Сорок Первый. Прощай, Бронетехника
79 лет назад – 29 июля 1941 года – завершилась крупнейшая танковая битва в истории человечества, так называемое «сражение в треугольнике Луцк – Броды – Ровно», которое выиграли немцы. Как, впрочем, и все остальные танковые битвы 1941-го, 42-го и 1943 годов. С 1944-го начали побеждать мы.
Чем же это было вызвано? Как всегда – неравенством в вооружении сторон. Я ранее рассказывал, на примере Артиллерии и затем Авиации, как засевшие в Москве предатели с большими погонами, умышленно разоружали нашу армию перед войной, хотя там иногда и разоружать было нечего. В том числе путём отказа, под несерьёзным предлогом, от создания «оружия на новых физических принципах» (с) – это и есть один из приёмов умышленного разоружения, благодаря чему Армия и Советская Власть ещё перед войной были поставлены на край обрыва. Их сталкивание с края и началось 22-го июня 1941 года. Разговор о Пехоте у нас ещё впереди, а сегодня – о Бронетехнике.
И что у нас не так с Бронетехникой? Если поднять хрущёвско-путинскую концепцию истории, то никаких проблем с бронетехникой у нас не было, как нет их и сейчас. Я ранее цитировал статью в популярном издании «Аргументы и Факты», посвящённую 22-му июня 1941 года. Напомню, в соответствии с ней,
«… Соотношение сил на советско-германской границе в ночь на 22 июня 1941 г.
— Танки и САУ — 12782 у нас (включая 469 новых тяжелых танков КВ и 832 новых средних Т-34) против 4260 у противника».
Как видим, у нас 12,8 тысяч «танков и САУ» (на самом деле – только танков, потому что никаких САУ в Красной Армии сроду не было), а у немцев лишь 4,3 тысячи. Неплохой перевес, практически в 3 раза. Пусть не смущает то, что нормальных машин – Т-34 и КВ – всего 832 и 469 штучек соответственно: и у немцев не только лишь все «Тигры» да «Фердинанды», там большинство агрегатов были такими, два раза мимо пройдёте и не догадаетесь, что это – танк.
Ещё больший перевес был у нас в этом конкретном сражении, о котором идёт речь (в районе Луцк – Броды – Дубно). Точные данные, как это принято, на разных сайтах разные, возьмём хотя бы Википедию:
«… с советской стороны в нём приняли участие 3,4 тыс. танков, а с немецкой 728 танков …»
Это уже чуть ли не пятикратный перевес в нашу пользу. Но, и в этом едины абсолютно все источники, результатом битвы стала феерическая военная победа немцев. Та же Википедия утверждает, что мы потеряли:
«… 2648 танков безвозвратно (в сражении), а немцы 85 танков безвозвратно и 200 в мастерских на долгосрочном ремонте (на 05.07.41) …»
Казалось бы, достаточно странный результат, требующий пояснений, но вот с этим туговато – и у Википедии, и у ещё миллиона историков-журналистов, апологетов единственно верной концепции Хрущёва–Путина. Мы слышим только привычный, от сражения к сражению кочующий суповой набор отмазок: не было опыта, не хватало горючего, снаряды не завезли, чуть-чуть не успели по времени, и тому подобные «стечения множества факторов». За которыми, как и во всех остальных проигранных нам битвах, пытаются скрыть настоящую причину: все эти трагедии есть результат предательского предвоенного разоружения Красной Армии.
Все они делают вид, что имело место противостояние равного оружия. У Пети 100 танков, у Володи 150 танков, но победил почему-то Петя («так сложилась история, это результат стечения обстоятельств» и т.д.). Предполагается, что сами танки – одинаковые, хотя некоторые умные исследователи углубляются в сравнение тактико-технических характеристик, и приходят к классическому выводу «Наши – лучше!», а это тем более всё усложняет.
Но что, если дело вообще не в танках? Не в их количестве и качестве, и даже не в криворуком командовании и отсутствии опыта. Многие наши офицеры-танкисты воевали с фашистами с 1935 года в Испании, потом в Финляндии и на Халхин-Голе, то есть опыта было уже некуда девать. А организатором всей этой фигни был, собственной персоной, прибывший из Москвы начальник Генерального штаба СССР – Жуков Георгий Константинович. По другим данным, не дожидаясь конца сражения, 27-го июня Жуков уехал, а доделывали разгром советских танковых войск другие полководцы: Кирпонос, Хрущёв и Баграмян. Настоящие мастера этого дела.
