Записки Мента. Ингушетия. Золото, кровь и террор (продолжение)⁠⁠

Автор - Илья Рясной, Пенсионер, Полковник полицейский

Продолжение, начало - https://pikabu.ru/story/zapiski_mentaingushetiya_zoloto_krov...

Мобильный отряд

- Нам уже намекали: мол, если будем и дальше на своём рыдване везде мотаться, то нам каюк, - усмехнулся оперативник.

Ребята подобрались в угрозыске моботряда активные, весёлые и достаточно безбашенные. Их ВАЗ 2105 мелькал и в посёлках, и в горах. Наскакивали лихо на лежбище, захватывали разбойников, угонщиков, пособников террористов. В камуфляже, с автоматами – куда без автомата в горах? И сваливали в темпе вальса.

По большому счёту, именно мобильный отряд вдруг стал единственной реальной силой и нормальной правоохранительной структурой в республике. Для местного населения и властей он был и костью в горле, и последней надеждой. В нём работали оперативники розыска, по экономическим преступлениям и оргпреступности, имелся и ОМОН. Свой автопарк – бронированные УРАЛы и уазики, бронетранспортёры, легковые машины. Личный состав собирали по всем регионам России, направляли в командировку на полгода, которые казались вечностью. Почему люди обрекали себя на жизнь в вагончиках и палатках, на вечный риск? Кого-то гнал дух авантюризма, кто-то ехал за боевыми доплатами, званиями, должностями. Были и залётчики, которых начальники отсылали на исправление и с подспудной мыслью – а если и прибьют, то не жалко. Кого-то просто запихивали насильно. Но практически все командированные очень скоро понимали – есть мы, сплочённая федеральная сила, и есть они, царство террора, каких-то феодальных разборок.

Главная силища – это был СОБР. Притом спецназовцы годами не вылезали из Ингушетии, освоились - у них там было хозяйство, обустроенные жилые вагончики. Можно сказать, моботряд стал их малой Родиной. А война – мать родная.

У ФСБ в то время полноценных силовых подразделений в Ингушетии не было. Поэтому все мероприятия – что чекистские, что милицейские, не проходили без участия «тяжёлых» - собровцев.

- Так, - инструктирует оперативник ФСБ приданных ему бойцов милицейского спецназа. – Входим в посёлок после нашей разведки, которая подтвердит, что фигурант на месте. Заскакиваем на территорию домовладения. Упаковываем клиента. И тут же на базу. На все про все у нас четыре минуты. Дальше возможно вооружённое противодействие или массовые беспорядки. Местные быстро сорганизуются.

И вот колонна машин устремляется в горы. Захват проходит без сучка и задоринки. С «грузом» ребята возвращаются из вылазки. «Клиента» - активного участника всех чеченских войн - тут же отправляют за пределы Республики. А к прокурору республики заявляется посольство от «обиженного» села.

- Как так? Нашего земляка как воры украли. И отдавать не хотят!

Ну и что, что земляк террорист. Он же земляк. Возверните, и всё!

Только прокурор, русский, назначенный Москвой, помочь никак не хочет. Если бы и хотел, что сомнительно, то не мог бы. Клиент давно в лапах специальной бригады Генеральной прокуратуры и меряет шагами камеру в Ставрополье. И раньше чем через полтора десятка лет в родном селе не появится…

Выезды. Перекрытия дорог. Задержания, задержания, задержания. Поскольку у нас своих возможностей нет, то наша группа фактически работает вместе с СОБРОм – и по мелочёвке, и по крупным делам.

Поднимаю старые отчёты. Бумага, пожелтевшая от времени.

«Раскрыто убийство в ст. Плиево Назрановского района, где с тремя огнестрельными ранениями около автомашины УАЗ 969 обнаружен труп гражданина Е., 1959 г.р.

В ходе работы по раскрытию преступления сотрудниками ДепУР осуществлён выезд на место происшествия, опрошены очевидцы, с их слов стреляли из бесшумного оружия из автомашины ВАЗ 2107 белого цвета.

