Жил-был один гордый-прегордый дракон, и звали его Василисий Аверьянович. Друзья драконы называли его просто Василисием, но ему это не очень-то нравилось: Василисию хотелось, чтобы все обращались к нему по отчеству, хотя он был не таким уж и старым драконом, а даже, напротив, совсем еще молодым. А все потому, что он очень любил длинные имена и даже коллекционировал их: встречая редкое длинное имя (а если к тому же – сложновыговариваемое, то еще лучше!) дракон обязательно записывал его в книжечку и считал, что таким образом присвоил его себе. В книжечке у него накопилось уже около ста имен, и втайне Василисий мечтал о том, чтобы каждый раз, зовя его, друзья перечисляли все его имена. Но даже он понимал, что это не очень-то выполнимо, и поэтому свои требования ограничивал только отчеством. Но это не помогало, и его по-прежнему звали всего лишь Василисием.

- Эх, - думал наш дракон, - вот если бы я совершил какой-то подвиг, то все сразу же стали называть меня Василисием Аверьяновичем!

И тогда Василисий придумал вот что: нужно любой ценой добиться того, чтобы пламя, которое он выдыхал, было бы самым горячим, самым красным, самым большим и сильным пламенем из всех, что когда-либо вырывались из драконьей пасти! Вот тогда его сразу зауважают и станут обращаться к нему исключительно по отчеству. Помощи Василисий попросил у самого Солнца. Правда, я не могу вам сказать, отреагировало ли Солнце на его просьбу, потому что Солнце вообще редко когда разговаривает с простыми зверями, даже если они – огнедышащие драконы. Ничего не ответило оно и Василисию. Но тот решил, что молчание – знак согласия, и, широко открыв пасть, удобно устроился на вершине скалы, чтобы солнечный свет проник внутрь и сделал его пламя самым сильным и горячим. И лежал так наш дракон не один час и не один день, а насмешливые чайки, пролетая мимо, смеялись и подшучивали над ним.

- Эй, дракон! – кричали они в восторге, - Ты что же, хочешь само Солнце проглотить, что этак раззявил пасть?

- Ты и так наел себе порядочное брюхо, смотри же, как бы тебе не лопнуть!

Но Василисий делал вид, что не обращает на глупых чаек ни малейшего внимания и упорно сидел с открытой пастью. И вот по прошествии недели наш дракон наконец захлопнул, как шкатулку, свой зубастый рот и попробовал выдохнуть пламя. И то ли ему так хотелось, чтобы оно и вправду стало больше и горячей, то ли оттого, что оно действительно стало чуточку больше, Василисий остался полностью убежден в том, что пламени его нет равных во всем драконьем мире. И сразу стал этим хвастаться.

- Эге-гей! – кричал он, паря над скалой и периодически посылая в воздух языки огня, - Видели вы, глупые чайки, как одарило меня само Солнце? Моему огню нет теперь равных во всем мире! Он так могуществен, жарок и силен, что даже все воды вашего моря-океана не смогут погасить его!

- Ха-ха-ха, - закричала одна из чаек, - вы слышали, сёстры? Все воды моря-океана! Да даже самого маленького фонтана любого из китов хватит, чтобы затушить твой жалкий огонёк, дракон!

И чайки дружно засмеялись в знак одобрения.

И тут Василисий ни на шутку рассердился. Он решил сразу же отправиться на поиски какого-нибудь кита, чтобы померяться с ним силой и доказать этим глупым чайкам, что ни киты, ни дожди, ни водопады – ничто не потушит его пламени.

- Ну что же, - закричал он, - посмотрим, выстоит ли ваш кит в поединке со мной, Владыкой Огня!

«Надо же, - подумал он мимоходом, - какое удачное вышло прозвище!»

И вот полетел наш дракон искать кита. Недолго пришлось ему лететь над водной гладью до того, как заметил он на горизонте взмывающий в воздух фонтан.

- Пробил час! – торжественно подумал дракон.

А кит, которого звали Афанасием, преспокойно плыл себе в теплых водах и грелся на солнце, глядя на проплывающие в небе облака. Он был немножко мечтателем и любил придумывать всякие истории про странных и необыкновенных зверей и рыб, которые получались из кучевых облаков. Поэтому он сначала даже не заметил, что над ним в воздухе парит ярко-красный рассерженный дракон.

- Я вызываю тебя на бой, о кит! – провозгласил Василисий голосом как можно более низким и страшным, - Я вызываю тебя на великую битву двух стихий – Огня и Воды!

(Надо сказать, кстати, что драконы очень любят торжественно выражаться).

- А, что? – очнувшись, переспросил Афанасий, который только сейчас заметил дракона.

- Я предлагаю тебе, кит, - продолжал вещать Василисий, - сразиться со мной и выяснить, что сильнее – мое смертоносное пламя или твой водный фонтан!

- Ух, слышали? – кричали друг другу чайки, - Битва Огня и Воды!

И тут же к месту действия слетелась уйма морских птиц, а русалки выплыли на поверхность и во все глаза уставились на двух огромных зверей (кто же пропустит такое зрелище?!)

Когда Афанасий наконец понял, чего от него хотят (а еще и заметил вокруг глядящих на него морских обитателей), то растерялся и даже смутился. Он был характера совсем не воинственного и никогда ни с кем не вступал в битву. А тут вдруг такое… Ну дела!..