Раз уж мы заговорили сразу о будущих антигероях харьковских сражений мая-июня 1942 года (так называемый Барвенковский «котёл», два «Фредерикуса», «Вильгельм» и «Блау»), то в битве под Бродами июня 41-го участвовали также Москаленко и Рябышев: первый командовал противотанковой артиллерийской бригадой, второй – механизированным корпусом № 8. Под Харьковом оба генерала командовали уже общевойсковыми армиями. А 19-й механизированный корпус в битве под Бродами возглавлял генерал Фекленко, который в июне 1942-го будет командовать 17-м танковым корпусом в контрударах между Харьковом и Воронежем, с тем же плачевным результатом.
Читатели, знакомые с предыдущими публикациями о ходе Второй битвы за Харьков, без труда вспомнят и генерала Дамручяна, который под Харьковом уже командовал танковыми войсками Юго-Западного фронта, был тогда обвинен в поражении, отстранен от должности, арестован и умер под следствием по делу о предательстве и сотрудничестве с немцами. А в сражении под Бродами возглавил 22-й механизированный корпус после того, как в первый же день погиб командир корпуса генерал Кондрусев. Вспомнят и описанный ранее анекдотический случай, насколько этот термин вообще уместен в данном акцепте: Кондрусев и Дамручян (командир и начальника штаба корпуса) 22 июня 1941 года проснулись утром и обнаружили, что пропала одна из двух танковых дивизий корпуса (41-я), и поехали её искать, чуть ли не под огнём противника. Как потом выяснилось, 41-я танковая дивизия по решению её командира, покинула место базирования во Владимир-Волынском и поехала в Ковель «напрямик», через лес, застряла в болоте и в период решающего сражения под Бродами там просидела, понеся к тому же большие потери от ударов немецкой авиации и артиллерии. За это был отстранен от должности командир дивизии Пётр Петрович Павлов (не путать с другим Павловым, расстрелянным в начале войны).
Дальнейшая судьба П.П. Павлова сложилась крайне интересно. Его в июле 1942 года поставили командовать 25-м танковым корпусом, который тоже участвовал в операции «Блау», затем вёл оборонительные боевые действия на знаменитом Чижовском плацдарме южнее Воронежа. Потом корпус Павлова участвовал в Среднедонской наступательной операции, а с февраля 1943 года в операции «Скачок» по освобождению Донбасса. Это же тот самый 25-й танковый корпус, который дошёл до Запорожья, когда там продолжалось совещание в штабе немецкой группы армий «Юг» с участием Гитлера. Часто можно прочитать, как Гитлер буквально бежал к самолёту, не окончив совещание, как взлетал, имея визуальный контакт с танками генерала Павлова. Далее, по одной из версий, изложенной на сайте Википедия в статье о генерале Павлове, последний во главе своего корпуса форсировал Днепр (! в феврале 1943 года !) и захватил плацдарм на правом берегу южнее Запорожья. Далее корпус был отрезан в ходе контрнаступления противника, и в течение 13 суток вёл тяжёлые боевые действия в окружении.
В подчинении у Рокоссовского в эти дни были куда как более великие танкисты, нежели он сам. Напомню, что в мехкорпус входили две танковые дивизии. Одной из них командовал М.Е.Катуков, который в представлениях не нуждается: тот самый, Первая танковая армия Первого Украинского фронта. Другую дивизию возглавлял полковник Новиков Николай Александрович. Менее раскрученный, чем Катуков, хотя это ещё как посмотреть. Я думаю, именно этот полковник-танкист Новиков расписан в романе «Жизнь и судьба» писателя В.Гроссмана (не тот В.Гройсман, что с винницкого рынка), в сюжетной линии о Сталинградском контрнаступлении. В реальной жизни, во время Сталинградской битвы Н.А.Новиков был заместителем командующего Сталинградским фронтом по танковым войскам. Именно он, как сообщает сайт Википедия, «подготавливал танковые соединения фронта к контрудару. За три дня наступления танковые соединения фронта вышли в район Карповка — Советский, где соединились с танковыми частями Юго-Западного фронта. За образцово проведённые боевые операции Новиков 8 февраля 1943 года был награждён орденом Кутузова 1-й степени...». А с февраля 1944 года и до конца войны, Новиков – начальник Катукова: он командовал всеми танковыми войсками Первого Украинского фронта (а это танковые армии Катукова и Рыбалко, плюс несколько отдельных корпусов и более мелких танковых частей из состава фронта).
