13 июля

Заменился Юра Рыжков. Вместе в полк пришли, но мой заменщик где-то потерялся, хотя разведка доложила, что видели в Ташкенте. На душе паршиво и тоскливо.

23 июля

Вышли для встречи колонны. Рота получила задачу проверить кишлак Бучи, не доходя километров десять до Артынджалау. При прочесывании кишлаков у меня автомат всегда висит на плече где-то у бедра, с предохранителя снят, патрон в патроннике, палец на спусковом крючке, что позволяет мгновенно открыть огонь. Идем по кишлаку, и вдруг из-за угла на меня бросается волкодав, среднеазиатская овчарка размером с телка. Не задумываясь, на уровне рефлекса, всаживаю очередь, зверюгу отбрасывает метра на два. А ко мне уже тащат местного жителя, рядом оказавшегося. «Ты, что ли, натравил», – спрашиваю. «Нист, нист». Трясется от страха. Ладно, у меня сегодня хорошее настроение, а от солдат все же прикладом в бок получил. Единственным трофеем в этом кишлаке был нож, который я взял себе. С клеймом мастера, в металл лезвия вплавлен фирменный знак – мечеть, из какого-то металла желтого цвета, рукоятка из рога, очень острый – срезает травинку и перерубает с одного удара тополь толщиной в руку. Взял на память, очень уж искусно сделан. После доклада о выполнении задачи получаю новую. Ночью выдвинуться и блокировать кишлак Нармангав, находящийся в горах в стороне от дороги, а с рассветом прочесать его. Задачу ставил заместитель начальника штаба полка майор Герасимюк. Определяет мне маршрут выдвижения по ущелью. Я категорически отказываюсь, прекрасно зная, к чему приводит движение по ущелью. Тот впал в раж. Товарищ лейтенант, это приказ. Вошел в связь с командиром полка, доложил ситуацию, тот подозвал к радиостанции товарища майора и отымел его по полной программе, обозвав вдобавок ко всему обидными словами, типа му…к. Герасимюк был очень обижен и сказал, что теперь я его самый смертный враг. Но плевать я хотел, получив полную самостоятельность.

24 июля

Наступил период темных ночей, когда в двух шагах ничего не видно, поэтому маршрут наметил накануне в светлое время, так всегда делал, намечая редкие в этой местности ориентиры. Кажется, что все горы похожи друг на друга. Но где-то тропа делает крутой поворот, где-то отдельный камень выделяется – в общем, всегда можно сориентироваться. Несмотря на это, в ходе выдвижения все равно забрели в тупик, где с трех сторон были отвесные склоны, и пришлось метров сто возвращаться назад на карачках, как по коньку крыши. Уже начинало светать, когда подошли к намеченной цели. Предстояло еще спуститься вниз. Принял решение скатиться по каменистой осыпи. Становишься на нее и несешься вниз вместе с осыпающимися камнями, как на горных лыжах. Все прошло удачно, но духов не нашли, уходят, опережая нас. Спустились к броне. При возвращении вдруг слышу – тиу, тиу – и, не задумываясь, бросаюсь за ближайший камень, крича: «К бою!» Кто-то последовал моему примеру, кто-то остановился в недоумении. И вдруг я понимаю, что это местные птички, не знаю, как их называют, но свистят они, как пули. Поднялся как ни в чем не бывало, отругал не выполнивших команду. Пришли к броне и продолжили движение до Третьего моста.

25 июля

Проводим попутную операцию в районе кишлаков Гумбади-Бала, Гумбади-Паин. При движении по рисовым полям я с первым взводом проскочил, механики опытнее были, а второй и третий взводы сели, хотя перед прохождением предупредил, чтобы шли уступом, а не колея в колею, как обычно. Все попытки выбраться своими силами ни к чему не привели. Бревна, притащенные из близлежащего кишлака, уходят как в прорву. Запросил помощи. Пришел тягач, БТС-4, и тоже влез по самые полки. Пришлось заночевать. Зампотех полка, подполковник Ящук, неделю назад прибывший из Союза, обвиняет меня во всех смертных грехах, дергается, побаивается, его первый выход, боевое крещение, так сказать. Везет мне на обкатку молодых военачальников. С третьим замом встречаюсь не в самой выгодной обстановке, но у этого хватает хотя бы разума расстрелом не грозить.

26 июля

Утром пришел второй тягач. «И там был трос, и там был врач…» Развернули полиспаст, вытащили всю технику и благополучно прибыли в Кишим, где ожидаем колонну из Кундуза.

27 июля

Знаменательный день в моей биографии. Наконец-то прибыл в полк долгожданный заменщик, целый месяц где-то болтался, его еще в конце июня видели на ташкентской пересылке. Сообщили, как всегда, самый осведомленный народ – связисты. Солдаты, офицеры подхватили меня, качать на руках стали. Не передать словами тех чувств, что я испытал в тот момент.

Командир улетел в полк, за него остался заместитель начальника штаба. Вот тут-то и проявился его мелкий, злобный и мстительный характер. Вызывает меня и ставит задачу на проведение засады в районе выс. 1523, в десяти километрах западнее Кишима. Когда я пришел в полк, офицеры за месяц до замены не выходили на боевые. Такое было негласное правило. По статистике, погибали или в первые месяцы, или в конце срока пребывания в Афганистане. Тому подтверждение, недалеко от Кишима, в августе 1982 года, подорвался на фугасе командир разведывательной роты 149-го полка Наметов Богадир, прославленный офицер, которого уговорили показать маршрут прибывшему из Союза заменщику. Столько чувств нахлынуло. Отказаться – два года честно отслужил, окончание не хочется замарать; сказаться больным – совесть не позволяет. В общем, победив все сомнения, возглавил роту.

Выдвигаемся по ночному Кишиму. При подходе к крепости вдруг раздается крик: «Дреш! Файр мекунам!» То есть стой! Стрелять буду! Переводчик всегда рядом, реагирую мгновенно. Кричу свои. Афганец дает команду: «Командир ко мне, остальные на месте». Подхожу. Как он начал меня отчитывать: «Почему не предупредили? Ведь у нас с вами телефонная связь. Мы же могли вас перестрелять». Самое главное, он абсолютно прав, я очень зауважал этого афганского командира. Кое-как извинившись, продолжили движение. Вдруг раздается стрельба, да плотная такая. Духи в очередной раз проводят обстрел крепости. Резко ухожу в сторону, речку Машхад пришлось вброд переходить – мост простреливался. Пришли к месту засады, окопались на высоте, круговую оборону заняли.

28 июля

Наступило утро. По радиостанции получаю команду еще оставаться на сутки. Естественно, весь на измене. Вторую ночь не сплю и личному составу не даю. Перекрываем дорогу, по которой вторые сутки нет никакого движения, засекли нас, должно быть. Но меня это мало волнует. Все мысли о возвращении на родину.

29 июля

Получаю команду дождаться подхода БМП и выдвинуться для встречи колонны. Расставляю БМП по маршруту, сам последним становлюсь на высотку вблизи дороги. Дальше пошла шестая рота. Бабах! В пятидесяти метрах от меня подрыв. Противотранспортная итальянская мина сработала прямо под старшим стрелком, на БМП-1 – это командирское место. В днище дыра диаметром полметра, солдата выбрасывает, он ударяется о землю, тут же вскакивает, отряхивается, не поняв, что произошло. Саша Чигрин, командир шестой роты, попозже скажет: «Был бы нормальный солдат, точно бы погиб». Этот был, мягко говоря, с психическими отклонениями. Саперы спешились, пошли проверять. Метрах в ста снимают фугас. Да, все-таки есть у меня ангел-хранитель, в который раз помогает, беду отводит. Пропустив колонну, сворачиваемся. Я места себе не нахожу. То на ребристый лист сяду, рядом с механиком, то на корму убегу к антенному вводу, относительно безопасные места при подрыве. В конце концов не выдерживаю, сажусь за штурвал и рывками, отпуская колонну, потом на высокой скорости догоняя ее, въезжаю в Кишим.

30 июля

Переночевав, продолжили движение. Я снова за штурвалом, еду в той же манере, отпуская и догоняя колонну, так гораздо легче морально. Дошли до Артынджалау.

Переночевав, продолжили движение. Я снова за штурвалом, еду в той же манере, отпуская и догоняя колонну, так гораздо легче морально. Дошли до Артынджалау.

31 июля

Наконец-то пришли в полк. Познакомился с заменщиком – капитан Газарян Самвел Викторович. Прибыл из Гродно, точнее, деревня Гожа Гродненского района. В разговорах выяснилось, почему так долго добирался. Пытался устроиться в Хайратон, да что-то не срослось.

А под Кишимом война. Два разведчика погибли, один из них, Миша Борматенко, командир второго взвода, месяц назад в полк прибыл, два сапера, есть раненые.

1 августа

Боевые действия под Кишимом продолжаются. В районе Вахши девятая рота нарвалась на духов, у них трое погибших. А в полку продолжается разгрузка прибывшей колонны.

3 августа

Выходим для сопровождения колонны в обратный путь. Была мысль подойти к командиру и попросить остаться, но не стал позориться, хочется уйти красиво, с гордо поднятой головой.

В районе кишлака Баймаласы, сразу за аэропортом, где выставляется первый блок, получаю команду от командира полка на возвращение в полк. Все-таки он молодец. До конца меня на излом испытывал, но я ценю его отношение к себе.

8 августа

Вернулся батальон. Прошедшие дни места себе не находил. Не сидится, не лежится, не спится, кусок в горло не лезет – такое вот состояние.

9–13 августа

Сдавал роту. Есть недостатки. Самый крупный – недостача тридцати касок, шлемов стальных. За два года были утеряны, выброшены при движении в горах, так как очень тяжело в жару носить их на голове. Я, наверное, единственный, кто после Зардева не расставался с каской, хороший урок был получен. Говорят, что каски не списываются и нужно платить в десятикратном размере. От злости написал рапорт, в котором прошу удержать с меня триста рублей в счет погашения недостачи. Пошли к командиру на утверждение, он вызвал начальников вещевой и финансовой служб. Накричал на них, что передового офицера мурыжат, приказал расчет сделать по минимальной остаточной стоимости. В итоге насчитали сорок четыре рубля, и вопрос был закрыт. Организовал скромную отходную, но даже водка что-то не идет. Ждешь, ждешь эту замену, а приходит пора расставаться с боевыми друзьями, такая горечь и тоска накатывает, до слез.

14 августа

Ну, вот и все. Вроде бы все сказано, слов больше нет, обнялся со всеми, попрощался, комок подступает к горлу. Аэродром, восьмерка раскручивает винты и…

«Земля качается, качается, качается,

И вертолеты набирают высоту.

И мы прощаемся, прощаемся, прощаемся,

И Файзабад уже теряется внизу.

Здесь было столько, было столько нами пройдено,

И столько было здесь изведано тревог,

А впереди у нас Кундуз, и дальше – Родина,

И перепутье неизведанных дорог».

В последний раз окидываю взглядом полк, запоминая, чтобы унести с собой его образ навсегда. Оставляя частицу себя здесь, на этой опаленной солнцем и войной земле. Сердце щемит, и слезы непроизвольно текут по щекам.

ЭПИЛОГ

Разбросала нас судьба по разным уголкам великой, в то время и необъятной, Родины.

Я прослужил в армии после замены из Афганистана еще двадцать один год, стал командиром полка, полковником. И все это время, на всех этапах своего командирского становления, я вспоминал своих боевых товарищей, солдат и офицеров, ставил их в пример своим подчиненным в различных ситуациях. К глубочайшему сожалению, ни с кем из однополчан не довелось послужить вместе, хотя бы в одной части.

В 1988 году, после вывода из Афганистана, наш 860-й отдельный мотострелковый Краснознаменный Псковский полк был расформирован, и, казалось бы, закончилась его история. Но в 2008 году вдруг узнаю, что есть такая организация боевого содружества «Бадахшан», являющаяся правопреемницей полка и на день рождения полка, в августе, организуется встреча ветеранов.

Сколько воспоминаний, эмоций нахлынуло. Не задумываясь, несмотря на трудности по работе, поехал на встречу. Собралось более ста человек, служивших в разное время, на различных должностях, от солдата до командира полка.

Двоякое чувство испытал при встрече. Первое – горечи и стыда за то, что мои замечательные, заслуженные сержанты Осипов Федор и Сергеев Виталий не имеют боевых наград. Хочется у них, а в их лице и у других своих подчиненных, попросить прощения за то, что их нелегкая, смертельно опасная служба в Афганистане осталась неотмеченной. Ну а второе – это, конечно, чувство радости. Главный вывод, который я сделал –

ПОЛК ЖИВ!!!

Перефразируя знаменитые некогда слова, с гордостью говорю: «Полк жил, полк жив, полк будет жить!»

Спасибо всем кто дочитал до конца.

Пруф https://nice-books.ru/index.php?do=search

31 мая

Завтра начинается новый учебный период. Куча дел. Особое, я бы сказал даже нездоровое, внимание уделяется вопросу учета, хранения и сбережения боеприпасов. Старшие начальники грозят снятием с должности командирам рот, если при проверке учетных данных и наличия боеприпасов возникнет разница хотя бы в один патрон. Мы берем с собой при выходах по два боекомплекта в основном россыпью или в обоймах для скорейшего снаряжения. Если идут, допустим, шестьдесят человек с роты, получают по семьсот патронов на автомат и две тысячи на пулемет. Итого – тридцать шесть тысяч на ПК, в роте восемнадцать пулеметчиков, двадцать девять тысяч к «АК-74». Ну, немного постреляем, при возвращении сдаем, ссыпаем в ящики около шестидесяти тысяч патронов. Пересчитываем, записываем в описи. Но ведь при таком количестве можно ошибиться, и не на одну штуку. И что? За это с должностей снимать? Считаю подобный приказ безмозглым.

ПОСЛЕДНИЕ ПОХОДЫ И БОИ

5 июня

Получили задачу на боевой выход. Завтра-послезавтра выходим в урочище Аргу на месяц-полтора. Готовимся. Подошел к командиру с просьбой не брать Студеникина и Кузнецова в горы, они после обследования в Кабуле прибыли со справками о психических отклонениях и целесообразности использования их в подразделениях обслуживания. Получил ответ: «Вперед их, на мины. Пусть минные поля разминируют». И песенку в придачу: «Хорошо тому живется, у кого одна нога, тому пенсию заплатят и не надо сапога». Ему-то смех…ки, а мне проблема, обуза, но делать нечего, придется брать с собой. Назначаю ответственных из числа опытных сержантов, чтобы приглядывали, пить не давали, а то они свою воду выпивают на первых километрах, и потом их, обессиленных приходится тащить.

У меня сменился позывной. Был Метель, стал Лоза.

7 июня

В ночь выдвигаемся с разведротой с задачей занять перевал Ризкан и обеспечить с утра прохождение главных сил полка. Разведчики занимают перевал слева, моя рота справа от старой кишимской дороги. Вышел в указанное место, занял высоты. С собой взяли Гошу, он уже здорово вырос за три месяца, ему подрезали уши. Афганцев почему-то на дух не переносит, чует их метров за сто – лучшего часового не придумаешь.