Получена информация, что убийство совершено на почве кровной мести гражданами У. 1974 г.р., Я. 1977 г.р. и Ю., 1979 г.р. Подозреваемые задержаны…

12.07.2006г., в ходе дальнейших мероприятий, Мобильным отрядом МВД РФ в РИ, ДепУР МВД России во взаимодействии с УФСКН России по РИ осуществлено оперативное внедрение, а затем проведена проверочная закупка наркотических веществ в с. Яндаре. В результате задержана организованная преступная группа в составе четырёх человек. Изъято более 300 грамм героина…

Организована отработка двух лиц, совершивших убийство водителя такси…

В городе Назрань задержан разыскиваемый Назрановским ГОВД по ст. 105 УК РФ (убийство) Б., 1969 г.р…

И так далее, в том же духе…

Машины. Ингушетия – чёрная дыра для автотранспорта. Сюда проваливается львиная доля угнанных в России машин. Вся площадка на территории отряда заставлена этими найденными тачками, которые поизымали сотрудники розыска или гаишники.

К нам постоянно со всей России приезжают командированные сотрудники розысков за числящимися в розыске транспортом. Вот, парочка ребят из Красносельского ОВД Москвы – такие хваткие, весёлые, энергичные и воодушевлённые. Селим их в нашей палатке. Они проникаются жизнью моботряда:

- А чего, можно попроситься на полгода. Интересная у вас тут жизнь, оказывается.

- Ещё какая!

Чуть-чуть выпили за встречу. Передали им машину. Довезли до границы с мирными регионами. Распрощались. Обнялись на прощанье, довольные друг другом.

Следующий такой заезд. За недавно изъятой «Шкодой" прибыли двое дегенератов из УВД Центрального округа Москвы. Вид у них испуганный и снисходительно-презрительный. С иголочки одетые, лощённые, они на одетых в камуфляж, пропылённых и прокопчёных Ингушетией, похожих на боевиков бойцов моботряда смотрят, как на какое-то опасное быдло – ну, прям встретились наследные лорды с шахтёрами. Оба похожи на обычных московских мажоров. Оно и неудивительно – на работе в ЦАО Москвы обычно окапывались всякие блатные детишки и продувные бестии, знающие, что такое современная жизнь.

- Чего мы приехали? – страдает оперативник ЦАО. - Хозяин нам даже денег не дал, чтобы мы его машину вернули!

Начинают ныть, что на «Шкоде» им ехать страшно и опасно, и нельзя ли её вообще не забирать. Когда узнают, что нельзя – впадают в уныние. Но ненадолго. Один из дегенератов, осматривая машину, так незаметненько раскурочивает двигатель и радостно сообщает, что тачка не ездит – сломата! Но ребята из отряда прекрасно знают, что ездила она только что. В общем, все это безобразие всплывает. В итоге наш угрозыск оттаскивает тачку в сервис и ремонтирует за свой счёт.

На границе, перед тем как распрощались, опер из моботряда от души засвечивает в лоб главному паскудинику и спрашивает:

- Вопросы есть – за что, почему?

Вопросов нет. Два балбеса садятся и уезжают. А мы идём готовить «благодарственное письмо» на начальника округа об их успехах. Выкидывать их из конторы надо на улицу, и побыстрее – с такими нам не по пути.

В очередной раз убедился, насколько же разные люди у нас работают. Фанатики своего дела, готовые рисковать, смелые, преданные работе. И такие мажоры, думающие только о деньгах и считающие, что их начальство жутко угнетает, заставляя выполнять обязанности…

Утро начинается. Группа уголовного розыска отряда опять на выезд. Каждый выезд – это билет в неизвестность и вопрос – вернутся ли люди живыми? К вечеру ребята отработали объект. Опер из Иваново сидит весь какой-то обалдевший и излагает нам сегодняшнюю эпопею:

- Прикинь. Приезжаем за разбойником. А он как горный козёл по склонам ускакал. Мы его преследовать хотели. Тут весь аул вываливает на улицу и на нас буром прёт. Я затвор передёргиваю и ору: «Назад!» А они грабли к автомату тянут. Я предупредительные выстрелы даю, а им по фигу. Ручонки свои загребущие ещё больше тянут. И я не знаю, что делать. В толпу стрелять? Так вообще врагом народа признают, у нас все законы заточены, чтобы в таких ситуациях ты в любом случае дураком был. В общем, попрыгали по машинам и дёру. И как теперь эту тварь арестовывать?

