Воспоминание пограничника часть 2
Кандидат в члены ВКП(б)
В декабре 1937 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б). Рекомендации в партию мне дали ответственный секретарь партбюро отряда старший политрук Артëменко Андрей Фомич, Постников А.Г. и бюро ВЛКСМ отряда. До Артëменко секретарëм партбюро был политрук Афоня Веснин, с которым я просидел вместе в кабинете около 3-х месяцев.
Работа секретаря бюро ВЛКСМ носила напряжëнный характер и некоторые ночи приходилось просиживать, как говорят, до первых петухов. Вначале я жил вместе со всеми в хозяйственном взводе. Но батальонный комиссар Марисов, вероятно замечая мою усталость (а может быть ему кто-то посоветовал), в конце года предложил мне подыскать частную квартиру. В это время из отряда переводили в штаб округа в Киев адъютанта начальника погранотряда старшего лейтенанта Горчакова и он мне предложил занять его комнату. Она меня очень устраивала. Имела отдельный вход. Так что я своими поздними приходами никогда не мешал старушке — хозяйке дома.
Главным в работе комсомольской организации было тогда организация и развëртывание соцсоревнования, посвящëнного 20-летию ВЛКСМ, обеспечение авангардной роли комсомольцев в охране границы, боевой и политической подготовке, в укреплении воинской дисциплины. Приходилось много и настойчиво работать по претворению в жизнь приказов командования, собственных решений бюро ВЛКСМ. Главной трудностью для меня являлась необходимость быстрого доведения решений бюро ВЛКСМ до низовых комсомольских организаций.
В отрядной организации было около 40 низовых организаций, все они непосредственно подчинялись бюро ВЛКСМ, да и раскиданы были на десятки километров от штаба отряда. Приходилось вручную переписывать десятки различных решений, которые требовалось немедленно претворять в жизнь. Всë это требовало времени, упорства и настойчивости. Тогда в отряде примерно около 40% личного состава составляли комсомольцы. И к чести комсомольцев, они по всем показателям шли впереди, увлекая за собой беспартийную молодëжь. Центральные газеты, и особенно «Красная звезда» в 1938 году не раз писали о славных делах комсомольцев 20 погранотряда. 1 мая 1938 года из будки железнодорожного обходчика Акимова, что жил на территории 4 погранкомендатуры нашего отряда, Красная площадь и вся страна во время торжественной передачи, посвящëнной 1 мая, узнала о славных патриотических делах самого Акимова и его жены, пограничников отряда, о их неусыпной охране государственных рубежей нашей Родины. Семья Акимова имела 2-х сыновей и дочь. И вся семья — отец, мать и дочь — имели до 200 задержаний нарушителей госграницы.
Его сыновья призывались на службу в Красную Армию, имея уже высокие правительственные награды, а такое в то время было редким явлением.
Спорт. Соревнования.
По-прежнему много и настойчиво занимался спортом, участвуя в соревнованиях в отряде и в Киеве на первенство пограничных войск Украинского округа.
В большом почëте были соревнования-эстафета вдоль границы, охраняемой отрядом с вручением рапорта начпогранотряда в Славуте. Начиналась она рано утром на 1-й заставе и только к вечеру я, как финишировавшийся, доставлял сумку с рапортами начальников застав своему начальнику погранотряда майору Бурмак Петру Васильевичу, который после отряда был выдвинут на должность начальника одного из погранвойск в Сибири, а несколько позже он возглавлял Главное управление пограничных войск, будучи в звании генерал-лейтенанта.
Как итог наших плодотворных трудов было достигнуто первое место нашего отряда в соревновании в честь 20-летия ВЛКСМ. Комсомольская организация отряда была награждена Переходящим знаменем ЦК ВЛКСМ, многие командиры и пограничники получили денежные премии и ценные подарки. Мне тогда была вручена кожаная тужурка.
Но были у нас свои промахи и недостатки. Иногда, возвращаясь с линейных погранзастав, начальник погранотряда звонил мне и как всегда повторял одну и ту же фразу:
«Комсомольский бог, зайди ко мне». Я знал, что от этой фразы приятного не жди. Когда заходил к нему в кабинет, он обычно коротко заявлял, что звонил командиру хозвзвода и тот для меня подготовил конную повозку с неизменным моим ездовым Дмитрием Яуковым (из Шатуры). Мы отправлялись на определëнную заставу, где необходимо было в короткий срок устранить недостатки в комсомольской работе, замеченные начальником отряда во время пребывания на заставе.
