Вернулся⁠⁠

Свою собственную семью знаешь в подробностях, до мелочей. Кто что скажет, кто как отреагирует… Ночью лежишь в кровати, слышишь, кто-то в туалет пошел. И моментально догадываешься, кто это. Даже не по шагам, по тому, как щелкнул выключатель. Понимаешь, кто пришел умываться, по напору в ванной. Определяешь, кто вернулся домой по повороту ключа в замке.

Когда умер отец, я частенько по ночам прислушивался, ждал привычное шарканье. Папа часто возвращался поздно и всегда долго-долго вытирал ноги о коврик.

Потом я перестал ждать.

Своих узнавать легко по незаметным, для других ничего не значащим деталям. А уж тем более, как сейчас, когда гулкий топот становится слышен еще в подъезде. Это моя лягушонка в коробчонке едет… Средненькая, выскочившая на каток еще в 7 утра, похоже, накаталась на коньках и чапает домой.

Даже сквозь гудение фена жены слышу звон ключей и хорошо представляю, как Валька достает связку из-под шубы, не снимая с шеи шнурка, наклоняется и вставляет ключ, поворачивает… Иду встречать.

- Валька! Ну куда?! Ну что ты делаешь? Куда ты свои коньки в мои тапки суешь?! Ты же полозьями…

- А в мои не влезают! Папа, я только пописать. А ты в коньках по квартире не разрешаешь!

- Снимай!

- Па, ну я на минуточку, а шнуроваться – полчаса.

Вспоминаю, как меня бесила эта процедура в детстве. Замерзшими пальцами поочередно с нижних витков до верхних пытаешься вытянуть задеревеневшие шнурки, а они не поддаются…

- Ладно. Отнесу тебя, горе!

Судя по доносящемуся с кухни волшебному аромату, жена уже делает кофе. Жена у меня замечательная. Никогда не просила шубы или золота, не ныла, не проявляла признаков ПМС. Если ломала ноготь, просто откусывала и глотала. Шучу. В любом случае, никаких истерик… Хладнокровие, спокойствие и самую малость занудства. Ну, тут мы с ней сходимся.

- Хай, Дэдди!

О! Старшенькая - Дарья - встала!

- Привет, родная! Валька ну ты все там?!

- Еще нет!

Захожу на кухню, вижу, как жена шутливо хлопает по пальцам Дашу, пытающуюся стянуть с тарелки вафлю.

- Сначала умываться!

- Мама, умываются лохи, я уже тоником протерлась.

- Милая, - улыбаюсь я, - о чем говорить с поколением, называющим чайный гриб комбучей?

Из своей спальни держась за спину выходит мама. Ни с кем не здороваясь, включает телевизор, подтягивает табуретку, надевает очки и усаживается вплотную к экрану, чуть ли не носом уткнувшись в пиксели. Громкость на полную. Утренняя политинформация.

- Папа, я все!

Отношу Вальку к дверям.

- Давай! Через полчаса приходи завтракать!

Закрываю дверь и застываю в оцепенении. Эти шаги! Я знаю эти шаги. Топ, шкря-а-аб. Топ, шкря-аб. Откуда я их помню?! Дверь подъездного тамбура распахивается и в проеме возникает фигура.

Страшный, кривой старик. Смотрит несколько секунд изучающе, затем делает следующий шаг. Шкряб. Хромой! Топ.

- Вы к кому?!

- Я к Мише!

И этот голос! Что-то непонятное происходит внутри меня. Все органы словно закручивает в комок, мурашки бегут по коже.

- К Мише?! Он еще спит!

- Уже нет!

Мое удивление поднятыми бровями ползет вверх, потому что я слышу, как мелкие ножки быстро топают в туалет.

- Я бывал здесь раньше. Не помнишь? Сережа...

Дед уверенно отодвигает меня в сторону и шкандыбает в кухню.

- Там! - узловатый палец тычет в сторону маминой спальни, а меня бросает в холод.

- М... Мама?!

Мама недовольно поворачивает голову и смотрит на нас. В этот момент в кухню забегает Миша и встаёт столбом.

Дед забывает про остальное семейство и оборачивается к сыну.

- Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросёнок! Ты чернее трубочиста, полюбуйся на себя...

И тут воспоминания заполняют меня по самую макушку! Мойдодыр!

- Ах ты, сволочь, - кричу я и бью деда разделочной доской по голове...