Информации для отработки хватает. Розыск получает её и когда работает по конкретным делам, и от доброжелателей. Свою разветвлённую агентурную сеть, создать, конечно, не получается – для этого как чекисты нужно на пару лет туда сотрудников направлять. Но на Кавказе агентурная сеть и не всегда нужна. Информация просто разлита в воздухе. В принципе, все всё знают. Нужно только найти местного жителя, которому в радость будет утопить своего врага. Очень много наводок дают местные сотрудники МВД, притом шёпотом, не дай Бог кто узнает, что они информацию слили. Сами они её реализовать не могут –их или убьют, или для своих же родичей чужими станут. А это хуже погибели.

А ещё информацию поставляло специальное ОРБ по Северному Кавказу. Ребята там работали суровые, заточены чисто на борьбу с террором и ваххабитами. Притом так справно работали, что у них кололись все, даже самые стойкие фанатики. Не буду открывать секреты мастерства, но уверяю - Гестапо просто плачет от зависти в сторонке. И пели террористы во весь голос им. Читал я эти показания – загляденье, все по полочкам разложено, явки, имена, адреса, ностальгические воспоминания о былых подвигах и знакомых полевых командирах. Это очень убедительные доводы нужно приводить, чтобы память так активизировать.

И как-то грешно оперов ОРБ упрекать в излишней жёсткости. Вовремя уничтоженный или посаженный террорист – это спасённые жизни мирных людей. И никак иначе. Поэтому пусть их хоть на дыбу подвешивают - плевать. Наша задача - чтобы этих человеконенавистников – террористов и бандитов, вообще на этой Земле не было.…

- Поехали, - говорит мне начальник розыска отряда. – В адресе террорист прячется.

Приезжаем. Пустынный посёлок. Обычное просторное ингушское домовладение с высоким забором. Прислушиваемся – то ли есть там кто-то, то ли нет.

СОБР вовсе не спешит с молодецкими криками штурмовать забор и ворота. Спецназовцы решили отдохнуть слегонца. Расселись по краям забора, на колено припали и целятся из автоматов и пулемёта в разные стороны - типа периметр контролируют, чтобы враг с тыла не ударил и не застал врасплох.

Ну, мы с начальником угрозыска со вздохом сигаем через забор, предварительно передёрнув затворы.

Ощущения неповторимые. Сколько участвовал в таких мероприятиях, а все равно холодок по спине ползёт – кажется, что сейчас в твоё беззащитное тело шмальнут со всей дури.

На территории раскинулось несколько домиков. Подходим к каждому – ногой вышибаем двери. Главное перед самой дверью не стоять –через деревяшку тебя могут прошить очередью, а кирпич автоматный выстрел выдержит.

Прошвырнулись по всей усадьбе. Блин, нет никого.

- Предупредили их, что ли! – восклицает начальник розыска.

Очень может быть. Информация в Ингушетии утекает стремительно. Потому молчание здесь золото.

Но во всём есть плюсы. Пусть и проехались без результата, зато живы. А удаётся это далеко не всем.

Опасная мужская работа. Война. А она без потерь не бывает. И у этого состава моботряда таких потерь немало.

В самом начале собровцы поехали брать засевших в доме бандитов. А те врезали по незванным гостям из крупнокалиберного пулемёта. Пули прошили забор, за которым стояли собровцы. Троих убили.

После этого тот злосчастный дом БТРом раскатали в блин. И бандосов тоже вместе с ними так, потом с трудом опознали. На их совести было несколько десятков терактов, так что сдаваться живыми они не хотели.

