Записки Мента. Байки из сейфа. Бандиты-связисты, барыги-таможенники и вампиры в Псковских лесах (окончание)
Первая часть тут
Автор - Илья Рясной, Пенсионер, Полковник полицейский
За связь без брака
А мы едем дальше по Псковской области. Машина крутится по сельским разбитым дорогам. И оторопь берет, что в непосредственной близости от западных границ, можно сказать, в самой цивилизованной части страны, есть такие чащобы и черные дыры.
Это начало двухтысячных. А впечатление такое, что Великая Отечественная война закончилась на днях. Дырявые дороги, обшарпанные дома. Развалины свиноферм. Обрушившиеся трубы. И как после боевых действий везде лежат ржавые скелеты техники – только не танков и пушек, а комбайнов и тракторов, которые туземцы пока не удосужились дотащить до пункта металлосбора.
В одном из районов мы не можем дозвониться до Пскова и сообщить, где мы. Нет телефонной связи. Офонаревшие от безделья и пьянства селяне время от времени выползают из своих фамильных усадьб и идут в набег за цветными металлами. После их реализации закупают самогон и пьют всей деревней до посинения.
На сей раз сняли полтора километра медного кабеля, оставив район без связи с центром.
Имя прошедшей через эту землю войны – Перестройка и демократизация. Какая-то депрессия над всем этим миром витает. Она просто физически ощущается. Неприятное чувство, что страна наша как субъект развитой цивилизации погублена навсегда.
Нищета, безденежье. Она видна во всём. Даже в сводках происшествий и в материалах оперативно-поисковых дел.
В каждом отделе листаю их до красноты в глазах, мелким почерком расписывая стандартные указания по активизации оперативно-розыскных мероприятий. В основном кражи. Притом мелкие, убогие, свидетельствующие о просто фатальном безденежье населения. Спёрли алюминиевый бак, три курицы, дырявую резиновую лодку, стог сена – и прочее в том же роде. Это не Москва с привычными мне хищениями картины Айвазовского в миллион баксов или коллекции марок за три миллиона. Все простенько, бедненько, тоскливо.
И вдруг дохожу до иной картинки. Украли – десять тысяч баксов (в то время для Псковской области это как сейчас лимон евро), две норковые шубы.
«Все, все, что нажил непосильным трудoм, все же погибло! 3 магнитофона, 3 кинокамеры заграничных, 3 портсигара» - вспоминается сцена с потерпевшим Этушем из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».
Вскоре на глаза попадается ещё одна сводка – тоже упёрли имущества на полсотни тысяч долларов.
Поднимаю глаза на начальника криминалки Себежского района.
Тот сидит в своём начальственном кресле, накинув шинель на плечи. На улице мороз градусов двадцать, а в здании ОВД и раньше топили далеко не идеально, а в этом году что-то в отоплении окончательно лопнуло и потекло, так что температура в кабинете близка к нулю.
Спрашиваю:
- Таможенники?
- Ну а кто же ещё, - хмыкает подполковник.
Район это приграничный. Городок, как и все окрестные, находится в упадке. Покосившиеся дома и заборы. И среди них, как английские аристократы в толпе нищих кули, ярко торчат двухэтажные особняки, во дворах которых стоят гладкие и особо шикарные на фоне окружающей разрухи иномарки. Это таможенники строят – не могут удержаться, чтобы не продемонстрировать землякам обрушившееся на них шальное богатство.
Ну а самый шикарный дом в городке – конечно же, самой таможни. Зеркальные стекла, евроремонт и все такое. Просто другой мир с другими стандартами и из другого века.
Ну, время такое – таможня недаром ассоциируется с денежными потоками, которые так и норовят вильнуть сопричастным в карманы и разорвать их в клочки мощным напором. Таможня – это не просто большие деньги. Возникает ощущение, что это вообще все деньги, которые есть в стране с разрушенной промышленностью и мрачным будущим.
Впрочем, граница кормит не только таможенников. Много народу шастает туда-сюда, играя на разнице цен. Потому хорошие дома встречаются не только у таможенников, но и у других пригревшихся к кусочку государственной границы.
- И кто же этих таможенников так сурово и беспощадно обнёс? – спрашиваю я.
- Да были тут клоуны, - говорит начальник криминалки. – Сняли мы бригаду. В прямом и переносном смысле бригаду – она и воровская, и рабочая. То есть бригада Минсвязи нам тут провода тянула. Одновременно приглядывали ребятишки козырные дома – понятное дело, у нас такие только у таможенников. И чистили. У них эпизодов несколько десятков по всей области. И суммы ущерба внушительные – это тебе не стог сена у бабки спереть.
- Шли к успеху. Не подфартило… Всех взяли?
- Всех. Таможня может спать спокойно.
- Таможня берёт добро… Много проблем от границы?
