Современное искусство
В колодце панельных девятиэтажек стоял стол с двумя лавочками. Такой, наверно, есть в каждом дворе. Вечером за ним собираются деды и играют в домино, а когда вечер превращается в ночь и старые игроки расходятся по домам – стол служит приютом для пьяниц. Вот и сейчас: в темноте, за столом сидели двое. Первый – гость с ближнего востока Тамерлан, которого прозвали Тамик-Три-Топора, за его иррациональную любовь к портвейну «777». Второй - бывший сотрудник НИИ, уважающий труды Николая Коперника. Жильцы прозвали его Гелик, потому что, находясь в состоянии алкогольного опьянения он, вспоминая наследие любимого ученого, восклицал:
- Я - гелиоцентрист!
Затем, Гелик выдерживал паузу и добавлял:
- Знаете, что это значит?
Тамика-Три-Топора и Гелика объединяло многое, и среди прочих алкоголиков, они выделялись тонким эстетическим вкусом и любовью к научному знанию. Сегодняшний вечер не был исключением, и товарищи по бутылке вели свой, как всегда интеллектуальный, разговор:
- То есть, с точки зрения темной материи…
- Я налил, можно пить, - перебил Гелик Тамика.
Три-Топора окинул стол взглядом, сосредоточил его на пластиковом стаканчике, протянул руку и взял. Тамик был человеком творческим, уважающим науку, однако считал, что ученный не способен до конца прочувствовать красоту окружающего мира.
- Вот ты, Гелик, со своими цифрами, частицами и прочим совершенно забываешь посмотреть по сторонам и увидеть как всё вокруг красиво.
- Хм, ну, Тамик, я вовсе не забываю. Я погрузился в науку и помимо красоты внешней, которую все могут оценить по достоинству, мне доступна красота внутренняя.
Тамик слушал внимательно, держа стакан на весу, рука его покачивалась, выдавая нетрезвое состояние.
- Поэты говорят: «Весь мир - в бокале вина», не знаю, что они имеют в виду, но я понимаю это буквально, – сказал Гелик, глотая гласные. – Вот, смотри.
Гелик поднял свой стакан так, что сквозь него проходил фонарный свет.
- Ты видишь стакан с портвейном, верно?
Тамик кивнул.
– А я вижу искрящуюся жидкость, которая испаряется в зависимости от ветра и погоды, я вижу, как свет от фонаря замедляет свое движение и преломляется в стакане, мое воображение дорисовывает атомы. А химичиский состав вина? Здесь и ферменты, разные закваски, вытяжки. К тому же в вине скрывается и то, что всё в жизни есть брожение. Этот стакан полон жизни, он уверенно заявляет об этом созерцающему его сознанию. Мой ограниченный ум видит в нем вселенную, разделяет ее для удобства на физику, химию и биологию. Давай сольем это все воедино и получим от этого стакана последнее удовольствие: выпьем его и забудем обо всем!
Товарищи выпили. Но, видимо, речь Гелика настолько тронула Тамика-Три-Топора, коснулась его нутра вместе с портвейном, вывернув его наизнанку. Наклоняясь в сторону, он исторгал из себя остатки выпитого, а Гелик отвернулся и не смотрел.
Сплевывая последнее, Три-Топора воскликнул:
- Это ж «Великий Мастурбатор», - Тамик вынул из кармана телефон и включил подсветку, освещая продукты своей жизнедеятельности. – Ни дать ни взять, «Великий Мастурбатор»! – не унимался он, вглядываясь в лужу нечистот. – Гелик, ну-ка взгляни.
Гелиоцентрист поднялся, вышел из-за стола и направился к противоположному краю лавки. Нагнулся и уставился на содержимое желудка Тамика-Три-Топора.
Основа дружбы – эмпатия. Так любил говорить Гелик. И сейчас он доказал свои слова делом. Друзья обладали поистине поразительными способностями к сопереживанию, и даже восхищение выражали одинаково. Гелик понял, что репродукция Тамика была ничуть не хуже, если не лучше оригинала Дали. Едва взглянув на работу друга, трепет от осознания того, что он сидит и пьет рядом с Гением, смешался с запахом «красок». И целая Вселенная находящаяся ранее в стакане ринулась наружу из желудка Гелика. Он отошел в сторону и не стал сдерживаться.
Рычание Гелика, которого выворачивало, было похоже на восхищенные рыдания. А Тамик продолжал смотреть на свою репродукцию. Желудок Гелиоцентриста опустел, он решил последовать примеру друга и подсветил только что созданную им Вселенную.
Губы Гелика начали беззвучно шевелиться, а потом, отойдя от радостного оцепенения, Гелик закричал:
- Кувшинки! «Кувшинки» Моне!
