начало - https://pikabu.ru/@p.ingvin

Фаня молча поднялась и взяла его под руку.

Они брели вдаль, словно дети, которые потерялись в бесконечности мироздания. Спутница прижималась все сильнее, шаги подстроились, ноги теперь двигались синхронно.

– Коля, за шашлыками говорили, что на Земле был рай, который кончился каким-то катаклизмом, и что человек – вирус. Как думаешь, что будет в будущем: возвращение в рай, или у планеты сработает иммунитет?

– Если человек – вирус, то одновременно и лекарство. Он сам себя уничтожает в количествах, которые не снятся антибиотикам.

– Значит – рай? Ну, если человечество все сделает правильно?

– Чтобы что-то правильно сделать, сначала нужно научиться правильно думать, и по правильным желаниям принимать правильные решения.

Ник поморщился: ну и формулировочка. Но Фаня мысль уловила и даже сделала вывод.

– Достаточно, чтоб все думали правильно, это и был бы рай.

– Скажу больше и короче: достаточно, чтоб все думали.

Оба снова замолкли.

Они шли по линии разграничения песка и травы. Во время сильного ветра сюда доходили волны, а сейчас сухой песок поскрипывал под ногами, озерная гладь поблескивала и подмигивала. Тишина пыталась дарить покой, которого жаждали души.

Ник взялся за вторую из волнующих тем, чтобы на время забыть о первой.

– Ничего странного вокруг не заметила?

– Для меня в этом мире все странно. Странно, что я еще не свихнулась.

– Я видел невидимку, – честно сказал Ник.

Фаня ничуть не удивилась.

– Луиза только что про такое рассказала. Но они не видели, а почувствовали. Луиза была за рулем. Ехали через поле. Вдруг – сильный удар, вопль, и тишина. Толик дернул ручник, машина встала. Огляделись – в свете фар пусто, по бокам тоже. Толик обошел машину, посветил телефоном, заглянул под днище. Ничего. Но не зря остановились – нашлись пропавшие шампуры. Просто валялись в поле.

– С мясом? – не удержался Ник.

Собаки мясо съедят сразу, а пришелец из другого мира…

Неизвестно, зачем ему мясо. Но кража шампуров оказалась не шуткой, значит, возможны варианты.

Фаня отрицательно мотнула головой:

– Пустые. Когда Луиза вновь тронулась, машину тряхнуло, будто через кочку переехала. Естественно, в голову пришло, что через кого-то. Но поле, говорит, было ровным. Толик переключил коробку в другой режим, включилась камера заднего вида, но снова ничего, кроме пустоты. В общем, сплошная мистика. А что видел ты?

Ник вкратце рассказал. Фаня кивнула, ни вопросов, ни удивления не последовало. Словно и не слушала. Может, и правда, не слушала, думая о своем, потому что раздалось:

– Коля, о чем ты мечтаешь?

Со времен первой встречи Фаня звала его Колей. Как родители. Он не возражал. Было время, когда современное и казавшееся весомым «Ник» нравилось больше и заставляло представляться только так. Сейчас теплое родное «Коля», пришедшее из детства, грело и будто гладило по головке. При этом грудной голос Фани пробирал до мурашек по коже. Обволакивающий тембр, сейчас вовсе не направленный на достижение женских целей, все равно мешал сосредоточиться. Даже в страдании Фаня оставалась истинной женщиной, бессмысленно источая флюиды искушения в пустоту и покоряя то, что не требовалось. Ни ей, ни ему.

Задумавшись о вопросе, Ник не придумал ничего, что выразило бы чувства. Он сказал просто:

– Как все. Мечтаю о простом человеческом счастье.

– И о любви?

Напоминание всколыхнуло боль.

– Как думаешь, мечты сбываются? – не дождавшись ответа, добила Фаня.

– Хочешь узнать, верю ли я в чудо? Да. Иначе зачем это все? – Свободной рукой Ник обвел притихший мир.

–

Ты, Мирон и Аскер – вы трое мечтаете об одной. Если бы мечты сбывались – разве ваша мечта имеет шанс осуществиться?

Ник резко развернулся.

– Пойдем обратно.

Рука Фани вновь зацепилась за его локоть. Но недавняя теплота исчезла. Теперь каждый думал о своем.

Шли молча. Чем ближе оказывался лагерь, тем труднее взгляд сосредотачивался на чем-то другом, кроме блестевшего силуэта машины. Ноги сами вели к ней, а не к палаткам. Фаня сделала вид, что не замечает, куда ведет Ник. Впрочем, ответа, кто вел, а кто велся, не существовало, в их паре оба были лицами заинтересованными.

– Кажется, Бердяев сказал, что ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа, – рассуждал Ник в тщетной попытке отвлечься. – Я типичный русский. Это ответ на твой вопрос. Неважно, что нечто невозможно. Я русский. Пусть немцы руководствуются логикой, евреи расчетами, а я буду верить и ждать. Кстати, что расчетливая еврейская кровь в тебе говорит по поводу твоего предмета обожания?

Фаня вздрогнула.

– Ты о Толике?

– Разве твоя мечта более осуществима, чем нелогичная моя?

– Смотря что подразумевать под мечтой.