- Да немало. В том числе личных моих, - хмыкает начальник криминалки. – Не знаю, как в кресле остался.
- А чего стряслось?
- Тормознул я несколько лет назад по оперативной информации колонну с контрабандным спиртом. Длинная такая колонна была. Дорогая. Протокол составили. Дело возбуждать готовимся. На все крики контрабандистов, что у них нереально крутая крыша и меня в блин раскатают, привычно не обращаю внимания. Они так всегда орут… А тут ко мне и заявляется сама эта крыша – высокопоставленные чудики из Службы безопасности Президента. Какой Президент тогда был – Ельцин, такая у него и служба безопасности была. Контрабанда спиртного – на эту тему они тогда крепко сели и конкурентов подчистили. Ещё афганский фонд и Русская православная церковь тогда этим занимались по крупному – им какие-то квоты раздали на ввоз спиртного и сигарет, под которые они всю страну спиртом залили… В общем, поимел я неприятностей. Колонну у меня забрали. Спасибо, с работы не выгнали… Не, сейчас такого нет уже – времена изменились. Но все равно головняк постоянный от границы…
В один из выездов границу мы перемахнули – с Белоруссией. Тогда я ощутил жуткую зависть к этой стране и что ими Батька правит. Чисто, ухожено, трактора не ржавеют, а по полям ездят. На окраине Полоцка, кажется, идёт шикарное по тем временам жилищное строительство.
Я видел, что, оказывается, порядок на осколках СССР очень даже можно поддерживать. Кто же мог подумать, что и у нас порядок начнут наводить. Тогда это казалось фантастикой. Притом ненаучной…
Медвежий угол
Народ на Псковщине мне очень нравится. Это место такое экстремальное всегда было – именно псковичи принимали на себя первые удары собравшегося идти в очередное завоевание на Русь западных орд. Именно они отбивали эти земли от псов рыцарей. Надёжные люди, с каким-то философско-спокойным взглядом на мир. Настоящие русские, закалённые в боях, умеющие работать, пережившие не одно лихолетье с честью. Я был уверен, что переживут и мерзкие времена безвременья и краха – и, кажется, оказался прав.
Особенно с благодарностью вспоминаю сотрудников угрозыска по нашей антикварной линии. Старший у них был – человек, трепетно любящий родной край и знающий о нём практически всё. Он лучше любого экскурсовода водил нас по старинным псковским церквям, в которых знал каждую икону. Да и ребята у него под стать – добросовестные, поднявшие немало самых серьёзных преступлений. С начала девяностых как на конвейере вычисляли и брали шайки и банды, промышлявшие по церквям. В эти бандформирования входили и священнослужители, и бывшие и действующие сотрудники милиции и спецслужб. И ничего, брали их тепленькими. Только вот кражу из Изборской крепости не подняли, а оттуда ушли уникальнейшие иконы…
Мы движемся в глубь края. Чем дальше, тем меньше удобств и комфорта. В одном районе останавливаемся в какой-то то ли гостинице, то ли турбазе на территории заброшенного военного аэродрома. На улице минус двадцать пять. Отопления нет – приходится бросать поленья в буржуйку. Когда это делать перестаёшь – то помещение тут же охлаждается, и высунуть нос из-по одеяла уже кажется совершенно кощунственным и даже сильно обидным.
А утром вспоминаю сказку «Морозко». В предбаннике висит на стене умывальник – ну это когда приподнимаешь носик ладонью, а тебе на руки льётся вода. Так вот – воде отсюда литься не суждено ныне. Весь умывальник покрылся толстой коркой прозрачного весёленького льда. Ну, чисто иллюстрация к сказкам про трескучую русскую зиму.
Хотя тут банька есть. Можно в ней со смаком и смыслом погреться, да ещё и отметить встречу с местными.
Доотмечались так, что Потапов и Миша, завернувшись в простыни, двинули за трезвостью и счастьем прямо по взлётной, занесённой снегом полосе аэродрома. Это в минус двадцать пять градусов! И босиком. И, самое главное, хоть бы носом шмыгнули после этого. В здоровом и проспиртованном теле – здоровый дух.
Так вот – продолжу, с чего начал. Чем глубже в леса, тем оперативный состав службы уголовного розыска здоровее и суровее. Это какой-то закон. В тайге выживает сильнейший.
И как всегда, самым здоровым придают самые уничижительные клички.
В одном райотделе самый младший по сроку службы и гоняемый лейтенантик носил кличку Малыш. Это был двухметровый верзила с юношеским стыдливым румянцем на щеках, скромный такой, ножкой шаркает. А видно, что в руках-кувалдах силища немеряная.
