Ф.Бегбедер, из сборника "Рассказы под экстази"
Предупреждение: некоторые отрывки в этом тексте могут уязвить нежные чувства самых романтичных наших читателей.
Когда я вновь вспоминаю эту историю, мне кажется, что я вот-вот заплачу. И всё же мне следует её рассказать: возможно, найдутся люди, для которых мой пример будет полезным. Так, во всяком случае, я буду думать, что уничтожил самую прекрасную историю любви всей моей жизни не напрасно.
Всё началось с шутки. Я помню всё чётко, словно это случилось вчера. Я спросил у неё, что она готова сделать, чтобы доказать свою любовь. Она ответила, что сделает всё, что угодно. Тогда я улыбнулся, и она тоже. Безумцы.
Очевидно, тут-то всё и началось. Раньше мы без конца занимались любовью, даже не задумываясь о других вещах. Как доказательства нашей любви, этого было вполне достаточно. Как выпить стакан воды, только вкуснее и с неизменным чувством жажды. Достаточно было одного лишь её взгляда, и я чувствовал, как оживает мой член. Она приоткрывала губы; я вливался в неё своими; её язычок ласкал мои дёсны; у него был вкус клубничной жвачки; я запускал пальцы в её душистые волосы; она забиралась рукой мне под рубашку, чтобы погладить мою кожу; мы дышали всё быстрее; я расстёгивал её чёрный кружевной лиф, чтобы освободить её сиськи; у них был вкус сливочной карамели; её тело походило на кондитерскую; на магазин самообслуживания, где я любил проводить свободное время, зависать, не зная, что выбрать: её намокшие трусики или груди (2 в 1); дальше – больше; приливы и отливы; кончая, я кричал её имя; она – моё.
Точка с запятой – весьма эротичная штука.
Мы любили друг друга. Всё изменилось лишь тогда, когда мы решили, что любовь нуждается в доказательствах. Как будто просто заниматься ею было уже недостаточно.
Поначалу это была ерунда. Она просила меня на минуту задержать дыхание. Если мне это удавалось, значит, я её любил. Это было легко. После такого она обычно оставляла меня в покое на несколько дней. Но тут наступал мой черёд.
«Если ты меня любишь, держи свой палец над свечой, пока я тебе не скажу его убрать.»
Ясное дело, она меня любила. Забавно было потом сводить ожог с её указательного пальца. Правда, мы ещё не знали тогда, что сами уже попали в адский переплёт.
Ну а дальше понеслось, по очереди. Чтобы доказать ей свою любовь, я должен был:
- полизать ночной горшок;
- выпить её мочу;
- прочитать роман Клер Шазаль;
- показать яички в ходе делового обеда;
- дать ей сто тысяч франков, не имея права к ней прикоснуться;
- получить от неё пару пощёчин на глазах у всего кафе «Марли» и не проронить при этом ни слова;
- простоять запертым в кладовке в течение десяти часов;
- нацепить на соски прищепки-«крокодильчики»;
- переодеться женщиной и накрывать на стол для её подружек.
Со своей же стороны, чтобы проверить её любовь, я заставил её:
- съесть на улице собачье дерьмо;
- ходить три дня с затычкой в заду, без права пойти в туалет;
- посмотреть до конца последний фильм Лелуша;
- проколоть себе клитор без анестезии;
- пойти со мной на вечеринку и молчаливо наблюдать за тем, как я лапаю всех её подруг;
- отдаться тому псу, чьё дерьмо она ела;
- весь день стоять привязанной к светофору в одном нижнем белье;
- переодеться собакой на собственном Дне рождения и встречать лаем гостей;
- пойти со мной в ресторан «Режин» на поводке.
Было ясно: война потихоньку разгоралась. Но это были ещё цветочки. Потому как потом, по некоему взаимному согласию мы решили вовлечь в наши игрища других людей.
Как-то вечером я привел её к друзьям-садистам, предварительно завязав ей глаза и нацепив наручники. Перед тем, как позвонить в дверь, я напомнил ей правила игры:
«Если ты попросишь остановиться, это будет означать, что ты меня больше не любишь.»
Но она знала правила не хуже меня.
