Замкнутый круг (продолжение в комментариях)
Взрыв оглушил и отбросил Ганса. Он не сразу очнулся от сильного сотрясения. Солнце, своим расплавляющим равнодушием, давало хотя и малую, но всё же, боковую тень. Это наступил переломный момент знойного дня. Но до спасительного вечера было ещё далеко.
Понемногу приходя в себя, Ганс пошевелил обгоревшими и искорёженными пальцами раскалённый песок не то, пробуя его на плотность, не то, лаская его от первого чувства, что он всё-таки остался жив. На обветренном, опалённом лице дрогнули редкие белесые ресницы. Ничего не видя перед собою, кроме раскалённого добела неба, уставились в одну точку, выцветшие глаза с маленькими зрачками, будто дырочки от укола кончиком иглы.
Ганс с трудом приподнял отяжелевшую от жары и контузии голову. Она вздрагивала на тонкой вытянутой шее, как водяной цветок, по стеблю которого ударяют струи бегущей воды. Перед глазами всё расплывалось и Гансу, до боли в голове и во всём теле, пришлось напрячься, чтобы осмотреться вокруг.
Он лежал посреди выжженной поляны, наполовину засыпанный песком. Рядом торчали два облезлых дерева, без единого листочка на верхушках. Они, как братья близнецы, застигнутые нежданной смертью, но не пожелавшие расставаться в роковую минуту, сплелись своими редкими ветвями и скорбно нависали над умирающим Гансом, словно злой Рок его жизни. Под рукой лежали автомат и несколько гранат. Он машинально подтянул автомат, проверил предохранитель, затем, опираясь на один локоть, немного приподнялся и, всё ещё не веря в чудо своего спасения, осмотрелся.
Сзади, в метрах пятнадцати от него лежали двое убитых. У одного взрывом была оторвана голова и левая рука. В изуродованной фигуре человека Ганс узнал Кларка - младшего, которому на этот раз Фортуна изменила, бросив его разорванного и не погребённого, бог знает где, от могил его предков.
Другой был почти засыпан песком. Ганс вспомнил, как он не раз ходил с серым Гонгом, так звали второго убитого, на дело.
И вот его уже нет в живых! Смерть всё же срезала неугомонного дружка, а Ганс, в который раз, остался жив, благодаря невидимому покровителю, оказавшемуся рядом.
При виде мёртвых компаньонов Ганс остро почувствовал беспомощное одиночество во враждебном, вымершем крае, куда его занесла авантюристическая жажда «джентльмена удачи». Он, как-то равнодушно взглянул на блеск золота, мерцавшего возле серого Гонга, радовавшегося больше всех небывалой удаче их мероприятия. Ныне, этот злополучный мешок, изрешечённый пулями и осколками, принадлежал только ему, но он не радовался от безраздельного владения всем богатством. Его оглушённое сознание всё ещё одолевали удушье от полуденного солнца, контузия и звенящая в ушах тишина.
Удивительно, но их никто не преследовал уже. Странным было и то, что мешок с золотом лежал не тронутым. Да и он сам остался жив, а отряд, настигший их у этой поляны, исчез бесследно, хотя он хорошо помнил, как они выбегали из зарослей и падали убитыми или ранеными от выстрелов и взрывов гранат. Он никак не мог понять таинственного исчезновения преследователей вместе с убитыми и ранеными бросивших то, за чем они спешили столько дней и ночей, не считаясь с лишениями и потерями.
Ганса вновь затошнило. Хотелось сильно пить. Перед глазами появлялись и расплывались кругами белые и жёлтые пятна. Преодолевая боль, тошноту и головокружение он приподнялся на дрожащих руках, чтобы сесть. И вдруг Ганс почувствовал на себе чей-то взгляд. Инстинкт заставил вздрогнуть его.
Он быстрым и незаметным движением прошёлся шершавой ладонью по жгучему металлу автомата и медленно повернул голову в ту сторону, откуда почувствовал непрошеный взгляд, приготовившись в любую секунду зарыться в самый жар песка и выпустить не одну очередь в нежелательного свидетеля, следящего за ним.