Бурмак Пётр Васильевич.
Как я уже писал выше, наш начальник погранотряда полковник Шорох был арестован как «враг народа». На его место прибыл преподаватель по тактике Саратовского военного пограничного училища капитан Бурмак Пëтр Васильевич. Бурмак оказался тактически грамотным, волевым, энергичным, настойчивым и решительным, я бы сказал, жëстким командиром в вопросах наведения порядка и дисциплины. Под его руководством пограничный отряд за короткий срок, примерно полтора года, основательно поднял ещë выше свои служебные показатели. За это время имел несколько серьëзных задержаний с ликвидацией в ходе боëв вражеских иностранных шпионских групп. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 августа 1938 года орденами Красной звезды были награждены Пучков Николай Иванович, Чеботарëв Алексей Сергеевич, Скотников Николай Леонтьевич, Колыханов Василий Григорьевич — пограничники-кавалеристы 4-й резервной кавалерийской заставы. Они ликвидировали вооружëнную шпионскую группу, заброшенную к нам из польского города Острог. Причëм ликвидированы они были их же гранатами, которые ловили на лету и бросали их обратно в лазутчиков.
В комсомольском бюро ВЛКСМ отряда.
В комсомольское бюро ВЛКСМ отряда кроме упоминавшихся мною Мельнова и Гагарина, входили офицеры Ф.Кобец, М.Бойко, военфельдшер Марьенко, а седьмого не помню. Я среди них был самый младший, причëм на 5, 6, а некоторых и более лет. Часто нам приходилось проводить выездные заседания бюро, которые проходили или в штабе какой-либо погранкомендатуры или непосредственно на заставе. Добирались мы туда как правило летом на конной повозке, а зимой на санях, одеваясь конечно потеплее, прихватывая с собой кроме полушубка и тулуп.
В сентябре 1938 года в отряде была получена телеграмма из Киева, политотдела погранвойск Украинского округа, в которой предлагалось, чтобы я немедленно сдал свои дела секретаря ВЛКСМ и прибыл в распоряжение политотдела округа.
В течение суток мною дела были переданы заместителю секретаря бюро ВЛКСМ Петру Гагарину, на второй день я отправился в Киев. Когда прибыл туда, мне объявили, что я направляюсь на курсы пропагандистов (завкультпросветработой райкомов партии), которые организует и проводит Центральный комитет компартии Украины.
Курсы пропагандистов.
Курсы и общежитие размещались в Киеве на Владимирской горке рядом со зданием ЦК КП(б), где теперь размещается Центральный комитет комсомола Украины и другие республиканские организации.
3-х месячное пребывание на курсах закончилось очень быстро, тем более, что они были хорошо организованы, с очень хорошо поставленным питанием. Мы, слушатели курсов, неоднократно посещали все киевские театры и цирк, а также встречи киевских футболистов «Динамо» на первенство страны. Многие из футболистов «Динамо» потом в период оккупации города немецкими фашистами погибли от их рук. Они не хотели проиграть фашистам свой матч, а поэтому за свой выигрыш поплатились собственными жизнями.
Причëм для меня так и остаëтся загадкой до сих пор, почему мы посещали столовую, театры, стадион бесплатно. Нам только стоило было заявить о своëм желании пойти куда-либо, это было под выходные, как билеты для нас лежали у дежурного по общежитию.
Курсы я закончил на отлично. После их окончания с полного согласия всех слушателей мы отправились в 10-дневную поездку в Ленинград. Это была моя первая поездка в город Ленина и состоялась она в конце декабря 1938 года. По возвращении из Ленинграда, как и было оговорено, я при- был в Киев в политотдел войск. Здесь должна была решаться моя дальнейшая служебная судьба. Здесь мне предложили пойти поработать заместителем по политчасти начальника 14-й заставы нашего отряда. Я категорически отказался от этого предложения, так как не хотел оставаться служить в кадрах политсостава. Видя моë упорство, кадровики заявили мне, что отправляйся в отряд, куда поступит окончательное решение. С прибытием в Славуту мне объявили, что приказом по округу я назначен инструктором политработы политаппарата отряда. Это было повышением для меня. Причëм работы для меня стало значительно меньше, чем у секретаря бюро ВЛКСМ, а получать стал больше, чем даже изрядно послужившие командиры и политработники.