8 июня

Никогда столько войск не бывало в этих местах. Десятки боевых машин пехоты, танки, артиллерия, связные машины и тылы; враги опешили, отошли без боя. Разведчики приволокли «языка», пытались что-то узнать – молчит. Командир кричит: «Поговорите с ним по телефону!». Но и после «телефонного разговора» пленный ничего не сказал. У афганцев есть свои герои.

Уточняем задачи. Моя рота проверяет кишлаки Акбурья и Шахмари, они находятся рядом. Восхищаюсь инженерным оборудованием местности. От кишлаков на господствующие высоты идут ходы сообщений, а там траншеи в полный профиль, перекрытые щели, дзоты, и все вырублено в камне.

Все местное население ушло, остались старики и дети. В Шахмари нашли одного: то ли не успел уйти, то ли специально для наблюдения остался. Нашли у него в доме пистолет и мешок с патронами к БУРу, «АК», ПК. На вопросы, где духи, отвечать отказался. В ущелье под кишлаком протекала речушка, там росла развесистая чинара. После третьего взвешивания на чалме начал разговаривать. Самое страшное наказание для правоверного мусульманина – быть повешенным, душа в рай не попадает. Рассказал, что в пятистах метрах, где находятся два глинобитных домика, накануне пришли два душмана, которые и сейчас там находятся.

Направляю Сашу Алошарафова с отделением туда для захвата. Сам сижу на крыше, курю и наблюдаю. Вдруг раздается залп, настолько плотный, что на мгновение моих солдат закрыло пылью, с недолетом небольшим ударили, заработал ДШК. Наши залегли, ищут укрытия. Посылаю Смиренского на выручку, может быть, есть раненые, убитые, необходимо помочь отойти, вытащить. Смиренский спустился в ущелье, дальше не идет, ввязался в перестрелку. Эх, Володька, Володька – дрогнул, первый раз попал в серьезную переделку, ничего, обстреляется, научится. Кинулся сам, Смиренский за мной. Хорошо, ущелье извилистое, как траншея. Прыгаешь от одной стенки к другой, тут же в то место, где только что был, вражеская пуля летит. Очень плотный огонь ведется. Выползаем на высотку, где ребята залегли, оглядываюсь – никого. Неужели уже утащили, пронеслась мысль. Вдруг замечаю, как на высоту, где находится рота, выползают бойцы. Один, два… десять – слава богу, все целы. Самим бы сейчас уйти. Где ползком, где бегом, совершая акробатические прыжки через дувалы, отходим и мы. Заняли оставленный духами укрепрайон, останавливаемся на ночь.

У меня один погибший – Миша Боридченко. В дзоте находился, пуля влетела в амбразуру, попала в рот и вышла через затылок. Вот он лежит на плащ-палатке, а мы рядом ужинаем, ковыряя мясорастительные консервы, и ни один мускул не дрогнет, нет даже чувства жалости, настолько очерствели и огрубели. Но живым надо жить; есть, пить, курить, отдыхать, набираться сил. Некогда скорбеть. Отходняк, он потом приходит, когда все закончится, тогда мы пьем водку, приходя в чувство.

9 июня

Вялая перестрелка продолжалась почти до утра. Перед рассветом духи всегда уходят, потому что появляются наши лучшие друзья – вертолетчики, на своих боевых небесных колесницах. На нашу высоту, чтобы забрать Боридченко, восьмерка сесть не смогла, прилепилась одним колесом, зависла. Погрузили Мишу, отправили. Мимолетная жалость все же накатила. Только нормальным солдатом стал становиться, все время с открытым ртом ходил, в рот и заполучил пулю, прямо мистика какая-то. Выдвигаемся к кишлаку Алимангу, родному для главаря местной банды Джемалутдина. На подходе старейшины встречают хлебом-солью. Точнее, вынесли лепешки, сметану, айран. Опасаются, как бы не начали мстить за вчерашнее. Но об этом даже мысли не возникает. Занимаем высоты, блокируем, разведка пошла на зачистку.

Встретили хлебом-солью, а через пару часов до утра бились в окружении. Комсомолец батальона Л. Вейсер, А. Орлов, С. Моргун, И. Алошарафов

Вечереет, вот-вот наступит темнота. Вдруг, бу-бу-бу, заработал ДШК. Мы, конечно же, успели окопаться, ведь первым делом после занятия высоты готовим укрытия. Началось, духи обложили со всех сторон, расстояние метров триста, правда, через ущелье. Вхожу в связь с артиллеристами, даю свои координаты, духов. Командир батареи Юрьев Саша вошел в связь: «Алексей, боюсь вас накрыть». «Давай с перелетами», – отвечаю. «А я вас подведу». Артиллеристы открыли огонь, снаряды ложатся совсем рядом. ДШК после нескольких очередей меняет позицию и вдруг замолчал. Молодцы артиллеристы, наверное, накрыли, полегче стало. Духи обкуренные: «Алла-алла» – несется по кругу. Кричат: «Шурави, сдавайтесь». А наши в ответ: и по батюшке, и по матушке, и на «х» их, и на «б» – в общем, весело. Если посмотреть со стороны, то ночной бой очень красив. Трассеры летают, пересекаются, вспышки выстрелов вокруг, огненные шары гранатометных выстрелов как кометы летают, духи из РПГ-7 пытались нас напугать. Дал команду прекратить бестолковую стрельбу, отстреливаемся из подствольников, на такой дистанции очень эффективно, на всякий случай готовим гранаты. К утру, как всегда, тишина, противнику нужно уйти, убежать на достаточное расстояние. Но без боя не сдаются. По соседству шестая рота, не дойдя до перевала, отбивалась. Слава богу, потерь нет.

10 июня

С рассветом снова пытаемся догнать отходящих, убегающих духов. Это как игра в салки, только у них преимущество – они местные, знают каждую тропинку. Заняли перевал Алимангу, двигаемся дальше. Дошли до альпийских лугов, они начинаются на высоте три тысячи метров. Здесь очень сочная зеленая трава и чистейшие хрустальные ручьи. Догнать не получилось. Вскарабкались на высоту три тысячи восемьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Внизу жара пятьдесят градусов, а здесь еще снег лежит и температура около нуля или одного градуса с минусом. Остановились на ночь. Второй раз за службу услышал, как рота стучит зубами от холода.

11 июня

Прочесываем кишлаки по другую сторону перевала Алимангу. Картина та же – старики и дети, даже скот угоняют с собой. Закончился сухпай, приходит знакомое чувство голода. Иногда попадаются пастухи, пытаются угостить чаем с бараньим жиром, но даже с голодухи он не идет. Жуем соленый сыр из козьего молока, но и от него толку мало. Попался баран, слышал, что свежая кровь придает силы. Выпил кружку, но, кроме отвращения, ничего не испытал. Приготовить барана не успели, команда – «вперед». На ходу жуем почти сырое мясо.

Проверяем все встречающиеся кишлаки. Результата нет. Хотя мы в основном блокируем, обеспечиваем прочесывание. На зачистку идут разведывательная и четвертая роты. Они чего-то там находят, судя по радиообмену.

14 июня

Получил команду на возвращение туда, откуда все началось, в район кишлаков Акбурья и Шахмари.

Погиб командир танкового взвода Галушкин Юра. При выдвижении обрушился участок дороги, и танк перевернулся, Юра выпрыгнуть не успел.

Пришла замена Коле Рудникевичу, улетел в полк, даже не попрощались. Но надеюсь на встречу, когда-нибудь в будущей мирной жизни, ведь мы обменялись адресами родителей, не зная, куда забросит нас в дальнейшем судьба военная.

15 июня

Пришли в назначенное место. Снова проверяем кишлак Акбурья. Попался один. На вопрос – кто такой? Отвечает – ма гариб. Крестьянин то есть. Но нас не обманешь. Руки белые, пухлые, ни одной мозоли от серпа или мотыги. Возиться некогда, принимаю решение – передать хадовцам, те знают, что с такими делать.

Начался афганец. Командир полка дал команду выдвинуться к кишлаку Хафизмугуль, где он со штабом и тылами находился. Сели на БМП. Выдвигаемся. Штабные машины, заправщики, кухни стоят в ущелье ничем и никем не прикрытые. Занимаю высоты, организую оборону. Решили поужинать. Только банки вскрыли с тушенкой, выстрелы из гранатометов, и пальба началась. Видимость метров пятьдесят, духи на нас напоролись. В очередной раз убедился – смешное и трагичное на войне всегда рядом. Вася Даниленко, сержант из первого взвода, пошел нужду справить. Граната из РПГ рядом разорвалась, приполз со спущенными штанами. Шестую роту прижали, по ним огонь из «зушки» ведут, как духи только по горам ее таскают. Отбились.

16 июня

Пленный показал, что банда шла с задачей уничтожить тылы полка, обнаружив, что они не охраняются. Моя рота совершенно случайно оказалась на их пути. Командир полка тут же по радиостанции продиктовал текст наградного на меня и Нурика Абишева из шестой роты на ордена Красной Звезды. На моей машине изрешечен пулями осветитель ОУ-3Г, который находится над командирским люком, на 153-й БМП во второй раз была перебита антенна. Это говорит о том, насколько плотный огонь был. Выслушал неудовольствие от тыловиков, мол, по ним из гранатометов стреляли, не понимая, что это гранаты, не найдя цели в моей роте, от самоликвидаторов над ними разрывались. В шестой роте погиб Кияшко Сергей, любимец батальона, веселый и смелый солдат был.

17 июня

Продолжаем движение на запад. Прочесываем кишлаки в урочище Барлас. При выдвижении заметили трех удирающих на лошадях духов, дал по ним пару очередей из автомата. Выпрыгнули из седел и помчались быстрее коней, несущихся галопом. Было очень смешно.

18 июня

Продолжаем преследование. Духи в бой больше не вступают. Сегодня отличился Саша Луковский, командир взвода «Васильков», которые закреплены у меня на БМП. Километрах в трех-четырех заметили уходящую на конях группу в двадцать человек. Быстро развернулись, Саня прыгает к миномету и со второй мины накрывает цель, почти очередью отстреливает еще две кассеты. В итоге духов стало на восемь меньше. Стрелял без прицела, на глаз, вот что значит мастерство и под огнем, с близлежащих высоток по нас велся вражеский огонь. По возвращении напишу представление на Красную Звезду.

19 июня

Перед выходом в Аргу Гена Васильев лег в госпиталь в Кабуле: обострилась полученная когда-то тяжелейшая травма позвоночника. Сегодня получили от него письмо и с удовольствием прочли – идет на поправку.

20–26 июня

Еще неделю шарахались по горам и по долам. Боевых столкновений больше не было. Духи поняли, что против силы не попрешь, но и результатов существенных не было. Запомнился тяжелейший, почти пятидесятикилометровый поход в район Артынджалау, четыре километра не дошли. Бойцы чуть с ума не сходили от жажды. И когда при возвращении набрели на протекающий мутный ручей, превратились в обезумевшее стадо, которое бросилось к этому ручью, и удержать его не было никакой возможности. В очередной раз отличился «Маруся», который чуть ли не на одном дыхании выпил целую каску воды, а в ней литра три помещается, и оставшийся путь его пришлось тащить на себе, благо недалеко уже находились от лагеря.

Если раньше всегда ходил впереди роты, не доверяя никому, так как чувствовал задницей любую опасность; посмотрев на работу взводных, поверил в них и не ошибся – ни разу не подвели. Еще запомнилось вручение наград прямо в горах после очередного Указа. Сидоров, как может, старается поднять моральный дух личного состава, и действительно он высок как никогда.

27 июня

Долгожданное возвращение в полк. Утомленные, оборванные, но гордые сознанием выполненной задачи; после трехнедельных скитаний по горам вернулись, чувствуя себя победителями. Вернулись с «трофеями». Не считая некоторого количества оружия, мин и боеприпасов, кто-то вернулся с коврами, чайными сервизами, японскими радиоприемниками и магнитофонами, а кто-то с мешком сахара, самого дефицитного товара в наших условиях. А дальше все по отработанной схеме – баня, застолье, чистые простыни и т. д.

3 июля

Сегодня у меня двадцать четвертый день рождения. Но праздновать некогда, получил задачу выдвинуться с ротой на перевал Ризкан и обеспечить оборудование нашей точки над кишлаком Гандачашма. Боевые товарищи поздравили, подарили книгу Достоевского «Преступление и наказание». «Горючего» в виде нескольких бутылок самогона с собой, конечно же, прихватили. Выдвинулись удачно, заняли оборону и скромно отметили праздник.

4–6 июля

Саперы делают свое дело, оборудуя окопы, блиндажи, а мы наблюдаем за окрестностями, обеспечивая им спокойную работу. В скальном грунте сначала пробивают шурфы кумулятивными зарядами, потом закладывают тротил и рвут. После своего дня рождения, поглощенный своими мыслями о предстоящей замене, бродил я по высотке и вдруг обнаружил, что рядом никого нет. Только успел подумать, что что-то здесь не так, раздался взрыв, почти под ногами. Я побежал к своим, а взрывы за моей спиной продолжались и сверху сыпались камни. Если везет, то везет – ни один не попал в меня, словно под дождем промчался, и долго не мог отойти. Снова мог бездарно погибнуть, не дождавшись замены, бдительности нельзя терять ни на секунду.

Работы идут медленно, скучно, единственное развлечение – стрельба из «зушки». Духи не беспокоят. Но вот работа закончена, и мы вернулись в полк.

7 июля

Со вторым взводом и ротой царандоя выдвинулись к Гандачашме в агитпоход. Мы заняли над кишлаком оборону, а афганские представители собрали митинг и агитировали за «советскую власть». Можно только догадываться, насколько эффективным он был. На обратном пути показал «союзникам» как нужно водить БМП. На очень высокой скорости промчался по узкой, изобилующей крутыми поворотами горной дороге, в конце пути совершив прыжок метров на пять через горбатый мостик над арыком. Заработал восторженную похвалу – выставленные вверх большие пальцы правой руки сидевших на броне афганцев и крики: «Хоп, сисер хоп» – что означает хорошо, очень хорошо.

9 июля

Судили судом чести младших офицеров лейтенанта Рябошапко из минометной батареи. Прибыл в батальон в начале марта. Начал свою боевую деятельность с того, что занял у солдат батареи деньги, купил на них в военторговском магазине конфет и продал их афганцам по более высокой цене. Получив прибыль, продолжил товарно-денежные отношения с местным населением по известной формуле товар – деньги – товар. За три месяца раскрутился, начал торговать японской аппаратурой, кожаными плащами, дубленками, часами и т. п. Наверное, в училище отлично усвоил политэкономию капитализма, и «Капитал» Маркса, по всей видимости, был его настольной книгой. Но, как говорится, далеко бы пошел, если бы вовремя не остановили. Вычислили особисты, забеспокоились, отдали нам на расправу со всеми выкладками. Офицеры батальона высказали все, что о нем думают: в горах он был слабаком, стрелять не умел, ротные как могли открещивались, когда Рябошапко придавали на усиление. Суд чести принял решение уволить его из армии и передал командиру полка на утверждение.

11 июля

Совместно с разведротой вышли к кишлаку Баташ. Выскочили на БМП по хребтам. Мы блокировали, разведчики прочесали. Безрезультатно. Выходом руководил заместитель командира полка подполковник Тюрин, заменивший Масловского, это был его первый выход.