А на территории мобильного отряда стоит возведённый за счёт бойцов скромный памятник боевым друзьям, сложившим голову в войне с террором на этой выжженной солнцем, негостеприимной земле…

Мы приехали в моботряд уже ближе к замене личного состава. И видно было, что рисковая жизнь ребят прилично измотала. Последний месяц – он трудный самый. Если сначала ты втягиваешься в войну, то ближе к концу больше всего хочется вернуться.

Мы тогда наметили планы мероприятий по конкретным делам, выезды и прочее, прочее, прочее. И, помню, один из оперов застонал:

- Слушайте, вы приехали сюда, звезды там, продвижение по службе зарабатывать. А мы тут такого насмотрелись. Ну, просим, не тяните вы нас в пекло. Мы хотим выжить. Нас дома ждут.

Ну что же, и не упрекнёшь их. И так сделали немало эти ребята, кому в мирное время выписали командировку на непризнанную войну. Последний бой, он трудный самый…

Ингушский ОМОН

Мобильный отряд располагается на территории, принадлежащей ОМОН МВД Ингушетии. По идее, такая территориальная общность должна была послужить укреплению боевого братства местными и федеральными силовиками. Получилось все с точностью до наоборот.

- Они предатели. Если ещё не предали, то предадут непременно, - говорил один из наших собровцев.

И, в принципе, его можно понять. Хотя я его точку зрения полностью не разделяю – разные они там.

- С ними мероприятия проводить бесполезно, - продолжил собровец. – Под пули они сами не полезут, если сзади заградотряд не поставить. Их даже в оцепление бесполезно ставить. Однажды проводили штурм бандитской усадьбы. Народу у нас хронически не хватало. Внешнее оцепление поставили из местного ОМОНа. Задача простая и прямолинейная, как шпала – тормозить людей и транспорт, пытающихся прорваться из зоны оцепления. В результате во время штурма из ворот вылетает белая «Волга». Мы её пропускаем без стрельбы, чтобы не задеть друг друга. Знаем, что её там тормознут. Время проходит – ни выстрелов, ничего. Тишина. Оказывается, омоновцы её просто пропустили. Спрашиваем: «Чего не стреляли?» А у них ответ на все такие случаи один: «Вы приехали и уехали. А нам здесь жить». В общем, те ещё помощники…

В принципе, местных можно понять. У них здесь семьи, их род. Нюансы феодальные и первобытнообщинные. В общем, куча моментов, не способствующих служебному рвению.

Интересно другое. Осведомлённые люди утверждали, что до четверти рядового и младшего начальствующего состава Ингушского ОМОНа участвовали в нападении Басаева на Назрань.

Тогда эмиссары Басаева обещали златые горы и подтягивали под это дело всех, до кого дотянутся. В основном, доверчивую молодёжь, мечтавшую повоевать. Более матерые земляки, знающие, что вся эта борьба с неверными есть сплошное кидалово и развод, и верить никому нельзя, в стройные ряды террористов не спешили. А малолетним дурачкам в кайф – автомат дадут, да ещё долларами заплатят. Лепота!

Правда, с долларами случился облом. Большая часть боевиков вообще ничего не получила. С другими расплатились фальшивыми долларами – чеченцы тут большие доки, у них ещё при Дудаеве типографии работали, рубли и баксы производили в промышленных масштабах.

После этого подлого обмана разборки шли по всему Северному Кавказу, но так никуда и не пришли. Молодёжь осталась без денег, без работы. А куда устроиться, чтобы гарантированная зарплата была, да ещё и пострелять бы дали? В ОМОН, благо, есть кому словечко замолвить рекомендации дать. Хотя, конечно, есть там немало честных и отважных людей, настоящих бойцов, которых можно уважать. И им в республике на самом деле живётся и воюется очень непросто, и, главное, конца и края этому не видать.

Понятное дело, часть бывших бандитов общаться со своими единомышленниками не прекращали, даже надев милицейскую форму. Поэтому информация текла к бандформированиям только так. И про то, что в палатке мобильного отряда куча полковников центрального аппарата, которые на УАЗ-969 ездят, тоже, похоже, от них ушла.