- Зачем же нам биться, о добрый дракон? – робко ответил кит, - Я не сомневаюсь, что твой огонь действительно…

- Неужели ты трусишь, кит? – перебил его Василисий, - Ты, исполин морей, морской царь – и трусишь?

- Я... я просто хотел решить это дело мирно… - все более смущаясь, ответил Афанасий.

- Ну смотри же, кит, если ты боишься вступать со мной в бой, я первый нападу на тебя! – воскликнул Василисий и, широко расправив красные крылья, выпустил пламя прямо на кита. Но, как я уже не раз говорила, киты – звери не робкого десятка, и наш Афанасий не был исключением. Видя, что ничего не поделаешь, а придется защищаться, наш кит повернулся к дракону своей гладкой блестящей спиной и выпустил фонтан. Струя воды встретилась с огнем дракона (русалки были в восторге) и тут начала происходить удивительная (хотя и обычная, но не менее удивительная от того) вещь: вода из китовьего фонтана стала испаряться, и густой туман начал обволакивать и кита с драконом, и чаек, и обрадованных русалок. Но огонь дракона не побеждал китовьего фонтана, да и фонтан кита не гасил всего драконьего огня, и Афанасий все продолжал выбрасывать в воздух струи воды, а Василисий все продолжал выдыхать все новые языки пламени, и так было до тех пор, пока молочно-белый туман не затянул всё море-океан (и даже немножко – сушу). Пришлось остановиться кораблям и ждать, пока Четыре Ветра не разгонят туманную пелену, а перелетные птицы, ничего не видя, опускались всей стаей на воду и, сложив крылья, качались на волнах. Устали Василисий и Афанасий, и кит предложил дракону разместиться у него на спине и передохнуть. И так сидели они в густом тумане (которому особенно был рад наш мечтатель Афанасий), а Ветра тем временем, наигравшись друг с другом в прятки, принялись за работу, и через некоторое время все морские обитатели опять увидели солнце.

- Кажется, - медленно сказал Василисий, качаясь в такт волнам на китовьей спине, - кажется, я растерял все свои сто имён.

Жил-был кашалот Максимилиан. Он очень любил звездное небо: каждую ночь Максимилиан выплывал на поверхность моря-океана и заворожено смотрел вверх. Он знал все созвездия, и мог назвать любую звезду по имени и каждому, кто готов был его слушать, рассказывал, откуда на небе взялись Гончие Псы или Волопас. И так полюбил Максимилиан звезды, что захотел сам стать созвездием или звездой. Как раз в это время до него дошел слух о том, что одна из звезд Большой Медведицы, Алиот, спустилась с небес ради любви к простому моряку (о, об этом много говорилось между звездами!) и живет теперь на земле, на Краю Света. И решил наш кашалот отправиться к Алиот и спросить её: может быть, если небесная звезда может стать простой женщиной, то и обыкновенный кит может стать небесной звездой? Но когда Максимилиан рассказал об этом своему другу, нарвалу Иннокентию, то тот засмеялся и сказал:

- Звездой на небе! Стал бы лучше морской звездой – лежишь себе на дне, а мимо – рыбы проплывают… А то на небо тебе и не забраться, вон, какой огромный вымахал!

Но на самом деле Иннокентий очень хорошо понимал своего друга; просто он был немножечко вредным нарвалом и любил подшучивать над Максимилианом.

И Максимилиан отправился на Край Света, и очень скоро нашел там Алиот и обо всем ей рассказал. Алиот улыбнулась, но покачала головой.

- Нет, милый мой кашалот Максимилиан! – сказала она, - Не быть тебе звездой на небе! Для звезды ты слишком большой, а для созвездий там уже не осталось места. К тому же, ты не умеешь светиться, и поёшь ты не так, как поют звезды.

Максимилиан, конечно, очень огорчился, еще прежде, чем Алиот успела договорить (и даже, скажу вам по секрету, уже собирался заплакать. Вы можете не верить этому, но, уверяю вас, китам иногда – увы – тоже приходиться немножко пореветь. Или не немножко).

Но Алиот еще не договорила, и, снова улыбнувшись, продолжала:

- Но не расстраивайся прежде времени, милый мой кашалот! Доверься мне, и я сделаю так, что тебе будет даже лучше, чем если бы ты стал созвездием.

Максимилиан сначала не поверил ей. А между тем Алиот позвала своих сестер из созвездия Большой Медведицы (ведь они были на Краю Света, где небо так близко наклоняется к земле), и те пропели ей и киту свою чудесную звездную песню. И от звука их песни на бархатных черных ночных волнах зажглись яркие звезды, которые нам бы показались большими, но для Максимилиана были маленькими. А когда сестры Алиот закончили петь, звезды эти приблизились к киту и, украсив его китовью кожу своим сиянием, сделали Максимилиана похожим на плавучее созвездие. И даже когда тот опускался в самую глубь, туда, где кромешная тьма и слепые рыбы, звезды на его коже сияли так ярко, что и под таким слоем воды наступал день (или, может быть, яркая звездная ночь). Все киты дивились на Максимилиана, и ясными ночами выплывали вместе с ним посмотреть на звездное небо. А Алиот, которой наш кашалот был очень благодарен, любила иногда кататься на его спине и, наклоняясь с правого бока, рукой касалась воды.