В метрах трёх, четырёх за убитыми стоял старый, старый дед, которого Ганс не сразу заметил. А может, его и не было тогда? Вполне допустимо, что дед только, что вышел из зарослей и остановился при виде разыгравшейся здесь трагедии.
На всякий случай, Ганс намертво зацепил пальцем спусковой крючок и стал внимательно рассматривать это явление, видение или просто галлюцинацию.
На Ганса смотрело довольно старое, дряблое, бесцветное и, кажется, слегка просвечивающееся человеческое существо, опирающееся на сухую, как он сам палку из корневища дерева. На его лице, шее, руках, одежде не было ни одного тёмного пятнышка. Серого цвета и того почти не замечалось. Перед ним, будто не дед стоял, а торчал большой стручок фасоли годичной давности. Лучи солнца пронизывали его насквозь. Ганс подумал, что ему предстал призрак, тело которого не предали земле, и он стал обречённым на вечное скитание. О призраках Гансу приходилось слышать, но встретиться наяву довелось впервые.
Из-под белых бровей воскового лица, на удивлённого Ганса, смотрели бесцветные, остекленевшие и глубоко спрятанные глаза. В морщинистых уголках глаз и впалого беззубого рта скрывалась загадочная люцеферова улыбка.
«Странно, чёрт возьми! Откуда он взялся?» - подумал Ганс, - «И что-то очень знакомо мне в этой улыбке!»
-Подожди-ка, старикашка! – пробормотал Ганс потрескавшимися губами.
Боль и тошнота мешали ему сосредоточиться. А тут ещё и испепеляющий зной норовит распластать его по песку.
- Наверняка, мне уже доводилось встречаться с этой гримасой на лице из прошлого. Но, где? Где? Где? – шептал он, беспомощно пытаясь найти ответ в расплавленном и контуженом мозге. – Стой! Неужто померещилось?
Рука Ганса на автомате судорожно дёрнулась. Палец на курке, как под током, резко сжался и длинная очередь, оглушая сумасшедшую тишину, вырвалась из-под обезумевшего Ганса, закричавшего во всё горло: - Будь ты проклят, дьявол! Что тебе от меня надо!? Что? Что? А – а – а!
Резкий и частый треск выстрелов не мог заглушить его панического крика.
Ганс до ужаса боялся и ненавидел этого призрака, который преследовал его всю жизнь, и в бешенстве посылал в него очередь за очередью, выкрикивая: «На, на, на!»
Магазин мгновенно опустел. Он судорожно дёрнул курок пару раз и со злостью отбросил замолчавший автомат. Не переставая кричать, Ганс принялся за гранаты. Резкими движениями он срывал с них чеку и бросал их туда, где стояло песчаное облако от пуль и взрывов и где скрывалась его призрачная и бессмертная кара небес.
С последней гранатой из Ганса улетучились остатки сил. Он упал навзничь, глубоко и судорожно вдохнул в себя обжигающие клубы песчаного воздуха. На выдохе потерял сознание.
Последней его мыслью было: «Надо спрятать мешок».
На белом раскалённом небе ещё плавал солнечный овал, но тени в зарослях уже сгустились и приобрели фиолетовый налёт приближающихся сумерек.
Почувствовав на себе спасительное прикосновение долгожданной тени, на лице Ганса дрогнули и открылись опалённые веки. Пришло ненадолго сознание. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы увидеть присыпанный мешок, из-за которого он умирал в жутком одиночестве и в невыносимых муках.
«Порядок!» - подумал он в последний раз и, пробормотав, что-то невнятное, потерял сознание или умер.
Солнце жирным оранжевым бликом уже плавало в толстом мареве заката. Фиолетовые тени покрыли всю поляну, пряча в своём сумраке ещё одну трагедию землян. Наконец, тонкая мерцающая полоска от солнца впиталась в горизонт завтрашнего дня, но духота от этого всё же не спадала. За долгий день она глубоко проникла в сыпучий песок и теперь невидимыми, удушливыми лучами струилась по всей округе, колебля на своих волнах вечерние силуэты и тени, порождая страхи и суеверия попавших в свой замкнутый круг.