Тамик-Три-Топора поднялся и, аккуратно обойдя свою картину, подошел к полотну друга, немного нагнулся и оцепенел от восторга. Затем прошептал:
- И п-п-правда они…
Тамик отошел и снова сел на лавку. Гелик продолжал периодически выкрикивать:
- Кувшинки! Это Моне!
Друзья, будто в галерее, переходили от одной картины к другой, а затем снова к первой. Тамик и Гелик смеялись, не сдерживали восторга, а тишину двора пронзали крики:
- Великий Мастурбатор!
- Моне!
- Дали!
- Кувшинки!
Конечно, радость друзей не могла остаться неразделенной, и кто-то из жильцов вызвал наряд критиков, которые вскоре приехали. Они застали друзей уже сидящих на лавке, и устало обсуждающих свою выставку.
Двое полицейских подошли и взяли Тамика-Три-Топора под руки, от прикосновений стражей порядка Тамик немного пришел в себя и вернулся в окружающую действительность. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Не выбрав к кому обращаться, он устремил взор вперед и отчеканил:
- Господа городовые! Я – художник. Я разбираюсь в искусстве, и весьма уважаем, - голос Тамика стихал с каждым словом, а на последнем голова его опустилась, подбородок касался груди.
Гелик встал с лавки, собираясь помочь другу, но потом свернул и направился к дереву – полюбоваться своей работой.
- Эй, смотри за ним, чтоб не убёг, - сказал полицейский своему коллеге.
- Да куда он убежит, - отвечал напарник, кивая головой в сторону петляющего «восьмерками» Гелиоцентриста.
- Я знаю множество стилей и знаком с техникой мазка, - проснулся Тамик. – Академизм, примитивизм, барокко в живописи, - голос снова стихал, говоря, что Тамик засыпает.
Гелик, тем временем, смотрел на свою работу уже не так как раньше - что-то ему не нравилось.
- Пожалуй, надо добавить кувшинку, - сказал он и добротно сплюнул на свое полотно.
Один из полицейских отдал распоряжение:
- Так, грузим этих белочников.
Открыл задние дверцы полицейского УАЗа и толкнул Тамика внутрь. От удара тот проснулся и крикнул:
- Кубофутуризм! Фовизм! – и снова захрапел.
Второй полицейский увел Гелика от дерева, а зетем толкнул в УАЗ вслед за Тамиком-Три-Топора. Гелику не понравилось такое обращение, и он изрек свое фирменное:
- Я – гелиоцентрист, - пауза. – Ты знаешь, что это значит?
Садящийся за руль страж порядка крикнул:
- Ты это, Леха, блевоту песком закидай, а то мало ли, тут может дети играть будут.
Алексей выполнил просьбу, и сел в служебный автомобиль. Мотор завелся, УАЗик тронулся, увозя друзей в участок. И если бы они видели себя, лежащих друг на друге, то, не задумываясь, сказали, что это новый взгляд на картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван».
- Я - гелиоцентрист!
Затем, Гелик выдерживал паузу и добавлял:
- Знаете, что это значит?
Тамика-Три-Топора и Гелика объединяло многое, и среди прочих алкоголиков, они выделялись тонким эстетическим вкусом и любовью к научному знанию. Сегодняшний вечер не был исключением, и товарищи по бутылке вели свой, как всегда интеллектуальный, разговор:
- То есть, с точки зрения темной материи…
- Я налил, можно пить, - перебил Гелик Тамика.
Три-Топора окинул стол взглядом, сосредоточил его на пластиковом стаканчике, протянул руку и взял. Тамик был человеком творческим, уважающим науку, однако считал, что ученный не способен до конца прочувствовать красоту окружающего мира.
- Вот ты, Гелик, со своими цифрами, частицами и прочим совершенно забываешь посмотреть по сторонам и увидеть как всё вокруг красиво.
- Хм, ну, Тамик, я вовсе не забываю. Я погрузился в науку и помимо красоты внешней, которую все могут оценить по достоинству, мне доступна красота внутренняя.
Тамик слушал внимательно, держа стакан на весу, рука его покачивалась, выдавая нетрезвое состояние.
- Поэты говорят: «Весь мир - в бокале вина», не знаю, что они имеют в виду, но я понимаю это буквально, – сказал Гелик, глотая гласные. – Вот, смотри.
Гелик поднял свой стакан так, что сквозь него проходил фонарный свет.
- Ты видишь стакан с портвейном, верно?
Тамик кивнул.
– А я вижу искрящуюся жидкость, которая испаряется в зависимости от ветра и погоды, я вижу, как свет от фонаря замедляет свое движение и преломляется в стакане, мое воображение дорисовывает атомы. А химичиский состав вина? Здесь и ферменты, разные закваски, вытяжки. К тому же в вине скрывается и то, что всё в жизни есть брожение. Этот стакан полон жизни, он уверенно заявляет об этом созерцающему его сознанию. Мой ограниченный ум видит в нем вселенную, разделяет ее для удобства на физику, химию и биологию. Давай сольем это все воедино и получим от этого стакана последнее удовольствие: выпьем его и забудем обо всем!