Однажды захожу в нашу палатку. У нас там постоянно газовая горелка работала – что-то на ней подогревали. Да и ночи иногда холодные были. Смотрю, аккуратненько так газовая трубка вырвана, и газ уже помещение заполняет. Малейшая искра – и взрыв. Чьи же очумелые ручонки потрудились? Ну не наших же оперов. В общем, были у нас подозрения. И, думаю, не беспочвенные.

Вместе с тем был и обратный процесс. Некоторые бойцы втихаря сбрасывали информацию на боевиков, в результате проводились операции, и некоторых супостатов удалось прихлопнуть в ходе спецопераций. Вообще, всеобщий бандитизм утомляет даже самих бандитов.

Омоновцы считали себя крутыми спецназовцами. Куда там супротив них русскому СОБРу! Однажды они предложили устроить соревнование по рукопашке – мол, мы круче вас. И всех собров положим. Эх, если бы к амбициям в комплекте прилагались физические возможности.

Выставили ингуши самого здоровенного своего бугая. А командир СОБРа ткнул в первого попавшегося своего подчинённого. Тот вышел на площадку. Размялся лениво. Сигнал к началу боя. Ингуш стал что-то прыгать, изображать боевые стойки. Собровец кивнул и расслабленно снёс его с одного удара – потом долго откачивали. После этого о рукопашке ингуши больше не заикались. Но конфликты с собровцами постоянно возникали, однако теперь омоновцы делали пальцы веером немножко по-другому:

- Да, знаю, ты меня одной рукой уложишь! Но у нас автоматы есть. А знаешь, как мы стреляем!..

Кто лучше стреляет – в этом чуть-чуть ли не пришлось убедиться на практике через год. Когда вспыхнул бунт ингушского ОМОНа.

Тогда начальником криминалки в Моботряде стал Юрка – хороший мой товарищ, старший важняк одного из наших отделов, старый матёрый опер. Командир отряда был тоже из нашего Главка. И наворотили они дел немало – вся республика на ушах стояла, как они бандатву прессовали.

Слово самому герою этих событий Юрке:

«Утром выхожу из штаба проветриться. У омоновского здания шум, переполох. Подхожу, вижу, что эти добры молодцы метелят ногами какого-то парня – притом так, что бедолаге недолго осталось на этом свете. Наши собровцы подбежали. Один мне шепчет:

- Я этого парня знаю. Это опер из ФСБ.

Ну, даю команду – фас!

Собровцы беднягу отбивают, утаскивают к нам. На нём места живого нет. А ингуши за стволы хватаются и требуют им их законную жертву вернуть – мол, чтобы как диким волкам дали её доглодать. Чуть ли не пена изо рта идёт – и уже готовы стрелять.

И ни фига атмосфера не разряжается, а только накаляется. Весь ингушский ОМОН уже в ружье поднят. И свои БТРы эти придурки, чтобы показать, значит, русским, кто тут хозяин.

Собровцы в долгу не остаются. У СОБРа оружия никак не меньше. Наши тоже за стволы схватились. Рассредоточиваются. Позиции занимают. Они, кстати, давно проработали тактику действий на такой случай - были уверены, что рано или поздно противостояние случится. Уже появляются ручные противотанковые гранатомёты и АГС-17, ингушские БТРы берутся на прицел. В общем, впереди хорошая войнушка.

Между тем выясняется, из-за чего весь кипиш. Оперативники ФСБ проводили спецоперацию на рынке в Карабулаке – он на одной улице с нами. Задерживали террориста. Тот оказался шустрым, оказал вооружённое сопротивление. В перестрелке его уложили.

И тут налетели ингушские омоновцы – мол, наших убивают. Потом оправдывались, что посчитали чекистов за боевиков. Взяли на мушку оперативников. Оттащили в местный райотдел. А основного решили сами на части порвать и притащили в расположение.

Между тем стороны на позициях. И я понимаю, что один шальной выстрел – и тут будет кровавое месиво. Думаю, наши собровцы их в итоге всех положили бы – выучка и боевая злость своё дело сделали бы. Но чего это будет стоить!

Надо что-то предпринимать. У меня прямая связь с Ханкалой – с командующим. Я до него сразу дозваниваюсь и сообщаю:

- Ингушский ОМОН взбунтовался.