Когда дали команду на отход, моей роте нужно было перейти через ущелье. Грунтозацепы на гусеницах уже были полностью стерты, и я каждую машину выводил сам, показывая, где нужно включить пониженную передачу, увеличив крутящий момент, где нужно ее выбить, когда БМП как бы зависала, чтобы опять изменился этот самый момент. Поднявшись, машины уходили в строящуюся для возвращения колонну. Мне, как всегда, было оставлено место в голове роты, размером чуть больше длины БМП. И вот, выгнав все машины, мчусь со скоростью километров сорок и, не сбавляя скорости, становлюсь на свое место. Тюрин был шокирован, вызывает к себе, и начались вопли. Меры безопасности! Форма одежды! А я был в джинсовой куртке, кроссовках, на голове кепка, привезенная из отпуска. Отдыхающие в Крыму в таких ходили, главное ее достоинство – широкий козырек, здорово защищающий от солнца. Итог безумного крика – расстреляю! Где-то я уже это слышал, и совсем недавно. Тяжело воевать с дилетантами. Ответ был прежним – попробуйте. Звание заменщик круче звания полковник. Вопли продолжились и в полку, спасибо командиру – в обиду не дал.

8 марта

Думали, праздничный день, отдохнем – не угадали. В полк прилетает начальник управления боевой подготовки Сухопутных войск генерал-лейтенант Попков. И вдруг вспомнили, что когда-то был приказ, в котором в Афганистане объявлялась «фронтовая обстановка», и занятия по боевой подготовке должны проводиться и в выходные, и в праздничные дни.

Меня в срочном порядке буквально выгнали на полигон. На слабые возражения, что нет конспектов, ноль внимания, мол, никто к тебе не приедет. Сидим, курим, смотрю, «уазик» пылит. Построил роту, докладываю генералу, что рота к занятиям готова. В резком тоне мне ставится вопрос: «Почему личный состав такие оборванцы? Почему бронежилеты драные?» «Они не драные, товарищ генерал, – отвечаю, – а пулями и осколками порваны, из боевых не вылазим, себя некогда в порядок привести». «Ну хорошо, сынок, – сбавляет генерал обороты, как бы извиняясь, – у тебя тактика первые часы, покажешь мне, как вы выдвигаетесь, а потом на огневой покажешь стрельбу из НСВ». Есть! Начинаю занятия. Рота пошла в колонну по одному, перед высотой залегли, первый взвод пошел, два прикрывают; потом второй пошел, первый на высоте прикрывает, третий внизу, потом третий, два взвода его прикрывают, в общем, показываем классику. Поднялись на горку, с нами, естественно, никто не идет. Скрывшись из виду, перекуриваем, ждем окончания занятия по времени, разыгрывая со взводными в эфире игру. Через два часа спускаемся, предстоит еще огневая подготовка. Генерал разведчиков вытащил, НСВ есть у них и у меня. Но в моей роте пулемет не исправен, шептало сточилось, и он на задержку не становится, сколько бы патронов в ленте ни было – одной очередью выпускает. Признаться, что пулемет не исправен, не решаюсь, а вдруг пронесет.

Генерал посмотрел стрельбу роты, всех офицеров сначала запустил на третье упражнение, потом шесть смен солдат, все выполнили на отлично. Ему показалось достаточно убедительно, остановил стрельбу. Теперь «Утесы» давайте. Сначала разведчик стреляет – отлично. Потом мой пулеметчик, вся лента вылетает одной очередью. «Да он стрелять не умеет!» – кричит генерал. Пришлось сознаться в неисправности пулемета. Генерал настойчив, из пулемета разведчиков пусть стреляет – отлично. Тищенко дает команду: «Комбат, к бою! Отлично. Ротный, ложись – отлично». Отмяк генерал, сам лег, пострелял, тоже неплохо, похвалил нас и уехал. А перед этим попытался прекратить занятия из-за нарушения мер безопасности. Мы никак не могли понять, в чем состоит нарушение. Оказывается, солдат, стоящий в оцеплении, находится всего метрах в двадцати от основного направления стрельбы. А там растет единственное дерево, в тени которого он всегда и прятался, мы никогда не придавали этому значения, какому дураку вздумается стрелять в сторону. Он и нужен-то был, чтобы отогнать пасущихся баранов из расположенного неподалеку домика старика афганца, если тем вдруг захочется забрести на стрельбище. Генерал был неумолим, прекратить стрельбу, перенести пост. Нашелся подполковник Сидоров: «Приучаем к свисту пуль, товарищ генерал». – «А, ну хорошо, продолжайте», – был ответ после секундного замешательства.

На совещании командир полка подвел итоги – Орлова бронежилеты спасли. Хм, пулями пробитые.

Вечером прибегает посыльный, срочно вызывают в санчасть, солдат умирает. Прибегаю; Коля Перцев, замкомвзвода третьего взвода, на столе лежит, пытаются врачи промывание сделать, гадости какой-то наглотался. Спасти не удалось, то ли антифриза, то ли еще какой отравляющей жидкости выпил. На х/б кровью оставил последнее послание: «Прощай, родная Чувашия. Прости, ротный, что так сделал».

Жертва этой войны, психика не выдержала, два месяца до увольнения оставалось. После Карамугуля бояться начал, от выходов уклоняться, зарубка еще после Зардева осталась, ему тогда пуля в бронежилет попала. И он, умирая, говорил мне: «Вот она сейчас в сердце ко мне заходит». Такая жалость, наверное, мог бы сберечь его.

«Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь,—

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…»

9 марта

У меня затребовали списки по мерам безопасности при обращении с ядовитыми жидкостями. Знаю, что составляли в трех экземплярах: один в строевую часть, один в БТС (бронетанковую службу), третий в роте. Но ни одного нет нигде. Хорошо, я был уже достаточно опытным, были списки, без даты, где солдаты расписались за все, что только можно придумать, представил в полк – отвязались.

11 марта

Получил приказ с саперной ротой выйти в Каракамар с задачей проверки маршрута и оказания помощи саперам в восстановлении дороги на каракамарском серпантине. Готовим технику, получаем котловое довольствие – обычная в таких случаях подготовка.

12–24 марта

До Каракамара дошли быстро, колонна небольшая – десять БМП, мне БМП – КШ для связи придали, на ней Р-130, коротковолновая радиостанция установлена, и два БРДМ саперов. В первый день обустраиваемся, знакомимся с танкистами, обстановкой.

Тринадцатого проверили состояние серпантина. В нескольких местах обвалы, необходимо подрывать скалы, чтобы расширить дорогу. Наметили план работ.

Две недели продолжались восстановительные работы. Пехота блокировала, саперы рвали, пехота им помогала растаскивать камни, расчищать дорогу.

Любимым занятием офицеров стала охота на кекликов – горных куропаток, которых здесь огромное количество. Большими стаями перелетают с места на место, а мы гоняемся за ними, карабкаясь, почти по отвесным скалам. Удается добыть три-четыре, мы ж не с ружьями – автоматами. Зато какое разнообразие в пище. Захватили с собой Гошу, щенка среднеазиатской овчарки, подаренного нам Колей Рудникевич, все с ним возятся, очень скрашивает досуг. Молодые взводные удивляют. Садимся есть, расстилается ковер персидский, может, и не персидский, но красивый; расставляют сервиз из китайского фарфора, естественно, все трофейное. В наше время подобной роскоши мы себе не позволяли.

Каракамар – красивейшее место. Чистейший горный воздух, все вокруг зеленеет, цветет миндаль. Я окреп, поздоровел, загорел – словно на курорте побывал.

Двадцать четвертого встречали кундузцев, прибыли к нам на подмогу для проведения операции в районе Зуба.

Каракамар. Март 1984. И. Алошарафов, Г. Васильев с Гошей, А. Орлов, зампотех б-на Ф.Ф. Нестеренко, ком. взв. «Василек» А. Луковский

Стоя на блоке, наблюдал за прохождением командира 201-й дивизии. Едет на «уазике» с колоколами-усилителями, и на все окрестности разносится «Миллион, миллион, миллион алых роз…» – красиво жить не запретишь. Думаю, что орден за проводку колонны в Файзабад он «заработал».

25 марта

Батальон получил задачу – совместно с развед-ротой полка, подразделениями 201-й мсд (2-й мсб и разведрота 149-го полка) десантироваться в район Навабад – Шина – выс. 2700 (Зуб) – выс. 2775 – выс. 2608 с задачей уничтожить основную базу Басира, которая по разведывательным данным находится в этом районе.

Несмотря на то что в Кундузе сбежал к духам подполковник Заяц, офицер оперативного отделения, бывший начальник разведки дивизии, прихватив с собой секретные документы и, естественно, бывший в курсе подготовки, операцию не отменили и не перенесли.

Клеим карты, наносим задачи, готовим оружие и снаряжение. Я собрал майских дембелей. Рассказал о предстоящей задаче, сказал, что они могут остаться в полку и я ни словом не упрекну никого, но в горах без их помощи придется нелегко – ни один не остался. Я очень благодарен им, моим сержантам: Осипову Федору, Сергееву Виталию, Сизоненко Сергею, Кошелеву Жоре, Тригубенко Толе, Черномаз Ивану, классным пулеметчикам и просто отличным солдатам Диме Автуху и Сасиму Александру.

26 марта

С утра выдвинулись на аэродром. Первыми высаживались шестая рота, кундузцы и «зеленые». В ходе высадки были сбиты два вертолета, но потерь среди наших нет, отделались ушибами. У «зеленых» одного сарбоза винтом порубило, когда из подбитого вертолета выскакивали.

До нас очередь дошла во второй половине дня. Высаживались под огнем. Выпрыгиваю из вертолета, бегу на ближайшую высоту. Метров через сто-сто пятьдесят вдруг отказывают повиноваться ноги, сказались болезнь и отпуск. А за мной рота, нужно еще метров на двадцать-тридцать подняться. Руками переставляю ноги, через не могу, со слезами на глазах кое-как выполз на высоту. Залегли, АГС развернул, гораздо легче стало.

А мысли всякие были, когда поднимался. Пусть грохнут меня, чтоб не мучиться, – вначале. Э, нет, пусть ранят, но легко, чтобы в санчасть эвакуировали, – чуть позже. Но это в мыслях, а подчиненным, конечно же, виду не подал, проявил, если можно так сказать, личное мужество. Ведь что такое мужество? По-моему – это преодоление трудностей, порой нечеловеческих.

Как всегда, смешное и трагичное на войне ходят рядом. Вертолетчики накрыли нас НУРСами, уже второй раз в биографии. Один из солдат рванул кольцо сигнального патрона оранжевого дыма, который висел на бронежилете, на груди, и как ни отворачивал лицо, стал оранжевого цвета, долго хохотали. К вечеру перестрелка постепенно затихла.

27 марта

Прикрывали эвакуацию подбитых «Ми-8». Прилетел «Ми-6», завис, обе восьмерки подцепили на тросах на внешнюю подвеску, шестерка благополучно поднялась и улетела.

Высадились разведчики и пошли на прочесывание, четвертая рота и «зеленые» уже в кишлаках, мы прикрываем. Обнаружили горную пушку, из которой в осенью 1982-го был обстрелян полк, ЗГУ, мины, стрелковое оружие. «Батальонный спецназ», взвод связи, куда отбирались самые крепкие и отчаянные солдаты, приволок целый мешок разнообразных пистолетов, начиная с «маузера» и заканчивая «ПМ». Тищенко выбрал для себя один красивый, типа браунинга, весь никелированный, накладки на рукоятке похоже из слоновой кости.

Получил команду на перемещение, выдвигаемся в сторону Зуба. Вчерашней усталости как ни бывало. Через какое-то время началась стрельба. Командир первого взвода докладывает: «У меня трехсотый». Запрашиваю: «Кто?» «Хомчик», – отвечает. Слава богу, вырвалось в эфир. Хомчик Гена, лучший друг полит– и особотделов. Был в роте, мягко говоря, неуважаемым солдатом, грубо говоря – чмо. Пришлось выделить восемь человек для выноса на удобную для посадки вертолета площадку, ранение в грудь – тяжелое.

Тищенко красуется в полный рост, хотя пули вокруг свистят очень даже назойливо. Я такой храбрости не приемлю, вспоминается майор Ильин, с его спокойным мужеством. Не есть хорошо, если смелость переходит в безрассудство.

28 марта

Духи продолжают огрызаться. Сегодня прижали шестую роту километрах в двух от нас. Как мог, старался помочь им. Развернул миномет, но с уходом Пети Маслова не стало нормальных, грамотных минометчиков – из десяти мин ни разу не попали по высоте, откуда велся огонь. Минометчики стали настоящей обузой, еще Дейкуна просил не придавать их. Толку нет, а их постоянно тащить приходится, вьюки-то у них тяжелые, поменялся призыв, основная масса молодых еще не втянулась. Сам лег за ПК, чтобы хоть как-то сбить прицел врагам. Когда рядом посвистывают пули, совсем непросто хладнокровно прицеливаться.

Саня Чигрин попытался взять высоту, подняв роту в атаку. Но, получив трех раненых, рота залегла. Вышли в темноте.

29 марта

Боеприпасы для шестой роты – они вчера расстреляли полбоекомплекта – по ошибке сбросили нам. Свой-то груз едва тянем. Взяли несколько ишаков в кишлаке, навьючили, двигаемся к Зубу. Пошел сильный дождь, грунт раскис, с трудом передвигаем ноги, к каждой липнет, наверное, по пуду грязи, промокли насквозь.

Останавливаемся на ночлег, пытаемся отдохнуть, сев прямо в грязь, завернувшись в плащ-палатки. Я под одной палаткой с Витей Федотовым, обнялись, так вроде бы теплее. Первый раз услышал, как стучат от холода зубы у всей роты. Такое чувство, что слышно на всю округу.

30 марта

Продолжаем движение. Очень хочется есть, остатки сухпая израсходовали еще вчера. Он тоже не резиновый, получали на трое суток, а идут уже пятые. Боеприпасы не забыли подбросить, а о том, что, оказывается, еще и питаться нужно, верхнее командование как-то не подумало. Выше в горах лежит снег. Ишаки проваливаются, ложатся на брюхо, в конце концов не выдерживают и все издыхают. А советский солдат преодолевает любые трудности. И хоть медленно, рота продолжает выдвигаться в указанном направлении.

При переходе через ущелье скатывались по снежному склону кто на плащ-палатке, кто на ОЗК, а кто просто на заднице – как на картине Сурикова «Переход Суворова через Альпы».

Наконец-то дошли до этого чертова Зуба – скала, метров десять высотой, если смотреть из полка, напоминает волчий клык, отсюда и название. А зачем шли, не очень понятно. Духи уходят, не принимая боя. В четвертый раз с 1980 года занимаем этот укрепрайон. Чтобы хоть как-то согреться, вытапливаем тротил из мин.

31 марта

Получил команду на выдвижение в район отдыха, куда доставят сухой паек и будет организован суточный отдых. При переходе через ущелье не выдержал «Маруся», Студеникин Серега, хотя шел налегке – оружие и снаряжение у него давно уже взяли. Если какое-то время шел на пинках, то сейчас лег и говорит: «Что хотите делайте, дальше не пойду». Вызываю вертолет, указываю высоту, на которую нужно подняться, а сил уже ни у кого нет. У старшины нашлась веревка, обвязали и потащили волоком, как бревно, вдесятером. Выползли на высоту, села на несколько секунд вертушка. За тобой, сволочь, говорю, прилетела. Подхватился «Маруся», бегом к вертолету, прыг, дверь захлопывается, восьмерка взлетает. А оружие, боеприпасы, бронежилет оставил нам.

