, причем неслабо. Синяков на открытых участках тела не было, зато голова разболелась не на шутку.

Родителям о сражении с бывшим другом я не сказал. В последние дни я всё реже и реже разговаривал с родителями по душам, постепенно замыкаясь в себе. Что толку обсуждать с ними проблемы, если они не верят в Тени?

Ночью в моей черепной коробке бухала боль, подташнивало, и было определенно не до сна. Где-то около полуночи, словно унюхав мои страдания, возникли Тени. Их было много, как никогда прежде, — десятки, если не сотни. Сквозь приоткрытую дверь я видел их в гостиной; надо полагать, они заполонили весь дом. Мне чудилось, что они шныряют не только по стенам и потолку, но и выпячиваются вглубь комнаты, обретают объем…

Их мельтешение вызывало головокружение, шепот давил на психику, нервировал, угрожал… Я зажмурил глаза и заткнул уши ладонями, но по-прежнему чувствовал и слышал их…

Запахло паленым, и вдруг комната озарилась ярко-красным светом, что проник сквозь плотно закрытые веки. Я открыл глаза и заорал от ужаса — шторы горели, огонь уже перекинулся на обои. Сполохи огня плясали в воздухе, отбрасывая тени, которые двигались сами по себе.

Я вылетел из спальни, забыв о головной боли, и в прихожей попал в охапку отцу. Оказалось, шторы загорелись одновременно во всех комнатах. Мать успела схватить шкатулку с кое-какими драгоценностями и деньгами, а отец перекинул меня через плечо, и мы всей семьей выскочили во двор прямо в нижнем белье. Повезло нам, что ночь была теплой, и нам не пришлось мерзнуть.

Папа ссадил меня у клумбы и унесся в гараж. Оттуда он появился с огнетушителем и вошел в дом, несмотря на испуганные крики матери. Пока отец героически боролся с пожаром, мать вызвала пожарных по мобильному телефону. Сбежались соседи во главе с тетей Ольгой, запахивающей облезлый халат на мощной груди.

Когда на нашей улице послышалась сирена пожарной машины, у всех отлегло от сердца. Мать отвела меня в сторонку и, взяв за плечи, спросила:

– Как это случилось, Вадим? Ты играл со спичками? Скажи, я не буду ругаться.

После всего произошедшего у меня плохо варил котелок. И у меня вырвалось:

– Нет, это Тени… Сегодня их особенно много…

– Что ты такое говоришь, сынок? Какие тени?

Я прикусил язык. Сзади кашлянули. Я вздрогнул и обернулся — там стояла тетя Ольга. Несмотря на габариты, она подкралась к нам тихо, как ниндзя, чтобы подслушать.

– Странный он у вас, Лида, очень странный, — смакуя каждое слово, произнесла тетя Ольга. — И Пусик мой его боится, а мой Пусик в людях не ошибается, нет. Говорила ведь, бес в нем сидит. Выгнать надо, пока не поздно.

Во двор ворвались пожарные в полном боевом облачении, с длиннющим шлангом брандспойта. Отодвинули зевак, выгнали отца с его жалким огнетушителем и деловито взялись за дело.

– Не говорите глупостей, Оля, — сердито прошептала мать, когда соседка опять принялась нашептывать что-то ей на ухо. — Мало ли отчего могло загореться…

– Кто знает, а вдруг его настоящие родители были колдунами? — прошипела в ответ тетя Ольга.

– Замолчите! — рявкнула мама неожиданно командным тоном. От такого рявканья даже рота новобранцев заткнулась бы, не то что тетя Ольга. Мама сразу понизила голос: — Это вас не касается! Понятно?

– Подумаешь! — проворчала тетя Ольга. — Вам тут доброе дело, понимаешь, делают, а она… Как хотите, черт с вами. Сегодня дом сгорит, завтра сами сгорите…

И зашагала прочь. У матери дыхание перехватило от таких слов. Она прижала меня к себе покрепче и погладила по голове. Я не отстранялся, как делал это обычно. Понимал, что этот жест нужнее матери, чем мне.

Тетя Ольга ошиблась. Дом не сгорел, хотя много вещей пострадало. Требовался капитальный ремонт. Пока бригада рабочих ремонтировала дом, мы перебрались на квартирку — тесную и неудобную. В первый же вечер пребывания на этой квартире мама, тщательно скрывая волнение, поинтересовалась, много ли я услышал из того, что наговорила противная соседка тетя Ольга.

– Да успокойся, ма, — сказал я. — Между прочим, я давно уже знаю, что приемный.

Глаза у матери полезли на лоб, рот раскрылся, но ни звука с языка не сорвалось. Не дожидаясь, пока она найдет нужные слова, я пояснил:

– Тетя Ольга сказала мне еще в прошлом году.

– Вот стерва! — вырвалось у мамы. — Я с ней еще поговорю… Я ей устрою… А ты, Вадим, всё это время молчал? Почему?

– А чего обсуждать? — совсем как взрослый ответил я, гордясь собой. — Какая разница, приемный я или нет? Вы с папой меня любите, а я — вас.

В этот момент, к моему страшному смущению, мама расплакалась и принялась долго меня тискать и целовать. Она не знала, что на самом деле я очень расстроился и удивился, когда узнал, что неродной сын. Я нашел пару фильмов про усыновленных детей и пересмотрел их несколько раз. Красноречием я никогда не отличался, поэтому просто повторил цитату одного из героев фильма.

Глава 2

Когда случился пожар, мне было десять лет. Через два года мои приемные и любящие родители погибли в автокатастрофе.

Они ехали от одноклассников, которые жили в поселке километрах в тридцати от города, когда на встречку вылетел джип с пьяным водителем за рулем. Отец дернул руль вправо, столкновения удалось избежать, зато машину занесло, и моих родителей вынесло за обочину. Машина несколько раз перевернулась и загорелась. Если они и были еще живы после всех кульбитов, то сгорели заживо.

В тот день я остался дома и смотрел фантастический сериал про трансформеров. С тех пор я никогда больше не смотрел сериалы. В тот день мое детство кончилось.

У моих родителей не было близких родственников, кроме древних троюродных дедушки и бабушки и кузины матери, которая вышла замуж за серба и жила в Праге. Меня отправили в интернат для сирот на окраине нашего города. Я плохо помнил это время: ходил, ел и спал на полном автопилоте, не различая людей и не воспринимая обращенные мне слова. В груди будто открылась зияющая дыра, из которой вылетела вся радость, что когда-то наполняла меня. Я старался не вспоминать все те моменты, когда убегал от материнских объятий, потому что теперь это представлялось мне предательством, потому что больше никогда меня не будут обнимать теплые руки…

В первые дни жизни в интернате на меня пытались наехать местные несовершеннолетние «авторитеты», но, поглядев мне в глаза, быстро отстали. Я снова был неприкасаемым, как в прежние времена. Нельзя сказать, что жизнь в интернате был плохая или хорошая. Она была беспросветная. У меня не было врагов, но не завелось и друзей. Я не жил, а существовал, как заводная игрушка, лишь внешне похожая на человека.

Если бы Теней привлекала душевная боль, их полчища смели бы, наверное, весь этот интернат с лица земли. Но и они не навещали меня.

Постепенно горе притупилось, лишь изредка напоминая о себе приступами жестокой депрессии. Но однажды, примерно спустя полгода, в июне, произошло кое-что, что напомнило мне о том злосчастном дне, когда погибли родители.

Я проходил мимо стойки, за которой находился охранник, целыми днями развлекавшийся разгадыванием сканвордов и просмотром передач по маленькому черно-белому телику. По телику транслировали новости. Диктор сообщал, что суд над Матвеем Остаповым завершился; его приговорили к трем годам условно. Я застыл, как громом пораженный.

– Хм, — проговорил охранник, веселый и глуповатый парень с вздернутым носом и веснушками. — Это же тот самый Остапов, что прошлой зимой вылетел на встречную полосу, и из-за него твои предки погибли! Три года условно ему дали, слыхал? Небось, сегодня же нажрется на радостях и еще кого-нибудь на тот свет отправит. Он же мажор, сынок депутата, таким всё можно. Сволочи!

Он еще что-то болтал, ничуть не переживая по тому поводу, что может кого-то ранить своей болтовней. Я не слушал. В ушах засвистело, перед глазами поплыло, я повернулся, точно робот-трансформер, и потопал обратно в комнату. До вечера так и просидел там, на ужин ничего не съел, кусок не лез в глотку. Никто не обеспокоился моим поведением: всем, в том числе воспитателям, было плевать на психическое состояние сирот. Не буйные — и ладно.

Этой же ночью я проснулся, будто кто-то меня разбудил. Мои соседи по комнате — один надо мной, двое других на второй двухъярусной кровати — вовсю сопели. Сквозь щель под дверью сочился свет люминесцентных ламп. За окном с высоты второго этажа виднелся освещенный фонарями квадратный двор. Света в комнате было маловато, но мне хватило, чтобы разглядеть Тени. Их было много, и они носились по потолку, как стая чудовищных летучих мышей.

Я стал одеваться. Сам не знал, для чего это делаю, и что буду делать потом. Казалось, мной кто-то управляет, дергает за ниточки, как тупую куклу, а я не особо и сопротивляюсь. Возможно, это Тени мной управляли в ту ночь?

Моя возня и шелест одежды разбудил Митьку, что спал на нижнем ярусе соседней кровати.

– Ты куда? — хриплым со сна голосом полюбопытствовал он.

Меня ничуть не встревожило то, что меня засекли. У меня вообще не было никаких эмоций. Я повернулся к нему и тихо сказал:

– Спи.

И Митька уснул — уронил голову на помятую подушку и захрапел, как взрослый мужик.

Я вышел из комнаты в ярко освещенный коридор, не встретив ни одного дежурного воспитателя. На первом этаже, сидя за стойкой на обшарпанном кресле с запрокинутой назад головой и открытым ртом, дрых веснушчатый охранник. Я отстраненно подумал, что спит весь интернат — весь, до последнего человека. Все, кто не спал, уснули после того, как я произнес в своей комнате слово «Спи!».

На столике перед охранником лежал раскрытый перочинный нож и целая батарея остро наточенных карандашей. Охраннику явно было нечем заняться. Я взял ножик и, сложив его, положил в карман джинсов. Потом повернул торчащий в замочной скважине ключ и вышел во двор.

Свежий ночной воздух повеял в лицо, шевельнул волосами и остудил горячие щеки. Я воспринимал все мелочи, слышал отдаленные автомобильные сигналы и человеческий говор в стороне жилого комплекса, видел мир отчетливо, будто стоял ясный солнечный день. Видел в полной темноте, как кошка. Но мыслей по-прежнему не было.

Надо мной носились Тени, шептали что-то и вроде бы звали за собой. И я пошел за ними.

Я шел в течение получаса по ночным улицам и тропинкам между многоквартирными домами. Навстречу мне почти никто не попадался. А те немногие припозднившиеся прохожие, что попались, не обратили на меня внимания. Из спального района я переместился в частный сектор, где жили зажиточные личности. Я прошел по пустынной узкой улочке, зажатой между высоченными заборами, за которыми высились дома, больше похожие на дворцы.

Тени вели меня всё дальше и дальше, пока не привели к одним из роскошных ворот, украшенных кованными лепестками и цветами. Все еще со звенящей пустотой в голове, я встал лицом к воротам и застыл.

Мои уши превратились в радары: я улавливал гавканье собаки на другом конце частного сектора, глухое рокотание приближающейся грозы и каждое слово, произнесенное за воротами.

Обитатели дома не спали. Судя по голосам, их было человек пять, все сравнительно молодые; сидели они во дворе и предавались возлияниям.

– Ну, давай за то, чтобы нам всегда фартило! — говорил нетрезвый мужской голос. — Вообще, поражаюсь тебе, Матвей, братуха! Нервы у тебя железные!

– Да у меня их вообще нет, — протянул другой голос, тоже нетрезвый, но более разбитной. — Да и с какого перепуга мне нервничать, а, Васян? Или ты на че-то намекаешь? Типа мне нервничать надо?

Раздался пьяный смех. Заговорило сразу несколько человек. Громче всех Васян, который стал уверять Матвея, что ни на что не намекает. Даже наоборот, очень уважает Матвея и всегда на его стороне. Матвей, который, видно, горел желанием наехать на кого-нибудь, был вынужден удовлетвориться объяснением. Зазвенели рюмки, кто-то крякнул от удовольствия.

– Щас к тёлкам поедем, — заявил Матвей. — Я отвечаю, мужики. Надо отметить как следует окончание этого сраного суда.

– Такси вызовем?

– Какое, на хер, такси? Сам за руль сяду!

– А что твой батя скажет…

– Что мой батя?! — взревел Матвей. — Что ты хочешь сказать, Макс? Он мне и так плешь проел из-за того случая! Я вам отвечаю: не моя вина была, что тот придурок в сторону вильнул… Да и гололед был. Так что я тут вообще ни при делах, ясно? Эти два жмурика сами виноваты… Туда им и дорога.

На минутку воцарилась тишина. Кто-то чавкал, кто-то сопел. Гром грохотал все громче, черное небо вспарывала молния, запахло дождем. Упали первые капли.

– Слышь, парни, пошли-ка в дом, а то вымокнем. И хавчик надо занести. Там и решим насчет тёлок.

