Закопают как безродного.
В мире набирают популярность экологичные способы погребения — кто в дерево хочет вырасти, кто завещает сделать из праха виниловую пластинку. У нас в стране все прозаичней — с каждым годом в стране все больше людей, которым не на что похоронить своих родных
Страна нищает, а потребительское кредитование в России бьет рекорды. Но статистика не учитывает, на что именно берут в долг россияне. Особенно если речь идет о кредитных картах. Казалось бы, нелогично покупать в кредит второй телевизор, когда жизнь дорожает, а доходы сокращаются. На что же тогда заем? По оценке директора барнаульской похоронной службы «Ангел» Ирины Березиной, примерно каждый десятый ее клиент вынужден оформлять банковский кредит, чтобы похоронить родственника. Это в городе. В селах — чаще. Как правило, заказывают кредитные карты с лимитом 30-40 тысяч. Бывает, что банк отказывает, и семья вынуждена отказываться от своего умершего — не на что хоронить. Березина в похоронном бизнесе 18 лет. Она говорит, что раньше от похорон родственника люди отказывались гораздо реже. Последние шесть-семь лет — это обычная ситуация.
Закопают как безродного
«На днях в нашу службу обратилась женщина из Рубцовска, — рассказывает Ирина. — Ей нужно похоронить отца, который умер в больнице. Спрашивала, сколько это будет стоить по минимуму — у нее трое детей, с деньгами очень туго. Мы ей посчитали самые дешевые гроб, крест — вышло 17 350 с учетом доставки катафалком из Барнаула в Рубцовск, а это 300 километров. Женщина сказала, что будет оформлять кредит — отец, говорит, хоть и беспутный был, но все же отец, хочет, чтобы все было по-человечески. Потом позвонила: банк кредит не дал. И отца ее хоронила муниципальная служба Барнаула. То есть как безродного, по форме 33. По этой справке на похороны человека, у которого никого нет, государство выделяет деньги на гроб и могилу».
«И таких случаев очень много. Ну нет у людей денег на похороны. Нередко мы предоставляем рассрочку — хоронить-то надо, — продолжает Березина. — Главное, чтобы семья наскребла хотя бы на могилу. А за гроб и перевозку платят позже и частями. И вы знаете, не было случая, чтобы не рассчитались, никто еще не пропадал. Сначала за гроб принесут, через какое-то время — за катафалк. От кредитов мы пытаемся людей отговорить. Это ведь кабала, придется раза в три больше отдать.
По форме 33 (сейчас это форма 11) выплачивается пособие в сумме 6 500 рублей. Подзахоронение — чтобы бабушку похоронить рядом с дедушкой, сына к маме — стоит 10 375 в муниципальной службе. У стариков пенсии такой нет, чтобы подзахоронение оформить! Вроде и место есть, а денег нет».
«Если у родственников нет денег на похороны — они пишут отказную, труп отправляют в морг, и в течение 14 дней человека хоронят за счет государства. Люди умирают, как правило, в больнице или дома. Если в больнице и родственники отказываются хоронить — похороны делают на федеральные деньги. Если дома — приедет полиция, семья скажет, что не на что хоронить, труп заберут в морг и также за счет государства похоронят. Достаточно официального отказа», — сказали в Алтайском похоронном доме.
Кредит и учительская зарплата
Учителю истории барнаульского техникума Елене Мозговых кредитную карту пришлось заказывать дважды.
«В 2010 году умер муж, и я вынуждена была взять кредит на похороны. Знакомые, коллеги давали кто сколько мог — кто сто рублей, кто больше — но занять нужную сумму не получилось у меня. Сергей был человек городской, и мама его, хоть и жила в деревне, похоронена в Барнауле. Но я не смогла, даже с кредитом, похоронить его рядом с матерью. Хоронила в деревне — так вдвое дешевле. Но все равно очень дорого. Когда муж заболел, заказала в банке кредитную карту с лимитом 30 тысяч рублей. Часть денег потратила на лекарства — моей учительской зарплаты в 13 тысяч хватало только заплатить за комнату в общежитии и чтобы купить поесть. Когда муж умер — а он сгорел быстро, в феврале рак диагностировали, а в мае он умер — сняла с карты оставшиеся 15 тысяч. Потом мне в собесе как малоимущей выплатили шесть тысяч, но это потом и это только часть расходов на похороны.