Рота сильно растянулась, солдаты двигаются из последних сил, откуда еще эти силы берутся, третий день без еды. Как в песне: «Да поможет аллах им дойти до еды…» При подходе к месту отдыха наблюдал такую картину. Упал солдат от усталости на колени, головой уткнулся в землю, встать не может. Мимо сарбоз проходит, лепешку жует. Гена Васильев у него отломил, почти отобрал кусочек, с ноготок, наверное. «На, ешь, солдат», – говорит. Тот проглотил, поднялся и пошел.

Наконец-то дошли. Командир постарался: разбиты палатки УСБ, печки растоплены, охранение стоит, своих не нужно лишний раз напрягать. Первым делом закурили. Кто курит, тот знает, что легче перенести голод, чем отсутствие сигарет. Какое наслаждение! Голова закружилась, хорошо так стало. Потом по куску хлеба съели, тоже непередаваемое чувство, вкуснее ничего, никогда не едал. Ну а потом повара, свои, доморощенные, начали готовить, кто во что горазд. Тушенка, на которую неделю назад смотреть не мог, такой вкуснятиной показалась.

1 апреля

Обогрелись, отоспались, подкормились. Прилетел командир полка на «Ми-6». Кричит, высаживаясь: «Я вам подмогу привез». Открывается рампа и оттуда появляются черт-те кто. Кого смог в полку собрать: свинарей, огородников, писарей – всех притащил, а среди них «Маруся». Спасибо, отец родной, за такую помощь.

Сидоров собрал командиров рот, ставит задачу на продолжение преследования Басира, по имеющимся данным, он укрывается в кишлаке Сумдара с небольшим отрядом. После постановки задачи командир улетел в полк, за него остался начальник штаба подполковник Несмелов, три месяца назад прибывший по замене.

Вчера вернулись из тяжелейшего восьмидневного похода, а сегодня жизнь прекрасна и замечательна

Выступили сразу же. Напряжение предыдущих дней сказывается. Часа через два делаю привал. По мнению начальника штаба, срываю сроки выполнения задачи. Не обращаю на его крики никакого внимания. Тот от собственного бессилия, не зная, что со мной можно сделать, кричит: «Расстреляю». «Попробуй!» – усмехнувшись, отвечаю. Сбавил обороты, начал уговаривать. Минут через десять движение продолжили. Около семнадцати часов внезапно налетел снежный буран, в десяти метрах ничего не видно. Остановились там, где он нас застал. Солдаты попадали от усталости, и их очень быстро замело снегом. Офицеры двенадцать часов провели на ногах, от пронизывающего ветра укрыться негде. Прыгали, плясали, песни орали в надежде хоть как-то согреться.

2 апреля

В пять утра начали поднимать солдат, двигаться не могут, застыли. Кое-как заставили побегать, разогреться. Буран к утру стих, снега намело по пояс. В четвертой роте умер солдат, не выдержало сердце. Получили команду на возвращение в полк. Опять «Маруся» не может идти. Здоровенный на вид парень, ростом под метр девяносто, а духом слаб. На первом же километре умирает. Снова весь груз переходит на плечи других. Начальник штаба полка поручил мне двигаться в голове, как самому опытному, потому что очень сложно ориентироваться.

Командир, чтобы поддержать, выдал в эфир: «Ребята, вас ждут накрытые столы, по сто граммов спирта на брата». Сил сразу же прибавилось, словно крылья выросли за спиной, на суровых, обветренных лицах офицеров появились улыбки. Подошли к Файзабаду, там ждет автомобильная колонна. Въезжаем в полк, видим, на плацу столы расставлены. Какой молодец у нас командир! Спрыгиваем на ходу, подбегаем, а там… Чаем нас хотят угостить. Какое ужасное разочарование. В боксе это называется удар ниже пояса. Понурые поплелись в расположение. Но, помывшись в баньке, поскребли по сусекам, нашли чем поддержать боевой дух и на следующий день забыли все тяготы нашего похода. А кундузцы где-то все-таки нарвались на духов, у них трое погибших.

Сразу по возвращении написал наградные на отличившихся, в том числе на Хомчика. Описание подвига: в ходе боевых действий был тяжело ранен. За проявленное мужество достоин награждения медалью «За боевые заслуги». Начальник политотдела вызвал нас с замполитом и отругал, мол, что за текст. Отвечаю, что написал, как было, ранен, значит, превозмогал боль, то есть проявил мужество, положена по статусу награда, подвигов никаких не совершил. Начальник политотдела потребовал переписать наградной, представить к ордену Красной Звезды. Я категорически отказался, никакие угрозы не помогли. Пишите сами, что хотите, моей подписи не будет. Лучшие солдаты не могут получить награду, сержанта Свиридова в третий раз представляю, а еще за Зардев Красное Знамя обещали. Не помогло даже вмешательство командира. Я очень щепетильно отношусь к вопросам награждения.

Орловская рота с управлением батальона. С-на роты В. Булочка, командир роты А. Орлов, замполит Г. Васильев, ком. 2-й мсв В. Смиренский, ком 1-й мсв Ю. Алошарафов, всегда с нами ком взв. «Василек» А. Луковский, сзади: техник б-на по вооружению Н. Рудникевич, командир б-на В. Тищенко

Сразу по возвращении отправил Студеникина «Марусю» и Кузнецова «Кузю» в кабульский госпиталь на обследование на предмет психического здоровья.

17 декабря

Два офицера полка в бегах, не вернулись из отпусков. Вот позорище-то. Наш минометчик Рощектаев и начальник штаба первого батальона Кузнецов. Оба через пару недель после прибытия попали в зардевскую переделку и, очевидно, подумали, что подобное происходит чуть ли не каждый день. Чтобы сохранить свои драгоценные шкуры, решили не возвращаться. Документы на обоих передали в прокуратуру.

19 декабря

Прошли ежегодный медосмотр. Проблем со здоровьем нет. Лейтенант Орлов как бык здоров.

20 декабря

Пятая рота, единственная в полку, где все офицеры лейтенанты. И нам частенько достается за малейшие упущения. Мастер витиеватых выражений, заместитель командира полка подполковник Масловский, так выражал свое недовольство: «Пионеры гребаные! Пионерские костры в жопах горят! Пионерские галстуки повесьте на шеи!» Мы со своим юношеским задором с юмором воспринимаем подобные нагоняи.

21 декабря

Проводили, повторно, Сашу Чигрина в отпуск. Должен был улететь 17 декабря, но пришла нелетная погода, которая простояла целую неделю.

22 декабря

Пришла все-таки зима и принесла с собой все свои прелести – снега, дожди, холода, нелетную погоду. Вертолетов не было уже две недели. До сегодняшнего дня жили с замполитом в канцелярии, в отдельной комнатке. Прохладно было, но держались стойко до последнего. И вот холод все же победил. Моржей из нас не получилось, спешно перебрались в палатку к любимому личному составу. Двух буржуек на палатку хватает, тепло. Печки топятся постоянно соляркой, подача регулируется через капельницу.

Есть в пришедшей зиме и свои прелести. Унылого, серого, так надоевшего пейзажа больше нет. Горы словно побелили, такие красивые стоят. Как на картинах Рериха из его знаменитой гималайской серии. Впрочем, красоту в них можно найти в любое время года.

23 декабря

Вернулся из Кабула Боря, решил все вопросы, дали добро, чтобы роту принимал я. А чего принимать-то, уже четыре месяца ею командую.

26 декабря

Не успел принять роту, 159-я БМП сгорела в парке. При проверке работы подогревателя загорелась, потушить не получилось. Все разбежались и два часа, прячась за штабом, наблюдали и слушали, как рвутся боеприпасы. Помимо боекомплекта БМП в ней находились двести мин к Васильку, два ящика гранат для пехоты, несколько ящиков с патронами для ПК и «АК». Все это поочередно взрывалось, стреляло. После того как все закончилось, боевая машина превратилась в ежика, из брони со стороны десантного отделения торчали пули калибра 5,45 и 7,62 мм, которые пробили раскаленную броню, но застряли на выходе, – печальное зрелище. Обугленный корпус вытащили за территорию парка, и он остался памятником человеческой безответственности и безалаберности.

И.Ю.Алошарафов – Саня

Прилетел заменщик Боре Гизоеву, но как командиру взвода, а не роты. Алошарафов Исмет, Саня, как он нам представился – выпускник Бакинского ВОКУ этого года. Худенький, небольшого роста, но с горящими глазами. В штабе полка, тем не менее, его попросили написать рапорт, что он не претендует на должность командира роты.

28 декабря

Проводили Борю Гизоева, убыл служить в Майкоп. Будучи узаконен в должности командира роты, получил от начальника штаба полка первую «боевую задачу» – сопровождать женщин на файзабадский базар. Два часа болтался с ними по дуканам с автоматом наперевес.

30 декабря

Уже несколько дней чувствую себя неважно. Сходил с Казариным Витей, батальонным фельдшером, до ветра, и он по рисунку на свежевыпавшем снегу поставил диагноз – желтуха. Пошел в санчасть, все подтвердилось. Такая досада, заболеть под Новый год, последним в полку, ведь эпидемия уже прошла. А ведь еще девятнадцатого декабря при прохождении годового медосмотра был здоров.

31 декабря

Переправили в Кундуз, в инфекционный госпиталь. Вирусный гепатит типа А желтушной легкой формы – такой был поставлен диагноз. Новый год встретил на больничной койке бутылкой минералки.

1—21 января 1984 года

Госпиталь переполнен. Вместо тридцати больных, по нормам мирного времени – более трехсот. Офицеры располагаются в модуле, а для солдат во дворе разбиты палатки УСБ. Если офицеров еще как-то лечат, капельницы ставят, чтобы токсины из организма вывести, еще что-то делают, то солдаты просто лежат, у них даже матрасов нет, располагаются на панцирных сетках. Не хватает персонала, медикаментов. Солдат раздели, чтобы не бегали в гарнизон, не распространяли заразу, ходят в белом нижнем белье. Бледные, истощенные, как тени перемещаются в своих «белугах», такое ощущение, что в концлагерь попал. Мне ежедневно, в отличие от многих, ставят по несколько капельниц с различными растворами. Спасибо медсестричке Юле, очень ей благодарен, чем-то я симпатию у нее вызвал.

За все время пребывания в госпитале только Коля Рудникевич навестил, рассказал полковые новости. Казалось бы, ничего особенного, но такие встречи сил прибавляют, и настроение надолго улучшается.

22 января

Отправили в Ташкент, в 340-й окружной военный госпиталь. Он тоже переполнен, в палатах койки в два яруса, курсанты местного училища располагаются в коридорах.

31 января

После недельного нахождения все показатели вроде бы пришли в норму. Выписали с направлением на реабилитацию в санаторий на Иссык-Куле. Но я подумал, что лучший санаторий – это родной дом, и поехал в родные края.

5 марта

После месячного отдыха была трудная дорога обратно в Афганистан. Трое суток просидел на ташкентской пересылке, без копейки в кармане. Зато от Ташкента до полка добрался за три с небольшим часа, едва успевал перепрыгивать с одного самолета на другой. Вышел из вертушки в файзабадском аэропорту – и будто не улетал никуда.

Радостная встреча, меня все ждали, особенно солдаты. Они побаивались с молодыми взводными на боевые ходить. Вот приедет лейтенант Орлов – между собой частенько разговаривали. Ну, разве это не высшее признание. Был тронут до слез, когда узнал об этом.

Весна идет полным ходом, зеленеет трава, появились первые цветы, правда, снега на горах еще много.

Ребята сбросились по сто чеков, водка подорожала до тридцати пяти чеков, я достал свой неприкосновенный запас, начались рассказы.

Однополчане пережили очень трудную зиму, морозы в феврале были девятнадцать градусов. Полк понес большие потери. В Кишиме погибли три офицера: командир восьмой роты Огнев Саша, командир минометной батареи Мишуто и его командир взвода – Подольский Андрей. Оказывается, были в черных танковых комбинезонах, чем резко выделялись среди личного состава и на белом снегу. Часто такие вот простые, казалось бы, истины, не принятые во внимание, становятся причиной трагедии. Комбата, майора Камерзана сняли с должности и назначили к нам начальником штаба. Кстати, очень умный и грамотный офицер, за восемь месяцев пребывания в Кишиме выучил фарси, свободно разговаривает. Капитана Тищенко назначили командиром второго батальона, а майора Дейкун перевели в Кишим.

В батальоне пятнадцатого февраля потеряли шесть человек в районе Карамугуля. Во всем пытаются обвинить Колю Рудникевича, сделать его крайним, возня не прекратилась по сегодняшний день. Коля стал злым, дерганым.

В батальоне его никто не винит, потому что все знают, как обстояло дело. В ходе перестрелки минометчику оторвало палец на руке, и он от болевого шока потерял сознание. Было принято решение эвакуировать его и выносить поручено взводу обеспечения. Старшим назначили Николая. На пути отхода нужно было перейти через ущелье. Командир хозяйственного взвода Яковенчук из-за личных амбиций – Коля формально был его подчиненным – отказался подниматься на гребень и повел взвод по ущелью, так ему показалось, будет легче идти. Что было делать Николаю в данной ситуации? Пристрелить его? Как опытный боец, он со связистом пошел по хребту. А обозников духи заметили, зажали и расстреляли. Сам Яковенчук спрятался за водопадом и несколько часов просидел в ледяной воде, пока наши не подошли на выручку, на его глазах добивали раненых и глумились над трупами. Сейчас пьет самогонку и кричит, что он заслужил звание Героя Советского Союза. В поисках крайнего старший комсостав пытается стрелочником сделать Рудникевича. А я знаю одно: во всем всегда виноват командир, и Сидорову нужно винить только себя.

Отличились мои воспитанники, раздолбаи. В частности, Витя Федотов прикрывал отход огнем из пулемета и вышел в числе последних.

6 марта

Тищенко дуркует. Заставляет писать планы работ на месяц, на неделю, на каждый день, в которых все должно быть расписано по часам, чуть ли не поминутно. Пишем план-конспекты на чистку оружия, проведения физзарядки. Говорит, что готовит к службе в Союзе. Он пришел из 1-й Московско-Минской дивизии и, по его словам, насмотрелся, как снимают с должностей командиров рот, ребят, прибывших из Афганистана, имеющих боевые награды, за всякую повседневную ерунду, за неспособность к показушности.

Тищенко дуркует. Заставляет писать планы работ на месяц, на неделю, на каждый день, в которых все должно быть расписано по часам, чуть ли не поминутно. Пишем план-конспекты на чистку оружия, проведения физзарядки. Говорит, что готовит к службе в Союзе. Он пришел из 1-й Московско-Минской дивизии и, по его словам, насмотрелся, как снимают с должностей командиров рот, ребят, прибывших из Афганистана, имеющих боевые награды, за всякую повседневную ерунду, за неспособность к показушности.

Пришло подтверждение замены – Белорусский военный округ, июль месяц.

