Записки Мента. Ингушетия. Золото, кровь и террор (начало)
Автор - Илья Рясной, Пенсионер, Полковник полицейский
Заранее извиняюсь перед читателями за очень большой объем. Но так вышло, что есть, о чем вспомнить. Надеюсь, найдутся те, кто осилит весь текст…
Расстрел
- Поехали на «таблетке», - предложил я своим товарищам.
Вот хоть что-то ёкнуло бы у меня внутри! Хоть как-то повеяло холодом смерти, которая в этот момент встала за нашими плечами! Ничего - интуиция подло молчала...
Это был 2006 год.
Пятеро сотрудников Департамента уголовного розыска МВД России – это наша группа по борьбе с терроризмом, прикомандированная к бригаде Генеральной прокуратуры по Северному Кавказу. Дислоцировались мы в мобильном отряде МВД России по Ингушетии в посёлке Карабулак недалеко от Назрани - столицы Республики. Оттуда обычно добирались утром до МВД Ингушетии, получали задания, потом «работали работу».
Каждый день вставал вопрос – как добраться до работы целыми и невредимыми. В республике шла настоящая террористическая война. Порой мобильный отряд предоставлял нам транспорт. Чаще всего это была «таблетка» - такая медицинская машина защитного цвета и с красным крестом на борту на базе фургона УАЗ-452. В неё как раз помещался весь наш небольшой коллектив, да ещё место оставалось.
«Таблетка» постоянно курсировала по всему Северному Кавказу по разным медицинским и хозяйственным делам. В тот день врач отряда Серёга Коногов, молоденький старлей из Нижнего Новгорода, собрался во Владикавказ за медикаментами, а заодно прихватил с собой оперативника по линии БЭП на какую-то там медицинскую консультацию в госпитале.
- Слушай, - сказал Сашка Х., уважаемый полковник из нашего Главка и мой хороший товарищ. – Пока врач бумаги оформит, путевой лист. Копию приказа сделает. Мы уже в Назрани будем. Пошли на маршрутку.
Ну, пошли так пошли. Передвигались мы в «партикулярном платье», то есть в гражданской одежде, с надёжно спрятанным табельным оружием. Внимание к себе старались не привлекать. Маршрут был отработанный. И вот мы в раздолбанной «Газели». Смотрим на едущих в столицу солидных аксакалов, тупящих глаза женщин. Напротив меня сидит худенький парнишка лет восемнадцати в шапочке и самозабвенно листает карманный «Коран», шепча под нос суры.
Едва мы добираемся до здания министерства, как там звучит тревога. Все суетятся, бегают.
- Расстрел! – только и слышим мы.
Ну, тут это дело нередкое, точнее постоянное. К расстрелам мы привыкли.
- Кого уложили? – я спрашиваю замначальника розыска.
- Машину из мобильного отряда расстреляли! В Карабулаке.
Какой-то холод внутри меня – он ползёт по телу, сковывая его.
- Что за машина? Пытаюсь уточнить я.
- Да не знаю! Поехали, увидим!
Окраина Карабулака. Улица перегорожена бронетехникой местного ОМОНа и моботряда. Перед милицейским оцеплением скопилась толпа народа – сосредоточенного, угрюмого. Какой-то дед зло кричит:
- Надоели эти террористы! Этих хулиганов расстреливать надо! Нет порядка!
А на обочине наша «таблетка». Вся похожа на дуршлаг – в пулевых отверстиях. Позже криминалисты насчитают их больше полусотни штук – тютелька в тютельку высадили два рожка из автоматов Калашникова. В кабине лежит тело водителя Паши – какое-то несуразно переломанное, напоминающее повреждённую куклу, тоже всё продырявленное, в крови. В салоне ещё одно изрубленное автоматными пулями тело – врача отряда. А рядом стоит ехавший на этой машине Эдик - оперативник УБЭПа из Удмуртии, на котором ни царапинки. Он белый, как полотно, и будто пьяный.
- Только выехали на трассу, - сбивчиво объясняет он. – И пошла на обгон белая «девятка». Поравнялись с нами – и давай по нам из окон шмалять без остановки. Водитель, как началась стрельба, по тормозам, думал «девятка» вперёд проскочит и промахнуться гады. Но не тут-то было. Как наша машина тормозить стала, я на пол упал. А когда всё кончилось, выскочил с автоматом из машины. Но это проклятая «девятка» уже далеко ушла – стрелять бесполезно было.