Младший политрук.
Получение приказа окончательно предопределило мою дальнейшую судьбу. Мне пригрозили в случае отказа от должности партийной принадлежностью. В марте 1939 года в период работы 18 съезда ВКП(б) меня приняли в члены ВКП(б). Получил я положенные мне по должности обмундирование начсостава и перешëл на питание в офицерскую столовую за наличный расчëт. В том же месяце мне было присвоено и первичное воинское звание «младший политрук». Здесь мне хочется отметить два момента упущенные мною впереди. Однажды в выходной день, будучи ещë секретарëм бюро ВЛКСМ, я вышел из своего кабинета в штаб отряда и посмотрел в сторону помещения дежурного по отряду. Там, идущего по деревянному настилу в сторону штаба отряда, я увидел небольшого, но коренастого с кривыми ногами, человека в военной форме. Æ сразу узнал, что это был комкор Ока Иванович Городовиков, Главный инспектор кавалерии Красной Армии. Его портреты публиковались в книгах, в газетах, тем более это был прославленный командир и герой гражданской войны, сослуживец С.М.Будëнного по 1-й Конной Армии, а одно время в годы гражданской войны он даже командовал 2-й Конной Армией. Я подошëл и представился О.И.Городовикову, на что услышал от него - не желаю ли я с ним провести время и погулять в парке, который окружал штаб отряда. Кто же мог отказаться от такого соблазнительного предложения? Я с ним провëл почти полный день. Не раз предлагал пойти пообедать в солдатскую столовую, но он от этого отказался. Просил его разрешения сообщить о его присутствии у нас начальнику погранотряда, что он не разрешил мне сделать. Однако О.И.Городовиков упорно просил меня показать ему наши кавалерийские конюшни. Я опасался вначале это сделать, рассчитывая, что в них нет надлежащего воинского порядка, на что сделает замечание комкор, ну а мне уже попадëт за это от начальника отряда. И всë же к вечеру я рискнул привести Городовикова на наши конюшни. Осмотрев их, Городовиков весьма лестно отозвался о них. Вероятно, пока я гулял, дежурный по отряду учëл склонность и слабость Городовикова к коням и навëл там порядок. Возможно, это сделали по своей инициативе пограничники-кавалеристы. Во всяком случае я никого об этом не спрашивал. Для меня важнее всего, чтобы комкор остался доволен.
Летом 1938 года по апелляции одного из комсомольцев я побывал в Москве на заседании партийной комиссии, а после этого заезжал в Дулëво повидаться с сестрой и зятем, своими товарищами, оставшимися дома. Побывал на заводе. Зашëл и в красочный завод, в художественную мастерскую. Комсомольцы красочного завода подарили мне набор музыкальных предметов (типа флейта) из фарфора, только что освоенных заводом. На этих инструментах комсомольцы исполнили для меня несколько песен, особенно популярных в то время «Kрyтитcя, вeртитcя шар sony6oũ...» из кинофильма «Mакcим» и марш «Becëлыe рe6яmа» из одноимëнного кинофильма. Исполнили они эти песни мастерски. Тут же передали свои инструменты и просили передать их для участников солдатской художественной самодеятельности, что мною и было сделано по возвращении из Дулëво в Славуту.
В начале весны 1938 года я прощался со своим непосредственным начальником батальонным комиссаром В.С.Марисовым. Он был уволен из войск как представитель якобы привилегированной семьи, бывавшей не раз за границей. Когда разобрались позже, то оказалось, что его дед был боцманом на русском флоте и не раз бывал в заграничном плавании. Мне жаль было расставаться с Марисовым. Он многое сделал для становления из меня как комсомольского, так и политического работника. Это был культурный уравновешенный политработник, пользующийся достойным авторитетом среди начальствующего состава. Марисов после увольнения устроился на ответственной работе в Совете Народных Комиссаров Украины. Наши связи с ним продолжались, и я неоднократно бывал у него на квартире, как до войны, так и после неë. Место Марисова занял старший политрук Иван Степанович Шадрин, который также был полковым политработником, но резко отличавшийся от Марисова по стилю и манере своей работы.