19 октября

Провожаем колонну. Пытался оставить старшину Булочку Володю в полку, чтобы по возвращении всегда ждал накрытый стол. Да и вообще у старшины здесь полно дел, списание, получение имущества, поддержание порядка в расположении. Куда там. К командиру полка пойду – кричит, я должен быть с ротой. Пришлось смириться, да, честно говоря, и уважаю я таких людей. Володя прибыл в полк на должность начальника вещевого склада, но сразу же заявил, что портянки перебирать он не собирается и видит свое место только в боевом подразделении. Наверное, второй прапорщик в истории полка, который не согласился на блатную должность. Первый, Коля Рудникевич, придя на должность командира хозяйственного взвода полка, приложил все свои силы, чтобы уйти к нам во второй батальон. Зато я знаю пятерых прапорщиков, которые были назначены во второй батальон и под разными предлогами сбежали на склады и в подразделения обслуживания. Первый переход до Артынджалау без происшествий.

2-й взвод 5-й роты в колонне

20 октября

Пришли в Кишим. По дороге, на подъеме перед Тахджари, перевернулся «ГАЗ-66» с «зелеными». Это нужно было видеть. Сколько человек могут ехать на шишиге? Вряд ли кто угадает. В кабине четыре человека, между кабиной и кузовом еще четыре, в кузове, стоя, как кильки в банке, еще человек сорок-пятьдесят. И вот карабкается машина на подъем, не вытягивает, начинает катиться назад. Первым и единственным выпрыгивает водитель, машина набирает скорость, падает на бок, опрокидывается, и я наблюдаю клубок тел, который, как гигантский змей, летит, изгибается, переворачивается. Все наши, кто видит, хохочут, а самое главное – никто не пострадал, ушибы получили, и всё.

В Кишиме встретил однокашника, Сашу Ковыршина. Как быстро мужают здесь, в Афганистане. Помню, каким пацаном он был в училище, а сейчас командир роты в 149-м полку. Всю ночь проболтали. Оказывается, месяц назад погиб Коля Криворучко, почти два месяца прожил с ним бок о бок в Пули-Хумри, горько на душе. Утром обнялись, пожелали друг другу удачи, колонна пошла на Кундуз.

22 октября

Операция в районе кишлаков Намазга и Кангурчи. Мы блокировали, «зеленые» прочесывали. Как всегда, сходили чайку попить. Когда начали сниматься, по мне вдруг ударили из гранатомета из того самого кишлака, откуда только что вышли царандоевцы. Недолет метров десять-пятнадцать, никто ничего еще не понял. Кричу наводчику: «Прямо за дувалом-300, гранатомет». Слышу в ответ: «Товарищ лейтенант, граната заклинила». Ну все, пронеслось в мозгу, сейчас чуть поправку возьмет и п…ц. Из пулеме-е-е-та – ору, чтоб прицел хотя бы гранатометчику сбить. Рядом, метрах в пятидесяти, танк стоял, танкисты сидят на башне, курят. Цель более важная, чем БМП. Ведь за подбитый танк, по имеющимся у нас данным, сто тысяч афганей платят. Дух второй выстрел по танку делает, прямо под днище между гусениц граната влетела. Экипаж мгновенно ныряет в люки и открывает огонь, слава богу, пронесло. Из пулемета, стрелкового оружия начался обстрел, но это ерунда. Под прикрытием танка выходим, смотрю на замполита – улыбка до ушей, что ж, первый бой, он как праздник, если все хорошо заканчивается. На его 153-й БМП пулей сбило антенну. А у меня очко сжалось. Год ничего не боялся, а после отпуска появился страх. Но он очень хороший помощник при ведении боевых действий, думать заставляет. Кто-то из великих сказал: «Храбрость – это делать то, чего ты боишься, если ты ничего не боишься, значит, не можешь быть храбрым». Пришли в Кишим без потерь.

23 октября

Вышли в направлении полка, но не спешим. Там идет осенняя итоговая проверка. Лучше сдать ее заочно. Остановились в Артынджалау, где собираемся проводить операцию.

25 октября

В ночь вышли для блокирования кишлака Тогбай. День накануне прошел в подготовке, скорее всего, затягиваем время. Почти все взрослое население из кишлака ушло. Хадовцы взяли двух человек, на которых указал «доброжелатель». Он прятался в БРДМ, перед триплексами которой проводили всех оставшихся в кишлаке мужчин. К обеду вернулись в Артынджалау и сразу же отправились в полк. Дошли до Каракамара, где заночевали. Комиссия из полка улетает завтра.

26 октября

Вечером вернулись в полк. По результатам осенней проверки получили оценку хорошо.

27 октября

Убыл в командировку в Кундуз за молодым пополнением. Из Кундуза улетел в Хайратон. Там создан пересыльный пункт для молодого пополнения. Прибывшая автомобильной колонной из Термеза молодежь распределяется по частям и вертолетами отправляется к местам дальнейшей службы.

31 октября

Завтра уже ноябрь, как быстро летит время, так, наверное, и жизнь вся проходит.

Второй год службы проходит для меня тяжелее, скучнее, нет новизны, ничем уже не удивишь, возмужал, окреп. Перешли на зимнюю форму одежды, рукава у кителя п/ш чуть не по локти, пуговицы едва застегиваются.

Нахожусь в Хайратоне, встречаю молодежь и отправляю в полк. Был на границе, недолго, правда, минут десять, а как остро чувствуется, что вот там, в ста метрах родная земля.

5 ноября

Миссия выполнена, вернулся в полк.

7 ноября

День Великой Октябрьской Социалистической революции. Все началось как обычно – торжественное построение, зачитка приказа министра обороны, поздравления. Потом главное действие плавно переместилось в женский модуль. За праздничным столом познакомился с Юрой Косичкиным. Нет, мы уже больше двух месяцев знакомы, но не знали, что земляки. Он родом из города Семенов Горьковской области. В поселке Варнавино, моей родине, у него много родственников, и сам там часто бывает, может быть, даже встречались. Как водится, выпили за это дело, а потом исполнили с ним «Сормовскую лирическую» («Под городом Горьким»), всем очень понравилось. Замполит Гена Васильев стал быстро душой компании, классно играет на гитаре и исполняет песни собственного сочинения.

Вышли покурить. Саша Малаев садится и – мимо лавочки, ноги кверху. А мимо, как назло, начпо проходил. Увидел это «безобразие», коршуном налетел. Что вы себе позволяете? Почему в таком состоянии? Но не тут-то было. Вы кто такой, чтобы указывать? Мы боевые офицеры. Вы штаны протираете в кабинете, на наших костях ордена получаете. А мы что, сто граммов не имеем права выпить? Подполковник Стариков был ошарашен, не знал, что делать. Тут командир полка появился, подполковник Стариков его на помощь зовет. Сидоров, конечно, молодец, с ходу дает команду: «В одну шеренгу – становись!» Мы встрепенулись, построились, постарались строевую стойку принять. «Напра-во! На гауптвахту шагом – марш!» Пошли в указанном направлении. Булочка, старшина, кричит: «Нас тюрьмами не запугаешь! Гауптвахты боятся только трусы и подлецы!» Довел нас командир до гауптвахты, приказал запереть в камере. На наши выкрики не имеете права никак не отреагировал. Только он ушел, мы вызываем начальника караула. Говорю, чтобы отправил караульного в модуль, сообщить, где мы находимся. Побаивается, но авторитет второго батальона настолько высок в полку, что не посмел проигнорировать. Минут через пятнадцать прибыли женщины, накрыли в камере поляну, и праздник продолжился.

Старшина роты В.Г. Булочка

Через час командир дал команду выпустить нас. Подходим к модулю, а там подполковник из разведотдела армии выступает, перебрал немного. Схватил за портупею Колю Рудникевича, рванул, тот улетает с крылечка, падает. Встает, отряхивается, спрашивает, кто. Показали ему на подполковника, а у Коли кулак с детскую голову, унесли подполковника в модуль, но ничто не могло омрачить праздник.

8 ноября

Утром тяжело, вспоминаем, переживаем, думали, что разборки предстоят. Конечно, страха нет и быть не может, но всегда неприятна сопутствующая тягомотина. Командир молодец, ни словом не обмолвился, к ветеранам относится снисходительно – Герои Афганистана, так нас называет. Армейский подполковник, как и все разведчики, тоже молодцом оказался. На совещании офицеров заявил: «Я зауважал этот полк. Как попросил, так и получил».

10 ноября

Новый замполит батальона капитан Стрельцов в сентябре звание получил, имеет привычку, тихонько подкравшись к палатке, подслушивать, о чем говорят офицеры. Гена Васильев нарисовал плакат, на котором изображен человек в чалме, как две капли похожий на замполита, приложивший палец к губам. Внизу подпись: «Осторожно! Противник подслушивает!». Этот плакат мы повесили в своей комнатке в палатке. Слух мгновенно разлетелся по батальону. Все офицеры и прапорщики заходили посмотреть, удивляясь поразительному сходству. Надеемся, что это возымеет действие на того, для кого, в общем-то, и было предназначено. Не по-офицерски это – подслушивать. Зайди посмотри, чем занимаемся, поговори, тогда и отношение будет другое.

Все так же, как и год назад, и погода и события, все повторяется с точностью плюс-минус несколько дней. Письма не пишутся, мыслей нет.

13 ноября

Заменился Саша Малаев, последний из могикан. На замену ему пришел мой однокашник по училищу Смиренский Володя, веселый, жизнерадостный парень. Принес с собой запас бодрости, жить стало веселее.

16 ноября

Коля Рудникевич рассказал смешную историю. Заболел у него зуб, пошел он к нашему стоматологу капитану Лосеву на прием. Тот осмотрел и говорит: «Удалять надо, но у меня нет ничего для обезболивания. Если есть возможность, бери бутылку самогонки и приходи». Взял Николай у знакомых саперов самогонку, пришел снова – зуб-то болит. Наливает Лосев кружку, пей, говорит. Коля выпил, через какое-то время хорошо стало. Доктор наливает вторую кружку и сам ее выпивает. Рудникевич спрашивает: «А ты-то чего пьешь?» – «Чтобы рука не дрогнула», – отвечает. Операция по удалению зуба прошла успешно. Мы же от души посмеялись.

21 ноября

Уходят старые, проверенные бойцы, отслужили, заслужили. Лучшие мои солдаты уволились: Савины Володи, два моих отличнейших механика, украинец и русский, первоклассные наводчики-операторы Резяпкин Андрей и Бузыкин Паша, командир отделения Меньшиков Василий. Так не хочется с ними расставаться, столько вместе пережили. На них в любое время, в любой обстановке можно положиться, такие вряд ли уже будут. Немного огорчили тем, что улетают все в фуражках с черным околышем, черных погонах и черных петлицах на парадных кителях. Как мог пытался привить им любовь к пехотной символике, объясняя, что пехота самый заслуженный род войск и поэтому за ее заслуги и погоны, и петлицы, и околыш красного цвета, что символизирует цвет пролитой на полях сражений крови. Местные традиции оказались сильнее.

Приходят молодые, новые солдаты, работаю с ними, стараюсь сделать из них воинов.

29 ноября

А в нашей боевой деятельности застой. Снова безделье, расхолаживание, время как будто остановилось, дни тянутся медленно.

Сегодня проводы начальника штаба полка майора Рябшева Александра Ивановича. Когда стемнело, в его честь был устроен грандиозный салют. Сначала одновременно ударили двадцать БМП-2, находящихся по периметру полка в охранении, потом Шилки, за ними артиллерийская батарея, а завершила реактивная батарея, выпустив двести реактивных снарядов. БМП и Шилки стреляли с максимальными углами возвышения осколочно-фугасными зажигательными снарядами, которые, разрываясь от самоликвидаторов, создавали дополнительный праздничный эффект. Артиллеристы отработали по заранее спланированным целям. Зрелище было впечатляющим. Майора Рябшева уважали и даже любили в полку, и он не зря был удостоен такой чести.

3 декабря

К саперам прибыли новые собачки, минно-разыскные собаки: Альфа, Нора, Лесси, Арна. Их, как и солдат, отдали приказом по строевой части и поставили на довольствие. Те, что были раньше, уволились вместе со своими вожатыми.

4 декабря

Наконец-то закончилось безделье, вышли для встречи колонны. У меня новый механик-водитель, Москалев Женя, волгоградский парнишка. После Савина Володи у меня поначалу было к нему несколько предвзятое отношение. Но посмотрел – ведет уверенно, машину чувствует, толк будет, сработаемся. До Артынджалау дошли без проблем.

Перед выходом в колонну. Декабрь 1983 г.

5–6 декабря

Перебрались на Третий мост. Сутки отдыхаем. Сутки в походе, не то что в полку. Душа отдыхает, настроение приподнятое, несмотря на возможные трудности.

7 декабря

Выдвигаемся в направлении Кишима. Я становлюсь на блок у слияния рек, здесь и ночь проведем. Чтобы не проходить двухкилометровый участок в течение четырех часов, командир принял решение блок выставлять на сутки, если потребуется – и больше, до прохода колонны. Давно бы так нужно было сделать. Темнота наваливается быстро. Чтобы иметь возможность наблюдать за подступами, делаем «невский проспект», так почему-то у нас называется это действие (трассерами зажигаем высохшую траву, горит всю ночь, достаточно хорошо освещая окрестности). Лег отдохнуть и вдруг слышу – ДШК работает: бу-бу-бу. Выскакиваю, а это старшина Булочка от не фиг делать из своего «АКСУ» палит, звук очень похож. Отругал, отматерил, но сон пропал. Меня на втором году службы очень нервирует бестолковая стрельба, воспитываю и офицеров и солдат. Но приходится делать поправку на молодость – еще не настрелялись.

8 декабря

Пропустили колонну, сворачиваемся. На барласском серпантине сорвался в пропасть топливозаправщик; водителю удалось выпрыгнуть. Принято решение расстрелять из танка. После выстрела метров с восьмисот огромный огненный шар, словно ядерный взрыв, поднялся в небо. Впечатляющее зрелище, еще бы – пять с половиной тонн бензина было в цистерне. Дальше пошли достаточно быстро, проскочили до Каракамара. Заночевали.

9 декабря

До полка дошли быстро, за четыре часа. Скорость проводки колонны с ночными блоками увеличилась.

11 декабря

Пишу родным редко. Снова начались походы, а забот и хлопот с ними, конечно, прибавилось. Гена Васильев пишет гораздо чаще, почти каждый день. Уходя в колонну, оставляет заранее написанные письма дневальному, чтобы отправлял каждый день, достоин похвалы. Он до сих пор не сообщил жене, где находится, потому что при убытии в Афганистан она была на шестом месяце беременности, недавно у него родилась дочь, и волновать жену он не хочет.

Проверка готовности роты. Артынджалау. Декабрь 1983 г.

Солдаты сейчас в основном молодые, за ними глаз да глаз нужен, вожусь с ними, как с малыми детьми. Пока еще ничего не знают и не умеют, как не вспомнить тут ребят, которые уволились, понимали с полуслова, с одного взгляда.

Погода в этом году на удивление. Середина декабря, а дождей, снега еще нет. По утрам, правда, уже подмораживает, но снега нет даже на горах.