Оперативник прекрасно понимал, что это резкое торможение и его падение на пол спасли именно его жизнь. Все пули, дырявившие борта «таблетки», прошли в считанных сантиметрах над ним. И ни одна даже не задела. Для него это было чудо. А вот врача отряда и водителя чудо не побаловало.
Начинаются какие-то мероприятия, перекрываются дороги. Мы с начальником розыска мобильного отряда усаживаемся в новенький БТР, принадлежащий ОМОНу Ингушетии. Начрозыска служил в армии мотострелком, потом много лет отдал Московскому ОМОНу. Он тут же усаживается за КПВТ – крупнокалиберный пулемёт, и начинает обводить стволом окрестности. Мы двигаемся по пути возможного отхода террористов.
Едем вдоль сплошной зелёнки – зарослей из кустов и леса. Водитель БТР, у которого какое-то отчаянно-приподнятое настроение, как перед броском на вражеские окопы, сообщает:
- Бортом к зелёнке идём! Сейчас дадут из гранатомёта – и всем нам конец!
И улыбается радостно так.
- Ну, так приказ, - хмыкает начальник розыска, в прицел рассматривая окрестности.
- А я чего? Я не против! – с энтузиазмом сообщает водитель.
Никто по нам не лупит из «зелёнки». Тормозим, исследовав свой участок. Вскоре появляется СОБР.
Командир группы, оглядывая бесконечный лес, качает головой:
- В «зелёнку» со своими людьми соваться не имею права. По «лесам спецназ ГРУ работает. Я просто людей своих положу, мы под это не заточены.
Да в принципе мало кто верит, что машина с террористами где-то там. Но где-то должна она быть. Эта проклятая белая «девятка» как Летучий Голландец – предвестник смерти. Она уже не первый раз появляется на трассах Ингушетии. И всегда после неё остаются продырявленные борта машин и тела, тела, тела, изрешечённые пулями. И пропадает тоже как Летучий Голландец. Все наши планы «Перехват», перекрытие дорог ничего не дают. Эта проклятая машина растворяется как заколдованная. Сваливает по каким-то горным тропам или отстаивается в убежищах, чтобы снова выйти на охоту. По Республике катится непрекращающаяся волна террора.
И вот опять результата нет. «Девятка» растворилась. Летят в Москву шифротелеграммы, а оттуда приходят погонялки: углубить, усилить, обеспечить контроль на дорогах, активизировать агентуру, перетряхнуть всю республику. Все это уже было не раз. А воз и ныне там.
У меня внутри какой-то холодный комок. Бывают в судьбе каждого человека развилки, когда один шаг кардинально меняет судьбу, а ещё расставляет, кому жить, а кому умереть. Если бы врач не затянул тогда с оформлением документов, мы наверняка поехали бы на этой «таблетке», и было бы на несколько бездыханных тел больше. Было понятно, что расстрел был спланирован, и ждали именно эту машину.
Чекисты потом говорили, что якобы был заказ на московских полковников. Террористами ведь платят за работу с учётом званий и рода деятельности жертв. Дороже всего идут собровцы. Ну и полковники из оперативного Главка центрального аппарата, думаю, тоже недёшевы. А информация утекала вокруг нас, как из дуршлага. И бандиты прекрасно осведомлены, что творится в расположении моботряда – были там их уши, и я даже примерно представляю, в какой казарме они обитали. Но об этом позже.
Выживший оперативник сидит за столом. Его окружают сочувствующие сослуживцы. Парень держится молодцом. Вообще, проявил он себя хорошо – не потерял голову, пытался даже стрелять вслед. Хотя вся логика событий была против него, он выжил и боролся.
Парню наливают водку. Впервые вижу, как человек механически поднимает руку и опрокидывает в себя стакан за стаканом. Вот уже и бутылка опустела. А он не пьянеет вообще. Совершенно трезвым голосом говорит:
- Пусть прокляты будут те, кто это сделал. Серёгу-то за что? Он никому ничего плохого в жизни не сделал! Ничего, время придёт, эти суки сторицей за всё ответят.
Ответили. Позже. По полной…
Конец Басаева
Мы ждали во Внуково рейса на Ингушетию. В специально отведённом помещении, похожем на пункт выдачи валюты, разрядили и сдали пистолеты, которые получим от экипажа уже по прибытии к цели. И тут по телевизору сообщают – под Назранью от взрыва погиб один из самых одиозных чеченских полевых командиров Шамиль Басаев.