А его это не удивило вообще. Видимо, в душе ждал именно такого развития событий. Он меня спрашивает:

- Полчаса продержитесь?

- Продержимся.

- Ждите подкрепления.

Через полчаса гул моторов. И на территорию входит бронетехника армейского разведывательного батальона. Машины выстраиваются в ряд, башни с пулемётами на ингушей смотрят. На асфальт спрыгивает здоровенный такой легендарный комбат–осетин, что для ингуша уже оскорбление. И кричит:

- А ну ка быстро в расположение, бандерлоги! У меня приказ командующего при неповиновении подавить вас огнём. И я это сделаю!

Тут уж противопоставить бунтовщикам и нечего. Разделает их разведбат в труху и даже не вспотеет. Да ещё и собровцы подсобят. В общем, поорали «революционеры» что-то гордое и независимое и двинули по своим казармам.

А я беру пару бронетранспортёров и еду в местный райотдел, оперативников ФСБ вызволять.

Захожу к начальнику райотдела. Отношения у нас с ним нормальные сложились, до этого дня считал его человеком разумным. Но сейчас он какой-то взведённый, агрессивный.

- Чекисты у тебя? – спрашиваю.

- У меня.

- Отпускай!

- Не отпущу! – срывается он. – Они на рынке при скоплении народа стрельбу устроили! Человека убили! Я их арестовал!

- А ты знаешь, кто в отношении них мероприятия проводит и следствие ведёт? Не тебе их арестовывать!

- Не отпущу!

- А, ну тогда в окошечко посмотри, - указываю я на стоящие около райотдела бронетранспортёры. - Стволы в твою сторону смотрят. Не гарантирую, что через пару минут, если будешь упрямиться, они не разнесут твою халабуду на запчасти.

Ярость и реальная оценка ситуации ещё поборолись в его голове. Потом он махнул рукой:

- Забирай.

А их действительно надо было забирать. Ребята страшно избиты и изувечены – потом двоих комиссовали. Эти тварюги – местные менты – им пальцы на косяк клали и дверью прихлопывали, дробили кости.

В общем, утихомирили ингушский ОМОН. Потом они ко мне посольство присылали – мол, все это была фатальная ошибка. Мы хорошие. Да, где-то виноваты. Давайте жить дружно, по-братски.

Уголовное дело по их подвигам возбуждать не стали. Чекисты сказали:

- Не станем эту тягомотину уголовно-процессуальную устраивать. Мы с ними своими методами посчитаемся.

Посчитались или нет – уже не знаю. У нас как раз срок командировки заканчивался».

По совокупности подвигов Юрке тогда написали представление на госнаграду. Командующий, отлично знавший, как качественно отработал эти шесть месяцев моботряд, говорил:

- Просите, что хотите.

Только награда так и не нашла героя – затерялась где-то в лабиринтах кадрового управления. Потом её получил совсем другой человек – на Северном Кавказе он, правда, не бывал, да и раскрытием преступлений себя как-то не отягощал. Но парень то свой, надёжный, кого ещё наградить, как не его… Но это всё так, внешние атрибуты. А есть ещё внутренний стержень и смелость, которые толкнули Юрку навстречу взбунтовавшейся толпе и благодаря которым он задавил грозящий большой бедой бессмысленный и беспощадный ингушский бунт…

Шарагина контора

МВД Ингушетии работает по особому графику, предельно приближённому к национальной специфике региона. То есть, почти не работает, или работает, по большему счёту, на себя.

Сотрудники появляются на службе утром – с озабоченными лицами и решимостью свернуть горы, обеспечить законность и порядок. Хватает их на оперативное совещание и ещё час блуждания по коридорам и кабинетам. Потом они отбывают. У них намаз, сиеста, встречи и прочее, прочее, прочее. На службе они появляются вечером – послоняться по кабинетам и взглянуть – а чего, правда, дела накопились? И сделать попытку сбагрить их кому-нибудь, правда, тщетную - ведь остальные такие же.