Прежде, чем перейти к ещё одной супер-мега-звезде битвы за Броды, вспомним и командира 15-го механизированного корпуса – генерала Карпезо. Он 26 июня 1941 года, руководя боевыми действиями своего корпуса, был тяжело ранен и контужен во время налета авиации: около шести вечера командный пункт корпуса, расположенный на холме южнее с. Топоров, подвергся атаке бомбардировщиков противника. После окончания налёта И. И. Карпезо был найден недвижимым и залитым кровью возле штабной палатки. Вызванный уцелевшими офицерами врач констатировал смерть. Генерала похоронили здесь же, но вскоре из штаба армии вернулся комиссар корпуса. Узнав о случившемся, он потребовал откопать могилу. Когда генерала Карпезо выкопали, оказалось, что он ещё жив. После этого он несколько лет лечился по госпиталям и остался инвалидом, в боевые войска уже не вернулся.
Наконец, обещанная медийная супер-звезда, по раскрученности не уступающая Рокоссовскому и Жукову. Это, конечно же, командующий 4-м механизированным корпусом генерал Власов, тот самый – будущий спаситель Киева и спаситель Москвы, повешенный в 1945 году. В сражении под Бродами он проявил себя настолько хорошо, что сайт Википедия захлёбывается от восхищения: «… За умелые действия получил благодарность, и по рекомендации Н. С. Хрущёва был назначен командующим 37-й армией, защищавшей Киев …». Как известно, Киев мы отстояли: власовская армия, опираясь на укрепленный район, поставила крест на попытках фашистов овладеть городом, который мы купили у поляков 1686 году за 146 тысяч рублей.
Однако позже пришла команда оставить Киев, переправиться на левый берег Днепра и пойти погибнуть в Киевском «котле», что и сделала 37-я армия генерала Власова. Сам Власов сумел прорваться из окружения, и был поставлен командовать 20-й общевойсковой армией на севере Москвы. Дальше везде написана феерическая чушь: «… 5 декабря 1941 года в районе деревни Красная Поляна (находящейся в 32 км от Московского Кремля) советская 20-я армия под командованием генерала Власова остановила части немецкой 4-й танковой армии генерала Гёпнера, внеся весомый вклад в победу под Москвой …». На самом деле, исходя из соотношения сил, это всё равно что сказать: взвод пулемётчиков ИГИЛ* остановил американскую 101-ю дивизию «Кричащие Орлы» (* - запрещенная в России организация). Ситуацию под Москвой мы разберем в другой раз, а дальше вы все знаете: в 42-м Власов попал в плен к немцам и возглавил Русскую освободительную армию, потом в 1945-м уже попал в плен к нам и был повешен. Тоже, в каком-то роде, замкнулась спираль истории: упомянутого Гёпнера немцы сначала отправили в отставку – за якобы поражение от Власова под Москвой, а 21 июля 1944 года расстреляли нахрен.
И ещё одна известная фамилия, завершая представление списка участников эпической танковой битвы за Броды: одной из двух танковых дивизий во власовском корпусе командовал в те дни Ефим Григорьевич Пушкин, выдающийся танковый полководец. За годы войны он был более 10 раз персонально отмечен в приказах Верховного Главнокомандующего СССР И. В. Сталина, впервые — в январе 1942 года за освобождение Барвенково у нас в Харьковской области. В мае 1942-го года он, командуя 23-м танковым корпусом, там же попал в Барвенковский «котёл», пробился из окружения. С июня 1942 года его поставили, вместо отстраненного Дамручяна, заместителем командующего Юго-Западным фронтом по танковым войскам – он-то и руководил ими, несчастными, в ходе операций «Вильгельм», «Фредерикус-2» и «Блау». По результатам последней, эти войска и включающий Юго-Западный фронт прекратили своё существование, а Пушкина отправили, с августа 42-го, — заместителем командующего 4-й танковой армией на Сталинградском и Донском фронтах. А в конце октября 1942 года вторично назначен командиром 23-го танкового корпуса, которым командовал до последнего дня жизни. Завершив переформирование корпуса в Приволжском военном округе, в декабре прибыл с ним на воссозданный Юго-Западный фронт, участвовал в операции «Скачок» и последующем окончательном освобождении Харьковской и Донецкой областей, Битве за Днепр. Погиб 11 марта 1944 года в самом начале Березнеговато-Снигирёвской наступательной операции в результате осколочного ранения во время налёта авиации противника на посёлок Баштанка под Николаевом, где располагался командный пункт танкового корпуса. Его прах покоится на Октябрьском мемориальном кладбище города Днепропетровска, а в центре этого города ему установлен шикарный памятник, увенчанный танком «Т-34».