У меня возникло смешанное чувство. С одной стороны – вполне законное ликование. Такая вражина рассталась с этой землёй и понеслась куда-то в свой мусульманский ад! Но вместе с тем очевидно – в Ингушетии будет взрыв террористической активности, как раз к нашему прилёту туда. За Шамиля будут мстить, и мстить жестоко. Ведь именно Ингушетия являлась его опорой. Именно там он чувствовал себя как дома. И именно там год назад он устроил органам охраны правопорядка кровавую резню.
Так и произошло. Всё наше пребывание в Ингушетии проходило как бы при незримом присутствии этого нелюдя.
Первое, куда нас отправили по приезду – на место гибели Басаева, проводить обход местности и искать свидетелей.
Суть дела была такая. Шамиль припёрся в посёлок Экажево рядом с Назранью закупать оружие. Закупил его целый КАМАЗ. А потом этот КАМАЗ взлетел на воздух. Вместе с Шамилем и его ближайшими помощниками.
Приезжаем к месту происшествия. Ох, блин, такого никогда не видел. Снесённый взрывом кирпичный забор, расколотые доски, разрушенное жилое строение. На обломках забора окровавленные куски мяса. Огромный коленвал КАМАЗа лежит метрах в тридцати от места взрыва, внешне вполне ещё ничего, хоть сейчас на запчасти – это какая силища должны была быть, чтобы его взрывной волной туда откинуло!
Место взрыва – рыхлая земля. Искорёженный металл. В перекрученных металлических кусках угадываются остатки НУРСов – неуправляемых ракетных снарядов, которые заправляют в барабаны вертолётов огневой поддержки. Сколько же их было? До фига! Зачем они нужны? Вертолётов, вроде бы, у Басаева не было. Скорее всего, использовали их для изготовления взрывных устройств и извлеченья тротила. А уж чего-чего, а тротила тут выше крыши. Невзорвавшегося. Не сдетонировавшего. Он высыпается кусками из искорёженных НУРСов, хрустит под ногами. Я прикидываю, что его тут можно набрать столько, что все дороги вокруг можно заминировать, да ещё и на здание МВД останется. Кстати, поговаривают, что Басаев с помощью этой покупки планировал именно взрыв Министерства.
На этом поле убийственных чудес уже бродят три персонажа – корреспондентка какой-то из центральных газет и два местных милиционера - её телохранители. Мы их сначала приняли за оцепление – типа, они здесь хозяева. Но вскоре выяснилось, что они такие же экскурсанты, как и мы.
Я подбираю с земли совершенно целую картонную коробочку с патронами от АК-74. Местные милиционеры тут же принимают боевую стойку:
- Э, это наше!
- С какого фига? – интересуюсь я.
- Так мы здесь воюем же!
- А мы что делаем?
- Нам нужнее!
Такая мольба в голосе – до смешного! В общем, делим патроны по-братски - напополам. Они пригодились потом - отдал их операм из мобильного отряда. Те всё время палили из автоматов при проведении мероприятий, в основном, чтобы охолонить взбудораженную аульную толпу. А патроны командировочным давали под расчёт – мол, для вас война, а для тыловика главное учёт и контроль. За использованные патроны отписаться – это долгая и нудная история. Так что отдал я эти патроны для отчёта.
Как я понял, никто из МВД тут толком не работал, никто конкретно не знает, что именно произошло. Мы собираем уцелевшие сим-карты для мобил, которых оказывается неожиданно много – если они активированы, это бесценный источник оперативно-значимых сведений. Потом начинаем отработку жилсектора. Это значит, что заваливаемся в каждый дом и пытаемся развести хозяев на разговор – что кто видел. Понимаем, что с оперативниками из Москвы никто откровенничать особенно не будет. Поэтому мне в голову приходит простая идея.
Стук-стук в дверь. Открывает уже в возрасте, недовольный хозяин.
- Здрассьте, мы из «Комсомольской правды». Пишем про происшествие. Не могли бы вы нам рассказать.
Хозяин угрюмо смотрит на двух «правдистов» - я в джинсах, футболке и рубашке. За мной наш опер в камуфляже. Ну, чистые корреспонденты. Но, как ни странно, срабатывает. И местный житель охотно начинает нам петь о том, какие машины видел, куда они ушли и все такое прочее. Становится понятно, что там была «стрелка» и машина продавцов ушла ещё до взрыва.
Картина, в целом, нарисовывается. Однако потом проявились некоторые обстоятельства, свидетельствующие о том, что мы просто фигнёй маялись, и никому это не было нужно. Что взорвалось то, что и должно было взорваться. Следствие закончено – забудьте. Но это уже совсем другая история.
