Возвышение ученицы мага. Глава II. КОФЕ И ТРИУМФ. ч.3
Деревянные ворота в стене были открыты. Матиас любил сидеть здесь, любуясь облаками, проходящими совсем близко под башнями, скрывая нижние этажи. Свешивая ноги с края, Матиас пил вино и думал о том, как сколотит ещё одну лодку для господина Кина.
Пахомий был занят только тем, что, вытачивал кристаллы и колдовал над ними, наполняя их энергией. Ограда из тонких деревянных стен теперь создавала для него отдельную комнату в мастерской, он называл её своим углом и просиживал там дни напролет, работая над механизмом. Матиас его не трогал.
Ему вообще сильно повезло с таким приятелем как Пахомий. Лучшего партнера не сыскать. Талантливый маг, благодаря искушенности которого торгашеское упорство Матиаса нашло наилучшее применение. Матиас торговал овощами на рынке, продавал разные безделушки, занимался торговлей навынос в жилых башня трибы ремесленников и даже в трибе легатов. Все это ему давно осточертело. Ему хотелось предлагать людям товар, который менял бы их жизнь, и теперь у него был такой. Матиас был уверен, что сейчас они просто балуются, но при смекалке таких магов, как Пахомий, кристаллы за считанные десятилетия изменят все хозяйствование и образ жизни человека. Кристаллы будут делать всю работу, магическая энергия заменит рабский труд, люди будут свободны и смогут посвятить себя искусствам…
— Чего замечтался тут? — послышался голос Тобиаса.
— Эй, кто тебя впустил?
Тобиас посмеялся.
— Меня здесь уже знают.
Короткая пауза. Все наслаждаются легким ветерком и теплыми лучами солнца, небосвод над облаками был насыщенным.
— Ты грустный какой-то, — прервал молчание Матиас.
— Думаю о том, что ты будешь делать дальше.
— Как твои родители поживают?
Матиас передал Тобиасу бутыль, и тот сделал пару больших глотков.
— Замечательно. Все также прислуживают в башне.
— Хорошо, что ты не переживаешь за них. Они у тебя пристроены, при господине. Это хорошо.
— Да. Им уже и самим хорошо. Прислуживать ведь в рабстве это лучшее.
— Да, не в воздушном порту горбатиться…
— Эх, Матиас, не нравится мне это твое презрительно отношение к тяжелому труду. Мы же боремся, чтобы не было такого вот презрения. Чтобы равны были все, чтобы уважали человека за то, что он свое дело делает, каким бы оно ни было.
— Разговорился, смотри-ка, держи ещё, — и Матиас вновь передал Тобиасу бутылку.
А тот её допил и выкинул прямо в облака. Матиас громко рассмеялся.
— Прилетит какому гоблину по голове, и то хорошо.
— Смотри-ка, Тобиас, и ты какой злой оказывается.
— Да где ж я злой. Матиас, то ж гоблины.
И Матиас снова посмеялся.
— Что ж ты ржешь, как конь.
— А что такое конь?
— А, это раньше были такие зверюшки. До телепортации города на эту планету. Они ржали, ну как ты сейчас, вот так же ржали. Лучший друг человека был, после собаки, а может даже и лучше собаки. Хотя не нам судить о звериной преданности, она глубже нашей, человеческой.
— Зря, ты, Тобиас, так о людях, — ухмыльнулся Матиас.
Раздался стук в двери мастерской. Матиас лениво поднялся и пошел открывать. Вскоре он вернулся с Диодором.
— Приветствую, — сказал Тобиас.
— Привет, Тобиас. Как у тебя дела?
— Оставь эти новомодные приветствия. Плевать тебе на то, как у меня дела идут. Я ж знаю. Жизнь раба кого может интересовать?
— Ты чего, Тобиас, — чуть замялся Диодор, — ну, как знаешь. Не хочешь, не говори ничего.
— Он обычно такой, Диодор, — объяснял Матиас, доставая из сундука неподалеку новую бутыль вина и кубки, — Тобиас не любит современных привычек.
— Не люблю, — подтвердил тот и сделал глоток.