12 декабря

Вышли на сопровождение, оборзели, уже по темноте двигаемся. При прохождении Бучи, с той стороны Кокчи, из садов ударили из гранатомета. Зрелище впечатляющее. Кажется, прямо в тебя летит огненная комета, но снова, в который уже раз, недолет. Неважно стреляют, практики, наверное, не хватает. Доставка боеприпасов в наши места затруднена, потренироваться не могут, я так думаю. Что понравилось, Сасим Саша мгновенно ударил из ПК в ответ на выстрел, а потом уже началось море огня со стороны колонны. Больше враги не стреляли, не рискнули, хотя серпантин многие проходили с включенными фарами и представляли собой прекрасные мишени. В Артынджалау пришли в кромешной темноте.

13 декабря

Встал на блок у слияния рек, до боли знакомое, почти любимое место. Пропустили колонну, вернулись на Третий мост.

14 декабря

Выполнив задачу, возвращались в полк. На каракамарском серпантине завалился танк. Попытались вытащить. Два танка зацепили спереди, один придерживал сзади от опрокидывания. В результате танк выдернули, а на его место попал поддерживающий танк. Как ни пытались вытащить, не удалось. Стемнело, остались в Каракамаре.

15 декабря

Все попытки вытащить танк ни к чему не привели. Принято решение снять все, что возможно, и оставить его на серпантине. Саперы рвали скалу для того, чтобы расширить дорогу в образовавшемся узком месте. Незаметно пролетел день.

Каракамарский серпантин. Памятником станет не завалившийся, а поддерживающий сзади танк

Наблюдал, как местные жители моют золото. Что-то похожее на коврик, сплетенный из тонких прутьев, укладывается на камни. К нему подводится вода из арыка. Стоя в ледяной воде, черпают песок ковшами на длинных ручках и вываливают его на плетеный коврик, где песок промывается. Крупинки золота после промывки должны остаться. В Файзабаде на рынке продаются изделия из золота – колечки, перстеньки, но оно низкопробное, возможно, и таким вот способом добытое. Снова остались в Каракамаре, в полк решено возвращаться завтра.

16 декабря

До полка проскочили быстро, больше ничто не мешало движению. Боря Гизоев улетел в Кабул, якобы в госпиталь, на самом деле пробивать себе замену.

17 декабря

Два офицера полка в бегах, не вернулись из отпусков. Вот позорище-то. Наш минометчик Рощектаев и начальник штаба первого батальона Кузнецов. Оба через пару недель после прибытия попали в зардевскую переделку и, очевидно, подумали, что подобное происходит чуть ли не каждый день. Чтобы сохранить свои драгоценные шкуры, решили не возвращаться. Документы на обоих передали в прокуратуру.

До полка проскочили быстро, больше ничто не мешало движению. Боря Гизоев улетел в Кабул, якобы в госпиталь, на самом деле пробивать себе замену.

19 августа

Живем мирной, спокойной жизнью. Рота сейчас работает. Я – главный прораб. Отделываем солдатскую столовую, заливаем полы с мраморной крошкой. Саперы рвут скалы, нам привозят мраморные глыбы. И солдаты кувалдами превращают их в крошку. Встаем в четыре утра, пока прохладно, в самое пекло с двенадцати до шестнадцати отдыхаем, затем снова работа, а в 20.00 отбой. Но разве можно в восемь вечера заснуть, ложимся обычно в 23–24 часа.

Сидоров восстановил спортивные праздники – подъем переворотом, кросс три километра, полоса препятствий, после отпуска тяжеловато.

Регулярно – утром, в обед и вечером – пьем чай, кружек по пять-шесть. Раньше ничего подобного и представить было невозможно, но времена меняются, меняются и люди.

22 августа

Сегодня праздник – День части. Исполняется сорок два года со дня образования полка. 22 августа в Кузбассе началось формирование 376-й стрелковой дивизии, боевое крещение дивизия получила в конце декабря 1941 года на Волховском фронте, за освобождение города Пскова получила почетное наименование Псковская, за освобождение Риги награждена орденом Красного Знамени. Наследником славного соединения стал наш полк, к которому перешло Боевое знамя дивизии. Нам предоставляется два дня отдыха, празднуем.

23 августа

Довольно неплохо освоился со своей новой должностью прораба. Моя работа заключается в том, чтобы утром расставить солдат по рабочим местам, некоторое время покрутиться и идти заниматься своими делами, в основном отдыхать. Вообще-то, в раскаленной палатке не очень отдохнешь, но человек ко всему привыкает; и я уже свободно могу валяться на койке в самый зной в жаре и духоте. Облегчение наступает часов в пять вечера, когда жара спадает и становится прохладно.

27 августа

Батальон с разведротой ушел для встречи колонны, без меня. Возглавил командир полка, это первый выход Сидорова. Я присутствовал при постановке задачи:

…При встрече с мелкими группами противника уничтожать их внезапно – ножами. При встрече с крупными силами противника – стремительной атакой. Хоть плачь, хоть смейся.

Рота осталась на работах. Стройка за неделю надоела хуже горькой редьки, не для меня это. Лучше десять раз сходить в горы, чем заниматься подобной ерундой.

Вроде бы уже вошел в ритм жизни полка. Регулярно, четыре раза в неделю, посещаю фильмы, регулярно проходят вечерние чаепития, но иногда вдруг такая тоска нападет, нагрянет, как волна, захлестывает, и не знаешь, куда деваться.

2 сентября

Сегодня годовщина пребывания в полку. Сейчас моя жизнь пошла на второй круг, и каждый прожитый день приближает к замене.

Прибыла колонна. Вместе с дружеской шестой ротой отметили год моего пребывания в полку, ставшем для меня таким родным.

Рассказали о Сидорове. Двадцать восьмого пришли на Третий мост рано, решили порыбачить. Пошли по Тешкану бомбить гранатами, вдруг бах-бах-бах – выстрелы, фонтанчики рядом. Залегли, оглядываются, сверху командир кричит – ко мне, негодяи. Пристегнул свой АПС к деревянной кобуре и палит по ним. Поднялись, построились в одних трусах, поорал, покричал, высказал все, что о них думает, на этом все закончилось. Вот такая веселая история приключилась.

4 сентября

Наконец-то со стройкой закончено, все рады. Вышли провожать колонну. Всякие работы, всякое ничегонеделание действует угнетающе, ведь я – боевой офицер, а на личный состав действую разлагающе. Вместо солдатской подушки приспособил под задницу камазовское кресло – признак «крутизны».

Гизоевская рота. Стоят: ком. 1-й мсв Алексей Орлов, командир 5-й мср Борис Гизоев, ком. 2-й мсв Александр Малаев, старшина роты Владимир Булочка, сидят: замполит Геннадий Васильев, ком. 3-й мсв Слава Моргун

Накануне бурно провели вечер, договорились, что в аэропорту возьмем водки, чтобы привести себя в порядок. Так как я охраняю саперов, за мной обещали прислать посыльного. Подошли к камышам перед Самати, встали, ждем вертолеты. Прибегает посыльный: «Товарищ лейтенант, вас приглашают». Иду вдоль колонны, навстречу Ильин, даже руки раскинул – не пущу, пусть хоть два человека в колонне трезвыми будут. Через какое-то время подлетает БМП, Андрей Козьмин на башне раскачивается. Товарищ майор, предлагаю по речке пойти, чтобы не тратить времени на работу «кротов». Серпантинчик перед Самати частенько минировали, и его всегда проверяли саперы. Ильин дает добро, Андрей сворачивает с дороги и двигается по Кокче, за ним благополучно проходит колонна, сэкономили около часа времени на движение. Нет, что ни говори, мастерство никуда не денешь. Благополучно дошли до Артынджалау. Бросилось в глаза, что вертолеты летают очень высоко, километрах в полутора, наверное, поддержки не чувствуется, хр-хр поплевывают оттуда из своих пулеметов. Раньше буквально по головам ходили. Оказывается, есть такой приказ по армии, где вертолетчикам установлен определенный потолок, из-за того, что сбивать чаще стали. А куда пехоте бедной податься, кто прикроет?

5 сентября

Дошли до Третьего моста. Мои юные друзья рвутся в бой, в них кипит дух романтики. Вспоминаю себя молодого. Летел в полк как на крыльях, казалось, будет что-то необычное, походы, перестрелки, схватки с врагами – а моим первым заданием было назначение старшим на какую-то работу… Посмотрим, что дальше будет, но ребята неплохие. Не те, конечно, что раньше были, здесь даже не может быть никакого сравнения – но неплохие.

6 сентября

Стоял на блоке у Гумбади-Бала. От нечего делать занялся рыбалкой. Из «Подноса» на основном заряде пристрелялся к речке, личный состав ниже по течению вылавливал глушеную рыбу, набрали мешок. Ближе к вечеру вернулись на Третий мост.

7 сентября

Дошли до Каракамара, времени светлого еще предостаточно. Придумали занятие, «достойное мужчин». Уходим по речке вверх, метров на триста и… пускаемся вплавь вниз. Летишь с огромной скоростью, так, что дух захватывает, вода ледяная, обжигает. После такого слалома становишься бодрым и подвижным, а так на жаре и раскиснуть можно. Броня раскаляется так, что прикоснуться невозможно.

На самодельном плотике из автомобильной камеры к нам переплыл Сухроб. Познакомились. Он так же, как и Пахлаван, перешел на сторону «народной» власти. Несмотря на три ранения, полученные от шурави, зла на нас не имеет. У него отряд человек тридцать. Здоровый, крепкий, достаточно молодой парень.

8 сентября

Вернулись в полк. Майору Ильину прибыл заменщик, из Прибалтийского округа, капитан Тищенко, здоровенный, под два метра ростом, мастер спорта по боксу в тяжелом весе. Личный состав его как-то сразу зауважал.

9 сентября

Проводили Ильина, достойнейшего офицера. Я считаю его своим учителем и наставником, натаскивал меня, как щенка, и его усилия, не только его, конечно, не пропали даром – я превратился в настоящего волкодава. Он ко мне очень по-доброму относился. Моя маленькая гордость – единственный из младших офицеров был приглашен на его отходную, где Ильин сказал обо мне массу хороших слов, а похвала из его уст дорогого стоит.

12 сентября

Приболел, температура за сорок. От палаток роты до санчасти – метров сто через плац, едва добрел, так плохо себя чувствовал.

18 сентября

Лежу в санчасти. Сейчас она располагается в модуле, а не в палатках, как было перед отпуском. Здесь, конечно, хорошо – кондиционер, тишина и покой. Медсестры, красивые девушки, ухаживают – райское место. Но лучше бы, ну ее к черту, эту санчасть, уже неделю здесь нахожусь. Каждый день навещают солдаты и офицеры, не забывают, и это приятно. У меня подозревают малярию. Приступ начинается с подъема температуры – тело раскаляется так, что кажется, вот-вот голова лопнет, взорвется, температура около сорока одного градуса, потом резко заканчивается, и начинаешь потеть, все соки из тебя выходят, простыни становятся мокрыми, будто в воде, начинаешь мерзнуть, трясет, колотит, как и чем ни укрывайся. И так через день, три раза. Сегодня должны отправить в кундузский госпиталь. Планировали раньше, но поднялся афганец, и уже три дня нелетная погода, висит пыль, видимости нет никакой.

Пробыл в госпитале два дня и сбежал. Свирепствуют гепатит, тиф и малярия, а здесь общий туалет, общая столовая. Бывает так, что ложится человек с одной болезнью, а здесь подхватывает другие. Есть «везунчики», которые подхватили полный «букет», то есть переболели всеми болезнями. Приступы у меня прошли еще в Файзабаде, чувствую себя хорошо. Пришел к начальнику госпиталя с просьбой о выписке, заставили написать расписку, что в лечении не нуждаюсь, в медкнижку записали диагноз острое респираторное заболевание. Сегодня же прилетел в полк.

23 сентября

Вдруг, давненько не было вдохновения, родились стихи для любимой девушки Наташи, которая учится в мединституте такого далекого города Горького, ждет, поддерживает меня своими письмами.

Родная моя, я так часто тебя вспоминаю,

В печали и в радости, даже в бреду.

Если трудно будет, я знаю —

Ты со мною разделишь беду.

Ты со мною везде и всюду,

В трудный час испытаний, в бою

Милый образ хранить я буду

И любовь, и верность твою.

24 сентября

Ставили пост на Бучи. Мы блокировали со стороны кишлака Урусак, саперы ставили ограждение, минировали. На новой точке находиться будут зенитчики.

25 сентября (воскресенье)

Торжественное построение полка, вручение наград. Я получил медаль «За боевые заслуги». Слезы навернулись на глаза, чуть не заплакал от обиды. Ведь одним указом со мной медали «За боевые заслуги» получили: начальник БПК (банно-прачечного комбината), старшина оркестра, начальник вещевого склада. Но поддержали солдаты и офицеры батальона, бросились поздравлять, на руках качать. Володя Савин, мой механик-водитель, получил тоже «За боевые заслуги», за него рад больше, чем за себя. Обмыли в лучших традициях полка. За столом, правда, прорвало. Нельзя награждать кого попало, тем более одним указом, пехотного офицера и кого ни попадя. Считаю это величайшей ошибкой Рохлина. Наград не жалел, но нужно знать определенную грань – кого и к какой награде представлять.

29 сентября

Стоял дежурным по полку. При выезде на точку, возле второго КПП подорвался «КрАЗ». Доложил в Кабул, за что получил от начальника штаба, и начальник инженерной службы, Сергей Рыженков, долго выговаривал. Ведь у «КрАЗа», всего лишь навсего оторвало колесо, никто не погиб и не ранен, а им очень долго пришлось оправдываться перед армейскими начальниками.

25 сентября 1983. Сидоров В.А. вручает медаль «За боевые заслуги»

1 октября

Боря, сходив в колонну в начале сентября, по секрету сказал, что больше на боевые не пойдет. У него периодически болит голова, так как три осколка остались в голове. Поэтому мне необходимо брать командование на себя. У Бориса в октябре должна быть замена, и его можно понять. Приближается проверка, кручусь от подъема до отбоя, начальники кричат, получаю втыки, иногда не зная за что.

4 октября

Проводили Андрея Козьмина. Заменщик – Нурик Абишев, окончил Алма-Атинское ВОКУ в 1982 году. Первое впечатление, а оно редко бывает ошибочным – толковый.

В батальоне ветеранов почти не осталось, я перешел в категорию самых опытных офицеров.

5 октября

Сегодня подполковник Масловский отозвал в сторонку и тихо так говорит: «Наградной на тебя вернулся за Зардев». Якобы нельзя представлять к награде, не получив по предыдущему представлению, я в апреле к медали «За боевые заслуги» был представлен. Жестоко, несправедливо, обидно, ерунда какая-то, а если я заслужил? Ну да ладно, черт с ним, упрашивать, доказывать не буду. Все будет, все еще впереди. Не за награды воюем.

7 октября

Жизнь пошла скучная, новые офицеры не идут ни в какое сравнение со старыми кадрами. Нет той бесшабашности, нет той удали. Все старые товарищи заменились, я стал ветераном, со мною командир батальона советуется перед каждым выходом, уважаемым человеком стал. Но все не то. Как бы хотелось, чтобы мои друзья, проверенные, прошедшие сквозь огонь и воду, были рядом. «Но жизнь идет, вокруг меня снуют и старые и молодые лица, и некому мне кепкой поклониться, ни в чьих глазах не нахожу приют…»

Стал больше и чаще общаться с Колей Рудникевич. Он ко мне заходит, я к нему. О доме разговариваем, родных местах, любимых женщинах, сдружились.