Трое моих приятелей начали с того, что разрезали ножницами её одежду. Один из них держал ей руки за спиной, а двое других кромсали её платье, лифчик и трусики. Она дрожала от страха, чувствуя холодный металл на своей коже. Когда она осталась без одежды, они принялись ласкать её везде: грудь, живот, зад, киску, бёдра, затем они проникли в неё сперва пальцами, затем членами, по очереди и вместе (один оккупировал рот, второй – вагину, а третий – задик: всё это у них вышло весьма слаженно). Ну а после того, как они хорошенько позабавились, пришёл черёд вещей куда более серьёзных.
Её руки привязали над головой к кольцу в стене. Ей сняли повязку, чтобы она могла видеть кнут, хлыст и хвостатую плеть, затем её ноги были привязаны к стене каким-то шнуром, а на глаза снова нацепили повязку. Мы хлестали её вчетвером минут двадцать. В конце сего упражнения сложно было определить, кто устал больше: надрывавшаяся от криков боли и стенаний жертва, или же палачи, вымотанные этой поркой. Но она продержалась, а, следовательно, любила меня.
Чтобы это отпраздновать, мы поставили ей клеймо на правой ягодице.
Затем наступил мой черёд. Поскольку я её любил, я должен был стойко снести всё, что она предложит. Долг платежом красен. Она пригласила меня на ужин со своим «бывшим» - типом, которого я прямо-таки терпеть не мог. После еды она обратилась к нему:
«Любовь моя, я тебя не забыла.»
И, кивнув на меня, продолжила:
«Это ничтожество никогда не сможет заменить мне того, что мы пережили. Впрочем, он настолько жалок, что будет смотреть, как мы занимаемся любовью, и даже не шелохнётся.
И я всё сидел на своём месте, пока она садилась верхом на моего злейшего врага. Она поцеловала его взасос, поглаживая ему член. Он с удивлением посмотрел на меня. Но, так как я не реагировал, он в итоге поддался и вскоре насадил её на свой инструмент. Никогда ещё я так не страдал. Мне хотелось умереть там же, на месте. Но я продолжал говорить себе, что эти муки есть не что иное, как доказательство моей любви. Когда они кончили одновременно, она обернулась ко мне в изнеможении, истекая потом, и попросила меня уйти, так как им хотелось продолжить, но уже наедине. И тут я разрыдался от ярости и отчаяния. Я умолял её:
«Сжалься, попроси меня лучше отрезать себе палец, но только не это!»
Она поймала меня на слове. Мой соперник лично отрезал мне первую фалангу левого мизинца. Это было просто кошмарно, но всё же не так ужасно, как оставлять их одних. К тому же лишиться возможности ковырять в ухе левым мизинцем – жертва не такая уж большая в сравнении с тем, что пришлось бы носить рога из-за этого ублюдка.
С тех пор наша любовь требовала всё новых и новых доказательств.
Я заставил её переспать с одним своим спидозным другом без презерватива (во время ночной оргии).
Она попросила меня отсосать у её папаши.
Я поставил её на панель на улице Фош: схваченная ментами, она была изнасилована целой бригадой патрульной службы и несколькими бомжами, а я и мизинцем не пошевелил (она же мне его отрезала). Она засунула распятие мне в анус на похоронах моей сестры, чей труп я должен был предварительно изнасиловать.
Я перетрахал всех её лучших подруг у неё на глазах.
Она заставила меня быть свидетелем на её свадьбе с сынком богатенького маклера.
Я запер её голой в погребе, полном крыс и пауков.
Ах, да, ну и самое отвратительное: она зашла в своих извращениях так далеко, что заставила меня пообедать тет-а-тет с Романой Боренже.
За какой-то год мы перепробовали всё. ВСЁ. И были уже не в состоянии придумать что-нибудь новенькое.
И вот однажды, когда настала моя очередь её проверять, я наконец-таки нашёл истинное доказательство нашей любви. Доказательство того, что она будет любить меня всегда.
Нет, я не убил её. Это было бы слишком просто. Я хотел, чтобы она страдала всем своим существом, доказывая нашу любовь, ежесекундно, до самой смерти.
Поэтому я её бросил.
И поэтому она меня никогда больше не видела.
С каждым днём мы всё сильнее страдаем друг без друга. Вот уже много лет мы плачем, не переставая. Но она знает, так же, как и я, что нам иначе нельзя.
Наше самое прекрасное доказательство любви заключается в том, чтобы никогда больше не видеться.