Загремели отодвигаемые скамейки. Голоса удалялись, пока хлопнувшая дверь не отрезала их от моего слуха. Дождь постукивал по моей непокрытой голове, плечам, стекал по щекам и шее.

Я достал из кармана перочинный ножик и выдвинул лезвие. Ни о чем не думая, закатал рукав и вдавил нож в запястье. Набухла капля крови, скатилась по кисти и упала на мокрую землю. Боль ударила по нервам, но мне было этого недостаточно. Я принялся медленно, вращательными движениями вкручивать лезвие в плоть. Боль была невыносима и потрясающе приятна. Когда мучение достигает пика, оно превращается в свою противоположность — в запредельное удовольствие…

Я больше не видел молний и света фонарей. Небо затмили легионы Теней. Я больше не слышал тысячи разных звуков. Зловещий шепот наполнял вселенную злобным ядом. Я почти понимал их: они жаждали смерти.

Тогда тот, кто управлял мной все это время, заставил поднять голову. Мои губы и язык зашевелились. И раздался голос — мой голос, но говорил кто-то другой, кто-то, кого наполняла беспредельная злоба:

— Убейте всех!

Сотни тысяч черных Теней волна за волной ринулись в дом Остаповых. Их торжествующее шипение заглушало громовые раскаты. А мое сознание погасло, как спичка в ураганную ночь.

Глава 3

На следующее утро я проснулся на своей интернатской кровати, одетый в свою интернатскую пижаму. Если бы не аккуратно перевязанная чистым платком рука и наполовину высохшая одежда, я бы решил, что ночное путешествие мне приснилось.

Значит, вчера я пошел по ночным улицам, невесть каким образом нашел дом Остаповых и натравил на них Тени? Я помнил все, кроме возвращения домой. Как-то я дошлепал до интерната, переоделся в пижаму, перевязал руку и улегся спать…

Впору было испугаться, но я не испугался — не от излишней храбрости, а от подсознательной уверенности в правильности своих поступков; ну, или поступков той сущности, что управляла мной прошлой ночью. Мне представлялось, что я сделал правое дело.

Проснувшись за полчаса до побудки, я спустился на первый этаж, к охраннику. Тот с опухшей после сна физиономией пил дымящийся кофе и таращился в миниатюрный телик. Там, как обычно, шли новости.

– …сильнейший пожар, — тараторила репортер. — Пожарных вызвали соседи. К тому времени дом практически превратился в руины, выживших не было. Обнаружено пять трупов, в данный момент ведется работа по их опознанию. Однако достоверно известно, что среди погибших числится Матвей Остапов, проходивший недавно по делу о гибели…

– О, доброе утро, Вадим! — сказал охранник, заметив меня. — Опять про твоего Остапова говорят! Поджарился, как курица гриль, слыхал?

На крохотном экране виднелись руины дома. Пожар был, судя по всему, сильный, даже стены не устояли, обрушились под воздействием сильнейшего жара. Около дымящихся черных обломков дома бродили пожарные, кое-кто из них несли носилки с телами, накрытыми черной пленкой; невдалеке толпились зеваки, и мне вспомнился пожар в родительском доме. Тогда Теням никто не приказывал устраивать пожар, они просто баловались. Считай, нам тогда повезло…

– …очевидно, возгорание произошло из-за несоблюдения мер противопожарной безопасности, — продолжала частить репортер. — На место трагедии выехал владелец дома и отец погибшего Матвея Остапова депутат от партии «Единое знамя» Федор Остапов.

– Тот, кто твоих родителей на тот свет отправил, на том свете, — с идиотской улыбкой сообщил мне охранник. — Поджарился, как шашлычок. Ты, поди, доволен?

Я впился взглядом в глаза охранника, и тот, не выдержав, как все остальные, отвернулся. Улыбаться, впрочем, не перестал.

Этот туповатый охранник не ехидничал, не злорадствовал, и в нем совершенно не было злобы. Просто он спрашивал то, что его заботило в эту минуту.

– Я и сам не знаю, что чувствую, — честно ответил я ему.

Повернулся и вышел на улицу.

Несмотря на раннее утро, было тепло, почти жарко. Душный и влажный после ночного дождя воздух словно застревал в легких. Я не соврал: сам не понимал, что чувствую в эту минуту. Уж точно не радость. Но и нельзя сказать, что я расстроился. Вместе с Матвеем погибло четверо его дружков. Не знаю, достойны ли они были смерти в огне, Матвей точно был достоин. Конечно, я не воскресил родителей, но вполне определенно спас многих других людей, которые могли погибнуть из-за пьяного водителя. Осознание этого вселяло чувство правоты, но совсем не радовало…

Перед глазами весь день проплывали видения обожженных тел и дымящихся руин. Правильно ли поступил тот, кто управлял мной этой ночью? И насколько важна по сути эта правильность? Вместе с Матвеем погибли невинные — хотя какие они невинные? Нет людей без греха, говаривала тетя Ольга, всегда ощущавшая зло во мне. Получается, убей любого — и ты сделаешь благое дело?

Я старался отогнать от себя эти мысли, потому что тот, другой я, может услышать и начать крестовый поход против всех и вся, вооружившись неимоверной силой Теней.

Этим вечером я ложился спать с некоторой опаской, страшась проснуться где-нибудь в центре города в окружении беснующихся Теней и стены огня. Опасался я зря: злобный чужак во мне не просыпался. Да и Тени не появлялись в течение всей следующей недели, словно насытившись страданиями умирающих в огне людей. А вот на восьмой день меня посетил ночной гость — только это была не Тень.

Я проснулся, как и в первый раз, так, будто кто-то меня разбудил.

В комнате вовсю похрапывали мои соседи. Я почувствовал присутствие постороннего где-то рядом, в темноте. Оторвав голову от подушки, всмотрелся во мрак, но ничего не разглядел, в отличие от прошлого раза. И в отличие от прошлого раза мне стало очень не по себе.

– Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросил я.

– Вадим Вольский, — произнес тихий голос из пустоты надо мной. — Идем со мной.

Может, я сплю? Нет, ощущения слишком четкие, реальные, таких во сне не бывает. Тени со мной никогда не разговаривали, если не считать невнятного шепота, но этот новый гость говорил вполне внятно, и далеко не шепотом, хоть и негромко. А если это человек?

– Куда? — тупо переспросил я.

– В твой новый дом, — ответило невидимое существо.

– Какой новый дом?

Я говорил не так уж и тихо. В любое другое время кто-нибудь из ребят уж точно бы проснулся. Но похрапывание ничуть не изменило тональности. Кем бы ни был мой посетитель, он умел наводить сны… Как и моя темная половина.

– Настоящий дом, — пояснил невидимка. — Там, где ты будешь чувствовать себя на своем месте.

Я помолчал. Не знал, что и сказать.

Во мраке что-то задвигалось, и я скорее почуял, чем увидел Тени. Они снова появились и кружились по комнате.

– А если я не пойду? — рискнул спросить я.

Невидимка тихо рассмеялся.

– Ты думаешь об этих мелких духах, что устраивают бардак и пожары? Прочь!

К моему изумлению, Тени все, как один, исчезли, повинуясь негромкого приказу.

– Они нам не помешают, — пояснил невидимка. — Как не помешают и люди. Итак, ты идешь, Вадим?

Я встал и принялся одеваться. Где-то в глубине души была уверенность, что я давно жду его — этого невидимого посланника другого мира. Страх почти пропал, осталось лишь любопытство.

Продолжение в комментариях

Эта история — часть цикла повествований. Чтобы оценить все сюжетные повороты, рекомендуем начинать чтение с первой части http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Вторая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_2_yestafeta_4348286

Третья часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_3_dar_4350580

Четвертая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_4_katakombyi_4355436

Пятая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_5_bezdna_4363806

Ранее

Я отметил, что на похоронах никто не плакал. У Гора не было родственников? Я почти ничего не знал о его семье, кроме того, что у него была сестренка Кристина. Среди присутствующих большинство было мужчинами среднего возраста, и все стояли с равнодушными минами. Похоже, Иноземцев, организовавший похороны, просто пригласил статистов, для вида.

Исключением была девушка, стоявшая в отдалении — среднего роста, в черной куртке с капюшоном; черные же длинные волосы были, насколько можно было разглядеть, крашенными. Настоящий цвет должен быть посветлее, судя по мраморно-белому лицу. Она молча, нахохлившись, наблюдала за погребением и, когда подошла ее очередь, кинула горсть земли в могилу, после чего сразу отошла в сторону. Она не проронила ни слова, но большие темные глаза ее были полны слез.

***

– Поесть никогда не поздно, — с непривычной шутливостью сообщил Иноземцев, орудуя вилкой. — …Я понимаю, что вопросов у вас много. Я готов отвечать на них.

– Прекрасно! — Я подвинул к себе тарелку с сочными устрицами. — Начните с Гора!

– Нет, начните со слежки, — перебила меня Винни. — Кто за вами наблюдает?

– ФСБ, особый отдел, возглавляемый неким подполковником Виктором Волковым.

Я уставился на Иноземцева.

– Федеральная служба безопасности? Что им надо? И кто этот Волков?

– Тот, кто занимался расследованием исчезновений детей в разных городах страны и последующим обнаружением их мумифицированных тел в квартирах, чьи хозяева были превращены в марионеток.

У меня отвалилась челюсть.

– А еще, — продолжал Иноземцев, — Волков возглавлял следственную группу по делу о глухом таежном поселке Дар.

Вилка выпала из моих пальцев и со звоном шлепнулась на стол.

– Но… значит, всё это время…

Иноземцев мрачно кивнул.

– Верно. Отдел Волкова работает секретно, ничто в прессу не просачивается. Но не сомневайтесь, всё то время, что мы идем по следам Кукловодов, по нашим собственным следам идут безопасники.

Глава 1

Дмитрий Гор открыл глаза. Мгновение его зрачки оставались расширенными, делая глаза чернее, чем они были на самом деле, затем резко сузились, реагируя на свет из окон.

По-прежнему неподвижно лежа на медицинской койке, Гор быстро оглядел палату, глянул на пикающие приборы непонятного назначения, которые контролировали его состояние, затем взгляд его остановился на мне.

Я сидел возле койки на инвалидной коляске — сидел уже давно в ожидании чуда. И вот чудо произошло.

Винни ушла несколько минут назад, поэтому пропустила момент пробуждения нашего друга, которого мы уже считали мертвым. Много дней и недель мы с Винни приходили в палату Гора и молча смотрели на неподвижное тело.

Не могу винить Винсенту за то, что она ушла раньше меня. В отличие от меня она жила на съемной квартире, а не в больнице, и не могла круглыми сутками торчать здесь. То, что она навещала нас каждый день, и без того было определенным подвигом.

Я откашлялся. В горле застрял ком, будто я целый час бегал по пустыне с открытым ртом.

– Привет… Гор. С возвращением…

Несмотря на усилия, голос у меня поднялся на пол октавы и вообще не был похож на мой собственный.

– Спасибо, — тихо и спокойно отозвался Гор. Вот его голос был знакомым до физического зуда. Дмитрий приподнялся на локтях и слегка поморщился от боли после долгого лежания. — Почему ты в коляске?

– Результат знакомства с Хорджахасом, Императором Иентайеров. — Я старался говорить с легкой иронией. — То есть, конечно, меня ударила машина, но тут не обошлось без Владыки Смерти… Боже мой, ты, наверное, и понятия не имеешь, кто такой этот Хорджахас? Мне много надо тебе рассказать.

Гор, помедлив, кивнул. Он был прямо-таки ненатурнально спокоен. Видимо, последствия паракомы.

– Короче, аппарат Илизарова сняли только на прошлой неделе, — продолжил я. — Чему я очень рад. Мне даже от удара бампером не было так больно, как от этого сраного аппарата…

Я хихикнул. Хихиканье получилось нервное. Гор дернул уголком губ.

– Странно, — сказал я. — Когда я тут сидел столько недель и только надеялся, что ты проснешься в один прекрасный день, в голове было столько идей насчет того, что тебе рассказать… А сейчас даже не знаю, с чего начать!

Сдерживаться больше не было сил. Я подкатил коляску ближе и схватил Гора за жилистую руку.

– Димка! Это охренеть просто! Ты жив! Не могу поверить!..

– Разве я был мертв? — Гор слегка приподнял брови.

– Ты не помнишь ничего? Ты блуждал по Бездне!

– По Бездне?

Гор странно смотрел на меня, и у меня в груди зашевелилось нехорошее чувство. Что, если в этой чертовой Бездне он изменился психически?

После паузы Гор спросил:

– Где мы сейчас?

– В одной частной клинике. У меня и у тебя — по отдельной палате, представь? Другие пациенты нас не видят, к нам даже вход отдельный. Винни по нему ходит… Кстати, надо ей позвонить, сообщить… Врачи тут неплохие — Иноземцев задействовал свои связи и бабло, естественно. Тебя вытащили из паракомы, хоть энцефалограмма показывала какие-то отклонения у тебя в мозгу. Мы волновались, что ты пролежишь очень долго, и будут необратимые последствия.

– Последствия? — медленно повторил Гор. — Возможно, они есть.

– Да брось! Ты отлично выглядишь!

– Они могут быть незаметны.

Вошедшие медсестры прервали наш диалог. Видно, получили сигнал от своих приборов, что пациент уже не лежит колодой. Одна из медсестер, с суровым морщинистым лицом, сказала, что Гор должен лежать спокойно и не волноваться. А разговор может его взволновать. Я развернул коляску, не в силах сдержать широкую улыбку, и собирался было покинуть палату, когда Гор, окруженный дамами в белых халатах, произнес:

– Один вопрос…

Морщинистая кивнула.