8 октября

Духи захватили пост в Баладжари, пополнили свое вооружение подаренными афганцам минометом и ДШК. Половину защитников расстреляли. Как всегда в подобных ситуациях, нашелся предатель.

9 октября

Вышли для встречи колонны. 3-й мcб вышел для освобождения Баладжари, духи ушли, не вступая в бой, но погиб сапер, каким-то образом щупом замкнул контакты фугаса. Пост, который строили неделю в мае, снова наш. Мы к вечеру добрались до Артынджалау.

Отдых в Артынджалау

10–11 октября

Дошли до Третьего моста, где простояли сутки, готовились к операции. Каждый раз при выходе колонны духи узнают о нашем движении, сигнализируют пастухи, которые все являются вражескими разведчиками. Поджигают солому и, то накрывая халатом, то убирая его, клубами дыма передают данные о наших передвижениях, что-то вроде азбуки Морзе. Вот и сегодня появился километрах в четырех такой сигнальщик. Только он не учел того, что у нас БМП-2 появились. Шестая рота несколькими очередями ОФЗ загасила разведчика. Как тут было не порадоваться мощи нашего вооружения.

12–13 октября

Дошли до слияния рек. Саперы сняли три фугаса, на четвертом подорвалась БМП шестой роты, но никто не погиб. Взрывом повреждены двери десанта, заглушили кормовые баки, и БМП пошла своим ходом. Фугас был управляемым, рядом с местом подрыва нашли леску, метров 300–400 длиной, сработал с запозданием, видимо, пока слабина выбиралась, БМП проскочила. Так в Великую Отечественную войну наши партизаны ловили «на удочку» немецкие составы. «Рыбака» в нашем случае не обнаружили, сумел уйти незаметно. Заняли высоты, остановились на ночь.

Погиб командир танка из Кишима, сел за рычаги вместо механика-водителя, крутнулся на месте, люк был не застопорен, придавило голову. Обидно, когда вот так гибнут люди, доложили во все инстанции, что погиб в бою.

Ночью вышли для блокирования Самарканди. Густой туман, не видно ни черта. Проводники якобы заблудились, водили всю ночь, вышли к кишлаку с рассветом. Духи, естественно, ушли. Для очистки совести кишлак прочесали, безрезультатно, пахлаванцы, правда, прихватили кого-то.

Разговорился с одним из пахлаванских бойцов. Вышел на дело с тремя патронами в своем «Буре», а мы с двумя боекомплектами выходим. Хотя с трех патронов троих можно уложить, а два боекомплекта можно выпустить в белый свет, как в копейку.

Где-то на маршруте Файзабад – Кишим

Возвращаемся, вышли на дорогу, где поджидала броня. Витя Федотов восемь километров тащил на веревке барана, который отчаянно упирался. И угораздило же забросить его при погрузке на БМП, где находился начальник политотдела. Вернулись на Третий мост. Чего только не пришлось выслушать – мародеры, грабители и т. п. Сержант, конечно, все взял на себя, объясняя, что тушенка надоела, но все равно стал для политотдела врагом.

14 октября

Обеспечиваем прохождение колонны до Артынджалау, где ночуем. О захваченном в плен баране сегодня не вспоминают.

15 октября

Дошли до Каракамара, поздновато, принято решение остановиться на ночь здесь.

16 октября

Прогоняя колонну до полка, стоял на блоке на кладбище возле Самати. Год назад здесь же стоял. Бросилось в глаза, как много прибавилось могил. Среди них стоит десятка полтора шестов с зелеными лентами – не отмщенные, обязательно нужно вражескую кровь пролить, чтобы души умерших успокоились.

Вернулись в полк грязные, заросшие. Черт возьми, как же приятно вернуться домой, столько маленьких радостей ожидает. Во-первых, баня истоплена – нас ожидает; во-вторых, накрытый стол, водка, зелень-мелень – расслабляемся; в-третьих, письма от родных и близких, я целых четыре получил; в-четвертых, отдых на чистых простынях. Забывается все плохое – кайф, балдеж, не знаю, какие слова еще можно придумать для своего состояния.

17 октября

Колонна разгружается, мы готовим технику и вооружение для обратного сопровождения. Уже пришли холода. Если днем еще достаточно тепло, то вечером, и по утрам особенно, натягиваем на себя побольше теплых вещей. На горах уже был снег, недолго, правда, но это признак приближающейся зимы.

19 октября

Провожаем колонну. Пытался оставить старшину Булочку Володю в полку, чтобы по возвращении всегда ждал накрытый стол. Да и вообще у старшины здесь полно дел, списание, получение имущества, поддержание порядка в расположении. Куда там. К командиру полка пойду – кричит, я должен быть с ротой. Пришлось смириться, да, честно говоря, и уважаю я таких людей. Володя прибыл в полк на должность начальника вещевого склада, но сразу же заявил, что портянки перебирать он не собирается и видит свое место только в боевом подразделении. Наверное, второй прапорщик в истории полка, который не согласился на блатную должность. Первый, Коля Рудникевич, придя на должность командира хозяйственного взвода полка, приложил все свои силы, чтобы уйти к нам во второй батальон. Зато я знаю пятерых прапорщиков, которые были назначены во второй батальон и под разными предлогами сбежали на склады и в подразделения обслуживания. Первый переход до Артынджалау без происшествий.

Колонна разгружается, мы готовим технику и вооружение для обратного сопровождения. Уже пришли холода. Если днем еще достаточно тепло, то вечером, и по утрам особенно, натягиваем на себя побольше теплых вещей. На горах уже был снег, недолго, правда, но это признак приближающейся зимы.

ЗАРДЕВСКИЙ БОЙ

11 июня

С подъема сразу на аэродром, вывезли нашу и шестую роты, из четвертой взяли часть механиков-водителей. В 5.30 – 6.00 были уже в Бахараке, начали БМП заводить – проблема. На тросах таскали, в задницы толкали, здесь основной способ заводки, кое-как машин двадцать набрали, а топлива в них литров по 100–150. Человек по 15–20 на каждую тачку посадили, и вперед.

Втягиваемся в ущелье, а у духов наверху окопы, дзоты, пока не заняты. По гребням никого не пускаем, нарушая главный закон горной войны. Я на одной БМП с Андреем Козьминым был, взводным 6-й мср. Переглянулись мы с ним – Андрюх, говорю, нам пиздец. Да, Лех, нам пиздец – отвечает. А командир полка об этом не догадывается. Вперед, и все тут, уж очень ему отличиться хотелось, я думаю.

Подходим к кишлаку Сахайни – Малангаб, ну и началось. Духи нас в ущелье запустили, заняли подготовленные позиции, после подрыва «ЗИЛ-131» артиллеристов в колонне, что, видимо, послужило сигналом, открыли шквальный огонь. Мы спешились, залегли, Рохлин кричит: «Вперед!». Пошли, прикрываясь БМП, огонь велся только с левой стороны ущелья. Мудрый Ильин посылает шестую роту на высоты справа, чтоб хоть с одной стороны прикрыться. Кишлак пустой, все население ушло, один дед какой-то все десять часов, что мы там бились, простоял посреди кишлака, никто его не тронул. Бой начался около восьми часов утра.

Продвигаемся по кишлаку, мостик на пути через речку Зардев разрушен, возможно, взорван, БМП не пройти. Пошли вброд, а выход на противоположный берег крутой был, топливо от БЦН стекло, четыре БМП заглохли, естественно, не завести, одна чудом проскочила, остальные в кишлаке остались. За мостиком уже открытая местность начинается, не у всех мужества хватает под плотным, прицельным огнем подняться. Рохлин автоматом гонит, грозится застрелить. Выскочили на открытое место, потери пошли. Духи разрывными стреляют, много раненных осколками в ноги появилось.

Все же с одной БМП проскочили мы, прорвались. Деревья начались, огонь вроде бы послабже, немного отлежаться решили. Вдруг Боря Гизоев получает ранение, пуля разрывная в камень рядом попадает, и несколько осколков ему в голову. Перевязали, промедол вкололи, второй знаками просит, мол, маловато одного, вкололи второй, хотя при ранении в голову вообще нельзя его вводить. В Боре примерно сто двадцать килограммов без амуниции. Откуда силы взялись, вытащили из-под огня. Откуда-то мулла местный появился, его в ногу ранило. Рохлин прямо под огнем сажает вертолет из-за муллы этого, туда и Борю загрузили и еще несколько человек. Когда вертолет взлетал, нас керосином обдало, как оказалось, семнадцать пробоин получил, еле дотянул до полка.

Передаю по связи, что принимаю командование ротой, как учили – кто-то должен остаться за командира. Рохлин рядом, пулям вообще не кланяется, в полный рост ходит – заговоренный. Ставит задачу на занятие кишлака Магаеб. Перебежками пошли, БМП поддерживает, артиллерия вроде бы огонь ведет, но гаубицы М-30 старые, стволы изношены, эффективности никакой, вертолеты неплохо работают, но духи-то в дзотах, окопах перекрытых, попробуй, достань.

Бегу, смотрю – каска валяется, почти год в Афгане, каску не носил, а тут вдруг, дай, думаю, одену, не пропадать же добру. Метров десять пробегаю, вдруг удар по каске, чуть голову не открутило, под углом пуля шла. Еще одна пуля искала встречи со мной, попала между каблуком и подошвой левого ботинка. Как бы там ни было, зацепились мы с Валерой Мещеряковым, командиром третьего взвода, за кишлак, на окраину вышли, залегли, с нами человек двадцать. Первый раз в горах в болото попал, одежда намокает, тело охлаждается, так лежал бы и лежал. Только идиллию нарушают звуки рядом падающих пуль – чвяк, чвяк, чвяк и совсем некстати вдруг пришедшие в голову строки Твардовского:

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Вдруг команду по связи получаю на отход. К этому времени уже человек пять погибли и человек двадцать ранены, может быть, и больше. Маршал Соколов лично дал команду Рохлину на отход, когда такие потери начались. А отходить еще труднее, чем входить, – духи уже пристрелялись. Но делать нечего, мать в перемать старших начальников, начинаем выбираться. Сталкиваюсь снова с Рохлиным, кричу: «Отходите, прикрою», а он в ответ: «Ты что, лейтенант?» И как боец рядовой с духами перестреливается, снова в полный рост бродит, и пуля его не берет. Потом признавался, хотел в бою погибнуть, чтобы кровью смыть свою вину за понесенные потери, но чашу унижений ему пришлось выпить до дна. Отходим, отстреливаемся, боец рядом на задницу садится: «Товарищ лейтенант, ранен», – говорит. Я ему: «Садись в БМП», он в ответ: «Не могу, помогите». Открываю дверь, майор сидит, цел и невредим, начальник штаба артиллерийского дивизиона, и, хотя совсем не нужно ему с пехотой бегать, такая злость взяла. «Вылазь, сука», – кричу: видимо, на лице столько всего отразилось, безропотно вылез. Мельница уже показалась, возле моста через речку, в Сахайни – Малангаб. Вдруг словно бритвой полоснули по левой брови, кровь лицо заливает. За мельницу заскочил, перевязали ребята, мы там группировались, от огня укрывались, прежде чем по мостику проскочить. Укрытий больше не было.

Вдруг команду по связи получаю на отход. К этому времени уже человек пять погибли и человек двадцать ранены, может быть, и больше. Маршал Соколов лично дал команду Рохлину на отход, когда такие потери начались. А отходить еще труднее, чем входить, – духи уже пристрелялись. Но делать нечего, мать в перемать старших начальников, начинаем выбираться. Сталкиваюсь снова с Рохлиным, кричу: «Отходите, прикрою», а он в ответ: «Ты что, лейтенант?» И как боец рядовой с духами перестреливается, снова в полный рост бродит, и пуля его не берет. Потом признавался, хотел в бою погибнуть, чтобы кровью смыть свою вину за понесенные потери, но чашу унижений ему пришлось выпить до дна. Отходим, отстреливаемся, боец рядом на задницу садится: «Товарищ лейтенант, ранен», – говорит. Я ему: «Садись в БМП», он в ответ: «Не могу, помогите». Открываю дверь, майор сидит, цел и невредим, начальник штаба артиллерийского дивизиона, и, хотя совсем не нужно ему с пехотой бегать, такая злость взяла. «Вылазь, сука», – кричу: видимо, на лице столько всего отразилось, безропотно вылез. Мельница уже показалась, возле моста через речку, в Сахайни – Малангаб. Вдруг словно бритвой полоснули по левой брови, кровь лицо заливает. За мельницу заскочил, перевязали ребята, мы там группировались, от огня укрывались, прежде чем по мостику проскочить. Укрытий больше не было.

Заскочил в кишлак, за дувалом много раненых, Рохлин здесь, Ильин здесь. БМП, что заглохли, в речке так и стоят. Командир полка ставит задачу БМП взорвать. Саперы во главе с майором Зюзевым пошли выполнять. Ильин ставит задачу Валере Мещерякову – высоту, господствующую над нами, занять. Тот так посмотрел на него, но ничего не сказал, повел свой взвод, только поднялись по команде «вперед» – сразу трое раненых, залегли, уже не поднять. А на эту высоту расщелина проходила до самого верха. Сержант Свиридов, молодой, весной из учебки пришел, по этой расщелине до вершины и добрался, команды на отход не слышал. С его слов: «Выбираюсь на вершину, рядом из амбразуры духи огонь ведут, меня не замечают, я туда гранату, двоих положил, еще двое выскакивают, я их из автомата срезал». В общем, у него боеприпасов почти не осталось, несколько патронов в последнем магазине. Пытался внимание к себе привлечь, вскочил, руками замахал, наши снизу по нему добавили. Тогда он бросился вниз, кубарем, как только не сломал чего-нибудь. Прибежал, трясется весь, три пули в бронежилете в области живота. Рохлин благодарит его, орден Красного Знамени обещает.

А второй ротой никто не управляет. Командир роты капитан Попов в БМП прячется с начала боя. Рохлин пытался вытащить, трибуналом грозил, позорил, ничего не помогло, Попову на днях замена должна прийти, инстинкт самосохранения оказался сильнее воли командира.

Саперы выполнили задачу, БМП взорвали. Майор Зюзев погиб. Он, майор Базюк, заместитель начальника политотдела и еще кто-то из офицеров вместе находились. Зюзев попросил напиться, ему флягу протягивают, первая пуля выбивает фляжку из рук, вторая Базюку в бронежилет, с ног его сбивает, а третья майору Зюзеву – в голову.

Базюк потом очень кичился этим боем, о своих подвигах рассказывал, только забывал о том, что в ходе боя снайперскую винтовку потерял. На хера он ее взял? Может, с Рябшева Александра Ивановича пример брал? Тот говорил, в шутку, конечно, что на нее в горах опираться хорошо. Я лично думаю, что хотел пофотографироваться на фоне красивых бахаракских пейзажей. А с винтовкой понтов больше.