Как я уже писал, в конце 1937 или начале 1938 года в отряд на должность началь- ника отряда прибыл П.В.Бурмак. Через несколько месяцев он получил звание «майора». Летом 1939 года Бурмак был вызван в Москву в ЦК ВКП(б) с докладом о политико-моральном состоянии отряда. Доклад Бурмака в ЦК был одобрен. Тут же ему было присвоено внеочередное звание «комбриг» и он получил назначение на должность начальника пограничных войск Читинского округа. Подобные выдвижения были редкие в то время. Необходимо было восполнять потери в кадрах, которые имели место в период «ежовщины», т.е. когда Наркомом Внутренних дел работал Н.И.Ежов.
Обстановка в мире накалялась.
Да и обстановка в мире накалялась. Накал этот был вызван приходом к власти в Германии Гитлера. Активность проявляли итальянские фашисты Муссолини. Поднимали голову воинственные элементы в Японии, возглавляемые Нагасаки. Япония даже спровоцировала нас в 1938 и 1939 году на военный конфликт в районе озера Хасан, озера Буир-Нур, реки Халкин-Гол. Мы, пограничники, рост напряжëнности в межгосударственных отношениях особенно отчëтливо стали наблюдать с этого времени.
Над 4-й заставой летом 1938 года был сбит польский планер. Планериста взяли в плен как нарушителя границы. Произошло это в день выборов в Верховный Совет УССР (как будто 4 июня). В августе 1939 года у нас на 4-й погранкомендатуре был сбит польский военный самолëт. Причëм пленные планерист и лëтчик вели себя исключительно вызывающе. Участились случаи вооружëнных стычек с иностранными агентами при попытке их перейти нашу государственную границу. Созданная фашистами ось «Берлин-Рим-Токио» давала знать о себе на деле. В июле 1939 года отряд прощался со своим начальником. В этот день в отряде было общее партийное собрание. После его окончания коммунисты вышли на улицу. Военком отряда батальонный комиссар Шадрин, обняв Бурмака, сказал: «Пëтр Васильевич, желаю тебе добра на новом месте. У тебя грудь широкая, орденов на ней разместится много. Поезжай и зарабатывай их». Имея уже звание комбрига, Бурмак из отряда выехал в звании «майор», заявляя, что как-то стесняется нового звания и оно для него непривычно.
После Бурмака во временное командование вступил военком отряда Шадрин, на место которого уже прибыл старший политрук Козлов Пëтр Александрович. Шадрин переводился в новый погранотряд, но в связи с отбытием из отряда Бурмака был в нëм временно задержан.
Инструктор политработы.
Моими основными функциями, как инструктора политработы, были сбор и обработка партийно-политической информации, организация и руководство соцсоревнованием, проведение отдельных дознаний по различным нарушениям и другое. Приходилось по- прежнему много бывать на заставах, что давало мне возможность хорошо знать личный состав. Не случайно командование отряда крайне редко отдавали приказы по личному составу, чтобы предварительно не посоветоваться со мной. Бурмак в шутку меня называл «ходячей энциклопедией». И пока Бурмак и Шадрин были во главе отряда, они никак меня не отпускали из политаппарата, хотя возможность уйти из него для меня представлялась.
1939г. Сентябрь.
Hовые заботы
В начале сентября 1939 года командование отряда собрало нас комендантов и политруков комендатур на служебное совещание. На нëм нам объявили, что 17 сентября по решению Советского правительства Красная Армия должна перейти государственную границу и освободить своих братьев украинцев и белорусов от гнëта польских панов. Нам было также объявлено, что на базе нашего отряда создаëтся 94-й Мохнатский погранотряд. Нас предупредили, чтобы мы полученные данные хранили в строгой тайне.
С этого времени вся наша работа была посвящена двум заботам: с одной стороны готовиться к 17 сентября, дню перехода Красной Армии госграницы с Польшей, а с другой стороны переезду на новое место службы, подбору личного состава во вновь создаваемый 94 погранотряд.