В результате осмотра места взрыва я наступил на доску с гвоздём, пропорол насквозь подошву ботинка и повредил ногу – ну прям Басаев с того света дотянулся и впился в меня ржавым зубом.
- Не хватало ещё столбняк схватить! – сказал я.
- Поехали укол делать, - кивнул приставленный к нам оперативник местного МВД.
Приезжаем в Назрань в травмпункт.
- Снимай рубашку, укол будем делать! – говорит медсестра.
Я снимаю рубашку. Медсестра видит на поясе кобуру с пистолетом Макарова. Воспринимает это как должное и лениво осведомляется:
- Где ногу пропорол?
- На стройке.
- Строитель, что ли?
- Ну да. Шабашим понемногу.
- Понятно, - кивает она и вкалывает под лопатку укол от столбняка.
Видимо, строителям в Ингушетии положено ходить с ПМ на поясе. Национальная специфика.
Когда возвращаемся в здание МВД, я говорю замначальника республиканского розыска:
- Слушайте, там тротила на месте происшествия столько, что пол Назрани взорвать можно. И ни оцепления, ничего. Людей там поставьте!
- Да? – удивлённо смотрит на меня полковник. Потом берёт трубку и орёт на кого-то по-своему. В результате оцепление выставляется. Интересно, когда додумаются собрать там взрывчатку, патроны и ещё черте что?
Кладу на стол симки и говорю:
- Там ещё есть. Надо каждый сантиметр осмотреть.
Полковник пододвигает к себе симки и с интересом кивает…
Царство террора
Мы демонстрируем обитателям дома чистые руки и карманы – мол, ничего при нас нет, подбросить при обыске при всём желании ничего не сможем. Следователь из специальной группы Генеральной прокуратуры зачитывает постановление о производстве обыска. Двадцатилетний пацан-студент числится в списке находящихся в розыске террористов – немало покуролесил он в горах. Наша задача - найти хоть какие-то вещдоки, а ещё лучше – оружие. Что за ингушская семья без пулемёта? И, глядя на объем работы, удручённо вздыхаем. Вы пробовали когда-нибудь обыскивать караван-сарай или несколько хуторов? Перед нами огромное домовладение с огородами, вполне себе качественными кирпичными строениями с медными крышами, сараями, автомашинами перед домом. За домом ржавеет остов "буханки" - фургона УАЗ-452. Снуют бесчисленные обитатели этого дома. Женская часть дома. Мужская. А подо всем этим какие-то потаённые забетонированные подвалы. И наша задача найти что-то полезное для расследования видится какой-то нереальной. Даже если что-то тут и есть, можно год искать. Ладно, хоть побродим с металлоискателем по огороду…
Это типичное домовладение. Вообще, выглядит Ингушетия вполне зажиточно. Как правило, большинство местных живут в таких вот усадьбах, огороженных глухими заборами, с металлическими воротами. Наглядно видно, что деньги у народа здесь водятся. Что и неудивительно. Ведь рядом Чечня. Ингуши неплохо разжились во время двух чеченских войн и краткосрочного правления террористов, когда стали эдакой буферной зоной между враждующими сторонами. Именно здесь, при их посредничестве, решались политические и коммерческие вопросы, заключались какие-то сделки, обменивались пленные и прочее, прочее, прочее. И за все доля малая.
А на Востоке есть Чукотка, Магадан с их золотыми приисками. И ещё при царе батюшке ингушские скупщики золота пригрелись в золотоносных районах на Дальнем Востоке, заделались скупщиками, выменивавших на спирт золотой песок, перевозчиками, контрабандистами. При советской власти их бизнес вовсе не рухнул, а только расцвёл.
Листаю давние сводки. В аэропорту Певек Чукотского автономного округа задержаны водитель и концентраторша Билибинского горнодобывающего комбината, в багаже у них три банки из-под сгущёнки, три из-под тушёнки и одна из-под чая - все наполнены приисковым золотом. Действовали вместе с ингушами, конечно… В Омске задержаны двое ингушей с тридцатью двумя килограммами золота…
Это золотишко развозится по ювелирным мастерским, переплавляется и однажды возникает в турецких, польских или египетских золотых лавчонках. Республику этот денежный поток поддерживает достаточно прилично.
А ещё денежные потоки из Центра. Например, на территории Ингушетии достаточно долгое время был режим чрезвычайного положения. В связи с этим сотрудникам понабежали достаточно приличные выплаты. Правда, однажды у Москвы просто не хватило денег, чтобы расплатиться со всеми. И главная тема для МВД была – ну когда же заплатят и кому.