С долгами я рассчитывалась три года. В итоге отдала 82 тысячи. И это не микрофинансовая организация, это крупный банк. После смерти мужа я несколько месяцев не платила — не с чего было, а потом написала заявление на реструктуризацию долга. Считаю, что выплатила все, но до прошлого года меня доставало коллекторское агентство, были угрозы. Говорят, я еще пять тысяч должна. Но я решила — хватит, пусть подают в суд.
После смерти мужа я не смогла выйти на работу. Винила себя в его смерти, все валилось из рук. Когда у него определили рак, сказали, что болезнь развивалась года два. А мы думали, что это проблемы со спиной, позвоночная грыжа — муж сварщиком был, тяжеленные баллоны таскал. Примерно за год до смерти Сергей настолько ослаб, что не смог работать, уехал в деревню, жил в доме, оставшемся от мамы. Он думал — грыжа — и меня убедил. Зачем слушала? Надо было тащить к врачам! Упустила время… Ему всего 47 было! После смерти мужа долго вообще ничего не могла делать. Лечилась в клинике неврозов. Комплекс вины был огромный. Какие там уроки истории? Их надо было по восемь в день проводить. Пришлось взять педагогический отпуск без содержания — в техникуме мне отказались сохранить даже минималку. Это потом я узнала, что они нарушили закон, так как я была единственным кормильцем несовершеннолетнего ребенка. Техникум был обязан мне платить тарифную ставку. Это три с чем-то тысячи. Забрала сына из детского сада и уехала в деревню, в тот самый дом. Всех денег было — четыре тысячи, которые я получала на сына по потере кормильца. А нужно было платить по кредиту. Хотя бы проценты, это 1 800 рублей. Долги накапливались. Через год я вернулась на работу. Стало полегче, смогла, наконец, погашать долг, отдавала ползарплаты, а сама с сыном сидела на макаронах.
Это ненормальная, дикая ситуация, когда не на что похоронить родного человека. Мой педагогический стаж — 33 года. Я всегда исправно платила налоги.
У меня сейчас дочь серьезно больна. Я снова оформила кредит, чтобы покупать ей лекарства. Катя и сама оформила кредитную карту — работать она уже не может, еле ходит, а ей всего 25. И на руках маленький ребенок, с мужем в разводе. Мы потихоньку опустошаем карты, выхода другого нет. Вообще-то я брала этот кредит на ремонт крыши нашего деревенского дома, в который уже собиралась переезжать Катя со своей дочкой. В деревне жить все же дешевле, да и с работой там вроде складывалось — дочь у меня продавцом работала, а училась в педколледже. В прошлом году серьезно заболела.
У Кати нашли образования в головном мозге, предположительно кисты. Дочь похудела до 38 килограммов за три месяца, перестала есть — просто не может. Врачи говорят: полгода будем наблюдать: если кисты не рассосутся — будем оперировать. Это трепанация. И в лучшем случае нетрудоспособность. Инвалидность дочери не дают. Да что инвалидность — с больничным-то были проблемы. Госпитализировать ее отказались, отправили домой. Только рецепты выписывают, а лекарства покупай сам. Кстати, платно, говорят, операцию можно хоть сейчас. Точную сумму не назвали, но, как я поняла, — больше 100 тысяч.
Чтобы больше быть с дочкой, я перевелась из преподавателей в воспитатели общежития нашего техникума. Потеряла много — три тысячи! Моя зарплата сейчас — 9 800.
Но в сравнении с другими я еще хорошо живу. А кредит на похороны, знаете, многие берут, это стало обычным делом. То и дело слышу: «На что я буду хоронить?» А если в один год в семье двое умирают? Мало того, что горе, так еще кабала на долгие годы, коллекторы всю душу вытрясут.
Какой, к черту, патриотизм, о чем вы? Это геноцид. Так и напишите. Я ничего уже не боюсь. Дальше Сибири не сошлют, меньше учительской минималки не заплатят. Они не видят, как люди озлоблены. Нас всего лишили, отнимают последнее — человеческое достоинство. Вы знаете, мы, педагоги, грыземся за возможность работать в праздники, заработать лишнюю тысячу. Из нас что, животных делают? С минимальным интеллектом и стремлением выжить за счет другого? Так нельзя, но и противостоять этому сил уже нет.
О какой богатой России идет речь постоянно? Я этого не понимаю и не вижу. У меня отобрали все. Жилья своего нет, здоровье на работе угробила, пенсии мне не видать. Педагогический стаж я давно переработала, но пенсии нет, теперь ждать до шестидесяти. А мне только 48. Наша власть ничего не знает о нас. Им бы на кладбища сходить. Сразу станет понятно, сколько люди живут на самом деле».