Товарищи выпили. Но, видимо, речь Гелика настолько тронула Тамика-Три-Топора, коснулась его нутра вместе с портвейном, вывернув его наизнанку. Наклоняясь в сторону, он исторгал из себя остатки выпитого, а Гелик отвернулся и не смотрел.
Сплевывая последнее, Три-Топора воскликнул:
- Это ж «Великий Мастурбатор», - Тамик вынул из кармана телефон и включил подсветку, освещая продукты своей жизнедеятельности. – Ни дать ни взять, «Великий Мастурбатор»! – не унимался он, вглядываясь в лужу нечистот. – Гелик, ну-ка взгляни.
Гелиоцентрист поднялся, вышел из-за стола и направился к противоположному краю лавки. Нагнулся и уставился на содержимое желудка Тамика-Три-Топора.
Основа дружбы – эмпатия. Так любил говорить Гелик. И сейчас он доказал свои слова делом. Друзья обладали поистине поразительными способностями к сопереживанию, и даже восхищение выражали одинаково. Гелик понял, что репродукция Тамика была ничуть не хуже, если не лучше оригинала Дали. Едва взглянув на работу друга, трепет от осознания того, что он сидит и пьет рядом с Гением, смешался с запахом «красок». И целая Вселенная находящаяся ранее в стакане ринулась наружу из желудка Гелика. Он отошел в сторону и не стал сдерживаться.
Рычание Гелика, которого выворачивало, было похоже на восхищенные рыдания. А Тамик продолжал смотреть на свою репродукцию. Желудок Гелиоцентриста опустел, он решил последовать примеру друга и подсветил только что созданную им Вселенную.
Губы Гелика начали беззвучно шевелиться, а потом, отойдя от радостного оцепенения, Гелик закричал:
- Кувшинки! «Кувшинки» Моне!
Тамик-Три-Топора поднялся и, аккуратно обойдя свою картину, подошел к полотну друга, немного нагнулся и оцепенел от восторга. Затем прошептал:
- И п-п-правда они…
Тамик отошел и снова сел на лавку. Гелик продолжал периодически выкрикивать:
- Кувшинки! Это Моне!
Друзья, будто в галерее, переходили от одной картины к другой, а затем снова к первой. Тамик и Гелик смеялись, не сдерживали восторга, а тишину двора пронзали крики:
- Великий Мастурбатор!
- Моне!
- Дали!
- Кувшинки!
Конечно, радость друзей не могла остаться неразделенной, и кто-то из жильцов вызвал наряд критиков, которые вскоре приехали. Они застали друзей уже сидящих на лавке, и устало обсуждающих свою выставку.
Двое полицейских подошли и взяли Тамика-Три-Топора под руки, от прикосновений стражей порядка Тамик немного пришел в себя и вернулся в окружающую действительность. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Не выбрав к кому обращаться, он устремил взор вперед и отчеканил:
- Господа городовые! Я – художник. Я разбираюсь в искусстве, и весьма уважаем, - голос Тамика стихал с каждым словом, а на последнем голова его опустилась, подбородок касался груди.
Гелик встал с лавки, собираясь помочь другу, но потом свернул и направился к дереву – полюбоваться своей работой.
- Эй, смотри за ним, чтоб не убёг, - сказал полицейский своему коллеге.
- Да куда он убежит, - отвечал напарник, кивая головой в сторону петляющего «восьмерками» Гелиоцентриста.
- Я знаю множество стилей и знаком с техникой мазка, - проснулся Тамик. – Академизм, примитивизм, барокко в живописи, - голос снова стихал, говоря, что Тамик засыпает.
Гелик, тем временем, смотрел на свою работу уже не так как раньше - что-то ему не нравилось.
- Пожалуй, надо добавить кувшинку, - сказал он и добротно сплюнул на свое полотно.
Один из полицейских отдал распоряжение:
- Так, грузим этих белочников.
Открыл задние дверцы полицейского УАЗа и толкнул Тамика внутрь. От удара тот проснулся и крикнул:
- Кубофутуризм! Фовизм! – и снова захрапел.
Второй полицейский увел Гелика от дерева, а зетем толкнул в УАЗ вслед за Тамиком-Три-Топора. Гелику не понравилось такое обращение, и он изрек свое фирменное:
- Я – гелиоцентрист, - пауза. – Ты знаешь, что это значит?
Садящийся за руль страж порядка крикнул:
- Ты это, Леха, блевоту песком закидай, а то мало ли, тут может дети играть будут.
Алексей выполнил просьбу, и сел в служебный автомобиль. Мотор завелся, УАЗик тронулся, увозя друзей в участок. И если бы они видели себя, лежащих друг на друге, то, не задумываясь, сказали, что это новый взгляд на картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван».