Ветеран ВОВ - Логинов К.А⁠⁠

Недавно разбирал мемуары деда - ветерана ВОВ. Когда читал, как говорится, утирал пот фуфайкой. Рекомендую ознакомиться.

Логинов Константин Андреевич

(1924 – 1999 г.г.)

В 1941 г. участвовал в обороне Смоленска.

В 1942 г. участвовал во Второй Ржевско-Сычёвской операции.

Орден Славы III степени.

Ветеран труда.

Смоленское оборонительное сражение

На 6-й день войны, 28 июня 1941 г., нас, группу комсомольцев, по путёвкам Тумского райкома комсомола направили на сборный пункт в г. Рязань, где собирались к тому времени комсомольцы со всех районов области. Были назначены командир отряда и его заместитель.

Мы были в боевом приподнятом настроении. От сборного пункта прошли с лопатами в руках через г. Рязань на посадку в эшелон. Настроение было приподнятое, с молодецким задором. Комсомольцы пели песни: «Мы смело в бой пойдём за власть советов…», «Дан приказ ему на запад…» и «Катюшу».

Привезли нас на станцию неподалёку от г. Смоленск и разместили в близлежащем лесу, где также находились комсомольцы из других областей.

Командование рассредоточило комсомольцев по объектам, где проходило строительство оборонительных сооружений. Мы находились в Купринском лесу, в 5 км от станции. Жили мы в шалашах по несколько человек, ходили на работу – рыли окопы и противотанковые рвы.

Часто летали немецкие разведывательные самолёты, один из них был сбит нашим истребителем, загорелся и врезался в землю в 5 км от нашего лагеря. Немецкие бомбардировщики летали десятками и наносили удары по военным объектам. Двое их них были сбиты зенитным огнём. Экипаж одного из них в составе 4 человек был взят в плен красноармейцами. Другой же бомбардировщик упал в болото, было видно его хвостовое оперение. Как-то раз на наш истребитель «И-16» напал немецкий «Мессершмидт», завязалась воздушная дуэль, была слышна трескотня пулемётов. «И-16» выполнял фигуры высшего пилотажа, но никак не мог оторваться от «Мессершмидта» из-за своей малой скорости. В какой-то момент фашист навис над нашим самолётом, как коршун. Мы все наблюдали, затаив дыхание, за этим поединком. Наш лётчик направил свой самолёт почти к земле и попытался скрыться по спасительной для него просеке. Немец последовал за ним. На мгновение оба самолёта скрылись за вершинами деревьев, после чего последовал страшный взрыв. У многих комсомольцев на глаза навернулись слёзы. Думали, что наш самолёт погиб. Но это оказалось не так! Наш самолёт вновь поднялся над лесом, сделал круг, покачал крыльями и скрылся вдали под громогласное «Ура!» с нашей стороны. Как выяснилось, это немец не смог выйти из пике и разбился на просеке.

В наше расположение были выброшены диверсанты. Командование армии обратилось к нам за помощью с целью их выявления. Наши подразделения делились по районам, по областям, мы были знакомы друг с другом, поэтому выявление посторонних не представлялось серьёзной задачей. Вскоре было поймано 4 человека. Однако, найденных парашютов было 6.

Находились мы в 60 км от линии фронта. Немцы наступали, наши войска с боями отходили вглубь страны. Во второй половине июля пришлось отходить и нам. Железнодорожная станция была разрушена, мы отходили отдельными группами по направлению к г. Смоленск. Вскоре мы узнали, что после нашего отхода по лесу и нашему бывшему лагерю был нанесён бомбовый удар немецкой авиацией, не оставивший камня на камне.

Я видел и ощущал на себе войну в полном разгаре. В ходе отступления наших войск фашистские самолёты гонялись не только за каждой машиной, но и за каждым красноармейцем.

По пути к г. Смоленску мне запомнилась на всю жизнь подожжённая фашистским самолётом военная грузовая машина с боеприпасами, которая стояла на обочине Смоленского шоссе. Боеприпасы взорвались, и кто был в кузове – всех разбросало по частям. Водитель, обгоревший до костей, так и остался сидеть в разбитой кабине. Другой боец, выскочивший из кабины, так и замер, и сгорел на четвереньках. На его почерневшем и вздутом теле остался только обугленный солдатский ремень. Вокруг машины были разбросаны части человеческих тел. Всего их было около шести человек. Хоронить было некому и не было времени. Всё это находилось в нетронутом виде, как памятник Неизвестным солдатам.