- За ним глаз да глаз нужен, - хмыкает с определённой гордостью начальник розыска. – Тут бандитов взяли. Они все на понтах, права качают, ругаются. Малыш одного за ухо взял и дёрнул. Не рассчитал – ухо так в руке и осталось. Скорую вызывали. Отписывались. Такой вот добрый молодец.
Следующая остановка – совсем глушь. Как всегда – объятия, приветствия, русская банька.
Эх, сколько я тогда в бани эти ходил – вспомнить страшно. Пивко, водочка, закуска, пар. И так изо дня в день. В тех краях гостеприимство воспринимается через неё – парилку.
Надоели эти баньки мне незнамо как. Когда из поездки по окрестностям мы в Псков вернулись, только, значит, я устроился уютненько в мягком кресле в кабинете, как заходит начальник одного из отделов УУР области:
- Хорошо, что вы приехали. Вовремя. У нашего сотрудника сегодня день рождения. Банька уже заказана.
Я думал, там и рухну. Но это будет уже позже. А пока мы в каком-то лесничестве.
Ночь, небо как в фантастической фильме – кажется, что рукой можно дотронуться до Млечного пути и провести по его шелковистой шерсти шершавой ладонью.. Хрустальная снежная тишина. Сосны. Воздух можно пить, как доброе старое вино – от него приятно кружит голову. И понимаешь в такие моменты, что, может, первобытным людям жилось и не так плохо. Мамонтятиной закусил. Сидишь, любуешься на Млечный Путь. Сказки сочиняешь, которые и через десять тысяч лет будут передаваться из уста в уста. Один на один с Вечностью и Вселенной.
Принимающая сторона – два брата. Это лесничество – их участок обслуживания. А лесник – их лепший кореш, который говорит:
- Не нужны мне эти города, шмотки, небоскребы. Мы живём красотой и природой.
Кстати, не врал. Ощущалась в ребятах нечто такое – сопричастность к Вечному. На уровне интуиции воспринималось.
Два брата – это участковый инспектор и оперуполноченнывй уголовного розыска. Они эту часть района вдвоем держали и были тут царями и воинскими начальниками.
Старшой брат рубаху в предбаннике снял – ну и здоров мужик! Плечи широченные, в поясе узкий, мышцы перекатываются – ну прям Шварценеггер. Он служил в каком-то спецназе КГБ – ещё при СССР. А потом подался в родные края, в угрозыск. Ну и братан ему под стать – такой же здоровяк.
Вопросы начинаю задавать, как у них с преступностью.
- Преступность? – удивлённо смотрит на меня опер. – А у нас её нет.
- Вообще?
- Ну, так держим местных в кулаке.
Кулак он сжимает, и я понимаю, что держит крепко.
Это такой шериф дикого запада. В глухих местах, где вопросы решаются не столько по закону, сколько по справедливости. И особое значение имеет, у кого ствол и кто сильнее физически и духовно. И, мне кажется, людям это по душе куда больше, чем извилистая и непонятная власть крючкотворов, адвокатов и прокуроров.
- Только залётные порой шалят, - сетует опер. – Тут вон риэлторы из Питера повадились.
В это время как раз шла активная утилизация «лишнего населения» – стариков, алкашей, одиноких и просто не вписавшихся в рынок, с целью завладения жилплощадями. Только что отшумели громкие дела – убийц-врачей со скорой помощи, жертвами которых стали десятки пожилых питерцев, квартирами которых потом бандиты завладевали. Притом в первый раз самый справедливый ельцинский суд кровососов вообще отпустил, после чего они продолжили мочить стариков. Докатились эти волны борьбы за питерскую недвижимость и до самых медвежьих углов Псковской области. Сюда упыри стали вывозить тех, кого по доброте душевной не стали душить, травить и растворять в кислоте.
- Представляешь, - разводит руками опер. – Привозят в халупу какую-то нежилую людей, чью квартиру отмели. Мразь такая на дорогой иномарке, с иголочки одет. И чего-то невнятное мне бормочет.
- И ты что?
- Да ничего. Взял гвоздь и проколол ему шины. Тот что-то начал верещать, а я ему: «Ещё раз увижу, ты из наших болот вообще не уедешь».
- Увидел?
- Да где там. Больше ни одного не приезжало. Кому охота дно болота исследовать.
Сурово. Зримо. Радикально. Ну а что – так и надо…
А потом – возвращение в шумную космополитичную Москву. С её суетой. Это как залезть в трансформатор – тут в воздухе ощущается, что сюда сходится энергия всего мира, и здесь, возможно, решаются его судьбы. Но маленькому, растерявшемуся человеку здесь страшновато, неуютно и тесно. И так порой хочется ласкового и безбрежного Млечного Пути над головой.
Ну а ещё, что и есть основное - после таких вот поездок все больше и глубже утверждаешься в мысли, что Россия – это целая Вселенная. И нет для нас её краше.