Автор Ломачинский
Понемногу приходя в себя, Ганс пошевелил обгоревшими и искорёженными пальцами раскалённый песок не то, пробуя его на плотность, не то, лаская его от первого чувства, что он всё-таки остался жив. На обветренном, опалённом лице дрогнули редкие белесые ресницы. Ничего не видя перед собою, кроме раскалённого добела неба, уставились в одну точку, выцветшие глаза с маленькими зрачками, будто дырочки от укола кончиком иглы.
Ганс с трудом приподнял отяжелевшую от жары и контузии голову. Она вздрагивала на тонкой вытянутой шее, как водяной цветок, по стеблю которого ударяют струи бегущей воды. Перед глазами всё расплывалось и Гансу, до боли в голове и во всём теле, пришлось напрячься, чтобы осмотреться вокруг.
Он лежал посреди выжженной поляны, наполовину засыпанный песком. Рядом торчали два облезлых дерева, без единого листочка на верхушках. Они, как братья близнецы, застигнутые нежданной смертью, но не пожелавшие расставаться в роковую минуту, сплелись своими редкими ветвями и скорбно нависали над умирающим Гансом, словно злой Рок его жизни. Под рукой лежали автомат и несколько гранат. Он машинально подтянул автомат, проверил предохранитель, затем, опираясь на один локоть, немного приподнялся и, всё ещё не веря в чудо своего спасения, осмотрелся.
Сзади, в метрах пятнадцати от него лежали двое убитых. У одного взрывом была оторвана голова и левая рука. В изуродованной фигуре человека Ганс узнал Кларка - младшего, которому на этот раз Фортуна изменила, бросив его разорванного и не погребённого, бог знает где, от могил его предков.
Другой был почти засыпан песком. Ганс вспомнил, как он не раз ходил с серым Гонгом, так звали второго убитого, на дело.
И вот его уже нет в живых! Смерть всё же срезала неугомонного дружка, а Ганс, в который раз, остался жив, благодаря невидимому покровителю, оказавшемуся рядом.
При виде мёртвых компаньонов Ганс остро почувствовал беспомощное одиночество во враждебном, вымершем крае, куда его занесла авантюристическая жажда «джентльмена удачи». Он, как-то равнодушно взглянул на блеск золота, мерцавшего возле серого Гонга, радовавшегося больше всех небывалой удаче их мероприятия. Ныне, этот злополучный мешок, изрешечённый пулями и осколками, принадлежал только ему, но он не радовался от безраздельного владения всем богатством. Его оглушённое сознание всё ещё одолевали удушье от полуденного солнца, контузия и звенящая в ушах тишина.
Удивительно, но их никто не преследовал уже. Странным было и то, что мешок с золотом лежал не тронутым. Да и он сам остался жив, а отряд, настигший их у этой поляны, исчез бесследно, хотя он хорошо помнил, как они выбегали из зарослей и падали убитыми или ранеными от выстрелов и взрывов гранат. Он никак не мог понять таинственного исчезновения преследователей вместе с убитыми и ранеными бросивших то, за чем они спешили столько дней и ночей, не считаясь с лишениями и потерями.
Ганса вновь затошнило. Хотелось сильно пить. Перед глазами появлялись и расплывались кругами белые и жёлтые пятна. Преодолевая боль, тошноту и головокружение он приподнялся на дрожащих руках, чтобы сесть. И вдруг Ганс почувствовал на себе чей-то взгляд. Инстинкт заставил вздрогнуть его.
Он быстрым и незаметным движением прошёлся шершавой ладонью по жгучему металлу автомата и медленно повернул голову в ту сторону, откуда почувствовал непрошеный взгляд, приготовившись в любую секунду зарыться в самый жар песка и выпустить не одну очередь в нежелательного свидетеля, следящего за ним.