Служба на границе стала принимать более напряжëнный характер. Участились случаи нарушения границы. В один из дней над нашей 18 заставой появился польский военный самолëт. Поскольку он появился внезапно, без предупреждения нас, то по законам пограничной службы был обстрелян пограничниками и сбит. Лëтчика взяли в плен. Самолëт с разрешения командования отряда забрали себе прибывшие из Шепетовки наши лëтчики. Бензин из самолëта пригодился на нужды комендатуры для автотранспорта.
На комендатуру, в еë штаб, который дислоцировался в пограничном селе Кривин, я прибыл 1 августа 1939 года. Командно-политический состав комендатуры и застав я знал хорошо, и он мне был известен по прежним приездам туда. Комендантом участка был майор Козырев Николай Игнатьевич, начальник штаба капитан Каневский, а потом старший лейтенант Коляда П., мой бывший командир взвода в полковой школе, помощник коменданта по хозяйственной части старший лейтенант Дедов, оперуполномоченным комендатуры техник-интендант II ранга Фомин [Фокин? — B.K.]. Начальниками застав были: в 17-й старший лейтенант Бахметов, 8-й капитан Бойков М., 19- й младший лейтенант Горюнов Л. и в 20-й старший лейтенант Шулико. Фамилий начальника связи комендатуры и начальника резервной комендатуры не помню.
3емляки. Володя Гасилин, Саша Тронов
В хозяйственной базе комендатуры проходил службу рядовым пограничником мой сосед по Дулëво и товарищ молодости Володя Гасилин. Кстати, это был очень интересный и заводной парень. Вспоминаю, когда нас новобранцев привезли в Славуту и разместили на несколько дней в т.н. карантин, мы с ним в один из дней пошли в туалет. Вдруг при выходе он мне заявляет, подожди, Костя, я пойду из своей корзинки (была вместо чемодана, такая же корзинка была и у меня) возьму орден Ленина. Буквально через несколько минут мы слышим объявление в нашей казарме: кто приехал с орденом Ленина, немедленно явиться к военкому отряда. Никто, конечно, на эту команду не отозвался, начались поиски, в ходе которых «орденоносцем» был опознан Гасилин и его повели к военкому. По его возвращении оттуда я спросил Володю, почему он объявил себя орденоносцем? На это он мне ответил, что ему надоело слушать от старых пограничников о своих орденах, а поэтому, что мы хуже их что ли, решил объявить и себя орденоносцем. Конечно, говорит, мне попало за болтовню от военкома, которым был тогда батальонный комиссар Марисов В.С.
Второй случай произошëл, когда я был курсантом полковой школы, а Гасилин служил в пулемëтном взводе. Жили мы под одной крышей, входя в одно подразделение манëвренной группы. Как-то в начале зимы 1938 года меня к себе вызвал политический руководитель мангруппы политрук Рассыпнов. Обращаясь ко мне, он спросил, товарищ Кузенков, вы как будто с Гасилиным из одного местечка Дулëво? На этот вопрос я ответил утвердительно. Тогда Рассыпнов спрашивает, скажите, пожалуйста, какая его правильная фамилия: Гасилин или Джульбарс? Ибо на вызов по фамилии Гасилин он не реагирует, а только стоит назвать Джульбарс, как он тут же выскакивает с места. Пришлось ответить, что его настоящая фамилия Гасилин, а «фамилию» Джульбарс он себе приписал по дороге в Славуту, заявив нам, что с этого дня он Джульбарс и другой фамилии не признаëт. В 1936 году на киноэкраны страны была выпущена новая кинолента, посвящëнная, по существу, действию служебной собаки
«Джульбарс». Кинофильм имел в стране огромный эффект. А пограничники тогда пользовались необыкновенным авторитетом. Так вот по имени героини фильма Гасилиным все свои вещи (шинель, гимнастëрка, брюки, шапка, вещмешок, подсумок для патронов и т.д.) были поименованы вместо своей фамилии, как того требовала армейская служба, словом «Джульбарс».
