Жизнь.

Смешно, прикинь, а ведь жизнь сложилось, как пазл для самых маленьких. Ну, такой, на каких пишут "от 0 до 3 лет" и кусочков всего штук десять.

Прожила сорок с лишним зим, как трамвай на маршруте – по рельсам, по шаблону: ясли, садик, школа, музыкалка. Летом – лагерь, зимой – ёлка и лыжи. С мужем познакомились студентами, сдуру залетели. Мать орала – ужас. Свадьбу у неё в школьной столовке делали, над головами гостей и плакатами "кто куда, а мы – на свадьбу" – "мойте руки перед едой" и кот Леопольд с сосиской на вилке. Смешно. Обоим по двадцать всего было, у меня пузо на нос лезет, Димке рубахой шею натёрло, батя его нажрался и давай меня тискать. Сейчас смеюсь, а тогда реветь хотелось.

Сижу в платье и фате на столовском подоконнике, с кухни тряпками мокрыми воняет, и уговариваю себя: мол, Маринка, разревёшься – глаза потекут, терпи.

Катька родилась – обратно уже не запихнёшь. Пелёнки, зубы, сопли, бутылочки, врачи, поликлиники...

Институт, конечно, бросила. Потом, как муж говорит, "обратно подобрала", но тогда думали, что всё, отучилась. Мать пилила – не горюй: я такая, я сякая, я двадцать лет в школе, а дочь – неуч без диплома. Мрак, короче.

Потом, когда бабушка умерла, квартиру нам отдали. Переехали, просторно стало. Тогда же Кирюху родили, чтобы нашего папку в армию не забрали. Сейчас вспомню – смешно.

Машину первую взяли, старенькую "Волгу". Развалюха была – крантец, вся ржавая, дверь с пинка закрывалась. А нам, молодым, отлично. Ездит – и довольны.

А потом, прикинь, узнаю, что у него – любовница. С работы, замужняя. Чего ей не хватало? Чуть не развелись из-за стервы, даже заявление в суд носили. Потом-то забрали, но вспоминать страшно. Шмара эта приходила, скандалила, дверь пинала. Дети каждый вопль слышат, у всех соседей по площадке дверные глазки погасли – кошмар. Наорала на него. Мол, говорю, быстро убрал отсюда свою проститутку, козлина! Сидит, голову в плечи тянет и молчит. А она в дверь ногами – бум, бум. Милицию вызывали, жуть и позорище.

Пережили как-то. Тот год двадцать лет нам было, фарфоровая свадьба, ничего себе! На юбилей брали весь зал в "Центральном", не окупилось, конечно, кто много денег подарит? Зато будет, что вспомнить – фоткались, видео снимали. Кольцо при всех подарил. Скромное, но с бриллиантиками. Сама выбирала.

Старшая наша два года, как школу закончила, теперь держись, чтобы училась и не нагуляла. Свекруха, мымра, знай подсевает: мол, Катька, в твои-то годы мать уже на сносях бегала, не зевай.

Позеваю ей, ага. Десять лет талдычу, дескать, если вдруг что – ты только не молчи, дура, всё сделаем, никто не узнает. У хорошего врача, с укольчиком. Но тихо пока. Ходит один прыщавый, только сразу видать, что обломается с нашей тихой девочкой, да и на кой он нам такой нужен? Был бы постарше, с работой нормальной, с квартирой, тогда б слова не сказала, мы с отцом тоже рано поженились и ничего, живём. А так – нет уж, тоже мне зятёк, молоко не обсохло.

Кирьке через год поступать. Как двоих студентов потянем? Ума не приложу. И ведь молодые тоже, гулять хочется, опять же – мальчик. Девушку куда сводить. Ой, не говори, даже думать не хочу – приведёт потом какую-нибудь, пробы ставить негде, и "мама, это моя Маша". Тьфу-тьфу, ну тебя, не каркай.

Дети, конечно, растут – только держись. Вроде, недавно кукол клянчила, а уже квартиру просит. Это нам ещё от бабушек да на акции за ваучеры что-то досталось, а они как жить будут? До пенсии ипотеку платить? Ума не приложу.

И цены кусаются! Зашла вот и что взяла? А ничего не взяла: яблочек, помидорчиков, куру вот, кофе, чаю. Карточку пикнули и две тыщи с куста.

А кура, наверное, вся мокрая. Жарить будешь – пол сковородки воды набежит. И ещё кто бы знал, чем её накачивают. Лучше не думать.

Да не тяжело, брось, будет тяжело – на землю поставлю. Почему кирпичи? Молока вот Димке взяла. Взрослый мужик, скоро дети дедом сделают, а молоко хлещет, как телёнок. Два, три пакета возьми – за вечер выхлебает. И Кирька весь в него, тоже только на порог ступишь, как "мам, у нас молоко кончилось".

Пойду я, Сань. Мои свинозавры, поди, дома уже. Стою тут с тобой, а они, наверное, уже за бичпакетами побежали, желудки себе портят.

Нет, прости, не курю. И тебе не советую. Помню, Сань, разве такое забудешь? Да и не только курить мы туда бегали, я, по-твоему, притворяться-стыдиться должна, или маразмом страдаю?

Всё я помню. Это ж надо было додуматься – в октябре, на веранде садика, сквозь дыры в шифере дождь льёт и думаешь больше про то, что из кустов сейчас кто-нибудь выйдет и застанут со спущенными штанами. А они узкие, как тогда модно было, ты не помнишь, конечно, это девочковое, ещё "резинками" назывались. И мокрые. Такие быстро не натянешь.

Я, кажись, тогда простыла даже. Нет, Санечка, ты не шоколадки мне носил. Ты всему району с трепал, что у нас с тобой "было" и как ты "директриссину дочку раком драл".

Да я из-за тебя тогда из дома выходить боялась, казалось, что голая иду и все смотрят, пальцем показывают. Подушку насквозь проревела. Первый раз решилась девочка. С Санечкой, с любимым, с красивым, единственным, так ухаживал, так на гитаре играл.

Чуть дел не натворила с собой, дура такая. Думала, что жизнь кончена и хуже некуда. Еле год доучилась, уехала – как сбежала.

А ничего ведь, Сань, нормально в итоге вышло, да? Как пазл – одно к одному, хоть и всего на десять кусочков. Вот тебя, урода, встретила, и последний на место встал. Всё думала – где он, помнит ли меня, как живёт? А вот как надо, так и живёт. Иди, похмелись, лапонька моя. А то трясёшься, аж смотреть противно. Же не манж па сис жур. Стольник, говорю, можешь не возвращать. За такое зрелище, считай, вообще не деньги. Забей, говорю. Чай, не чужие люди.


Зоя Атискова.