Бой продолжается. Лежим под деревом с раскидистой кроной, рядом расчет «Подноса» огонь ведет. Одна из мин разрывается в кроне над головами, осыпая осколками. Некоторые из раненых, которые там лежали, еще своих осколков получили. Закричали все на минометчиков. Они на открытое место перешли и сразу же были расстреляны. Двое легко были ранены, убежали, укрылись за дувалом, а третий тяжело ранен в бедро, кричит, катается по земле, а духи его добивают. Все в шоке, ступоре. Кричу: «Прикройте!» и бегу к солдату. Пока вытаскивал, метров двадцать открытого пространства, ему второе бедро прострелили. Автомат его притащил, ствол миномета, обессилел. Привалился к дувалу, отдыхаю, Рохлин кричит: «Красное Знамя тебе, лейтенант». Раненых уже много набралось, Ильин говорит: «Алексей, надо вывозить». Есть, отвечаю. Вызываю БМП, улочка узкая, не развернуться. Пришлось встать и руками механикам-водителям сигналы подавать, чтобы смогли маневр совершить. В ушах свист стоит от пуль, время, пока машины разворачивались, вечностью показалось, хотелось упасть и спрятаться за дувалом, вжаться в землю, но бог миловал, не зацепило. Раненых через люки для гранатометания загружали, головы не поднять, настолько плотный огонь. Стоны, крики, вопли, кто-то на рану упал, кому-то на рану другого положили. Три БМП под завязку загрузили. Механикам по-боевому плохо видно, у меня солдат из 4-й мср был, пуля рядом по броне щелкнет, ойкнет, нырнет по-боевому на несколько секунд и снова по-походному садится, я люком командирским прикрываюсь. Кричу только – обороты, обороты! – чтобы быстрее из-под огня выйти, раненые так кричали, что рев двигателя перекрывали. Выскочили из ущелья, не стреляют, артиллеристы там стояли, посадили вертолеты, загрузили раненых и в обратный путь.

Доложил Ильину, он только руку молча пожал, но столько благодарности в этом рукопожатии было. Всем полком начинаем отход, точнее, теми силами, что привлекались для выполнения задачи. Сначала попробовали на броне, на скорости выскочить. Но по БМП ведь легче попасть, где-то рикошеты, где-то разрывные, снова раненые пошли. Спешились, БМП на первой передаче ползут, мы ими прикрываемся, на полусогнутых ногах идем, главное, в разрыв не попасть. Старший лейтенант Кононов из шестой роты так попал. Вдруг рухнул, только руки землю загребают, и хрипит, через несколько секунд успокоился.

А еще две недели назад нам выговаривал, что слишком много денег на водку тратим, особенно при обмывании наград. Вот получу орден – он в мае при походе на Бахарак получил ранение в плечо и был за это представлен к ордену Красной Звезды – даже банки сока никому не куплю. Нельзя здесь таких слов говорить. Успел одну только зарплату и получить.

Из ущелья уже в темноте выходили, в крепость часов около двадцати добрались.

Тогда считать мы стали раны, товарищей считать. Узнал, что Степа Копач погиб, замечательный наводчик-оператор и солдат был; Володя Кулик, только на ноги становиться начал, год еще не прослужил; Корзину Валере сонную артерию при отходе перебило; Игорю Тарасяку, мой наводчик-оператор, пуля пробила бронежилет в области сердца, под левую лопатку вошла и на выходе застряла; Меньшиков Василий, Николай Богунов, Леня Литвин, Черномаз Иван, Джумабаев Мематжон в ноги ранены; Витя Федотов в плечо, бронежилеты многих спасли, особенно от осколков. Минометчики и связисты почти все переранены. Рощектаеву Сергею – командиру взвода управления минометной батареи, две недели назад прибывшему по замене, пуля пробила обе ягодицы, смешно, да не до смеха.

Прилетели вертолеты, ночью, впервые на моей памяти. Хотел с ротой остаться, но Ильин приказал в полк лететь, повязка кровью напиталась, неизвестно, что за рана. Сели рядом с санчастью часов около двадцати четырех. Рану мне обработали. Диагноз – пулевое касательное ранение в надбровье, ничего страшного.

Прихожу в роту – никого, все в Бахараке, только старшина из отпуска вернулся. Спрашивает, что да как. Говорить не могу, комок в горле стоит. Наливает спирта полкружки солдатской, выпил, не разбавляя и не закусывая, не отпускает. Он еще полкружки наливает, выпил, потеплело, комок рассосался, поклевал чего-то. Он еще полкружки, я выпил и заснул спокойно. Проснулся утром – все нормально, так вот стрессы снимались.

12 июня

Батальон начал возвращаться, всех офицеров, участвовавших во вчерашнем бою, собрали к штабу полка. По одному вызывали к маршалу Соколову, прилетевшему с группой генералов и офицеров для проведения расследования. Всем задавались одни и те же вопросы, где был, что видел, какие команды и распоряжения получал. Нам за ночь карты склеили в штабе и каждому вручили, действовали-то без них. Впервые увидел Рохлина растерянным: вы хоть карты-то помните – он нам говорил.

Итог операции: десять человек погибли и умерли от ран, более шестидесяти получили раны разной степени тяжести, потеряли семь БМП. Командир полка в этот же день был отстранен от должности.

Множество сплетен, небылиц, всяческих гадостей говорится о девушках, работающих, служащих в Афганистане. Мне же хочется низко поклониться нашим девочкам-медсестрам, сутки не выходившим из операционной, оказывавшим помощь раненым: Айдаровой Евдокии, Федун Татьяне, Гайсенко Татьяне, Солошенко Татьяне.

КОМАНДИРСКАЯ ЗРЕЛОСТЬ

3 июня

Отправили в отпуск, с попутной командировкой по сопровождению погибшего Корзина Валерия, командира зенитного отделения нашей роты, в Иваново. Прилетели в Кундуз, необходимо еще формальность по опознанию соблюсти и в протоколе опознания расписаться, после чего погибших в цинки запаивают. Еще при подходе к моргу, метров за сто, почувствовали сладковатый, тошнотворный трупный запах. Подумалось, как же тут люди служат. Прояснилось, когда зашли внутрь, – капитан, начальник морга и все санитары были, мягко говоря, здорово поддаты, спирта у них немерено, а иначе не выживешь, свихнешься. Нам хотелось, чтобы поскорее все закончилось. Но и после выхода длительное время казалось, что ты весь пропитался трупным запахом. Борт будет завтра, пошли к разведчикам в местный разведбат. У Мамедова Эльчина, который сопровождал старшего лейтенанта Виталия Агаджаняна, там служит однокашник Сидоренко Саня. Разведчики оказались на месте, устроили нас на ночлег, немного выпили, поговорили. Навестил ребят в госпитале.

14 июня

Загрузились в «Черный тюльпан», «Ан-12» для перевозки погибших. Двадцать четыре цинка и столько же сопровождающих офицеров и прапорщиков. Для нас выделено место в гермоотсеке, но и туда проникает трупный запах. При взлете выходим в грузовой отсек, ужасно, жара, трупы разлагаются, все течет, так как они не полностью запаяны, чтобы не взорвались, и черви, масса ползающих по полу жирных червей. Состояние – хуже некуда.

Взлетаем, часа через полтора приземляемся в Тузеле. Таможню прошли быстро, мы все такие обугленные, и таможенники не цеплялись. Скорее в выплатной пункт получить деньги – и в ближайшую чайхану. Она очень красиво расположена, в тени деревьев прямо над арыком, ноги с помоста свешивали и охлаждали. Заказали шашлык и море водки. Выпили хорошо, с собой прихватили.

Первая остановка Баку, через 4,5 часа. Снова выходим при взлете, центровку нужно соблюсти, как говорят летчики. Только взлетели, начали глушить себя водкой, экипаж угостили на славу, но им, видимо, не привыкать, для них каждый такой вылет тоже не рядовое событие. Есть у летчиков хорошее правило – кто-то один, в нашем случае правый летчик, должен быть трезвым. Сели в гражданском аэропорту, местное население от нас шарахается, а мы в ресторан, нам еще водки нужно, никто не может ничего сказать, на всякий случай милиция в сторонке тусуется. Спрашиваю у командира, когда в Иваново прилетят, говорит, что через четверо суток. Не хочу столько времени в «Тюльпане» летать, говорю, что останусь здесь, а в Иваново самостоятельно прилечу. Мамед мне предложил Виталика Агаджаняна проводить в последний путь, а потом отдохнуть немного.

В Афганистане тяжело, а здесь еще тяжелее. На похороны Виталия собрались несколько тысяч человек, жена по полу катается, волосы на себе рвет и воет. Он даже не узнал, что у него сын родился, в день гибели пришло письмо с известием. Комок в горле не проглотить, слезы на глазах, там не плакали, а здесь… Водка не берет.

18 июня

Добрался до Иванова. Борта еще нет, подумал, что командир на всякий случай зазор сделал. Прибыл в военкомат, доложился. Родственники тайно надеялись, что это не их сын погиб, одна буква в извещении была перепутана – не Корзин, а Корбин. Пригласили меня на встречу, и, хотя нас инструктировали, предупреждали, что задача только доставить погибшего до военкомата, разве мог я отказать. Когда выпили, дядя Валерия попытался на меня наехать: «А ты почему здесь живой, лейтенант?» Лучше бы он этих слов не говорил. Я, обожженный последним боем, еще не отошел, сам на него чуть не кинулся. Я в этом бою рядом с ним был, с пулей поцеловался, шрам, еще не зажитый, показываю, тебе легче бы было, если б рядом лег, и т. д. и т. п. Готов был, не знаю, что с ним сделать, видимо, понял что-то, родственники тоже на него насели, выпили, поплакали, помирились.

19 июня

Еще одно испытание пришлось пройти. Остался на похороны. Валерий, единственный сын у отца, единственный в деревне окончил институт. Девушка его рыдает, обнимает и целует гроб, весь скользкий от разлагающегося тела. Народ собрался, наверное, со всего района, тоже, как и в Баку, несколько тысяч, на руках до самого кладбища несли. Мне пришлось выступить с последним словом. Снова водка не берет, на поминки не остался, двести пятьдесят граммов махнул залпом, вместе с заместителем военкома и поехали – мне домой нужно.

12 августа

Отпуск пролетел незаметно. Среди военных существует выражение: «Одурел от ужасов мирной жизни». Так вот, я испытал это на себе. Только после почти года службы в Афганистане я понял, что жизнь сама по себе – и награда и счастье.

Была долгая и трудная дорога, путешествие по пересылкам Ташкента и Кабула, три дня просидел в Ташкенте, не мог получить посадочный талон, два дня в Кабуле. Снова раскаленная земля, раскаленное небо, тяжело привыкать к жаре.

Удалось провезти четыре литра спирта, используя предшествующий опыт. Три литра были залиты в банку с огурцами, а один литр в бутылки, вместо водки. Перед вылетом отгладил брюки, рубашку, благо на ташкентской пересылке можно найти даже утюг. На вопрос таможенников – первый раз? – нагло и уверенно ответил: первый. Проходи. На радостях тут же в отстойнике, с десантниками, с которыми познакомился и куролесил в Ташкенте трое суток, распили одну бутылку.

Техник по вооружению батальона Коля Рудникевич

Но вот, наконец, добрался до родного полка, радостная встреча с товарищами. Когда достал спирт, он оказался зеленым, а огурцы белые. Повезло, вот если бы на таможне чемодан проверили… Огурцы, на радостях, мы выкинули, о чем на следующее утро очень сожалели. За праздничным столом в честь моего прибытия я делился отпускными впечатлениями, мне рассказывали полковые новости.

Вместо Рохлина назначен новый командир – подполковник Сидоров, который сразу же принял решение: офицеров ротного звена поселить с личным составом в палатках. В роте заменились Володя Яковлев и Валера Мещеряков, заменщики Васильев Гена и Моргун Слава. Заменился замполит шестой роты Володя Толстов, четвертой – Рабинович Саша. В батальоне новый замполит – старший лейтенант Стрельцов. Замполиты вообще как-то дружно заменились, почти в один день. Старшина Сергей Зорбаев ушел на начальника вещевого склада, вместо него назначен прапорщик с интересной фамилией – Булочка, а был в роте до этого солдат Булка, весной уволился. Шестого августа погиб Саша Кисель, подорвался на мине, второй за год из шести вместе пришедших пехотных лейтенантов. Шестая и четвертая роты получили БМП-2, за ними еще в мае месяце уехали в Курган «Феофаныч» – зампотех батальона, Коля Рудникевич и Юра Танкевич.

Так как Боря Гизоев живет в модуле, я вместе с новым замполитом, Геной Васильевым, поселился в канцелярии, очень веселый, жизнерадостный, компанейский парень. Валера Мещеряков оставил мне в наследство джинсовую куртку «Lee», он вместо х/б ее на боевые надевал, и пуховую японскую куртку, замечательная вещь, невесомая и теплая.

13 августа

Перед строем роты вручил Савину Владимиру фотоаппарат «Смена», привезенный из отпуска с гравировкой «Савину В.Н. – лучшему механику-водителю взвода». Очень хотелось хоть как-то отметить его, вот придумал. Володя стал для меня как младший брат.

После зардевского боя я заработал непререкаемый авторитет среди офицеров и солдат батальона и как-то вдруг резко повзрослел, казалось, на несколько лет сразу. Пропали безрассудство и бесшабашность, пришли сдержанность и рассудительность – я стал настоящим боевым офицером.

14 августа

Сходили в засаду над Баташом, перекрывали тропы из Карамугуля – безрезультатно. Не удалось пройти незамеченными, у духов наблюдение поставлено на высшем уровне. Перед выходом обнаружил пропажу десяти шприц-тюбиков промедола, которые оставлял перед отпуском, нужно будет разобраться. Сейчас его очень трудно списать, на одного раненого разрешается использовать не более двух штук, и сами тюбики нужно сдавать. В общем-то правильно, слишком многие стали использовать промедол для ухода в нирвану.

Сразу же по возвращении с гор заступил в наряд – ничего подобного никогда раньше не было, новый командир устанавливает свои порядки.

Пришли утвержденные списки на замену – Белорусский военный округ, сентябрь 1984 года. Рад безмерно.

16 августа

Начал привыкать к жаре, поначалу много пил, не мог удержаться, сейчас пришел в норму. Полно работы, с момента прибытия из отпуска исполняю обязанности командира роты. Боря после ранения работает как инспектор, жалуется на головные боли, но каждый день приходит в роту, всем достается по полной программе, кроме меня. Мне прощаются любые промахи – благодарность за зардевский бой, за то, что я его на себе вытаскивал. Помню, как он руку жал при погрузке в вертолет. Получил письмо от Рябыча – тоскует. Сразу же по прибытии к новому месту службы он был назначен командиром роты. Как же, боевой офицер, имеющий правительственные награды. Но продержался на должности несколько месяцев. Начальник штаба полка имел неосторожность на совещании офицеров сказать в его адрес грубое слово. Тут же был послан на три буквы, что послужило поводом для снятия.

Посмотрел, как шестая рота стреляла из БМП-2, можно только позавидовать. Корпуса БМП и БТР, что находятся на директрисе, пробивают и вдоль, и поперек. Прицельная дальность осколочными снарядами четыре километра, отличная кучность, замечательная пушка в умелых руках.

Пятая рота решила не отставать и увеличила свою огневую мощь за счет 82-мм автоматических минометов «Василек», закрепленных на крышах десантных отделений, в каждом взводе по одному. Дальность стрельбы увеличилась до четырех с половиной километров, эффективность в разы.