– Быть вместе, – сказал Ник.

– Мы и так вместе. Не хмыкай, моя мечта быть рядом сбылась, я – рядом.

– Не в том смысле.

– Но рядом, – упрямо повторила Фаня. – Я вместе с ним радуюсь, когда ему хорошо, и помогаю, когда у него проблемы. Я намного счастливей тебя – тебе плохо в обоих таких случаях. Ты не помог бы Луизе остаться наедине с другим, как бы ей этого ни хотелось. Ты делаешь то, чего хочешь сам. Когда мечты разбиваются об реальность, тебе больно. По сравнению с тобой я могу считать себя счастливым человеком.

Оба снизили голос до шепота, шаги стали неслышнее.

– Не понимаю, – признался Ник. – Это не любовь, этому даже нет названия.

Фаня укоризненно покачала головой:

– Это и есть любовь.

Ночь давила безмерностью, сверху скалилась ущербная луна, в палатках посапывали спящие. Кроме сопения, трепыхания палаточной ткани и стука в сердце все четче слышался скрип – чуть различимый, но его источник не оставлял сомнений.

Пальцы девушки затвердели и превратились в когти. Ник едва высвободился. Фаня не заметила. Она смотрела вперед.

Мутное пятно внедорожника размеренно колыхалось, запотевшие с внутренней стороны стекла превратились в непроницаемый занавес. Изнутри одно из стекол украшало нарисованное пальцем сердечко.

У Ника перехватило дыхание, и кольнуло в груди. Оба остановились. Ноги отказались идти дальше.

Фаня осторожно потянула его обратно. Он не сопротивлялся. Не оглядываясь, они зашагали в ночь.

– О чем ты думаешь? – глухо втекло прямо в ухо.

Ник ответил не сразу. В висках стучало: «Плодитесь и размножайтесь». И все? Это – высшая заповедь?!

Не все. Еще – «око за око, зуб за зуб». Но дальше – «Если ударили по левой щеке, подставь правую».

Нельзя зуб за зуб. Но еще больше не хотелось подставлять правую.

– Думаю о чувстве, которое нельзя пускать в свою жизнь, – тихо сказал Ник.

– Я тоже думаю о мести.

– Только что ты говорила другое.

– Я была не права. – Голос спутницы отвердел. – Я люблю его не меньше, чем ты ее. Но он сейчас «любит» ее. Я не хочу с этим мириться.

Она рывком остановила Ника и повернула к себе. Как куклу. Потому что мысли, желания, мечты – все исчезло.

Он не ответил на ищущие касания. Просто стоял. Взгляд, направленный сквозь активизировавшуюся Фаню, тупо смотрел вдаль.

На девушке вжикнула молния спортивной куртки, белые крылья разлетелись в стороны.

– Если незаслуженно обидели – заслужи.

Чужие руки положили его ладони на то, о чем мечталось совсем не в этом исполнении. Но это…

Сейчас это было важнее. Потому что было. Потому что здесь и сейчас. Густое, спелое, жадное…

Жар холодной мякоти ударил по мозгам. «Здесь и сейчас» – девиз Толиков. Луиза сейчас с Толиком. Почему? Потому что он лучше Ника почти во всем.

«Почти». Сказано ради самоуспокоения. Это тупое и неаргументированное внушение себе, что все вокруг плохие, а он один хороший.

«Чем же я лучше? Если пойду на поводу – буду таким же. Но я не он».

Руки отдернулись. Ник опустил голову.

– Прости. Не хочу, чтобы потом мне было плохо, оттого, что сейчас будет хорошо. Мы оба ни себе, ни им ничего не докажем. Но нам с этим жить.

Прошло немало времени, прежде чем в ответ донеслось устало-задумчивое:

– Знаешь, а в тебе тоже что-то есть. – Фаня застегнулась и на миг оглянулась на скрытую в темноте машину. – Настоящее. Только оно боится само себя.

– Пойдем спать? – Ник указал подбородком на палатки.

– Да.

Четыре ноги делали вид, что слушаются хозяев, хотя двигались по собственному усмотрению. Открывая палатку, Ник вспомнил, что не удосужился узнать, как договорились с размещением. Спрашивать было поздно. Он пропустил Фаню вперед, надеясь, что, как обычно, все устроится само собой.

Фаня легла на свободный матрас, на другом Рита спала между Мироном и Аскером – она обнимала первого, второй похрапывал сзади, забросив на нее руку и ногу.

– Ночью прохладно, а одеял нет, – объяснила Фаня застывшему на пороге Нику. – Рита сказала, что джентльмены, если они джентльмены, обязаны не дать дамам погибнуть от холода. Ты меня не бросишь в беде?

Ник аккуратно пристроился у нее за спиной.

– Спасибо, – сказала Фаня.

– Ты меня тоже греешь, так что взаимно.

– Не за это. Сам знаешь, за что.

Ник промолчал. Последние шаги к палатке он уже корил себя за «слабость», сейчас живое тело в руках сулило быстрое счастье, колени упирались в широкие бедра, в районе паха елозило нечто мягкое и ненасытное.

«Спасибо» все расставило по местам. Он не Толик. Точка.