Мы к такому режиму были несколько непривычны. И бесило то, что никогда не найдёшь нужного человека. А если и найдёшь, он тебе ни шиша не сделает. Весь месяц пытались получить детализацию входящих и исходящих телефонных соединений по делу о каком-то расстреле. Так и не получили. Не то, чтобы им жалко было распечаток. Ну просто не получалось как-то. Ну, сложно всё это.

Нет, конечно, работа в республике всё же идёт. Что-то делается. Дела расследуются. Патрули ходят. Но жарко ведь, лениво, муторно… И страшно…

Разговорился с оперативником в райотделе. Он мне сказал:

- Понимаешь, в Ингушетии жизнь сотрудника не стоит ничего. Тебя в любой момент могут убить. И, скорее всего, преступление не раскроют. Поэтому большинство наших обычно сидит тихо. Так, решаем какие-то вопросы…

И все же работа в МВД считается делом уважаемым. Власть всё же, и поближе к деньгам. К деньгам немаленьким.

Когда были там, нам местные сотрудники нашёптывали клеветнические слухи – мол, министр заплатил за свою должность полтора миллиона долларов. Бардак в конторе он развёл невиданный, и все показатели были на нуле, потому его постоянно хотели снять с должности, на что он отвечал:

- Пока полтора миллиона не верну – не уйду!

И не уходил. Правда, через некоторое время его подвинули с должности. Его место занял бывший начальник МРЭО – это такая контора в ГАИ, которая ставит на учёт автотранспорт. Наши главковские опера из автомобильного отдела утверждали, что основная часть краденых тачек легализуется в Ингушетии. Прибыльное это дело – ставить тачки на учёт. Первое, что сделал новый министр-гаишник - грохнул автомобильное подразделение в уголовном розыске с чеканными словами:

- Нет у нас такой проблемы! Пускай оперативники более важными делами занимаются!

Ну, лично у него может проблемы и не было...

Попасть на работу в милицию – это уже само по себе означает стать важным человеком.

Помню, едем на мероприятие. Какой-то баран на «жигулях» подрезает нашу машину, начинает орать нецензурно. Естественно, на светофоре вытаскиваем его из салона и защёлкиваем наручники. Мы ещё тогда нервные были – расстрелы на дорогах, взрывы. И тут подваливает к нам такой важный гаишник и возмущённо восклицает:

- Э-э, отпусти его!

- Мы его задерживаем!

- Какой задерживаешь! Это мой родственник. Отпусти! Вообще, ты кто такой? – смотрит он на начальника розыска моботряда.

- Подполковник милиции, МВД России.

Тут лейтенант гордо расправляет плечи, надувается весь важно и объявляет:

- А я лейтенант милиции!

В его сознании лейтенант в Ингушетии куда круче, чем какой-то там подполковник из Москвы.

Правда, сознание его прояснилось, когда ему понятными словами объяснили, кто он есть по жизни и как его сейчас будут бить. По-моему, пара затрещин даже перепало ему. Надулся он ещё сильнее, но уже настороженно, и отвалил в сторону.

Ингушская ГАИ тогда была, наверное, самым слабым звеном. Это те самые, которые пропускали беспрепятственно машины с боевиками. Это на них при общем терроре в отношении представителей власти на трассах практически не было нападений. Говорили, что у них имелась договорённость с боевиками – никто никому не мешает. И я считаю, из-за них мы так долго не могли найти ту проклятую «белую «девятку».

Кстати, патрульно-постовая служба тоже нередко вовсе не спешила проявлять чудеса героизма.

Помню, был в Сунженском районе один совершенно отмороженный молоденький террорист. Начал он свою боевую карьеру с того, что вместе с подельником заложил бомбу в машину замглавы Сунженского района Галины Губиной – единственной русской на такой должности. Их повязали и отправили на суд присяжных.

Суд присяжных на Кавказе – это вообще анекдот. Там вопросы решаются по понятиям и законам гор, а не по какому-то уголовному кодексу. Тот, кто придумал там суды присяжных, был, по-моему, слабоумным или знающим Кавказ только по политической карте мира. Но было время, когда такие суды там функционировали, слава те Господи, теперь дела по терроризму они не рассматривают.