В метрах трёх, четырёх за убитыми стоял старый, старый дед, которого Ганс не сразу заметил. А может, его и не было тогда? Вполне допустимо, что дед только, что вышел из зарослей и остановился при виде разыгравшейся здесь трагедии.
На всякий случай, Ганс намертво зацепил пальцем спусковой крючок и стал внимательно рассматривать это явление, видение или просто галлюцинацию.
На Ганса смотрело довольно старое, дряблое, бесцветное и, кажется, слегка просвечивающееся человеческое существо, опирающееся на сухую, как он сам палку из корневища дерева. На его лице, шее, руках, одежде не было ни одного тёмного пятнышка. Серого цвета и того почти не замечалось. Перед ним, будто не дед стоял, а торчал большой стручок фасоли годичной давности. Лучи солнца пронизывали его насквозь. Ганс подумал, что ему предстал призрак, тело которого не предали земле, и он стал обречённым на вечное скитание. О призраках Гансу приходилось слышать, но встретиться наяву довелось впервые.
Из-под белых бровей воскового лица, на удивлённого Ганса, смотрели бесцветные, остекленевшие и глубоко спрятанные глаза. В морщинистых уголках глаз и впалого беззубого рта скрывалась загадочная люцеферова улыбка.
«Странно, чёрт возьми! Откуда он взялся?» - подумал Ганс, - «И что-то очень знакомо мне в этой улыбке!»
-Подожди-ка, старикашка! – пробормотал Ганс потрескавшимися губами.
Боль и тошнота мешали ему сосредоточиться. А тут ещё и испепеляющий зной норовит распластать его по песку.
- Наверняка, мне уже доводилось встречаться с этой гримасой на лице из прошлого. Но, где? Где? Где? – шептал он, беспомощно пытаясь найти ответ в расплавленном и контуженом мозге. – Стой! Неужто померещилось?
Рука Ганса на автомате судорожно дёрнулась. Палец на курке, как под током, резко сжался и длинная очередь, оглушая сумасшедшую тишину, вырвалась из-под обезумевшего Ганса, закричавшего во всё горло: - Будь ты проклят, дьявол! Что тебе от меня надо!? Что? Что? А – а – а!
Резкий и частый треск выстрелов не мог заглушить его панического крика.
Ганс до ужаса боялся и ненавидел этого призрака, который преследовал его всю жизнь, и в бешенстве посылал в него очередь за очередью, выкрикивая: «На, на, на!»
Магазин мгновенно опустел. Он судорожно дёрнул курок пару раз и со злостью отбросил замолчавший автомат. Не переставая кричать, Ганс принялся за гранаты. Резкими движениями он срывал с них чеку и бросал их туда, где стояло песчаное облако от пуль и взрывов и где скрывалась его призрачная и бессмертная кара небес.
С последней гранатой из Ганса улетучились остатки сил. Он упал навзничь, глубоко и судорожно вдохнул в себя обжигающие клубы песчаного воздуха. На выдохе потерял сознание.
Последней его мыслью было: «Надо спрятать мешок».
На белом раскалённом небе ещё плавал солнечный овал, но тени в зарослях уже сгустились и приобрели фиолетовый налёт приближающихся сумерек.
Почувствовав на себе спасительное прикосновение долгожданной тени, на лице Ганса дрогнули и открылись опалённые веки. Пришло ненадолго сознание. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы увидеть присыпанный мешок, из-за которого он умирал в жутком одиночестве и в невыносимых муках.
«Порядок!» - подумал он в последний раз и, пробормотав, что-то невнятное, потерял сознание или умер.
Солнце жирным оранжевым бликом уже плавало в толстом мареве заката. Фиолетовые тени покрыли всю поляну, пряча в своём сумраке ещё одну трагедию землян. Наконец, тонкая мерцающая полоска от солнца впиталась в горизонт завтрашнего дня, но духота от этого всё же не спадала. За долгий день она глубоко проникла в сыпучий песок и теперь невидимыми, удушливыми лучами струилась по всей округе, колебля на своих волнах вечерние силуэты и тени, порождая страхи и суеверия попавших в свой замкнутый круг.
Автор Ломачинский