Вскоре Володю из хозбазы комендатуры перевели для продолжения службы на 18-ю заставу. В каком бы подразделении отряда он не служил, всюду был любимчиком пограничников. Таких людей солдаты любят и своими шутками они скрашивают трудности тяжëлой солдатской службы.
В полковой школе учился и мой земляк по Дулëво Саша Тронов, хорошо играющий на мандолине. Он возглавлял у нас в полковой школе струнный оркестр, который не раз выступал перед начальниками застав, приезжающими в отряд по делам службы. При переезде на новую границу в Карпаты Володя Гасилин и Саша Тронов были оставлены на месте в 20 погранотряде. Во время Великой Отечественной войны В.Гасилин пропал без вести, а Александр Васильевич Тронов в чине «майора» был уволен в запас и ныне по-прежнему проживает теперь уже в городе Ликино-Дулëво.
17 сентября
Начиная с 1 сентября начались, пожалуй, одни из самых напряжëнных дней в моей службе. Ежедневно и неоднократно к нам в комендатуру стали наезжать большие военачальники Красной Армии. Каждый из них требовал от нас, чтобы мы его везли на границу и показывали рельеф своего участка. Это им нужно было для оценки местности и принятия решения на размещение на ней своих войск. Спать приходилось урывками, а в ночное время не более 2–3-х часов. Но молодой организм легко справлялся с этими нагрузками.
Вскоре в средней школе села, расположенной против штаба комендатуры, расположился штаб Тернопольского направления наступления нашей Армии. Это было одно из важных операционных направлений в ходе Освободительного наступления сентября 1939 года.
16 сентября Советское правительство объявило решение о переходе государственной границы и взятии под свою защиту единокровных братьев украинцев и белорусов, проживающих на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Нужно было учитывать, что фашистская Германия, спровоцировав военный инцидент на границе с Польшей, грубо напав на неë, почти уже три недели вела бои против польской армии. Поляки оказывали стойкое сопротивление, но где им было устоять против бронированного кулака гитлеровского вермахта.
17 сентября 1939 года я выехал на 18 заставу, где, согласно указаниям командования отряда, должен был отдать приказ об открытии в 5 часов утра государственной границы и беспрепятственного пропуска через неë войск Красной Армии.
В магазинах села Кривин за короткое время дня с полок как ветром сдуло соль, сахар, спички и другие предметы первой необходимости.
Когда я объявил начальнику заставы перед 5-ю часами, что надо открыть границу, он, несмотря на то, что видел лавину войск, подошедших к границе, не мог поверить в мои слова. Находящиеся в это время на границе пограничники тоже не могли себе представить — как это открыть границу. Спокойствие границы, еë нерушимость у них вошли во все поры жизни. Даже во имя государственных интересов страны они не смогли смириться со словами «открыть границу» и крайне горько, болезненно переживали эти минуты. Они видели, что войска могли просто смести их с лица [земли — B.K.], и в этом случае они проявляли своë несогласие с открытием границы. Примерно через час государственная граница вновь была закрыта и последующие подразделения пропускались через КПП (контрольно-пропускной пункт), организованный на окраине города Острог.
Примерно в 12 часов мною в сопровождении трëх кавалеристов-пограничников в село Кривин была приконвоирована первая группа польских солдат. Ею оказались 28 польских солдат, противостоящие 18-й заставе, во главе с начальником стражницы паном Каминским, захваченные ночью спящими.
Начальник стражницы, увидев меня, стал проситься, чтобы я его отпустил попрощаться с женой и двумя дочерьми. Он особенно бил на то, что мы с ним до этих событий были знакомы. Да! Действительно этого польского офицера я не раз видел. Мне приходилось передавать письма своего начальника отряда (как погранкомиссара) их командованию. Этот пан вëл тогда себя надменно. Подолгу не реагировал на наши условные сигналы-выстрелы, которые проводили на блок-посту железной дороги, соединяющей железнодорожную станцию Кривин и их город. А один раз он даже у меня не принял почту, т.к. я оказался без перчаток (без нужного этикета). Поляк считал, что мы бедные. И когда я в следующий раз на встречу прибыл в новеньких с иголочки лайковых перчатках, даже удивился. Он долго и внимательно разглядывал мои перчатки, забыв даже о переданном ему пакете. Во встрече, конечно, ему было отказано, и не по вышеизложенным причинам. Æ их изложил просто как житейские пограничные случаи.
