Окруженная несколькими хозпостройками бетонная башня взмывает в аквамариновое небо 17-метровым бело-черным указующим перстом — маяк на горе был построен еще японцами и запущен то ли в 1912-м (именно эту дату считают официальной), то ли в 1918 году. С ним в начале XX века завершилось освещение южной части Татарского пролива, а сегодня он остается одним из немногих действующих обитаемых навигационных сооружений на берегах Сахалина и Курил. За вековую историю маяк пережил войну, расцвет невельского порта и его увядание, развал СССР, разрушительное землетрясение 2007 года и множество куда более мелких штормов и катаклизмов.

Вместе с бетонной башней свою вахту на одинокой горе уже 55 лет несет Владимир Иванович Комаров — самый известный и открытый смотритель маяка во всей Сахалинской области. Сегодня, 2 апреля, его работе на сахалинских маяках исполняется ровно 60 лет — на благо островных моряков он трудится с 1959 года. Сперва — 5 лет на мысе Кузнецова, потом еще 55 — в окрестностях Невельска.

Гостей — а летом на маяк часто заявляются чуть ли не целыми школьными классами — Владимир Иванович приветствует непременно в полной выкладке: форменном кителе и головном уборе. Для любопытствующих у него подготовлена целая лекция — о маяке, его истории и пережитых испытаниях, японском колодце, засыпанном битым кирпичом и спасенном советскими солдатами, солнечных часах, с которых время стерло циферблат и стрелку (не стало гномона, отбрасывающего тень, — прим. ред.).

К самому Владимиру Ивановичу, которому этой осенью исполнится 88, стихия оказалась куда благосклоннее. На пронизывающем приморском ветру и ярком весеннем солнце движения смотрителя, несмотря на возраст, отточены и точны, а лицо, словно у души маячника есть собственная многокиловаттная лампа, светится каким-то внутренним светом.

— Жизнь на маяке — это рай для меня. Нигде больше нет такого. Как я в город переберусь? Что там делать? Там ни курочек, ни овечек, ничего нет. А тут у меня и курочки, и овечки были, и лошадь. Тяжело бывает, конечно. Вот сейчас жена у меня после операции в городе, так что мы в разлуке. Живу, как Лыкова, отшельником, — распахивая тугую скрипучую дверь маленького домика, встречает смотритель: невысокий, чуть сгорбленный человек с темными глазами, практически всегда скрытыми в тени козырька фуражки, в простых брюках и неизменной тельняшке, аккуратный уголок которой показывается из-под спортивной толстовки.

На Сахалин Владимир Комаров приехал через несколько лет после Великой Отечественной. На фронт не попал по возрасту, вместе с другими белорусскими ребятами трудился на полях и, озорно прищурясь, добавляет смотритель, "партизанил". Повзрослев, прошел в Забайкалье учебку, стал радистом и отправился на мыс Крильон. После службы вернулся домой в Белоруссию, но долго там не задержался — снова отправился на остров. Первое время отвечал за электрорадиосвязь от мыса Крильон до села Шебунино, а потом заступил на приморскую вахту — предлагали пойти в радисты на судно, но не смог. "Укачивает сильно", — смущаясь, добавляет он.

С маяками Сахалина Владимир Иванович связан с 1959 года — тогда вместе с молодой женой взял под опеку "огненную башню" на мысе Кузнецова. "Бразды правления" там он принял от своего тестя. Через пять лет вахты попросил о переводе — ребенок подрастал, нужна была школа. Так и попал в 1964 году в Лопатино.

В ходе экскурсии маячник подходит к бетонному боку своего верного спутника, обветренной рукой похлопывает оббитую штормами штукатурку и с какой-то подкупающей гордостью бросает налетевшему с моря бризу:

— За все годы, что я здесь, этот маяк ни разу не гас.

Единственно исключение, подсказывает хроника, — роковое землетрясение 2007 года. Тогда маяк Лопатина погас, лампе просто не откуда было взять энергию в разрушенном подземными толчками районе. Но уже в первую ночь свет на башне, которая накренилась, но устояла, снова загорелся. Забытый властями, занятыми спасением невельчан, Владимир Иванович сам выкопал из-под завалов аварийный генератор, быстро подшаманил и запустил старый агрегат и вновь осветил море неизменным лучом прожектора.

"Главное, что маяк устоял — остальное восстановим", — мелькает в кадрах телевизионного эфира чуть сгорбленная фигурка несгибаемого смотрителя. Камера выхватывает "раненую" башню с облетевшей, словно от удара гигантского молота, штукатуркой, превращенный стихией в свалку стекла и дерева дом и самого Владимира Ивановича, с беспокойством в глазах летящего вверх по крутым кованым лестницам к фонарю. Цел? Цел. Ну слава богу.

Сегодня стараниями Владимира Ивановича маяк Лопатина — самый ухоженный и, пожалуй, посещаемый на Сахалине. Именно здесь в 2017 году зажгли огонь первых Военных спортивных игр, а в 2019 здесь побывали с факелом игры "Дети Азии".

— Владимиру Владимировичу (Путину), когда трансляция открытия была, прямо так кто-то и сказал: "Вот это лучший маяк в России", — с гордостью вспоминает Комаров, сидя у столика в центре единственной комнатки маленького домика смотрителя.

В печке урчит уютное пламя, а Владимир Иванович режет хлеб — без посиделок и угощения, уверен он, гости — не гости. Стены вокруг увешаны сувенирами, грамотами, фотографиями и даже детскими рисунками, а на единственном шкафчике среди хрусталя высятся вымпелы и миниатюрная копия первого маяка Владимира Комарова — башни, установленной на мысе Кузнецова. Ее на 85-летие смотрителю презентовало руководство гидрографической службы Тихоокеанского флота, в ведении которой находятся маяки Сахалина и Курил.

— Были у меня как-то тут французы. Все им показал, рассказал, пофотографировали. А потом сели, разговорились, и они признаются: "Полмира объездили, а такого человека, как русский маячник, нигде не встречали", — чуть погрустнев, вспоминает Владимир Комаров.

Этим летом на маяке он надеется устроить серьезный ремонт — несмотря на то, что внутри башенка с винтовыми лестницами выглядит, как новая, снаружи природа ее не щадит. То тут, то там из-под штукатурки проступает подъеденный солью бетон, мелькают ветвящиеся, словно щупальца тропической медузы, трещинки. На чужих не рассчитывает — за долгие годы привык не просить, а делать.

— Я уже думаю, что сдам маяк — тут надо работать, смотреть, ходить, а силы уже не те. У меня сын есть, ему и передам — он тут вахтами и так работает, да мне помогает. Чего чужую зарплату получать? Но все равно не брошу я это дело полностью — буду рассказывать, показывать, встречать ребятишек. Это достопримечательное место, его надо сохранить. Вообще, надо сохранять все, что только возможно. Я помню Великую Отечественную, насмотрелся на эти ужасы, как все уничтожали в Белоруссии, как бились за Минск… — блещет в темных глазах смотрителя беспокойство. В автоматику и современные технологии, признается Владимир Иванович, он верит слабо — на мысе Анива автономный маяк уже превратился в руины, а ничего надежнее мощного луча света, многозначительно приподнимает козырек, еще не придумали. Без смотрителя в таких делах, как ни крути, никуда не деться и в XXI веке.

В маленьком тамбуре домика смотрителя, зажатом между двумя скрипучими дверями, заливается лаем пес, пахнет дровами и уютом. А на улице, разрезая аквамариновое небо и свежий бриз, черно-белой громадиной высится маяк — пока затаившийся, но готовый с первыми звездами вспыхнуть с прежней силой.

Источник