Ну и по понятиям присяжные объявили:

- Мальчонка молоденький. Ещё поумнеет. Невиновен.

У нас была кое-какая информация – намекнули нам, что бандиты собрали двадцать пять тысяч долларов на подкуп присяжных. Потому мальчик и вышел невиновным.

А сам невиновник на судебном заседании открыто орал в лицо потерпевшей:

- Я тебя всё равно убью!

Ну и слова его не разошлись с делом. Оказавшись на свободе, отдохнул немного. Потом взял автомат. И на улице расстрелял несчастную женщину.

Самое интересное, расстрел произошёл метрах в ста от полка патрульно-постовой службы. Оперативники потом рассказывали:

- Эти бездельники как зайцы через забор прыгали, скрывались. Перепугались. Хоть бы один попытался задержать, открыть огонь. Трусы настоящие!

Ну да, можно и так сказать. Только опять вспоминаются слова: «жизнь мента не стоит ничего». Застрелишь при задержании такого мальчонку с автоматом, а за него весь ваххабитский джаамат и родственники предъяву кинут – и завтра хлопнут уже тебя. Выросшие в своём узком мирке, местные просто не понимают, что можно жить по другим законам.

Кстати, у их соседей и братьев по крови чеченцев картина наблюдается противоположная. Там гиперактивность силовых ведомств.

Этот малолетний террорист, разделавшись с Губиной, двинул хорониться у своих родных в Сунженском районе Чечни. И при проверке документов там засветился. Когда местные милиционеры попытались задержать его, он открыл по ним огонь и умудрился скрыться.

Звоним в Сунженский РОВД. Просим прислать копии материалов, постановление о возбуждении дела. А главное – протокол осмотра места происшествия и срочно проверить изъятые гильзы по пулегильзотиеке – не было ли ещё преступлений с использованием этого оружия.

В ответ какое-то недоумение от руководителей отдела:

- Какие осмотры? Какое место происшествия? Какое уголовное дело? Зачем мы всякой ерундой будем заниматься? Не беспокойтесь, найдём мы вашего негодяя. И убьём!

Вот так всё просто и рационально – найдём и убьём. И самое главное - единственно по-настоящему наглядная и эффективная мера по борьбе с терроризмом в тех диковатых горных местах.

- Я видеозапись видел, - говорит один из руководителей угрозыска Ингушетии. – Слушай, но чего они творят!

В одном из поселков Ингушетии гвардейцы Кадырова загнали преследуемых бандитов в частный дом. Оттуда бандюки открыли огонь. Последовал штурм. Кадыровцы захватили пленных, разложили их на земле – прям на улице, и каждому всадили по пуле… Такие вот слухи, сплетни, наговоры. Верить или нет? Ну, каждый решает сам…

Ну что тут скажешь? В Чечне ваххабитам и террористам официально объявили непримиримую войну. И там постоянно проводятся какие-то мероприятия, уничтожения боевиков, задержаний, люди неделями сидят в засадах. В Ингушетии предпочитали тогда порой договариваться или прятать голову в песок. Чечены за это ингушей сильно презирают.

Помню, начальник ГУУР Искандер Галимов, человек суровый, жёсткий руководитель, бывший профессиональный борец, крепкий, грузный, все горячие точки прошёл, переборол разгул бандитизма в Татарстане. Во время очередной террористической войны летал в Ингушетию и на совещании вставлял сотрудникам розыска:

- Вы трусы! Боитесь бандитов.

С одной стороны где-то эти слова были справедливыми. Но угрозыск на них сильно обиделся. Война делит всех на трусов, равнодушных и бойцов. В розыске бойцов всегда было много. И, кстати, именно оперативники угрозыска – одни из немногих, кто был настроен на непримиримую борьбу с террором и бандитизмом. И многие клали свои жизни.

До сих пор, хотя и сильно потрёпанные, живы традиции уголовного розыска, главная из которых – опора на боевых товарищей, ощущение единого дела и непримиримость к криминалу.