Гор вперил в меня черные глаза.

– Кто ты такой?

Глава 2

ВАНЕССА, 25 марта 2005 года.

Я живу в Темной комнате. Много времени я томилась в темноте, но сейчас у меня появилась возможность вырваться на волю. Я знаю, там совсем другой мир, совершенно не похожий на Темную комнату, но он меня не пугает. Пусть этот мир боится меня!

У меня есть силы, чтобы добиться цели и нет слабостей, которые помешают мне это сделать.

У меня есть Сила и нет жалости. Этого достаточно, чтобы уничтожить одного человека, точнее, чудовище в человеческом обличье, тварь, пьющую кровь невинных. И этого достаточно, чтобы испепелить каждого, кто помешает мне быть рядом с другим человеком, тем, ради которого бьется мое сердце.

Он появился сломленный и угнетенный. Я сразу обратила внимание на его опущенные плечи, на черные волосы, падающие на мраморное лицо, на его потухший взгляд.

Я следила за ним издалека, чтобы не выдать своего присутствия. Ведь никто не знал, что я вырвалась из Темной комнаты. Если они узнают, меня снова закроют, и я буду обречена сидеть в плену до конца дней своих.

Со временем Он начал воспринимать мир. Он выбрался из своей кошмарной раковины, куда его низверг шок от потери любимой сестренки.

Я видела его страдания, хотя, похоже, больше никто этого не замечал. Я думала, что только тот, кто умеет любить, обречен так страдать. И только такой человек имеет право называться Настоящим Человеком.

Я люблю. И я страдаю. Значит, я — Настоящий Человек. Я уверена в этом.

И мне плевать, что остальные думают по этому поводу. Меня считают злобным монстром, призраком из гнили и тьмы. Они боятся меня. О да, они очень сильно боятся меня, до дрожи в коленках!

С тех пор, как я выбралась из Темной комнаты, я брожу ночами по пустынным коридорам, захожу в помещения со спящими людьми. Я склоняюсь над ними, и они ежатся во сне от холода, что исходит от меня. Иногда я вызываю ночные кошмары.

Но они не идут ни в какое сравнение с тем, что я могу сделать своей Силой в реальности. Я могу перерезать им глотки, выпотрошить, как тухлую рыбу, одним быстрым, мастерским ударом… Я могу заставить их биться в истерике и желать смерти…

Но я не стану всего этого делать — потому что есть Он. Ради него — и никого больше, — я обещаю себе жить тихо в мире людей.

Сегодня Он посмотрел на меня и улыбнулся. Возможно, Он не увидел меня на самом деле, но настроение у меня поднялось на весь день.

Что-то в нем есть магическое, притягательное. Пусть он еще совсем мальчик, но взгляд у него — это взгляд взрослого мужчины.

Наверняка когда-нибудь я откроюсь ему, и он примет меня такой, какая я есть. Уверена, его не ужаснет мой истинный облик.

Когда-нибудь… Но не сегодня.

Глава 3

– А у нас Билли заболел на прошлой неделе, представляешь, Кирюша? — Лицо матери на экране ноутбука на секунду помрачнело, но не успел я встревожиться, как мама улыбнулась и добавила: — Мы отвезли его в ветеринарную клинику, слава богу, выздоровел. Бегает сейчас по двору, гавкает…

– Ну что ты о ерунде всякой говоришь? — встрял в разговор отец, оттискивая мать в сторону. — Жив-здоров наш пес, и ладно. Ты-то как, Кирилл? Не тяжело учиться в Лондонской школе журналистики? Замучили вас, наверное? Всё-таки это неправильно — во время зимних каникул заставлять студентов выполнять практические задания. Даже домой не приехал… Не обижают англичане-то?

Он усмехнулся, демонстрируя, что это он несерьезно.

– Да нет, конечно, — я криво улыбнулся в ответ.

– Кормят хорошо? — спросила мать, отодвигая отца. Этот вопрос она задавала уже раз тридцать во время прежних сеансов связи по скайпу. — Ты вроде как похудел немного, Кирюша. И выглядишь усталым…

– Нормально кормят, — проворчал я. — А устал я, потому что недавно были зачетные занятия. Несколько дней просидел в библиотеке…

Я уже натренировался настолько хорошо врать, что даже и не краснел больше. Зоркий глаз матери углядел мое болезненное состояние. Еще бы не похудеть, когда у тебя переломаны обе ноги, несколько ребер, да череп чуть не треснул от удара об асфальт! И еще бы не выглядеть усталым после пары месяцев хождения с аппаратом Илизарова, по сравнению с которым самые изощренные пыточные приборы Святой Инквизиции — детские игрушки…

Самое обычное общение с предками каждый раз оборачивалось для меня костюмированным представлением со спецэффектами. Костюмированным — потому что я надевал костюм с логотипами London School of Journalism[ Лондонская школа журналистики (англ.) ], присланный Иноземцевым. Не знаю, надевают ли студенты этой школы какую-то специальную форму. Лично я надевал, хоть и не был на самом деле студентом. Спецэффектами меня обеспечил Кривой, прислав по e-mail небольшую программку, создающую на экране позади меня детально проработанные интерьеры. Сегодня я выбрал «мою комнату» в общежитии Школы Журналистики.

Так что родители видели позади меня уютную комнатку со стеллажами, на которых стояли учебники; чуть сбоку виднелись кровать и стол.

– Hallo! May I..?[ Превед! Можно?.. (англ.) ] — послышался голос Винни в дверях.

Я обернулся.

– Come in, Vinnie![ Заходи, Винни! (англ.) ]

Чтобы у родителей не сложилось впечатление, будто я всегда один-одинешенек, иногда, как, например, сегодня, компанию мне составляла Винни. Я бы предпочел, чтобы моего друга изображал какой-нибудь парень-англичанин, но из всех моих знакомых Иноземцев был слишком стар для студента, а Гор мог изобразить лишь спящего или труп. Что предкам, конечно же, вряд ли понравилось бы.

Винни вошла в приталенном брючном костюмчике и стопкой книжек, любовно прижатых в груди. На носу — очки в тонкой оправе. Ни дать, ни взять, примерная студентка.

Родители были совсем не против, что я «подружился» с «местной». Винни ухитрилась произвести на моих чрезмерно мнительных родителей хорошее впечатление. При желании Винни умела нравиться людям. Наверняка использовала для этого умение улавливать чужие эмоции — эмпатию.

Винни и чета Ратниковых отменялись церемонными приветствиями. Говорила преимущественно мама, она владела английским лучше отца. Папа подмигнул.

Потом Винни отошла к столу. Она пришла якобы заниматься домашним заданием. Подозреваю, родители ни на минуту не усомнились, что заниматься мы будем исключительно книжками. И почему-то это соображение вызывало во мне легкую досаду.

Мы еще немного поболтали, и родители отключились, чтобы не мешать нам «заниматься».

Некоторое время висело молчание. Я закрыл ноут и откатился от стола подальше. Настоящий интерьер моей палаты выглядел далеко не так презентабельно, как комната в лондонской общаге. Голые стены, койка, столик, пара стульев и шкаф. Винни притулилась на стуле возле койки, сложив «учебники» прямо на пол.

– Он ничего не помнит, — нарушил я молчание. — Даже своего имени.

– Не совсем ничего, — возразила Винни. По-русски она говорила почти чисто, но временами немного необычно строила фразы. — Он сохранил умение мыслить логически… подмечать детали… не терять присутствия духа. То есть он остался Гором — лучшим оперативником Фонда. А память… возможно, она еще вернется.

Я предпочел не заметить нотки сомнения в голосе Винни.

– Иноземцев не знает, излечима ли амнезия Гора.

– Иноземцев никогда не скажет, что он на самом деле думает, — возразила Винни.

Мы помолчали. За окном вяло шел мокрый снег. Зима заканчивалась, и уже отчетливо ощущалось приближение весны. Все чаще вместо снега шли дожди; утром лужи схватывало льдом, но уже к вечеру улицы превращались в реки грязи.

– Винни, а ты не считаешь, что в голове у Гора осталось немного Хорджахаса? Вдруг он блокирует воспоминания?

– Зачем это ему?

– Кто знает этого чокнутого Иентайера? Он десять тысяч лет болтается в Бездне, уж чего-чего, а времени придумывать всякую хрень у него предостаточно.

Винни, подумав, кивнула, тряхнув короткими каштановыми волосами.

– Стрёмно всё это, — сказала она, с удовольствием выговорив слово «стрёмно», которое выучила сравнительно недавно.

Она взяла книжку с вершину стопки и полистала с праздным видом. Из книжки выпал картонный прямоугольник — кажется, фотография. Винни поспешно подняла ее и сунула во внутренний карман пиджачка.

– Что это? — спросил я.

– Закладка, — пролепетала Винни, не глядя на меня.

Я ей не поверил. Но не стал допытываться. Не хочет говорить — не надо. Не буду же я требовать, чтобы она открывала передо мной все свои тайны?!

Винни почувствовала мое настроение. Смущенно потупившись, сняла очки и, переложив учебники на подоконник, направилась к выходу.

Я молча наблюдал за ней. До сих пор у меня не было времени задуматься, каково ей пришлось за всё это время. Я думал то о себе, то о Горе, то о Даше. А ведь Винни все это время была рядом и ни разу не пожаловалась. Всегда была рядом, всегда была готова помочь.

Даже в моих галлюцинациях в Бездне она оставалась такой. Любопытно, сколько в моих видениях было от Хорджахаса, а сколько от моего подсознания? Особенно меня интересовало, насколько сильно повлиял Хорджахас на ту иллюзорную ночь, когда Винни предстала передо мной не только как верный друг…

Винни в который раз прочитала мои невысказанные чувства. Она поспешно, не глядя на меня, устремилась к выходу. Я принялся выбираться из коляски, чтобы ее проводить, и подтягивать к себе алюминиевые костыли. Врачи рекомендовали почаще пользоваться ими, чтобы заживление шло быстрее.

Впрочем, Винни тут же вернулась в мою палату. С ней вместе был ни кто иной, как Иноземцев.

– Артур Григорьевич? — удивленно произнес я.

– Добрый день, Кирилл, — сказал доктор. — Нет времени на разговоры. Собирайтесь как можно быстрее. Вы выписаны. Вы и Дмитрий Гор. Через полчаса мы должны покинуть эту клинику.

Глава 4

События завертелись, как бельё в стиральной машине. Не прошло и десяти минут, как я собрал свой небогатый скарб и упаковал его в две сумки. Один из санитаров помог мне перебраться на первый этаж, а оттуда — на автостоянку, где стоял «Инфинити» доктора. Сам я рискнул оставить инвалидную коляску в палате в надежде, что больше никогда ее не увижу, и приплелся к машине Иноземцева с помощью костылей.

Винни и Гор уже стояли рядом. Винни выглядела слегка встревоженной, а Гор — праздно-равнодушным.

На стоянке под раскидистыми ветвями кленов и дубков особенно ясно чувствовалось приближение весны. Пахло пробуждающейся землей, оттаивающей древесиной, весенними грозами.

Как-то так получилось, что Гор уселся на переднем сидении рядом с Иноземцевым, а мы с Винни — позади.

– Что за спешка? — осведомился я, когда мы тронулись с места.

– Помните, я говорил вам о Волкове из ФСБ? Он плотно взял нас в оборот. У него поистине волчья хватка… Он пока не нашел никаких доказательств относительно Фонда и нашей деятельности, но идет по нашим следам упорно и неуклонно. Он уже допросил ваших родителей, Кирилл. Сделал это через своих агентов, так что ваши родители и не подозревают, что давали показания…

Внутренности у меня похолодели, и меня на краткий миг замутило от ужаса.

– Моих… Но… но что теперь делать? Они думают, что я учусь в Лондоне…

– Пусть так и думают впредь, — спокойно обрубил Иноземцев. Он вывернул на улицу Толстого и завернул в один из микрорайонов. — Вы и будете в Лондоне. Сегодня вечером вы вылетаете в Москву, оттуда в столицу Великобритании. Летите все трое, поэтому скучать не будете. На неопределенное время вы должны покинуть страну, потому что здесь вы не в безопасности. Со временем, я думаю, мне удастся пустить Волкова по ложному следу, и тогда вы сможете вернуться.

На долгие пять минут в машине воцарилась тишина. Винни была шокирована не меньше меня. Гор приподнял бровь.

– И все трое будем учиться в Школе Журналистики? — нервно хихикнул я.

Иноземцев не поддержал мой вымученный юмор.

– На такие крайности мы не пойдем. Вы просто будете жить в доме моих старых знакомых…

– Погодите! — звонко перебила Винни. — А как же Гор? Он ведь официально мертв?

Гор покосился на нее, но от комментариев отказался. Собственно, после амнезии ему было всё равно, что о нем говорят. Он и имени своего не помнил.

Иноземцев открыл бардачок и извлек оттуда три паспорта.

– Отныне у вас новые имена. Кирилла зовут Виталий Симонов, Дмитрия — Олег Волынский, Винсенту — Ребекка Стюард. Она — гражданка Объединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.

Мы молча уставились на наши собственные фото в паспортах, сделанные неизвестно когда и подписанные чужими именами.

