Вялый огурец⁠⁠

«Вялый огурец»

Две пачки сигарет в день, палёная водка, из тех, что делали в Осетии, а может в подвале соседнего дома. Ты сам выписал себе этот рецепт, чтобы тверже стоять на коленях. Да и многие обитатели и случайные посетители «Вялого огурца» не брезговали таким миксом, добавляя в него, для остроты ощущений, немного самопальной опиухи или первитина.

«Вялый огурец» это притон на одной из окраин Знаменского. Это было то самое место, которое многие называют «днище». Опера не совались сюда без взвода ОМОНа. Неизвестно, на что пойдёт десяток торчков на измене от обломанного прихода.

Наверное, многие голливудские режиссёры отдали бы не одну тонну зелени, чтобы увидеть жизнь широварни изнутри.

Обычная хрущёвка перестаёт быть таковой после того, как на её кухне первый раз сварили винт или ханку. Теперь это широварня, притон, на кухне которого больше не жарится мясо и не кипят борщи. Здесь больше нет привычной посуды: её успешно заменяет обгоревшая чугунная сковорода, с горкой прокалённой соды в центре и закопчёный ковшик, у которого вместо ручки используют старые, в синей изоленте, разболтанные пассатижи. В комнатах витает запах извращённого секса, стены, потолок, обои, прожжёная кровать с кучей тряпок пропахли йодом, уксусом, ацетоном и чуть сладковатым амбре из потной и гниющей плоти. Я наблюдал это вблизи. Можно было зайти в «Вялый огурец» на пять минут в пятницу вечером и открыть глаза лишь в среду утром, чтобы вылезти из кучи тряпок, в которых храпело, похожее на женское, тело, сходить поссать в разбитый чьей то головой унитаз, заглянув потом на кухню, где уже разливали по шприцам, с затёртыми от неоднократного использования делениями, только что сваренный дозняк. Я наклонил к плечу голову, провёл ладонью по шее, опуская воротник рубашки и, набрав побольше воздуха в лёгкие, задержал дыхание. Зазубренная игла, немного поправленная на чиркаше спичечного коробка, с лёгким хрустом лопнувшей кожи, вошла в вену.

«Дома»- услышал я знакомый сиплый голос. Я резко выдохнул через ноздри, почувствовав во рту вкус толи яблока, толи оксида карбида из газовой горелки, прижал место укола пальцами, закрыл глаза и сполз по стене на пол. Иногда я кололся в ярёменную вену, так как вены на руках практически пропали или превратились в проволоку, от частых инъекций самопальных веществ, изобиловавших всеми элементами неорганической химии.

В следующий раз, я пришёл в себя в субботу. Декорации были те же, сменились только действующие лица. Кое кого из них я знал: вот эта тёлка в лыжных ботинках, появилась здесь вместе со мной. Характерный акцент выдавал в ней толи украинку, толи белоруску. Она шпилилась со всеми, кто мог взгреть её дозняком. Когда она вынимала изо рта член после пососунчика на приходе, то рассказывала, что сняли её где то на Ленинградке, завезли на дачу в наши края, днюха, шашлыки, шампанское, лакеи, юнкера... А потом выгнали на улицу, в чём мать родила. Благо проходил мимо сердобольный дачник, который нашёл в чулане старое платье жены. Туфлей не было, поэтому обуться пришлось в старые, кирзовые лыжные ботинки.

Кто притащил её сюда я не знал, да и мне это было особо не интересно. Каждый оказался здесь почему то, по своей или чужой воле, чтобы вляпаться или напиться, придти в себя через неделю без копейки денег и в чужой одежде и продолжить свой не всегда праведный жизненный путь.

Хозяин «Вялого огурца» - синий от партаков, иллюстрирующих нелёгкий путь русского каторжанина от малолетки до крытой, Толя-беззубый. От скудного витаминами мордовского лагерного рациона, цинги, постоянно употребляемого чифира и ядовитого, разрушающего зубную эмаль «выхлопа» после внутривенного употребления уксусного ангидрида и кислоты, во рту Толи сохранился только один зуб. Когда на приходе, Толя смолил самокрутку из газеты и вчерашних бычков, он сильно смахивал на Папайя-моряка. Сегодня утром, у Толи пропали пассатижи. Это очень важный инструмент на Толиной широварне: ими он держал закопчёный ковшик, в котором высаживалась на корку (элемент приготовления раствора опийного мака) ханка. Толя сидел на корточках, смолил козью ножку и, периодически причмокивая, по старчески ворчал: «Сука, кому то наверное больше чем мне понадобились...»

В его глазах, позе, шамкающей речи не было раздражения, а только какая то грусть и безисходность. Пропали не пассатижи, пропала частичка жизненного уклада и хуже всего, что эти пассатижи, кто то нагло и по беспределу подрезал у человека, живущего по понятиям. Толя был расстроен, что в его кругу завелась крыса. Да он бы отдал даром всё самое ценное, если такое бы нашлось, в его норе, только попроси, по-братски. Но крысятничества он понять не мог. Хотя, скорее всего, запихал куда то их сам на заморочках и забыл. Теперь, на оередных отходосах, выловит поискуху.

Таким человеком он был.

Он знал эту жизнь больше, чем кто-либо другой! Он видел ту её сторону, которую она никогда не показывала, полную противоположность миру за входной дверью.

И разве мог хоть кто то судить о жизни, которую он не может изменить?Сможете ли вы вернуть этому человеку его крылья?

Мы не все одинаковые. В каждом оттенке синего есть серый. Такой я вижу жизнь.Если бы не было ничего плохого,то не было бы ничего хорошего. И для этого старого уркагана, который, как многие говорили, едва стоял на ногах, должно быть лучшее место, где он смог бы устроиться. Какое-то лекарство для мира, который не позволил ему существовать.

Своими попытками он дал мне надежду.