— Мне это не очень интересно, — сказал Диодор.
— Тебе особо ничего не интересно, — ответил Матиас, — и ничего ты не делаешь, ты бездельник. Тебя мало что волнует из серьёзных вещей.
— Ну это неправда, это просто не так, — произнес это Диодор с присущим ему равнодушным видом, словно все сомнения на его счет разбивались об него, как волны об утес.
— Как у тебя самого дела? — спросил Тобиас, — рассказывай.
— Ну, я заряжаю кристаллы все быстрее и быстрее. Буду дальше медитировать. Но мне не нравится это все, скучно. Я сейчас изучаю более тонкие аспекты магии, хочу изучить тонкую магию, хочу поступить в кристаллическую библиотеку.
— Он уже давно об этом говорит, — перебил его Матиас, — и ничего не делает.
— Мне в удовольствие. Зачем что-то корчить из себя? — равнодушие Диодора приобрело насмешливый тон, — я не понимаю просто, куда торопиться, или зачем делать что-то, когда это не приносит тебе удовольствия?
— Труд есть насилие над собой, — хмуро объяснял Тобиас, — ты же понимаешь, что мы все хотели бы делать только то, что нам по душе, но любое дело содержит приятные и неприятные стороны.
— Ну, я так не думаю, — отмахнулся Диодор, — я делаю что хочу, и у меня все хорошо.
— Это пока что, — сказал Матиас, потом сделал ещё один большой глоток вина.
— Отвали.
Послышались шаги сзади. Пахомий вышел из своего угла.
Поднявшись, Матиас торжественно простер руки.
— А, а это тот самый талантливый парень, благодаря которому все это и происходит!
— Да, да… — отмахнулся Пахомий, не любивший манерности и дешёвого пафоса, — кристаллы готовы.
— Я Диодор.
— Тобиас.
Короткие, крепкие рукопожатия, и все направились в комнатку, где работал маг. Там на столе находилось множество коротких копий с инкрустированными кристаллическими наконечниками.
— Отлично, — улыбнулся Матиас, — маги будут довольны.
— Этого хватит, чтобы вооружить маленький отряд, — подметил Пахомий с холодной гордостью.
— Неужели копья делаются так долго и сложно? — спросил Диодор.
— Копьё простое изделие, — начал серьёзно объяснять Пахомий, — но взгляни ближе, — он взял одно копье и поднес Диодору, — здесь втравливается кристаллическая пыль, которая тонкой нитью проходит по всему корпусу, что делает кристалл управляемым. Обычный человек может взяться за древко, кристалл выстрелит, когда почувствует напряжение, управлять таким кристаллом несложно любому человеку. Большими кристаллами могут управлять только умелые маги.
— И… и сколько таких получается в месяц? — спросил Тобиас.
— Думаю, по два за вечер смогу делать, — ответил Пахомий, — У нас ведь ещё работа. Лодка сама себя не сделает.
Кроны испускали пестрые стаи птиц.
Здесь было особенно туманно и влажно. Леса здесь были лиственные, зелёные, белёсые облака вырастали из древесных массивов.
Это место находилось на западе от города Эр и южнее города Хон. Это был некогда заброшенный храм Правителя огня и войны, бога, покровительствующего князьям города Эр. Часть зданий пожрали деревья, корнями своими покрыв разваливающиеся каменные стены. Главный храм имел многоярусную черепичную крышу, углы которой загибались к верху. Все здесь утопало в кустарнике и лианах, но храм окружала широкая полоса ровно остриженной травы.
Снаружи никого не было.
Зайдя внутрь, Гликерия увидела пол, окруженный ступенями, выше которых проходила колоннада. Напротив входа, окруженный немногими свечами сидел за чтением стареющий человек, смуглый и с густыми бровями на вытянутом лице.
Гликерия подошла и села пред ним, тогда он оторвался от чтения свитка.
Послышался хриплый низкий бас:
— Ты Гликерия?
— Да. Я от Леандра. Вы скептик?
— Да. Я один из скептиков. Моё имя Феофилакт.
