Зорич -сын приРоды⁠⁠

Жил он в Чарном  Урочище, куда не ступала нога дровосека и не долетал звук охотничьего рога. Домом ему служила не изба, а высохшая сердцевина исполинской вековой сосны, что стояла на отшибе, будто древний страж. Вход был скрыт плакучей ивой, густые ветви которой Зорич никогда не раздвигал, а словно просачивался сквозь них, становясь частью шелеста листьев. Внутри, в уединённой пещере, хранились его сокровища: берестяные туеса с травами, глиняные сосуды с мазями и пучки сушёных кореньев. Его день начинался не с крика петуха, а с первого, ещё неуверенного луча, пробивающегося сквозь ночную пелену. Он выходил из своего дупла, и серые глаза в этот миг вспыхивали жидким золотом. Время до полудня было отдано тишине и знакам. Он обходил свои владения, не оставляя следов. Пальцами, чувствующими малейшую вибрацию, проверял кору деревьев, читая по ней, кто пробегал ночью — осторожная лиса или тяжёлый лось. Он не собирал грибы и ягоды горстями, а срывал по одному, благодарно прикасаясь к земле, оставляя нетронутой большую часть даров, чтобы жизнь в лесу продолжала свой круговорот. Его утро начиналось с «Беседы с Росой». На рассвете Зорич собирал с паутин и определённых листьев кристально чистую влагу, которая, как он верил, хранила память о ночи и обещание дня. Эта роса становилась основой для многих его снадобий. Изготовление лекарств было для него не ремеслом, а таинством согласия. Он никогда не брал растение просто так. Сорвав лист подорожника для раны, он оставлял у корня крупинку лесного воска. Выкапывая корень манжетки, он нашёптывал слова благодарности и сажал в землю спелую ягоду. Его знание трав было безгранично: Он варил «Отвар Глубоких Корней» из дягиля и клубня саранки, который возвращал силы и заживлял внутренние раны. Готовил «Мазь Каменного Стражника»на основе смолы лиственницы и толчёного горного хрусталя, которая делала кожу твердой, как  принятая в малой дозе, усмиряла боль и страхи, погружая в целительный покой. Но главной его практикой было «Стояние на Грани». В час заката и в миг рассвета он выходил на особую поляну, где сходились три лесных ручья, и погружался в состояние между сном и явью. Он не медитировал, а растворялся, становясь проводником для голосов леса. В эти мгновения он мог слышать шепот старых деревьев, жалобы раненого зверя за три версты или тревожный зов реки, в которую упал бурелом. Его магия была прямой проекцией этой глубокой связи с природой. Шепот Зорь (Эмпатия и Ясновидение): На рассвете и закате его связь с живыми существами достигала пика. Он не просто понимал их потребности — он на короткое время мог вселиться в их восприятие, видя мир глазами ястреба, парящего в последних лучах, или чувствуя лес вибрирующими усами лисы. Это позволяло ему находить потерявшихся или предвидеть опасность. Плетение Теней (Иллюзии и Скрытность): Зорич мог манипулировать сумеречным светом. Он не становился невидимым, но его силуэт растворялся в контрасте света и тени, делая его неразличимым. Он мог создать кратковременную пелену мглы, чтобы скрыть раненого оленя, или, наоборот, сконцентрировать лунный луч на тропе, чтобы указать путь.Ритмы Жизни (Биомагия и Исцеление): Эта способность позволяла ему ускорять естественные процессы регенерации в живых организмах.Прикоснувшись к ране, он мог усилить жизненную силу пациента, заставляя клетки делиться с невероятной скоростью. Исцеление рыбы или сращение костей волка —проявления этой силы. Но она требовала затрат его собственной энергии, оставляя его уставшим.Зов Исподни (Призыв Стихийных Духов): Самая мощная и опасная способность. В критический момент Зорич мог призвать самых древних духов-хранителей Урочища — сущностей камней, гниющих пней, болотных испарений. Это проявлялось как внезапная, неестественная смена времени суток на небольшом участке леса, наполненного пугающими иллюзиями. Использование этой силы старило его, отбирая частицу его собственной жизненной сумерки, что проявлялось в седине и морщинах.Особой была его рыбалка. Он не брал с собой удочку. На рассвете, когда река застилалась парным дыханием ночи и дня, Зорич входил вводу по колено и замирал. Он не шевелился, сливаясь со свинцовой гладью, и тихо напевал старые, бессловесные напевы. И случалось чудо: крупные, голавли подплывали к его босым ногам и замирали, будто приветствуя хозяина. Он проводил рукой поводе, и они не уплывали, а позволяли ему коснуться своей прохладной чешуи. Он никогда не убивал их. Он знал, какая рыба болела, а какая — готовилась дать потомство. Он мог провести над больной рыбиной рукой, и та, вибрируя хвостом, будто получая заряд жизни, уходила на глубину, здоровая и сильная.