Население Кривина с воодушевлением восприняло нас, конвоировавших польских солдат. К вечеру в Кривине было уже около одной тысячи польских военнослужащих. На других участках погранотряда государственная граница не открывалась, т.к. в этом не было необходимости. По нашему участку в сторону границы проходило хорошее шоссе с твëрдым каменным покрытием.
Встреча семей работников нашего посольства.
В один из дней первой декады сентября ко мне позвонил военком отряда старший политрук Козлов и сказал, чтобы я собрал жëн начсостава и вместе с ними встретил семьи работников нашего посольства, которые эвакуируются из Варшавы. В назначенное время мы были на блокпосту железной дороги, где обычно производится таможенный осмотр поездов, прибывающих из Польши и направляющихся туда. Этот пост от штаба комендатуры находится примерно в 4-х километрах.
Вскоре подошëл паровоз с двумя вагонами международного класса. Взрослые со своими детьми вышли из вагонов. Мы вышли к детям и начали угощать купленными нами конфетами, печеньем и т.д. К нашему великому огорчению, никто из ребят от нас ничего не принял. Нас это насторожило и даже обидело. Поняв всë это, к нам подошли мамы детей и сказали, что не обижайтесь на них. Они не виноваты. Это мы так воспитали своих детей за границей, что они у посторонних ни при каких обстоятельствах (даже соблазна) ничего не возьмут. Когда они разрешили взять у нас подарки, всë было быстро роздано и взято.
«Дикая дивизия»
На 3-й или 4-й день Освободительного похода нашей Красной Армии со мной произошëл неприятнейший казус, который остался в моей памяти на всю жизнь. А произошло вот что. К вечеру ко мне в кабинет вошëл помощник коменданта по хозяйственной части старший лейтенант Дедов и взволнованным голосом объявил, что случилась беда. С польской территории к нашей границе движется какая-то дикая дивизия и уничтожает всë живое на своëм пути. К нам в панике бежит масса польских жителей. Я, поверив Дедову (да мне и нельзя было не поверить, т.к. я проверить сказанное им всë равно не смог бы), даю ему команду собрать по тревоге всех имеющихся в наличии пограничников и ждать меня. Коменданта участка в это время в штабе не было.
Сам направился в штаб Тернопольского направления, в штабе о случившемся доложил полковнику, начальнику оперативного управления. Он попросил показать по карте место предполагаемого движения «дикой» дивизии, заявив, что для перекрытия еë движения он снимет несколько соединений с фронта, а мне предложил взять с собой находящийся в парке комендатуры ударный батальон и вместе с пограничниками отправиться к месту происшествия деревня Дедова Гора, куда шëл поток беженцев.
Когда я прибыл в деревню, то увидел странную картину. Вначале сотни, а потом и тысячи людей со страшными криками бежали в нашу сторону, неся или ведя за руку своих детей. Наши попытки навести какой-то порядок — успокоить людей и организованно отправить их обратно - ни к чему не привели. За ночь в этой деревне скопилось не менее 10 тысяч человек и прошла она в напряжëнной и неясной обстановке. С восходом солнца стало ясно, что из Польши никто не преследует мирных жителей.
Мы начали их собирать большими колоннами, доводили до границы и отправляли к своим домам. Что делалось в прилегающих к границе польских районах, мы ничего не знали. К чести пограничников стоит отнести их исключительную выдержку. Несмотря на возникшую стихию никто из них не струсил и не сделал ни одного даже предупредительного выстрела.
Посчитав, что мы справились со своей задачей, вернулись в штаб комендатуры. Не успел я войти в свой кабинет, как услышал команду: «военкома комендатуры вызывают в штаб Красной Армии». Не успел перейти порога штаба, как на меня набросился начальник оперативного управления. Он яростно ругался, обвиняя меня в срыве их плана наступления на указанный день, всячески грозил мне. Но что я мог поделать. Я стал жертвой непредвиденного и ложного панического случая.
[Часть 1](От истории былых времен имена остались. Мы помним, чтим, храним. Из воспоминаний пограничника)
[Часть 3]( Записки пограничника часть 3)