Все, кто проходил по Смоленскому шоссе, ненадолго задерживались у этого места. Красноармейцы скрипели зубами и сжимали гневно кулаки. Каждый давал себе клятву «Мы вернёмся сюда, братки, и отомстим за вас! Мы поставим вам памятник!» Такую клятву дал и я.

Вторая Ржевско-Сычёвская наступательная операция ("Марс")

25 ноября 1942 г. 1-му и2-му полкам был дан приказ о наступлении. После артиллерийской подготовки наши войска, поддерживаемые танками, пошли в наступление на укреплённые дотами и дзотами высоты и окопы противника, но наши войска вынуждены были отступить на некоторых участках на исходные позиции, неся большие потери.

На другой день в 4 часа утра был введён в бой наш 3-ий резервный полк. После артиллерийской подготовки, которая продолжалась 1 час 15 минут, из опушки леса наш полк пошёл в наступление.

Наше пулемётное отделение, из 8-и человек с сержантом Казанцевым, было придано стрелковой роте, наступление которой мы должны поддерживать с левого фланга.

Мы поднялись на возвышенность, и перед нами открылась вся панорама боя. В метрах ста проволочное заграждение, а за ним, сквозь метель и пургу, просматривались высоты и окопы противника с их огневыми точками, изрыгающими смерть.

Впереди шли танки Т-34, а за ними, на видимость глаза, шла цепью пехота.

Вдруг, в сумерках наступающего рассвета, над опушкой леса поднялись столбы огня, из которых вылетали «снопы огненных стрел». Это били по врагу русские Катюши, через голову наступающей пехоты, по неподавленным огневым точкам противника. Цепь пехоты как бы замерла на мгновение и вдруг рванулась вперёд. Кто-то крикнул: «За Родину, за Партию!» - и русское несмолкаемое громкое «Ура!» прокатилось по наступающей цепи, то затихая, то нарастая вновь.

Танки рвали проволочное заграждение, куда устремлялась пехота. В других местах бойцы срывали с себя противогазы, плащ-палатки, шинели и набрасывались на проволочное заграждение сами, потому что стоять под огнём было смерти подобно, после чего тоже устремлялись вперёд.

Наш расчёт поддерживал наступление пехоты огнём пулемёта «Максим».

Враг не выдержал натиска и стал отступать. Прорвав первую линии обороны фашистов, мы освободили деревню Дубровки.

Воздух был пропитан пороховой гарью от разрывов мин и снарядов.

Бои завязались за вторую линию обороны и высоты противника, где наш пулемётный расчёт был накрыт огнём 6-и ствольной реактивной артиллерии противника. Одновременно четверо из расчёта было ранено. Костя Барашкин 1925 г.р., москвич, в лицо – лоб и глаза целы, а остальное за кровью ничего не видно. На всю жизнь запомнились его широко открытые, страшно-выраженные, недоумевающие глаза. Он смотрел на меня и, наверное, то же самое видел в моём лице. Ещё один товарищ был ранен в руку, другой – в спину (фамилии их не помню). Сам же я был ранен в область глаза, переносицы и височной части головы

…

Спас меня танкист из подбитого танка, мимо которого мы проходили. Он наблюдал за боем и за нами через смотровые приборы своей машины.

Позже мы встретились с ним на ст. Западная Двина в санитарном поезде, в теплушке. Он был ранен в бок осколком мины и лежал, слегка приподнявшись. Я ему грел воду на «буржуйке». На его алюминиевой ложке я прочитал: «Василий Лихобабин, Алтайский край, совхоз «Красный хлебороб».

Он меня узнал и рассказал, как я мотался по полю боя, весь в крови и обезумевший. Не выдержав, он вылез из танка, поймал меня, завернул в плащ-палатку и положил в воронку от снаряда. Сам он был ранен позже, когда бой уже стал стихать, во время ремонта гусеницы танка.

Уже ночью, в г. Калинин, меня отправили в эвакогоспиталь, а он поехал дальше.