Однажды на краю его владений, где частокол елей сменял ся болотистой низиной, он нашёл молодого волка с перебитой капканом лапой. Зверь, обезумев от боли, скалился и рычал, но не мог сдвинуться с места. Зорич не стал подходить сразу. Он сел в отдалении, на сырой мох, и начал дышать медленно и глубоко, распространяя вокруг себя волны безмятежного спокойствия. Он закрыл глаза, применяя «Шепот Зорь», и на мгновение сам стал этим волком —почувствовал огненную боль в лапе, страх смерти и яростное желание жить. Через час волк перестал рычать. Его тело обмякло. Лишь тогда Зорич подошёл. Он принес с собой размятые в кашицу корни Окопника и липкую смолу пихты. Говоря тихие, убаюкивающие слова, он освободил изуродованную лапу, наложил целебную массу и перевязал её полосками отмытого лыка. Волк лишь тихо поскулил, доверчиво уткнув морду в его колено. Через месяц Зорич видел его уже в стае — он бежал, сильно припадая на зажившую лапу, но уже живой и сильный.Но не только звери нуждались в его помощи. Люди, с их шумом и суетой, часто становились грозой для леса, а лес, в отместку, становился грозой для них. Однажды, в преддверии осенней грозы, он учуял дымок костра —едкий, тревожный, не принадлежащий лесному пожару. Он пошёл на запах и нашёл в распадке двух городских парней. Они были напуганы, дрожали от холода, а их неправильно разложенный костёр вот-вот готов был перекинуться на сухой валежник.Они заблудились на три дня, и один из них, с растянутой связкой, уже смирился с худшим. Зорич вышел к ним из-за сосны так внезапно, что они вскрикнули, приняв его за лешего. Но он не был страшен. Его спокойный, дымчатый взгляд усмирил их панику.— Идите за мной, — сказал он, и его голос прозвучал как шелест листвы.Он повёл их тропами, которых не было на картах, тропами оленей и медведей. Он дал им горсть сушёных ягод, от которых ушла усталость, и напоил отваром из иван-чая и душицы, снимающим дрожь. Дойдя до опушки, откуда уже виднелись крыши деревни, он остановился. Парни обернулись, чтобы поблагодарить, но на опушке никого не было. Лишь ветер качал верхушки сосен, будто прощаясь.Его главная битва случилась глубокой осенью. В Урочище пришли браконьеры — не местные охотники, бравшие своё, а пришлые, с жадными глазами и стальными капканами нового образца. Они хотели поймать рысь, чей мех ценился на чёрном рынке. Они выследили самку с двумя котятами и уже готовились окружить её логово. Зорич почувствовал чужаков, как болезнь, проникшую в его собственное тело. Воздух загустел от страха и злого умысла. Он знал, что слов и уговоров здесь будет мало. И тогда, в сумерках, когда солнце уже утонуло за горизонтом, он применил свою самую страшную силу — «Зов Исподни».Он встал на поляне в центре Урочища, раскинул руки и изменил само течение времени. Среди ещё светлого вечера на поляну и окружающий её лес обрушилась стремительная, густая ночь. Но это была не обычная тьма. Она была живой, дышащей, вязкой. Из-за стволов выползли тени, принявшие формы гигантских медведей и волков с горящими углями вместо глаз. Воздух наполнился шипением, рычанием и леденящим душу шёпотом, в котором слышались тысячи голосов.Браконьеры, только что такие уверенные, в ужасе сбились в кучу. Их фонари выхватывали из мрака лишь уродливые, движущиеся ветви и сверкающие глаза. У них сдали нервы. С дикими криками они побросали ружья и капканы и бросились бежать, гонимые порождённым им ужасом.Когда последний из них покинул Урочище, ночь мгновенно отступила, вернувшись в свои законные сумерки. Зорич стоял на том же месте, но теперь он опирался на сосну. Его лицо осунулось, а у висков проступила седина, которой не было ещё утром. Он заплатил за чудо частицей своей жизни. Подойдя к логову рыси, он увидел, как та, прижимая котят, смотрела на него не со страхом, а с пониманием. Она тихо мурлыкнула.Он медленно пошёл к своему дереву. Лес вокруг затихал, возвращаясь к своему нормальному ритму. Он был его частью, его стражем и его ценой. И пока в Чарном Урочище жил Зорич, здесь царил баланс, а в миг встречи дня и ночи рождалась тихая, древняя магия.

PS: Продолжение следует.