Целый бизнес на этой теме возник – финансисты в лучших восточных традициях предлагали: мы тебе заплатим, но треть нам отдай. Или четверть – в зависимости от того, насколько ты уважаемый человек. И эта тягомотина с боевыми длилась уже долго, вызывала нездоровое оживление.
Ингушетия производит впечатление гораздо более фундаменталисткой и набожной территории, чем та же Чечня. Для чеченцев гораздо важнее Адат – такой традиционный, передающийся из века в век закон гор, где роли и поступки каждого расписаны. У ингушей вечно то намаз, то молитва, то они Коран читают не отрываясь. Притом достаточно искренни. С минаретов несутся завывания муэдзинов, усиленные динамиками.
Местные с гордостью говорят:
- А мы ещё в девятнадцатом веке христианами были. Потом благодаря вашим царям ислам приняли.
Так или не так – копаться в исторических реалиях не хочется. Но что ещё объединяет ингушей, сплачивает их – единодушная ненависть к соседям-осетинам.
В моботряде у нас был оперативник – краснобай, баламут и дичайший бабник. Нашёл себе какую-то местную вдовушку и долго ломал голову, стоит ли с ней связываться.
- Она ингушка, - говорил он. – С одной стороны, зачем мне лишние проблемы? А с другой – она же тоже не против загулять. Говорит, что если станет известно, что мы с тобой закрутили - ничего, простят. Но если узнают, что с осетином каким-нибудь – убьют сразу и без каких-то надежд на помилование или смягчение приговора.
У нас в группе был сотрудник аналитического отдела ГУУР Василий С. – такой огромный, толстый, флегматичный белорус. Когда мы ходили на рынок в Карабулаке, местные с ним говорили только по-ингушски, и страшно удивлялись, когда слышали: «Моя твоя не понимай!».
- Ты же наш! – возмущались продавщицы. – Свой язык забыл, да?!
Поехали мы во Владикавказ. На Черменском круге, разделяющем Ингушетию и Осетию, нас тормозит осетинский гаишник. Показываем ему удостоверения. Он козыряет и говорит:
- Проезжайте! А этого не пущу!
И презрительно тыкает пальцем в Васю.
- Это почему это? – интересуемся мы.
- Он же ингуш!!! – с каким-то суеверным ужасом, перемешанным с дичайшей ненавистью, восклицает гаишник.
- Да ты чего? Я белорус! – с негодованием объявляет Вася и предъявляет удостоверение со своей исконно белоруской фамилией и русским именем отчеством.
- Какой ты белорус?! Ты ингуш! – кричит гаишник с таким видом, что быть ингушом куда хуже, чем какой-нибудь инопланетной хищной сущностью из американского блокбастера. - Я чувствую!
Вот так вот – по национальному признаку въезд гражданина России в субъект Российской Федерации запрещён. Оно и неудивительно. Результатом горбачёвского нового мышления на этих землях явился откат к мышлению старому – сведению исторических счётов и борьбе за территории. Схватки за Пригородный район между осетинами и ингушами явились лишь одним из очагов националистических пожаров, опаливших весь разваливающийся СССР. Но здесь сгорело немало жизней и надежд. И поселилась глухая вражда и взаимная ненависть.
Что врезалось в память от Ингушетии? Крики муэдзинов, дикая жара, пыль. И вечное ощущение присутствия рядом какой-то холодной неотвратимости и смерти. Да, тут была настоящая война. Наиподлейшая и самая мерзкая из всех – террористическая.
Ещё помню какое-то жуткое ощущение – будто кто-то свыше стирает на твоих глазах из этого плана бытия людей. Одного за другим, Смерть не устаёт работать своей косой.
- Слушай, ты мне обещал свою книгу, - в очередной раз достаёт меня начальник убойного отдела МВД Республики Ингушетия, прослышавший, что я писатель.
Честно говоря, этими просьбами он меня утомил. Где я ему книгу возьму? Но ведь не отстанет.
И тут на книжном развале вижу своё произведение. Покупаю. На следующее утро едем в Министерство – и я с этой самой книгой, как дурак. Думаю, сейчас подарю и интересно, обрадуется ли начальник убойного отдела искренне или только из вежливости?
Но книгу дарить уже некому. Ночная дорога. Начальник убойного отдела, втапливающий газ и спешащий домой. Белая «девятка», идущая на обгон. Автоматные очереди.