Когда Леандр направлял её сюда, то рассказал ей о том, что в первые годы после телепортации от поселенцев отделилась небольшая группа. Это были маги, лидерами которых стали те из псиоников, кто разочаровался в старых методах строительства империи. Они захватили одну из крупнейших башен и увели её далеко от города на юг континента.
Скептик взмахнул рукой, и из частиц в воздухе со вспышкой возник кубок полный вина, и он протянул его Гликерии.
Приняв кубок, она с восторгом спросила:
— Это магия!?
— Нет, — улыбка чуть смягчила лицо Феофилакта, — фокусы. Всего лишь фокусы.
Гликерия попробовало вино. Напиток оказался гораздо слаще, чем она ожидала, радость от вкуса отразилась на её лице.
— Да, такого нигде не делают.
— Это самое вкусное вино, что я пробовала.
Феофилакт хлопнул в ладоши, вокруг них зажглось ещё больше свечей. Было утро, но свет с улицы не развеивал сгустившегося полумрака.
— Что Леандру надо?
Сделав глоток, Гликерия поставила кубок на пол.
— Грядут большие перемены в Мерхоне.
Огонь свечей едва заметно дрогнул. Это напрягало Гликерию, ей не нравилось подобное восточное волшебство, на её взгляд такие атрибуты были глупостью и только мешали нормальным переговорам.
— Перемены?
— Да. Я хотела спросить, я думала, что скептики живут в башне.
Феофилакт не спешил говорить, его речь шла медленно и отрывисто. Гликерии оставалось слушать, атмосфера этого места и вино расслабляли её.
— Да. Мы захватили один из дворцов, когда все случилось, когда мы получили весть о распаде империи. Но ты не увидишь этого дворца, — последовала снисходительная улыбка, — никто не увидит, кому не следует.
— Ладно, — едва иронично ухмыльнулась Гликерия, — кроме дворца, Леандр рассказывал мне о том, что у скептиков свой взгляд на общество, что они разочаровались в Мерхоне. Но… он не сказал мне, что именно сподвигло вас отвернуться от города.
— Я поясню. Мы разочаровались не в Мерхоне, а в цивилизации вообще. Распад империи был шоком для нас всех. Если ты помнишь…
— Я ещё не родилась тогда.
— А… — и улыбка Феофилакта обрела более добрый оттенок, — До того, как Мерхон появился в этой системе, была огромная империя, в которой мы все жили. Были другие миры, населённые людьми, десятки миров, там мы жили в городах ещё больших, чем Мерхон, гораздо больших. Но главное, что люди жили не так, как сейчас. У людей была мечта. Мы все были приверженцами строительства империи. Империя бы объединила все существующие миры космоса! Трудились рабы, нужно было дать хлеб и тепло магам, накапливалась энергия для псиоников. Псионики и тогда правили, они использовали энергию, чтобы телепортировать целые города, они общались друг с другом, находясь под светом разных солнц. Мы процветали, создавали великую культуру. Сейчас что ты видишь, это все только упадок. А потом псионики стали хиреть и тупеть. Они слишком сильно верили в свои идеи, они стали безумствовать. Империя распалась. Они просто не могли поддерживать связи между мирами.
— Почему не могли?
— Их разум не выдерживал.
— То есть люди просто не могут строить такое?
— Могут. Люди многое могут. И смогут ещё больше. Просто нужен другой путь.
К сожалению, Гликерия уже слышала эту историю, и на её взгляд она не раскрывала сущности пути, избранного этой группой псиоников. Но виду она не подавала, ей хотелось разговорить мага.
— Скептики ищут этот другой путь?
— А что делать? Что делать… — и Феофилакт грустно посмеялся.
Короткая пауза. Новые глотки вина.
— И в чем суть этого пути? Почему вы отделились? Я не совсем поняла.
— Что такое город?
— Ну, скопление людей.
— Да, и скопление ресурсов. В империи люди трудились, нужно было накапливать ресурсы и расширять цивилизацию. Псионики верили, чем больше людей, тем сильнее цивилизация.
— И просто сошли с ума?