– М-да, — наконец проговорил я. — Как всегда, всё продумало до мелочей… И без нашего участия… Как бы не забыть новое имя!

Артур Григорьевич мельком глянул на задумчивого Гора. Тот заметил взгляд, хоть и смотрел в это время в паспорт.

– Я запомню новое имя, — спокойно сказал он.

Иноземцев кивнул.

– Рекомендую всем выучить новые имена.

Интересно, подумалось мне, как воспринимает всю эту беготню Гор со своей амнезией? Вряд ли его что-нибудь удивляет. Ведь другой жизни он и не помнит. Или помнит? И эта его выдержка — результат тренировок последних лет?

– И какая у нас легенда? — спросила Винни на полном серьезе.

– Довольно простая, — ответил Иноземцев. — Вы, Ребекка, невеста Виталия. Вы познакомились в интернете. Три месяца назад Виталий попал в аварию, но тем не менее решил не отменять давно запланированную поездку на родину невесты. Так как вы слабы, вас сопровождает лучший друг Олег… Сейчас мы заедем на квартиру Винсенты… простите, Ребекки… возьмем ее вещи и поедем в аэропорт.

Я покосился в сторону «невесты». У Винни затрепетали ресницы, но ко мне она не повернулась. По-прежнему делала вид, будто изучает паспорт.

– В аэропорту Лондона вас встретит мой давний друг Пол Талбот. Он и отвезет вас туда, где вы будете отсиживаться некоторое время.

Винни встрепенулась:

– Какое именно некоторое время?

От меня не укрылось, как Иноземцев зыркнул в сторону Гора. После короткой паузы доктор сказал:

– Необходимое для того, чтобы всё вернулось на круги своя. Я очень надеюсь, что за это время Дмитрий вспомнит забытое. Надеюсь и верю. За свою практику я видел много необычного, думаю, и в этот раз стану свидетелем чуда.

Мы с Винни переглянулись. Сейчас она не стала прятать взгляд. Вероятно, такие слова, как «надеяться» и «верить» из уст Иноземцева ее тоже здорово удивили.

Гор остался невозмутим.

– Сколько же всё-таки усилий и денег вы тратите на своих оперативников, — протянул я после продолжительной паузы. Мы уже парковались у многоквартирного дома, где снимала квартиру Винни.

Иноземцев отреагировал сразу:

– Этим я и отличаюсь от Кукловодов: хоть и манипулирую вами, но никогда не бросаю в беде.

Глава 5

ВАНЕССА, 2 марта 2016 года.

Я живу в просторном доме очень далеко от того места, где я появилась на свет. Это другая страна, дождливая и пасмурная. Здесь живут другие люди, и говорят они на чужом языке. Я понимаю этот язык.

Вместе со мной в доме живут другие люди. Я привыкла к ним, а они привыкли ко мне, хоть и не подозревают о моей истинной природе.

Я их не тревожу. Я снова заперта в Темной Комнате, но сейчас в ней есть окна, через которые я могу наблюдать за внешним миром. Это интересно. Очень редко я всё-таки вырываюсь из Темной Комнаты, но ненадолго.

Не так давно я узнала, что Он умер. Горе и гнев мои были ужасны. В одну из ночей я вырвалась из своего укрытия и изрядно напугала моих соседей.

Несколько безумных ночей я металась по Темной Комнате, проклиная Человека с Холодным Сердцем, который запер меня в ней много лет назад. Я вспоминала каждую минуту, что мы проводили когда-то вместе с моим Любимым.

Одиннадцать лет прошло с тех пор, как я увидела его впервые. И три года прошло с того дня, когда мы виделись в последний раз.

Я помню всё, будто это было вчера. Я не способна забывать.

Позже выяснилось, что слухи о Его смерти были сильно преувеличены.

Он жив! Мало того, он едет к нам! Он едет ко МНЕ.

Из всех жильцов нашего дома только я и моя соседка — юная девушка — рады Его приезду. Она тоже, как и я, неравнодушна к нему. Они когда-то дружили. Ей повезло — она рождена человеком, а не злобным призраком, и способна встречаться с ей подобными.

Только девушка догадывается о моей природе. У нее повышенная чувствительность ко всему, что твориться в мире. Люди называют таких экстрасенсами. Иногда мне кажется, что она видит меня — видит, как я неслышно ступаю за спинами, как смотрю из темных углов. Она страшится меня.

Все смертные люди страшатся таких как я. И не зря.

Вместе с Ним к нам едут еще двое. Одна из них — женщина. Что ее связывает с Ним? Я уже заранее ненавижу ее.

Я с нетерпением жду их приезда, горю желанием увидеть Его и выяснить, что связывает Его и эту женщину.

Возможно, я убью ее. Я убью каждого, кто встанет между мной и Ним.

Глава 6

Я опасался, что моя колченогость вызовет множество проблем во время путешествия. Как выяснилось, боялся я напрасно. Аэропорты прекрасно оборудованы для инвалидов вроде меня, везде есть коляски на колесах, перепады уровней всюду оборудованы пандусами. Винни, Гор и персонал аэропортов носились со мной, как с хрустальной вазой. Костыли пригодились лишь пару раз, когда я ходил в туалет — да и то в обществе молчаливого, но внимательного Гора.

В самолетах из Роднинска в Москву и из Москвы в Лондон не произошло ничего сколько-нибудь запоминающегося. Винни, зажатая между мной и Гором, по обыкновению слушала музыку с закрытыми глазами. Гор равнодушно смотрел в иллюминатор на белое облачное покрывало внизу. Я лениво наблюдал за траекторией нашего полета на экранах, свисающих с потолка.

Мне почему-то запомнились лишь два незначительных события во время полета.

Первое событие связано с Винни. Она задремала и уронила голову мне на плечо. Проснулась и резко отстранилась.

Я попытался пошутить.

– Теперь, когда мы жених и невеста, это было бы естественно, — сказал я по-английски. — Не правда ли, Ребекка?

Винни засопела.

– Странно, что Иноземцев решил сделать так… — неохотно ответила она по-русски. — Я и не подозревала, что у него такое странное чувство юмора.

– Вряд ли это чувство юмора. Он ничего не делает зря.

– Что ты хочешь сказать?

Я пожал плечами. Временами меня мучила мысль, что Иноземцев знает о моих глюках в Бездне, хотя я никому не рассказывал подробности. Правда, я проболтался в первые же минуты после пробуждения, спросив у Винни, соблазняла ли она меня.

Если видение той ночи было навеяно моими собственными тайными желаниями, а не волей Хорджахаса, значило ли это, что я мечтаю о близости с Винни? И это после того, что случилось с Дашей?

Хотя что здесь удивительного? После такого длительного воздержания меня бы и на бабу Клавдию потянуло, будь она рядом. Чего уж говорить о Винни, юной и соблазнительной?

Внезапно в моей памяти возникла Даша — одинокая и испуганная, посреди темной равнины, окруженная армией мертвецов… Я практически услышал ее шепот, пробившейся сквозь завывания ветров Бездны: «Кирилл…»

Я отвернулся от Винни, все еще ждущей ответа, и уставился на тележку стюардессы. Желание продолжать разговор и думать на тему эротических фантазий пропало начисто. Винни тоже промолчала.

…Второе событие связано с Гором.

Уже миновало два часа, как мы вылетели из Москвы. Позади нас сидела семейка из молодой супружеской пары и ребенка — шумной и гиперактивной девочки лет пяти.

Когда ребенок убежал от родителей в хвост самолета в первый раз, мать громко крикнула:

– Кристина, вернись немедленно!

При этих словах Гор дернулся, как от разряда электрошокера. Вытянул шею и завертел головой. Через минуту он уже успокоился и задремал. Иллюминатор застилала серая мгла.

Вероятно, он и сам не понял, почему имя Кристина нашло в нем отклик. Сестренку он не помнил, но память не исчезла совсем. Настоящий Гор все еще жил где-то в глубинах бессознательного.

Оставалось лишь надеяться и верить, что когда-нибудь он вернется.

Я подумал о Кристине, сестренке Дмитрия, погибшей много лет назад. Что стало с ее духом? Нашел ли он покой за пределами реальности? Или поныне бродит призраком по Бездне в кровавых лучах мертвой луны? Если Кристина стала одной из тех призраков, о которых упоминал Столяров, сохранила ли она природную доброту или превратилась в злобного монстра, одержимого идеей мести?

Так, размышляя о том, о сем, я задремал.

Продолжение в комментариях

Эта история — часть цикла повествований. Чтобы оценить все сюжетные повороты, рекомендуем начинать чтение с первой части http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Вторая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_2_yestafeta_4348286

Третья часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_3_dar_4350580

Четвертая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_4_katakombyi_4355436

Ранее

…Я услышал иступленный вопль Рейна:

— Хорджахас! Хорджахас! – вопил он как заведенный. – Император Иентайеров, Владыка Смерти! Возьми свою жертву! Вот он – Дмитрий Го-о-ор!

…Тьма рассеялась так же внезапно, как и наступила. Я снова стоял посреди площади, в кольце из марионеток, под нудным дождем в дебрях тайги…

Рейн стоял на одном колене совсем рядом, опустив голову, как паладин перед сюзереном.

А Гор лежал на спине с открытыми глазами, в которых уже скопилась дождевая вода и выливалась на виски, словно слезы, что он копил всю жизнь.

***

…снова мне приснился Гор; и снова я при этом сознавал, что сплю.

Он стоял посреди гостиничного номера и смотрел на меня сверху вниз.

— Опять ты, — сказал я, ничуть не удивившись.

— Опять я, — согласился Дмитрий…

Я сел на постели, и Гор сразу немного отошел в полумрак комнаты.

— Как там, Гор?.. — спросил я и запнулся. — На той стороне?

— Не знаю. Я там не был.

— То есть как… не был?

— Я — между мирами, и место это называется Бездной. Это страшная сумеречная страна, Кирилл, в ней нет света и радости, и если верить тем, кто пришел сюда до меня, Та Сторона еще хуже. Не зря люди не хотят умирать.

– То есть Рая нет?

– Он не для таких, как я, – ответил Гор печально.

Глава 1

Смерть никогда не бывает красивой, осмысленной или благородной, что бы ни утверждали камикадзе, обычные самоубийцы и разные фанатики. Человек может умереть ради того, чтобы жили другие, или, наоборот, погибнуть и прихватить с собой других, лелея в душе надежду обрести при этом жизнь вечную. А может тихо скончаться в обычной постели, в окружении любящих потомков, или сдохнуть от алкоголизма под забором в луже блевотины. Но, в любом случае, несмотря на сопутствующие обстоятельства, сама смерть до отвращения обыденна, банальна и скучна, и в этом со мной согласятся медики, работники морга и хосписа, могильщики и оперативники фонда контр-кукловодов, которые встречаются со смертью почти каждый день. Смерть – это просто щелчок выключателя, причем не все умирающие слышат этот щелчок. А затем свет гаснет.

Вот о чем я размышлял, пока сидел рядом с Винни в салоне эконом-класса в самолете, что летел в вечернем небе из Москвы в наш родной город. Мысли о смерти посещали меня в последнее время очень часто, и это не удивительно, при моем-то образе жизни. Впрочем, сегодня я мог бы позволить себе думать о чем-нибудь более веселом: ведь несколько дней назад мы с Винни спасли столицу от страшной участи. Мы справились с трудным и опасным заданием, пусть и ценой нескольких жизней, но у меня всё ещё кошки скребли на душе.

Основной причиной моего мрачного настроения было, конечно, странное воскрешение Дмитрия Гора. Как сказала Винни, воскрешение мертвых всегда таило нечто зловещее. Переводить дух было рано, война с повелителями нежити еще не окончилась.

В ходе московской поездки у меня накопилась масса вопросов, ответы на которые должен был знать Иноземцев, но он, как назло, совсем пропал с горизонта. Не брал трубку, не звонил сам. Вместо него отвечал автоответчик. Иноземцеву словно было наплевать на исход нашей миссии. Он отправил нас с Винни в катакомбы Танатофилов, а теперь не проявлял ни малейшего любопытства по поводу результатов опасного путешествия. Это бесило меня.

Конечно, я понимал, что, скорее всего, Артур Григорьевич уже в курсе дела, однако мне хотелось доложить обо всем самому, рассказать, чего нам стоила прогулка в мрачные подземелья города, где обитают воплощения ночных кошмаров. Описать смерть Столярова, благодаря которому нам удалось нейтрализовать бомбы с квинтэссенцией, напомнить Иноземцеву, что он манипулировал нами все это время, не доверял, не раскрывал всей правды. Посмотреть ему при этом в глаза. Дрогнет ли в нем хоть что-нибудь, отведет ли он взгляд?

В отличие от меня, моя напарница Винни, видимо, не задавалась такими вопросами. Она не парилась, есть ли совесть у Иноземцева, и осознает ли он тяжесть нашей жертвы. Как обычно, она была спокойна и слушала в наушниках классическую музыку, прикрыв глаза. Ее запястье с массивным роговым браслетом, внутри которого прятался тонкий хлыст, находилось в паре сантиметров от моей руки; иногда наши руки соприкасались, но Винни не реагировала на это испуганным вздрагиванием, как прежде. Она избавилась от страха мужчин – в немалой степени благодаря мне. Винни была в порядке, и меня это радовало.