Рука войны смахнула ещё одну фигуру на своей доске. Нет человека. Стёрли. И у каждого из нас в глазах наболевший вопрос – а не будет ли он следующим?..
Водитель Паша Винтерголлер из Хабаровска везёт нас на «таблетке» во Владикавказ. На окраине города мы сидим в кафешке и едим изумительно вкусные пироги. Обсуждаем, кто что будет делать по возвращении домой. Разглагольствуем, что Ингушетия эта надоела хуже горькой редьки, и порядок тут нужно наводить кардинальными методами. И какая-то благостность мирной жизни на нас опускается. Водитель – парень весёлый, контактный, беззлобный. В нашу компанию он вписался как родной. А тут ещё подоспела водочка и новые осетинские пироги…
Вечер. У меня скакануло давление, я пошёл его мерять к врачу отряда старшему лейтенанту Сергею Коногову. Тот мне дал какую-то таблетку. Поговорили немного за здоровье и за жизнь. Он рассказал, что до того, как устроиться хирургом в госпиталь Нижегородского ГУВД, служил в ФСБ. Хороший парнишка. Умненький, тактичный, и специалист, похоже, отличный. У него большое профессиональное будущее. Было бы… Если бы не война.
Война стёрла этих двоих в той самой расстрелянной «таблетке»…
Бандиты тогда решили отыграться за смерть своего лидера по полной. Чуть ли не каждый день я выезжал с группой на места происшествий. Расстрелы, подрывы, опять расстрелы.
Убиты двое военных… Взорван оперативник ФСБ… Опять расстрел на обгоне – та же самая чёртова машина. Всю республику перевернули, а никак не найдём…
Отряд поднимают по тревоге. Через две улицы от нас к зданию Россельхозбанка подъезжают «Жигули», оттуда деловито выходят пять человек в камуфляже и с автоматами. Заходят в помещение банка. Ставят всех под стволы. Убеждать, что автоматы стреляют, в Ингушетии никого не надо – это вам не какой-нибудь Питер, тут все войной обожжённые. Забирают миллион рублей и шесть тысяч долларов. И спокойно скрываются. Пока суть да дело, они вне зоны доступа. Естественно, местное ГАИ никого по плану «Перехват» не прихватывает. Такой вот позорный висяк…
И опять на место происшествия. Подрыв с жертвами.
- Ну-ка, крутанись немножко. «Нива» за нами, по-моему, прилепилась, - говорит собровец.
Наш уазик делает пару кругов, и «Нива» отстаёт. Почудилось. Но нервы на взводе у всех, и лучше лишний раз перестраховаться, чем сослуживцев напрягать сборами на твои похороны.
Добираемся до места взрыва. Воронка на обочине. В отдалении стоят бронированные уазики мобильного отряда и машины МВД Ингушетии. Суетятся сапёры. Лезть к месту подрыва сразу ни в коем случае нельзя. Бывали случаи, когда террористы закладывали там ещё одну бомбу, например, сооружённую с помощью пластикового бидона, селитры и подручных материалов или из артиллерийского снаряда - это для уничтожения прибывающих на место происшествия чинов из МВД и Прокуратуры. Поэтому сначала сапёры тщательно осматривают местность на наличие ещё одной закладки. Потом приходит время следователей…
И вот опять тяжёлый УАЗик с пуленепробиваемыми стёклами и тяжелеными дверьми, ползёт, надрываясь на новое место происшествия.
Новая кровь. Конца, кажется, ей не будет.
Убивают милиционеров, военных, мирных жителей. Руководство республики предпринимало большие усилия, чтобы заманить обратно сбежавших из Ингушетии русских специалистов, представителей иных национальностей. И люди купились. Вроде зажили, как раньше, вполне сыто, в дружбе с соседями. Но бандитское подполье не дремлет. И стали прилетать в окна домов таких вот переселенцев подарки – гранаты, самодельные взрывные устройства. Счёт уже шёл на десятки убитых. В основном это были учителя, технические специалисты, те, кто должен сделать жизнь в Республике лучше и цивилизованней. Бандиты везде одинаковы. Бандеровцы после войны тоже активно охотились за специалистами из России и безжалостно уничтожали их. Бандиту не нужна цивилизация, достаток и стабильность народа, за который он якобы воюет. Бандиту нужен хаос. Ибо они и есть демоны этого хаоса…
А ещё в Ингушетии не зажила рана после налёта Басаева на Назрань в 2004 году. После этого не досчитались многих сотрудников. Очень многих…