— Да. Псионики не выдержали управления. Слишком огромная была империя. Мы хотим создать иную магию, чтобы человек стал другим. Не цивилизация, а сам человек.
— Вы видите источник развития в человеке?
— Да. Сам человек должен стать лучше. И лучшие люди смогут построить новую империю.
— Кажется, поняла. И вы обсуждали это с другими участниками комитета?
— Да. Мы беседовали с Продромом. И он не внял нашим словам. Сказал, что это наивно, сказал люди меняются в массе, сказал, цивилизация меняет людей. В общем, повторил все то, что говорили псионики до распада.
— Но это же бессмысленно.
— Не совсем, — Феофилакт чуть оживился, как будто в его разуме вспыхнула маленькая искорка.
— Ну они же просто повторяют то, что говорили тогда, а их государство попросту развалилось…
— Нет. Империя очень сложный механизм. Не забывай этого. У псиоников есть бездна, в которую они окунаются своей мыслью. Сообщества строятся по-разному. У нас, скептиков, мышление было бы неполным, если бы не рассуждали об альтернативных способах строительства империи.
Вновь пауза. Феофилакт достает второй кубок для себя, достает вино, подливает Гликерии, наливает себе. Какое-то время они молча потягивали напиток и думали.
— Вы бы хотели получить больше ресурсов для своего эксперимента? — спросил Гликерия.
И свечи вновь дрогнули. Но Феофилакт будто не замечал. Хотя Гликерия знала, что начала стремительно терять его доверие, но её разум в эти мгновения не породил более тонких речей.
— Возможно, — Феофилакт вновь стал медлительным и задумчивым, — Что Леандр хочет взамен?
— Нам нужна ваша поддержка в конфликте с псиониками.
— Маги хотят бросить вызов комитету?
— Да, мы хотим сместить комитет, и у нас для этого много возможностей.
— И что будем вместо комитета?
— Комитет магов.
В ответ Феофилакт посмеялся.
Гликерия продолжила:
— Ну, у магов в общем уже есть своя организация, которая может заменить структуру псиоников.
— Зачем маги смещают псиоников?
— Комитет слишком сильно тормозит развитие города. Я понимаю, что наши проблемы слишком приземленные и практические, что мы ставим вопросы далекие от ваших идей о пути развития цивилизации. Но, я уверена, у вас также есть потребности, как и у всех нас.
— Не приземленные, пошлые проблемы у вас. Обычные маги не должны управлять обществом. Это бремя самых проницательных людей.
— Нынешнее руководство Мерхона лишено проницательности.
— Это в любом случае люди более адекватные, чем Леандр и ему подобные.
— Вы сомневаетесь в магах?
— Среди магов много уродов. Это люди занимающиеся расширением своего могущества. Мало видят, много хотят. Скептики не будут договариваться с магами.
— Феофилакт, прошу вас, — Гликерия склонилась в поклоне, голос её стал эмоциональным, — я пришла сюда одна и без охраны, вверяя себя в вашу волю, и я готова сделать все, что угодно, чтобы доказать вам, что моя преданность вам, как союзнику…
— Речь не о тебе, Гликерия, — прервал её скептик, — ты хороший человек. Ты ещё молода, умна. Большая жалость, что ты попала к магам. Впрочем, на этом разговор окончен.
— Маги неидеальны, как и псионики. Но маги желают городу развития, маги…
— Нет, — скептик поднял руку, — мы не будем помогать магам. У нас есть совесть, и мы любим человечество.
Дымка заволокла всё.
Когда туман развеялся в зале никого не было. Только свечки догорали, а в дверях стояла сепия дневных сумерек.
"Дерьмо… Сколько я проспала тут?" — подумала Гликерия.
У неё никогда ещё не было настолько провальных переговоров. Один из самых качественных союзников, которых она могла заполучить для своего господина, был упущен, а возможно ещё и принесет множество неприятностей.
Вдруг ей вспомнился Йенс, его лицо, его голос. Она свернулась, подобрав ноги и сцепив руки. И тогда ей стало по-настоящему плохо и одиноко в этом храме, забытом чужими богами враждебного мира.