Двигатели самолета наполняли воздух в салоне монотонным мощным гулом, пол под ногами наклонялся слегка то вперед, то назад, то в стороны. Пассажиры покашливали, шелестели газетами, тихо переговаривались. Стюардессы шмыгали туда-сюда со своими тележками. Я дремал, но полноценный сон не шел. Не получалось у меня спать в самолете.

В который раз я принялся ломать голову над тем, что же нам такое явилось в канализации под видом Гора. На призрака, зомби или марионетку оно явно не смахивало, выглядело самым настоящим живым человеком. Какие еще твари, меняющие облик, водятся в репертуаре Танатофилов и Кукловодов? Мне определенно было о чем поговорить с Иноземцевым. Хотя что-то мне подсказывало, что вряд ли у меня получится вызвать его на откровенность. Как говорил Кривой, у Иноземцева мозаичная стратегия, когда каждый из оперативников знает лишь часть правды, свой кусочек мозаики.

Кстати, о Кривом. Он так же как и Иноземцев, весьма некстати пропал. Точнее, перестал брать трубку. Лично с ним я никогда не встречался и не представлял, ни как он выглядит, ни почему он получил такое некрасивое прозвище. А вчера утром он внезапно позвонил и, не вдаваясь в разъяснения, коротко поздравил с успешным завершением миссии, после чего сообщил, что уже купил нам авиабилеты домой. И отключился, предоставив мне возможность высказать свое мнение о его поведении молчащей трубке короткими и выразительными словами. Винни, стоявшая рядом, лишь покачала головой.

И вот мы летим обратно. Я сижу у иллюминатора, за которым непроглядная тьма, рядом ровно дышит Винни в наушниках, дальше смотрит фильм какая-то дородная тетка с обесцвеченными волосами и татуажем бровей.

От нечего делать я воткнул наушники в уши и потыкал на кнопку на подлокотнике. Остановился на канале фильма, что смотрела бровасто-татуированная тетка, – псевдодокументальная ерунда о погружении в астрал, медитациях, измененных состояниях сознания и сатори. Как я понял из фильма, сатори – это почти тоже самое, что и самадхи или катарсис; оно является целью жизни всех духовно совершенствующихся существ Сансары.

После того, как ведущая под присмотром гуру начала тренироваться открывать третий глаз, я вынул наушники и повернулся к Винни.

– Извини, что отвлекаю, – сказал я, оторвав ее от прослушивания музыки. – Ты занимаешься йогой… У тебя было сатори?

Откровенно говоря, меня эта тема интересовала мало. Но меня одолевала скука, и было желание поговорить о чем-то несущественном. О чем угодно, только не о воскресших мертвецах.

Винни ничуть не удивилась вопросу и охотно ответила:

– Один раз было… Очень давно. Я тогда жила еще в Бухаресте.

Я заинтересовался:

– Правда? И как это было? Ты в это время медитировала?

– Ну как сказать… – Винни пожала плечами. – Наверное, да. Я мыла посуду и сильно задумалась об одной мысли… То есть на одной мысли. То есть сконцен… тровалась.

– Сконцентрировалась, – поправил я иностранку. Хмыкнул. – Ты правда мыла посуду?

Винни окинула меня косым взглядом из-под длинных ресниц.

– Чтобы медитировать, необязательно сидеть в позе лотоса на вершине Фудзиямы с видом на Лхасу.

Я ошалело заморгал. Губы сами собой растянулись до ушей. Кажется, серьезной Винни не чуждо чувство юмора!

– И что ты почувствовала? Как бы ты описала сатори?

Винни криво улыбнулась.

– А как бы ты описал оргазм?

– Э-э-э… – От неожиданного вопроса я смутился, как школьник семидесятых годов, и покраснел. – Хочешь сказать, сатори – это как оргазм?

Последнее слово я произнес потише и зыркнул на тетку с татуажем, будто говорил нечто непристойное. Хотя и осознавал, что сейчас мало кого шокируешь такими разговорами. Воспитание родителей всё ещё прорывалось сквозь закаляемую борьбой с Кукловодами шкуру. Естественно, тетка смотрела фильм и на нас обращала внимания не больше, чем на стюардесс.

Винни кивнула.

– Хочу сказать, сатори такой же неописуемый. Не всё можно выразить словами. Ты просто чувствуешь его и понимаешь: это он. Ты просто внезапно… как бы сказать… озаряешься, что ты – это не только ты, но и всё вокруг… весь мир. И всё в этом мире очень органично связано. А потом сатори проходит, и ты – это снова ты. Но прекрасное воспоминание о мгновении остается на всю жизнь.

Я подумал, что описание сатори напоминает наркоманские грезы. Где-то, вроде по телику, уже слышал нечто подобное.

– Наркотики – это жалкое подобие настоящего сатори, – сказала Винни, будто прочитав мои мысли. Я вспомнил, что она эмпат. – Как протезы. Это глупости, не надо наркотики. Я не пробовала, но говорят, что когда у тебя сатори, в первые минуты ты обретаешь сиддхи – суперспособности. И можешь порвать ткань иллюзии нашего мира.

– Ну, приехали, – проворчал я.

Винни криво улыбнулась. Понимающе кивая, погладила меня по руке.

– Да, Кирилл, звучит, как шизофрения.

– И это еще слабо сказано… – поддакнул я.

Не удержавшись, мы с ней одновременно расхохотались. Тетка одарила нас недовольным взором, разговоры соседей смолкли, кто-то что-то забурчал в наш адрес. А мне было начихать. Я имею право радоваться жизни. Мы с Винни, как никто, знали, что смерть ждет всех нас. Memento more, как говорили римляне. Надо ценить жизнь сейчас, ценить отпущенное время. Умереть всегда успеем.

Глава 2

Когда мы, нагруженные сумками, вышли из аэропорта, телефон у меня в кармане завибрировал. На экране высветился незнакомый номер, зато голос, прозвучавший в динамике, был вполне знакомым.

– Прошу прощения, что молчал столько дней, – произнес доктор Иноземцев. – У меня были некоторые проблемы, и я не мог отвечать на звонки. И проявлять хоть малейшие признаки того, что мы знакомы. За мной установлено наблюдение, поэтому у меня нет возможности принять вас у себя в кабинете… Пожалуйста, возьмите такси и приезжайте в кафе «Альфа Центавра», это на пересечении Театральной и Королёва. Приезжайте быстрее, оба.

– Наблюдение? – Я застыл в стеклянных дверях. Винни вопросительно изогнула бровь. – От кого? Кукловодов?

– Нет, – коротко парировал Иноземцев. И отключился, как Кривой накануне.

Я выматерился. Да что это за издевательство? Иноземцеву и Кривому что, большая проблема потратить минутку своего драгоценного времени и объяснить ситуацию чуть подробнее? Не успели грубые слова раствориться в морозном воздухе, как я уже пожалел, что опускаюсь до матерщиной брани. В кого я превращаюсь? В Столярова с его цинизмом, алкоголизмом и пофигизмом?

Я пересказал суть нашего с Иноземцевым короткого диалога Винни. Мы без труда поймали такси и поехали в «Альфа Центавра». В этом дорогом кафе я раньше не бывал, но слышал, что оно очень респектабельное, почти ресторан. И работало до утра.

Иноземцев ждал нас в отдельной кабинке, в одиночестве восседая за накрытым на троих столом. Свет люминесцентных ламп поблескивал в зачесанных назад серебристых волосах, металлической оправе очков и седине профессорской бородки. Как только мы с Винни ввалились в кабинку с дорожными сумками, провожаемые удивленными взглядами официантов, Иноземцев встал и сердечно обнял нас обоих, похлопав ладонями по спинам. Такое приветствие изумило и меня, и Винни.

– Я очень рад вас видеть! – воскликнул он, садясь на место и жестом приглашая присаживаться и нам. – Уже знаю, что вы справились. Молодцы! Примите мои искренние поздравления. Ваш подвиг трудно переоценить. Мельников сообщил мне о гибели Влада… Очень жаль.

– Сомневаюсь, что вам жаль, – ввернул я.

– И тем не менее, это так, – не смутился Иноземцев. – Выпьем за упокой его души.

Я обнаружил, что бокалы наполнены красным вином, а тарелки наполнены разной изысканной снедью.

– Не поздно ли ужинать? – спросил я, когда мы выпили. – Одиннадцатый час.

– Поесть никогда не поздно, – с непривычной шутливостью сообщил Иноземцев, орудуя вилкой. – Вы не стесняйтесь, ешьте. Еда в самолетах совсем не та. Здесь намного лучше. Ешьте и спрашивайте обо всём, о чем хотите. Я понимаю, что вопросов у вас много. Я готов отвечать на них.

– Прекрасно! – Я подвинул к себе тарелку с сочными устрицами. – Начните с Гора!

– Нет, начните со слежки, – перебила меня Винни. – Кто за вами наблюдает?

– ФСБ, особый отдел, возглавляемый неким подполковником Виктором Волковым.

Я уставился на Иноземцева.

– Федеральная служба безопасности? Что им надо? И кто этот Волков?

– Тот, кто занимался расследованием исчезновения детей в разных городах страны и последующим обнаружением их мумифицированных тел в квартирах, чьи хозяева были превращены в марионеток.

У меня отвалилась челюсть.

– А еще, – продолжал Иноземцев, – Волков возглавлял следственную группу по делу о глухом таежном поселке Дар.

Вилка выпала из моих пальцев и со звоном шлепнулась на стол.

– Но… значит, всё это время…

Иноземцев мрачно кивнул.

– Верно. Отдел Волкова работает секретно, ничто в прессу не просачивается. Но не сомневайтесь, всё то время, что мы идем по следам Кукловодов, по нашим собственным следам идут безопасники.

Вмешалась Винни:

– Они добрались до вас, Артур Григорьевич? Поэтому вы под наблюдением?

– Не то, чтобы добрались, – сказал Иноземцев. – Но они проявляют ко мне немалое внимание. У них пока нет доказательств, что я имею отношение ко всем этим делам, зато подозрений предостаточно. К счастью, я в курсе относительно их попыток скрытого слежения. Так, например, Волков подсунул мне шпиона – своего агента. Под видом пациента с психологическими проблемами он обратился ко мне, как к врачу, и, когда я ему «помог», он от благодарности не отходил от меня неделями. То приглашал в гости, то сам заявлялся незваным… Из-за этой слежки мне приходилось делать много лишних дел, чтобы замести следы, – в том числе таких дел, заниматься которыми мне очень не хотелось. К примеру, устраивать похороны Дмитрия Гора. Этот агент тоже там был, вы его должны были видеть. Он держал надо мной зонт.

Я мимолетно подумал о типе, похожем на лакея, который действительно на похоронах держал над Иноземцевым зонт. Так это был агент службы безопасности?

– Но Гор… – начал я.

Иноземцев перебил:

– Всё это время Дмитрий находился на минус втором этаже моей клиники, в специальной камере. Хоронили мы куклу, сделанную на 3D-принтере, над которой поработали профессиональные гримеры. Никто не заметил подмены.

– Так в гробу была кукла?!! – завопил я.

– Это было необходимо, поймите. – Иноземцев отпил вина с безмятежным видом, однако глаза за стеклами очков глядели на меня внимательно и почти настороженно. – Гибель Гора привлекла внимание Волкова. Он знал, что у нас были общие дела. К счастью, вы, Кирилл, пока не вызываете у него подозрений. Как и Винни. Я не мог держать тело Дмитрия у себя вечно. Поэтому придумал правдоподобную версию его гибели и устроил похороны. Ведь когда-то я был его опекуном, а других родных у него нет. После похорон наблюдение заметно ослабло… Так что похороны сыграли важную роль отвлечения внимания как для безопасников, так и для… хм… вас с Винни.

Я несколько раз открыл и закрыл рот. Хотел что-то сказать, но речевой аппарат работать не соглашался. В голове установилась звонкая тишина, готовая взорваться фейерверком вопросов и гневных речей.

Винни во все глаза рассматривала Иноземцева, будто тот в преддверии полуночи превращался в тыкву. Ее рот приоткрылся.

Иноземцев, как и полагается опытному психологу, догадался, что сейчас подвергнется словесному обстрелу, и заговорил сам:

– Вы отправлялись на важную миссию и не должны были беспокоиться ни о чем лишнем, что отвлекло бы от дела. Вы должны были… отпустить Гора. Еще раз простите, но у меня не было выбора.

Дар речи, наконец, ко мне вернулся. Я откашлялся:

– Но… Зачем держать тело Гора в камере? Он же был мертв, я уверен.

Иноземцев покачал головой.

– Его тело было холодным. Пульс и дыхание отсутствовали. Но он был не мертв. Он находился в так называемой паракоме. Танатофилы называли это состояние Энгра-Шиокха-Ро, Блужданием в Бездне за пределами смерти.

Мне вспомнились слова призрака Гора, что привиделся мне в номере московской гостиницы. Значит, призрак был прав? Но откуда взялся призрак, если Гор не мертв? Я ничего не мог понять.

Иноземцев не дал мне времени собраться с мыслями – говорил и говорил без передышки, словно опасаясь, что мы не дадим ему закончить:

– Я догадался об этом хоть и не сразу, но достаточно быстро. Как я уже сказал, мне надо было избавляться от слежки и отправлять вас в Москву. Поэтому лучшим выходом было устроить похороны, а потом спокойно заняться Дмитрием. Когда вы, Кирилл, рассказали мне о тени Владыки Смерти, которую вызвал Рейн с помощью Алтаря Танатофилов, я понял, что Гор стал Жертвой. В него вселился дух Владыки. Рано или поздно Хорджахас должен был воскреснуть в новом теле, в то время, как дух самого Гора блуждает в мире мертвых.

– Он являлся мне во сне, – тихим, неживым голосом проговорил я. – И говорил о Бездне…

– Вполне возможно, – сказал Иноземцев, не проявляя никаких эмоций. – Между вами сильная духовная связь, поэтому он сумел… В общем, тело Гора было опасно, Хорджахас мог пробудиться в любой момент. Я закрыл его в герметичной камере, но этого оказалось, увы, недостаточно. Несколько дней назад тело исчезло. Не представляю, как ему это удалось. Но у Владыки Смерти должно быть много способностей…

– Он явился нам в канализации, – негромко сказала Винни. – Он хотел…

Он запнулась, посмотрела на меня и продолжила:

– Он просто хотел обнять Кирилла. И всё. Он не нападал.

Иноземцев промолчал, о чем-то задумавшись. Я поймал на себе его быстрый испытующих взгляд.

– У Гора есть шанс стать самим собой? – после долгой паузы спросил я.

– Не знаю, – ответил Иноземцев.

Я собрался было задать еще какой-то вопрос, но меня перебила Винни:

– Артур Григорьевич, а вы не думаете, что ему помогли сбежать из камеры?

– Да, Винни, я думал о наличии предателя в клинике. Но – нет. Я уверен в своих людях. Хорджахас обладает огромной магической силой. Он как-никак Владыка Смерти и может покидать запертые помещения. Древние некроманты называли его Властителем лжи и иллюзий.

Многовато сегодня разговоров об иллюзиях, подумал я, вспомнив о разговоре с Винни в самолете. По ассоциации мне вспомнились и мои многочисленные видения. Очевидно, настало время рассказать о странных видениях. Я откашлялся и поведал всё без утайки: о Роласе Безумном, его казни, разговоре с Императором Иентайеров и о каких-то загадочных Гриик`хтахенах, которых Иентайеры почитали как Первых Богов.

Иноземцев и Винни выслушали меня внимательно. Винни была поражена, Иноземцев хмурился, и по его виду трудно было судить, насколько потрясла его эта история. Когда я закончил, оба некоторое время молчали.

– Надеюсь, эти видения помогут нам разобраться в ситуации, – пробормотал я.

Иноземцев рассеяно согласился со мной, думая о чем-то своем.

– Вы всё-таки зря нам не доверяете, Артур Григорьевич, – сказал я, добив бокал вина и нагло наливая себе еще. – Мозаичная стратегия – оно, может, и хорошо, но две или три головы лучше одной, пусть даже такой умной, как у вас. Вижу, вы чего-то не договариваете.

Иноземцев вышел из задумчивости и посмотрел на меня заинтересовано.

– Я поведал вам всё. – Он помолчал, ковыряя вилкой в тарелке. И добавил тихо, но со значением: – Всё, что вы должны знать.

Винни поморщилась, как от зубной боли. А мне кровь ударила в голову, да и выпитое вино дало о себе знать.

– То есть вот так, да? Собираетесь и дальше нами манипулировать? Использовать втемную? Мы рискуем жизнями, наш друг застрял в сраном потустороннем мире… А вы, мало того, что продолжаете увиливать от ответов, так еще и не отрицаете тот факт, что что-то знаете… И не скажете?!!

– Кирилл, – примирительно сказала Винни, кладя ладошку на мою руку. Я убрал руку со стола, гневно раздувая ноздри.

– Именно потому, что вы рискуете жизнями, я и не рассказываю всего. – Иноземцев поглядел на меня холодно и жестко. – Враги могут захватить вас в плен, пытать, читать мысли, ввести в заблуждение, одурманить… И выведать наши тайные планы. А тайны Фонда должны оставаться тайной за семью печатями до тех пор, пока последний Кукловод не испустит дух. Но от вас я не скрываю само наличие этих тайн.

Я фыркнул.

– А вы думали, что будет, если Кукловоды доберутся до вас, Артур Григорьевич? Если они будут пытать вас?

Иноземцев прищурился. Лицо его застыло, глаза смотрели на меня не мигая, как у змеи.

– В мое тело имплантирована капсула с сильнейшим ядом. Я могу раздавить ее простым напряжением нужных мышц и выпустить яд в кровь даже со связанными руками и ногами. Поверьте, я умру, но не раскрою тайн Фонда. А ввести меня в заблуждение или читать мои мысли крайне затруднительно благодаря специальной подготовке.

– Вшейте эти капсулы и нам тоже! – крикнул я. Меня уже было не остановить.

– Чтобы вы раздавили капсулу нечаянно в приступе гнева? – спокойно спросил Иноземцев. – При всем уважении, Кирилл, вы еще не научились владеть собой, своими эмоциями. Вы не повелитель своих эмоций, это они контролируют вас. В принципе, оно и понятно: вы пережили слишком много стресса за последние месяцы. И психологической подготовки у вас не было…

Я засопел. Иноземцев всё говорил правильно, с ним трудно было спорить. Это раздражало.

– Поэтому, – продолжил Иноземцев, – я предлагаю вам с Винни пройти курс реабилитации, отдохнуть в нашем санатории «Валгалла», что за городом в очень живописном местечке. Фонд оплачивает этот отдых. Сейчас, конечно, уже начало зимы, и санаторий по большей части пустует, но и отдыхающие всё же есть – любители лыжного спорта и прочих зимних развлечений. Вам не будет скучно. Хотя лично я полагаю, вы не против относительного одиночества.

– Как это?.. – сказал я. – Одержимое древним демоном тело Гора будет бродить где-то, его дух – мучиться в Бездне, а мы станем прохлаждаться в санатории? А вы не забыли, что, по словам Столярова, Феникс Рейн жив? С ним-то что будем делать? Сейчас явно не время кайфовать.

– Поисками Гора займутся другие оперативники.

– А почему не мы?

– Потому что вы были друзьями, – отрезал Иноземцев. – Между вами сильная эмоциональная связь, я уже упоминал об этом. Эмоции могут вам сослужить дурную службу.

Я медленно перевел дух. Больше всего в эту минуту в Иноземцеве меня бесило неестественное спокойствие. Он уже всё просчитал, все понял и сделал выводы. И он снова будет нами манипулировать, управлять, как гроссмейстер управляет шахматными фигурками.

– Стоило бы порадоваться, что у руля нашего сопротивления стоит такой человек, как вы, – сказал я. – Ни эмоций, ни чувств, ни сердца. Одна логика, тактика и стратегия. Макиавелли рыдал бы от счастья и умиления, узнав, что на свете существует Артур Григорьевич Иноземцев… Гор был похож на вас, но у него было что-то помимо компьютера в башке, что-то теплое и человеческое. Вы пытаетесь быть просто человеком, даже на ужин позвали, обнимали, поздравляли, выражали сочувствие… Только от всего этого несет фальшью.

Я встал из-за стола.

– Простите, если испортил аппетит, но мне нужно побыть одному.

– Понимаю, – сказал Иноземцев. – Чемодан оставьте здесь. Позвоните мне, когда надумаете вернуться, если нас уже здесь не будет.

Я вышел из кабинки со смешанным чувством злорадства и досады. Радовался, что высказал Иноземцеву многое из того, что рвалось с языка, и был недоволен, поскольку понимал, что по-настоящему достать психиатра не удалось.

Звонить в ближайшие часов двенадцать я не собирался, пусть подергается. Впрочем, у меня были подозрения, что дергаться он как раз таки не будет.

На улице шел густой снег, блестевший в лучах рекламы, автомобильных фар, витрин и фонарей. Холод слегка уменьшился, как это обычно бывает при снегопаде. Несмотря на снег и поздний час, прохожие, ссутулившись, так и сновали по тротуарам и пешеходным переходам. Потоки машин запрудили улицу.

Я натянул шапку пониже, накинул капюшон и быстро зашагал в сторону подземного перехода на Театральной. Сам не знаю, почему именно туда, и что собирался делать дальше. Деньги у меня были, я мог снять дешевый номер в какой-нибудь гостинице и переночевать.

Мысль о ночевке в гостинице в родном городе, в нескольких километрах от дома родителей, показалась мне странной и немного забавной. Точно я был вне закона, как какой-нибудь преступник…

Перебежав через дорогу, освещенную желтоватым светом фонарей, я подумал, что Иноземцев наверняка как-то отслеживает меня – уж слишком легко он согласился отпустить меня ночью. А ведь где-то на воле гуляет Хорджахас и, скорее всего, выживший каким-то чудом Феникс Рейн.

С моей же стороны уходить куда глаза глядят в такое время только из-за того, что меня взбесил Иноземцев, значило поступать как полный инфантильный дебил. Иноземцев прав: до тех пор, пока я не стану повелителем своих эмоций, я не имею права знать все тайны Фонда. В нашей войне ставки слишком высоки, чтобы полностью полагаться на экзальтированного ребенка…

Я оглянулся несколько раз – вроде бы «хвоста» не наблюдалось. Хотя какой из меня Джеймс Бонд? Опытный агент может наступать мне на пятки и дышать в затылок, я ничего и не замечу.

Холод остудил мою горячую голову, разогретую вином, раздражением и последствиями сильного стресса. Я уже начал подумывать о возвращении, когда внезапно осознал, что прохожу мимо знакомой кофейни «Версаль». Мы здесь часто сидели с однокурсниками. И с Дашей…

Вдруг мне померещился ее голос – тихий и неуверенный:

– Кирюша?

Я подпрыгнул не хуже баскетболиста. Обернулся.

Нет, мне ничего не примерещилось, как ни странно. Позади меня действительно стояла Даша Комиссарова, моя девушка.

Глава 3

Она была в темно-синем пальто, шею окутывал белый шарф, из-под белой беретки струились каштановые волосы. Лицо раскраснелось – видимо, она только что вышла из помещения.

Я уставился на нее с раскрытым ртом. Дар речь меня покинул второй раз за день. Даша тоже молчала целую минуту, широко открыв глаза и придерживая рукой сумочку на плече.

Наконец, она сказала до боли знакомым требовательным тоном:

– Ратников, ты что здесь делаешь? Ты же должен быть в Лондонской Школе журналистики! Только не говори, что у вас каникулы, я смотрела в интернете: нет сейчас у вас никаких каникул! И что выгнали, не говори!

Продолжение в комментариях

Эта история — часть цикла повествований. Чтобы оценить все сюжетные повороты, рекомендуем начинать чтение с первой части http://pikabu.ru/story/vladyika_smerti_kukla_4346062

Вторая часть http://pikabu.ru/story/vladyiki_smerti_2_yestafeta_4348286

Глава 1

Они существуют на самом деле – все эти монстры, восставшие из могилы трупы и еще более чудовищные создания, у которых и названия-то нет. Они скрываются в темных подвалах, болотах, лесах, а иногда совсем рядом, по соседству под видом обычных людей, где творят немыслимые вещи… Мало на свете людей, кто знает об их существовании, потому что большинство вскоре умирает жуткой смертью, а меньшинство – если их можно назвать людьми – сами управляют всей этой нежитью. Есть и такие, кто, как мы с Дмитрием Гором, когда-то оказался втянутым в страшные события, которые открыли нам кошмарную сторону жизни.

Эти невеселые мысли кружились в моей голове, как мертвые холодные снежинки, пока я смотрел из окна старенькой «бэхи» Гора на проплывающий мимо пейзаж. Собственно, смотреть было особо не на что: вот уже много часов мы ехали по узкой неровной дороге, зажатой между двух бесконечных стен деревьев. Пихты, сосны и ели тянулись без конца и края, и в душе зарождался страх, что тайга никогда не кончится, что мы навеки застряли в этом зеленом зловещем мире, в котором нет ничего, кроме деревьев и разбитой дороги.

Я покосился на Гора. Он пялился на дорогу, чуть прищурив черные глаза, правая рука покоилась на рычаге переключения передач, левая слегка поворачивала руль то вправо, то влево. Мотор однообразно и усыпляюще гудел. Радио уже несколько сот километров ничего не ловило, кроме белого шума, а музыкальных записей у Гора никаких не нашлось. Я умирал со скуки.

Небо приобрело характерный предвечерний фиолетовый оттенок. Ветер, с ревом задувающий в приоткрытое окно, стал почти холодным.

Лето подходило к концу, и в этих таежных краях приближение осени чувствовалось как нигде явственно. Лето выдалось богатым на события: я столкнулся с монстром Полосатое лицо, погибло много людей. Нам с Гором удалось плавно свалить с места гибели Дианы и даже не попасть в поле зрения полиции. Перед смертью она кричала, вопль до сих пор звенит у меня в ушах, но на улице ее никто не услышал, – или сделал вид, что не услышал. Нынешнее равнодушие людей просто поражает, хоть и в данном случае это вышло нам на руку. Мало ли какая-то баба заорала?

Монстра Полосатое лицо натравил на меня старый знакомый Кукловод, которого мы вместе с Гором когда-то едва не прикончили, и с тех пор он жаждет с нами расквитаться. Если бы не подвела Катя со свойственными женщинам непостоянством и эмоциональностью, та самая Катя, которой Кукловод поручил меня уничтожить с помощью Полосатого лица, я бы уже кормил червей.

После всех этих злоключений я принял тяжелое решение: мне нужно исчезнуть из жизни родителей, девушки и всех близких, чтобы не подвергать их риску попасть под руку Кукловоду, который, судя по всему, не намерен останавливаться. Мне нужно бросить журфак, перечеркнуть всю жизнь – просто исчезнуть, отправившись с Гором на охоту за Кукловодом. Мне нужно нанести удар первым.

Но просто уйти от моих мнительных родителей, не сказав им ни слова, равносильно убийству. Они умрут от переживаний, а если не умрут, то поднимут на уши весь мир. Я был не в восторге при мысли о шуме, всемирных поисках пропавшего без вести единственного сыночка и моей фотографии во всех социальных сетях с подписью «Кирилл Ратников. Ушел из дома и не вернулся». Вряд ли при таких обстоятельствах я смог бы заниматься поиском Кукловода. Меня спасла бы разве что пластическая операция. Но это, понятное дело, не вариант.

Выход из сложившейся непростой ситуации нашел Дмитрий Гор. Он позвонил приятелю по прозвищу Кривой, который был отличным программистом и хакером старой закалки. Кривой ухитрился взломать сервер Лондонской школы журналистики и отправить мне приглашение на специальные трехмесячные курсы. Я якобы выиграл конкурс, организованный в интернете. Когда родители увидели красивый бланк от London School of Journalism для Kiril Ratnikoff, мама прослезилась, а отец похлопал меня по плечу и сказал, что мной гордится. Я не мог поднять глаз со стыда, но внутренне ликовал – афера с обучением в Лондоне решала много проблем. Пусть уж лучше родители радуются моим успехам, даже если это ложь, чем рыдают из-за моего исчезновения, особенно если это правда.

Быстро и грациозно Гор решил также крохотную побочную проблему, связанную с моим родным журфаком, с которым надо было согласовать мое отсутствие, поскольку начинались занятия. Он просто зашел к нашему декану, а выйдя, сказал мне, что все схвачено. Я спросил, что он сделал.

– Дал ему бабки, чтоб не возмущался.

– Ты ему взятку дал? – ужаснулся я.

– И немаленькую, – Гор кивнул с невозмутимым видом. – Он прикроет тебя на всякий случай. И справку тебе выписал, смотри!

Некоторое время спустя, переварив случившееся, я поинтересовался у Гора, откуда у него бабки. И вообще, на что он живет? Вопрос был некорректный, но меня распирало любопытство. Гор не ушел от ответа:

– Есть специальный Фонд. Я беру оттуда деньги, когда мне нужно. Его создали другие люди, тоже заинтересованные в уничтожении Кукловодов и всех их уродцев.

– Что за люди?

– Когда-нибудь с ними познакомишься. Но в целом они предпочитают сохранять инкогнито. И я с ними согласен.

Я отстал с вопросами.

В тот же день я встретил Дашу Комиссарову, которая последнее время числилась моей девушкой чисто фиктивно. Я не удивился бы, если б узнал, что у нее другой парень. И не удивился бы, если б она при всех отхлестала меня по щекам за то, что не звоню уже месяц. Тем не менее она меня удивила, да еще как!

– Уезжаешь в Лондон на три месяца? – переспросила она, выслушав мое вранье. Парни, проходившие мимо, оглядывались на нее. Она откинула шикарную каштановую шевелюру. – Молодец, ты же говоришь на английском свободно. Может, начнешь международную карьеру…

Она слегка отвернулась и закусила нижнюю губу. В глазах у нее стояли слезы, готовые пролиться обильным дождем; я изумленно заморгал.

– Ты чего, Даша…

– Бросаешь меня, – ровным голосом сказала Даша. Впрочем, в конце фразы голос у нее дрогнул. – И такой спокойный, будто так и надо.

– Даша, я…

– Я понимаю, у тебя в последнее время проблемы всякие, поэтому не лезла. Ты не звонил, из дома не выходил, встречаться не хотел… Хоть бы сказал, что я сделала не так…

– Да ты не при чем, – проблеял я. – Я думал, что наши отношения… в общем, на спад пошли. Ты же такая…

– Какая? – мгновенно ощетинилась Даша.

– Эффектная, красивая, – пробормотал я, втягивая голову в плечи. – Парни на тебя заглядываются…

Даша фыркнула. Я расслабился – вот это уже знакомое поведение, не то, что слезы. Экстремалка Даша никогда не плакала на моей памяти, она не поморщилась, даже когда вдребезги разбила колено на соревнованиях по скейтбордингу.

– В который раз убеждаюсь, что мужики – непроходимые тупицы, – заявила она. – Неужели ты думаешь, что я с тобой общалась бы, если б не хотела? Да, парни на меня вешаются, как макаки на лиану! А мне нужен ты, Ратников. Неужели даже… – она мило покраснела, отвела взгляд, но снова посмотрела мне в глаза. – То, что мы делали у меня дома… тебя не убедило?

В эти минуты мне было паршиво как никогда. Я и не подозревал, насколько важны наши отношения для Даши. Внезапно до меня дошло в полной мере, что я теряю из-за моего решения идти за Гором.

– Я вернусь, – сказал я. – Даша, поверь. Я обязательно вернусь.

Сам себе не верил. Но больше сказать было-то и нечего.

– Угу, – произнесла Даша, не разжимая губ.

Потом мы долго стояли впритык друг к другу, но глядя в разные стороны. Молчали, но меня не покидало чувство, что молчим мы вместе. Слова нам были не нужны. Прохожие обходили нас, косясь и покачивая головами. Мне было плевать.

Наконец, Даша сказала тихо:

– Буду ждать, Кирилл, когда ты вернешься…

Быстро поцеловала в губы и ушла, не оглядываясь. Я смотрел ей вслед, пока ее тонкая фигурка не затерялась в массе прохожих, и во мне зрела уверенность, что она чувствует – с помощью какой-то немыслимой женской интуиции – чувствует и знает об истинном положении дел. Об опасности, грозящей мне, и о том, что я могу не вернуться никогда, потому что буду мертв.

Глава 2

И вот я свободен, как никто и никогда в нашей стране, кроме разве что бомжей. Ни кола, ни двора. Ни учебы, ни работы, ни семьи, ни девушки. Ни обязательств, кроме одного: найти и уничтожить Кукловода.

Но таинственный Кукловод по имени – или прозвищу – Рейн не оставил следов. Катя, которая заключила с ним чудовищный контракт, была хуже, чем мертва – она превратилась в монстра, что ждет своего пробуждения в земле. Она уже не могла нам ничего рассказать, а других зацепок у нас не было. Тогда Гор предложил вместе продолжить одно дело, которое он начал полгода тому назад, – в те времена, когда я жил в пригороде у родителей, мучился от ночных кошмаров и надеялся, что наши с Кукловодом дороги никогда больше не пересекутся. Гор занимался изучением странных явлений в одном глухом таежном уголке. Там уже пропали как минимум одна экспедиция и множество жителей ближайшей деревни. Судя по невнятным рассказам очевидцев, в гиблом месте обитали зловещие сверхъестественные существа, оживали мертвецы и бродили призраки. Гор резонно предположил, что не обошлось без Кукловодов.

Когда он предложил мне смотаться к черту на кулички, в таежную глухомань в тысячах километрах от нашего города, я почему-то согласился сразу. Меня разбирало желание поскорее начать действовать, приступить к поискам, ухватиться хоть за крохотную возможность выйти на Рейна. Бездействие для меня было смерти подобно.

Правда, в путь мы отправились далеко не сразу. Гор изрек избитую сентенцию о том, что хорошая подготовка – половина дела, сделал полную диагностику своей старушки-машины и закупил множество вещей, глядя на которые я осознал, что нам предстоит далеко не развлекательная прогулка. Во-первых, новоиспеченная группа исследователей аномальных зон приобрела спальный мешок (для меня, у Гора уже был), пара крепких берцев (тоже для меня), комплект батареек, противомоскитные сетки и репелленты. Во-вторых, поскольку было неизвестно, сколько нам выпадет жить робинзонами, мы купили соли, разных круп, макарон, консервов и, как ни странно, водку. Гор пояснил, что спиртное можно использовать и как антисептик, и как профилактическое средство против отравлений.

В багажнике у Гора уже имелись: палатка на двоих, мощный фонарик, набор металлической посуды, в том числе котелок и чайник, топор, ножовка и удочка. Еще у него была миниатюрная термоэлектрическая печь, которая «работала» на дровах и попутно могла вырабатывать электричество, достаточное для зарядки телефонов и прочих гаджетов. Имелись GPS-навигатор, хорошо укомплектованная аптечка и не менее хорошо спрятанное оружие.

И вот, однажды поутру мы выехали из города и с тех пор проделали огромный путь. Мимо проносились то мирные сельские пейзажи, то разные провинциальные городки. Ночевать останавливались пару раз в отвратительных дешевых гостиницах, но большей частью разбивали лагерь на природе. Отыскав укромное местечко – желательно в низине, чтобы ветер не продувал кости, – ставили палатку, разжигали маленькую печку и готовили нехитрый ужин. Через несколько дней такой жизни я мечтал лишь о двух вещах: горячей ванне и мягкой постели.

Откровенно говоря, длительное путешествие в обществе молчаливого Гора, мирные пейзажи и ночевки в палатке повлияли на мою психику лучше любого лекарства. Я чувствовал, как во мне разливается благословенный покой. Конечно, я ничего не забыл и ждал, что скоро эта идиллия закончится, однако чудесное ощущение мира и покоя от этого не тускнело.

Когда равнинную местность с березовыми рощами и осинниками по сторонам от дороги сменили ели, кедры и пихты, теснившиеся всё плотнее и плотнее, у нас появилась возможность прятать лагерь среди деревьев и не привлекать лишнего внимания. Тогда, прохладными вечерами, когда сумеречный воздух наполнял комариный звон, мы обмазывались репеллентами, и Гор принимался обучать меня разным полезным вещам. Он заставлял меня отжиматься на пальцах и вонзать пальцы в сырую глину, учил стрелять из пистолета и многозарядного ружья МР-135 специальной намагниченной дробью из стали; эта дробь должна вырубать марионеток. Еще он проводил уроки рукопашного боя, основанного на самых подлых приемах, какие я только видел.

Мы проводили вместе с Дмитрием Гором уйму времени, и я волей неволей узнавал его с новой стороны. Как-то раз я застал его сидящим в палатке и разглядывающим стопку фотографий. Фотки были старенькие, я давно такие не встречал; сейчас все хранят фото на компах или смартфонах с планшетами. Гор то ли не заметил моего приближения, то ли просто не соизволил отреагировать. Я разглядел на фото улыбающихся девочку лет восьми-девяти и мальчишку года на два постарше. Мальчик был черноволосым и черноглазым, и не требовалось большого ума, чтобы сразу узнать самого Гора. Девочка была немного светлее, но сходство было налицо.

– Сестренка? – спросил я.

Гор вздрогнул и обернулся. Лицо у него имело странное выражение; не знай я его, решил бы, что он намерен зарыдать. Я растерялся.

– Кристина, – хрипло сказал Гор. Нижняя губа у него еще дергалась, но он уже справился с собой. – Сестренка. Погибла десять лет назад. Химера.

Я потоптался, потом присел рядом и взял у Гора фотографии.

– Кажется, ты говорил год назад… Химера – это разновидность нежити.

Гор кивнул.

– Я тогда впервые столкнулся с нежитью. Кристина погибла очень скверной смертью… До сих пор не могу забыть. После этого я загремел в психушку, пробыл там целый год.

Помолчали. Мне хотелось узнать, как именно погибла Кристина и что из себя представляет Химера, но спросить не рискнул. Гор встрепенулся и показал другую фотку – поновее. На ней была запечатлена целая группа людей в походной одежде, расположившихся на природе.

– Группа Дубина. Они отправились в экспедицию в нашу аномальную зону в позапрошлом году. Пропали без вести в полном составе. Поиски ни к чему не привели, да их и не искали как следует. Распечатал из интернета, – пояснил Гор.

– Распечатал? – поразился я. – А на телефон закачать нельзя было?

Хмыкнув, Гор достал из кармана свою древнюю «Нокию».

– На ней хоть блю-туз есть? – не удержался я от ехидства.

– Есть кое-что покруче. Инфракрасный порт! – в тон мне парировал Гор. – А если серьезно, я регулярно меняю сотки, чтобы нельзя было вычислить. Цифровой вариант фото есть на моем лэптопе, но бумажный вариант – он надежнее.

Я поглядел на фото. На переднем плане сидел крепко сбитый бородатый мужик в очках, рядом с ним притулилась худенькая женщина с птичьим личиком.

– Это Михаил Дубин, биолог. А это его жена – Маргарита Сосновская. Вот этот носатый – Максим Базаров. Дальше…

– Я всё равно не запомню, – перебил я. – Показывай дальше.

Третья фотография изображала другую группу людей: я узнал самого Гора, уже взрослого; еще там был пожилой мужчина с благообразной профессорской внешностью; прикрывший лицо рукой парень и стройная девушка, что стояла боком и, вероятно, попала в объектив случайно. У нее были короткие темные волосы, закрывавшие лицо, кроме тонкого длинного носа, узкая талия гимнастки и весьма аппетитная попка.

– Кто это?

– Друзья, – коротко пояснил Гор. – Это Артур в очках и с бородкой. Вот это Кривой – прикрыл лицо, шифруется как обычно. Старая хакерская привычка. А это Винни.

– Что за Винни?

– Познакомлю вас как-нибудь, – улыбнулся Гор. – Очень интересная личность. Может быть, станешь ее Пятачком.

После последнего комментария у меня пропало желание выяснять подробности, к тому же Гор сложил фото в сумку с решительным видом человека, не желающего больше распространяться на эту тему.

В ту ночь, лежа в спальном мешке и слушая уханье филина где-то вдали, я думал, что, если бы Гор не столкнулся с Химерой в таком юном возрасте, из него вырос бы обычный парень. Может, даже ботан вроде меня. Но всё случилось так, как случилось, и Гор стал сильнее. Это давало мне надежду, что я также могу стать сильнее. Вот только, наблюдая за Гором, я совсем не был уверен, что сила, полученная таким способом, сделает меня счастливее.

Глава 3

Сгущались сумерки, когда мы приехали в деревню Осиновка – настоящий медвежий угол. Она открылась как-то неожиданно: слева от дороги между деревьями появились изгороди, сделанные из целых веток, за ними пестрели грядками огороды. На расчищенных от деревьев пространствах высились бревенчатые дома. Мне подумалось, что здесь можно снимать историческое кино, совершенно не расходуясь на декорации, нужно лишь стереть в кадре спутниковые антенны и провода.

Мы проехали через хлипкий мост. Под мостом бежал ручей, в котором плавали гуси и утки. Мощно пахнуло свинарником. За мостом взору открылось нечто вроде площади, на которой игрались дети, и одноэтажное строение с вызывающей вывеской «Супермаркет».

– Пошли, сходим в «Супермаркет» и узнаем, что к чему, – предложил Гор, глуша мотор.

– Главное, не увлечься шопингом, – пробурчал я.

После многочасовой поездки тело одеревенело, задница превратилась в нечто плоское и страдающее. Поясницу ломило.

В «Супермаркете» обнаружился всего один «бутик», в котором справа продавались продукты питания, слева – дешевые шмотки, преимущественно детские и женские. Вместе с нами в магазин завалились все детки, что играли на площади: видимо, чужаки к ним захаживали нечасто. За прилавком сидел мужчина неопределенного возраста, лысоватый, с бледным и рыхлым лицом. На нем была выцветшая байковая рубашка в клетку и видавшие виды камуфляжные штаны. Он уставился на нас бледными глазками, не здороваясь.

– Добрый день, – сказал Гор спокойно. – Мы хотели бы…

Он не договорил, потому что продавец вдруг учудил кое-что абсолютно негостеприимное. Он схватил палку с железным крючком, которым продавцы снимают с верхотуры шмотки на «плечиках», и замахнулся на нас. Я отскочил, вытаращив глаза от удивления и неожиданности, дети загалдели, словно болельщики на футбольном матче. Гор перехватил палку и вырвал. Продавец, однако, атаку не продолжил. Забился в угол, замахал на нас руками.

– Кыш-кыш! – залопотал он, причем я явственно разглядел ниточку слюны, свесившуюся с его нижней губы.

Детишки заулюлюкали, кто-то толкнул меня сзади.

На шум из внутреннего помещения выскочил здоровенный, как йети, мужик, такой же волосатый и красномордый.

– Успокойся, Васян, ты чего расшумелся? А вы, – он обратился к детям, – пошли вон отсюда!

Детей как ветром сдуло. Спустя минуту инцидент был исчерпан. Оказалось, продавец, который представился как дядя Гриша, вышел ненадолго, оставив вместо себя скорбного умом племянника. Обычно Вася ведет себя тихо и скромно, но вид чужих людей его пугает. Увидев, что дядя Гриша спокойно и доброжелательно разговаривает со страшными пришельцами, Вася успокоился и перестал обращать на нас внимание.

Мы для приличия купили пару булок хлеба и батон копченой колбасы. Затем Гор сразу задал волнующий нас вопрос об аномальной зоне.

– Эх, ребятки! – вздохнул дядя Гриша. – Что ж вас тянет вечно в это гиблое место? Уж столько людей пропало ни за что, ни про что… Я так понимаю, вы туристы-любители? Решили аномальщиной заняться?

Гор поддакнул, вроде бы смутившись. Дядя Гриша снова вздохнул.

– Будь мы американцами какими, давно устроили бы туристические экскурсии… за лавэ, естественно… То бишь, за мани, по-ихнему. Да вот только место – оно и впрямь гиблое. Люди не возвращаются. А кто возвращается, тот…

Он кивнул на Васю, который самозабвенно ковырял в носу.

– Он сошел с ума в аномальной зоне? – уточнил я. Меня совсем не удивляло то, что человек свихнулся после знакомства с творениями Кукловодов. Больше удивления вызывал тот факт, что я сам до сих пор адекватен.

– Лет пятнадцать назад это было, – сказал дядя Гриша. – Понесла его нелегкая в лес, за Маришкин овраг. Вернулся через неделю – худой, весь в струпьях. Трясется весь, лопочет ахинею всякую… С тех пор ничего внятного так и не произнес. И врачи его смотрели, и поп, и даже наша баба Люся, знахарка… А ведь раньше мужик был – ни черта, ни бога не боялся!.. Что-то там есть, за оврагом, что-то такое, чего лучше и не знать.

Мы с Гором переглянулись. Нам не повезло: мы знали – примерно.

– Короче говоря, – подытожил дядя Гриша, – не советую вам ерундой заниматься. Возвращайтесь в ваши города, сидите в интернетах, читайте лучше страшные байки, если уж так приспичило. А сами не лезьте. Кстати, вы где ночевать собираетесь?

– У нас есть палатка, – сообщил Гор.

– Да ну вас, с палаткой! – хохотнул дядя Гриша. – Пошли ко мне домой! У меня жена за товаром укатила, только завтра к вечеру приедет. В других деревнях передвижные магазины, а у нас настоящий! Какую-никакую прибыль приносит. Дети все учатся. В Ленинграде. То бишь в Санкт-Петербурге, – с гордостью добавил он. – Скучно с этим немычачим сидеть, прости меня Господи. Поужинаем, тяпнем для настроения… А я баньку затоплю, а?

При слове «банька» я встрепенулся. Все мое тело зудело от немытости уже несколько дней, причиняя много страданий.

Таким образом, вечер мы провели весьма приятно. Дядя Гриша жил в просторном деревянном доме с мансардой. Внутри было чисто и уютно. Рядом, во дворе, стояла баня и дровяной склад. Дядя Гриша, поражая нас своим гостеприимством, быстро накрыл стол, нарезал огурчиков и маринованных грибов, подогрел и разлил суп. Потом с лукавой улыбкой поставил на стол гигантскую бутыль с самогоном.

Прежде пить самогон мне не доводилось. Дядя Гриша расхваливал его на все лады: будто бы он «чистый как слеза» и «после него похмелья не будет, хоть ведро выпей». Ведро выпивать я бы не рискнул, но и совсем отказываться не стал. Жизнь Робинзона утомляла, и хотелось как следует расслабиться. Дядя Гриша налил по полному стакану и сказал, что пить больше до баньки не надо.

Позже мы парились в тесной, но жутко жаркой бане, хлестались вениками с сильным еловым ароматом. Еще позже сидели на кухне, пили самогон, ели и слушали истории из жизни дяди Гриши. Васька давно закемарил на лавке, а мы все сидели и сидели, пока у меня не начали слипаться глаза. Как добрался до постели, я не помнил. Дрых без задних ног.

Проснувшись поутру, я не сразу сообразил, где нахожусь. Гор уже проснулся и умывался холодной водой во дворе. Голова у меня слегка кружилась, но похмелья пока что действительно не было. Я очень надеялся, что и не будет. Дядя Гриша тоже встал раньше меня и хозяйничал на кухне, свежий и бодрый.

Он больше не уговаривал нас не лезть в гиблое место. Вероятно, решил, что бесполезно. Он предложил оставить машину у него во дворе, поскольку дальше дороги нет, идти надо по лесу. Меня кольнула мысль, что дядя Гриша делает это не без задней мысли: если мы пропадем без вести, машина и все ее содержимое достанутся ему. Но глядя на его добродушное красное лицо, я с негодованием отринул эту недостойную мысль. Если мы исчезнем, машина доставит ему больше проблем, чем выгоды.

Гор вытащил из багажника полтонны необходимых вещей и вместе со мной распихал в два огромных рюкзака. Когда дядя Гриша отлучился куда-то, он вынул тсантсу, лампу Кривого и струны Эхе бурхан. Я впервые увидел, как специальным образом засушенные головы неведомых аборигенов с далеких островов с зашитыми веками и ртами морщатся, шевелятся и подскакивают. Их корчи вызывали тошноту. Лампа Кривого мигала, струны шамана Этигела гудели, стреляясь синеватыми искрами. Все детекторы Дмитрия Гора буквально кричали о том, что нежить поблизости.

Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, мы двинулись в глубину тайги, а дядя Гриша еще долго смотрел нам вслед. Возможно, на меня подействовало его гостеприимство, в особенности отличная банька, но мне почудилось, что он искренне сожалеет о том, что мы не отказались от своей идеи исследовать гиблое место. Честно признаться, я и сам сожалел. Однако понимал, что обратного пути у нас нет.

Глава 4

Идти по тайге, несмотря на почти полное отсутствие подлеска, было делом нелегким. Ноги проваливались в толстый слой полусгнивших веток и хвои, из-за чего создавалось ощущение, точно идешь по колючему толстому ковру, который хватает тебя за ноги. Усталость от такой ходьбы была нешуточная. Гор сверялся с GPS-навигатором каждые сто с лишним метров. Тайга здесь почти полностью состояла из хвойных пород деревьев. То и дело цокали и шмыгали туда-сюда серые белки, иногда на вершинах деревьев с шумом и карканьем взлетали вездесущие вороны.

Мы шли без остановки до самого обеда. К тому времени рюкзак потяжелел килограммов на двадцать, ноги одеревенели, плечи ныли от лямок, а спина болела со страшной силой. Я терпел, ожидая, когда Гор наконец устроит привал.

Когда впереди показался небольшой овраг – наверное, тот самый Маришкин овраг, – я валился с ног. Собирался уже, наплевав на гордость, окликнуть Гора и попросить остановиться, но Дмитрий внезапно замер и скинул рюкзак на землю. Чуть ли не со стоном я сделал то же самое.

Мы пообедали хлебом и колбасой, попили горячего чая из термоса. После отдыха я словно заново родился. Но, едва взвалил рюкзак на спину, усталость навалилась с удвоенной силой. Гор, насколько я заметил, тоже сбавил шаг. Мы осторожно пересекли овраг.

И тут случилось нечто странное. Я не сразу понял, что именно. Потом, когда Гор остановился и принялся озираться, до меня дошло, что наступила неестественная тишина. Цоканье белок, карканье ворон и прочие звуки внезапно сменились мертвой тишиной. Ее нарушали лишь наши шаги.

Гор достал ружье. Я напрягся и посмотрел в том же направлении, что и Гор.

– Кирилл, – шепотом сказал Гор, – когда я смотрю в одну сторону, ты должен контролировать другую. Мы должны прикрывать друг друга.

Из деликатности он не стал напоминать, что уже объяснял мне эту простую истину, которая вылетела из моей дырявой головы. Я сразу отвернулся, чтобы «прикрыть» Гора.

И увидел сквозь еловые ветви бледную фигуру.

У меня вспотели ладони, и захолонуло сердце.

– Гор! – прошипел я, не отрывая взгляда от фигуры.

Дмитрий обернулся и приподнял ствол. Я вынул пистолет, который мне доверили на время путешествия по тайге. Ощущать надежную тяжесть в руке было приятно, здорово успокаивало. Мы медленно направились к фигуре.

Уже через несколько шагов поняли, что это повешенный человек в белом. Точнее, женщина. Она висела на толстой горизонтальной ветке кедра, длинное грязно-серое платье свисало ниже ног, так что ступней не было видно, длинные черные волосы скрывали лицо.

Мы обошли могучее дерево. Под ногами похрустывали веточки и остатки орехов. Этот тихий хруст в окружающей нас тишине звучал как пушечные выстрелы.

Держа в одной руке ружье, Гор достал свободной рукой струны – они едва слышно звенели. Но детекторы в этих краях сходили с ума постоянно, поэтому пользы от них было чуть больше, чем ничего.

Мне не то, чтобы было страшно, меня захлестнула болезненное любопытство. Отчего-то ужасно захотелось поглядеть в лицо повешенной. Однако сделать это было непросто: спутанные волосы заслоняли лицо непроницаемой завесой, в них застряли веточки, листья и другой лесной сор. Судя по всему, тело провисело не один день; кисти рук, к примеру, высохли и пожелтели.

Я приблизился к повешенной, глядя на нее снизу вверх.

– Отойди! – крикнул Гор внезапно.

Поздно. Повешенная дернулась; я подумал в первое мгновение, что веревка, держащая ее, оборвалась. Платье задралось, и оттуда, где должны быть ноги, на меня вылетели, словно две змеи, человеческие руки. Они вцепились в отвороты куртки. Нежить уже тянула ко мне и свою верхнюю пару рук. Волосы откинулись, и я увидел то, что хотел – лицо повешенной. Вид был мерзким: вместо глаз – черные дыры, возможно, выклеванные воронами, вместо рта – гнилой провал с мелкими желтыми зубами. Нос провалился.

Я отбивался из всех сил. Рот у меня открылся, но крик застрял в глотке. От ужаса и омерзения сперло дыхание.

Продолжение в комментариях