Попробуем теперь объяснить, что произошло на самом деле под Бродами в июне 1941 года, и для этого нужно ненадолго заглянуть в прошлое, в предвоенный период. Когда немцы, проанализировав применение танковых войск в прошедших военных конфликтах, и смоделировав будущие, пришли к двум важным теоретическим выводам.
Первое: с развитием у вероятного противника противотанковых средств, нельзя даже выкатывать танки из ангара, если они не обеспечены поддержкой других родов войск: авиации, артиллерии, саперов, зенитчиков, пехоты. Общеизвестный факт, уже из Второй мировой войны: если в небе не было своей авиации, немецкие танковые соединения прекращали атаку, стояли и ждали прибытия воздушной поддержки. А главным врагом танков была признана пехота противника: у неё богатейший арсенал для уничтожения танков, вплоть до копеечных бутылок с «коктейлем Молотова». Поэтому главное, в чём нуждались танкисты – это в сопровождении пехотой своей, которая бы отгоняла от танка пехотинцев противника. Нечто подобное было и у нас в Донбассе в 2014 году: СМИ писали о случаях, когда колонна танков отказывалась двигаться, если впереди не поедет кировоградский спецназ на ГАЗ-66.
А вот как об этом пишет популярный историк, апологет хрущёвско-путинской концепции, Алексей Исаев в одной из своих книг:
«… прорывающиеся в глубь обороны без пехоты танки могли стать жертвой отрядов пехотинцев с бутылками с зажигательной смесью и ручными гранатами … Из броневого щита пехоты танки к началу Великой Отечественной войны сами стали защищаемым объектом …».
И отсюда родился второй теоретический вывод немцев: чтобы пехота, артиллерия и зенитчики могли сопровождать танкистов, и тупо не отставать от них, нужно всё это, во-первых, моторизовать, то есть поставить на колёса или гусеницы, с проходимостью и скоростью не меньше танковой. Во вторых, защитить броней почти так же, как защищены сами танкисты. Это означало, что уже не годилась армия эпохи наполеоновских войн, типа нашей Красной: шагающий в пыли пехотинец с винтовкой на плече, и пушка в упряжке лошадей. Так у немцев перед войной появились: САУ (то есть пушки на гусеницах, главное отличие от танка: отсутствие вращающейся башни) и Бронетранспортеры, типа «Ганомаг» (от «Ганноверский машиностроительный завод», который их делал). Последние в бою перевозили десант пехотинцев следом за танком, плюс тяжёлые пулемёты-миномёты-ящики с боеприпасами, плюс пушку на буксире, а также использовались как командирские, разведывательные, связные и санитарно-эвакуационные машины (вспомните, сколько раненных вытащили на своём горбу наши медсестрички).
Но если САУ появились у нас у самих всего лишь через пару лет, и потому не были запретной темой (у них танки и САУ, у нас тоже танки и САУ, всё по-честному), то бронетранспортеры в СССР появились только в 1950 году, подозрительно напоминающие довоенный немецкий «Ганомаг», но на шасси от американского «студебеккера».
Поэтому, признать у немцев наличие бронетранспортеров, которых у нас не было – это признать полную несостоятельность лиц, ответственных за вооружение Красной Армии, вплоть до премьер-министра Сталина или главы Генерального штаба Жукова, и всех вышеперечисленных: они должны были, в рамках своей компетенции, вовремя и правильно ставить перед руководством вопросы вооружения вверенных им войск. Да и само Высшее Руководство и их непосредственные подчиненные должны были не подтираться сообщениями разведки о скором начале войны (как утверждают некоторые авторы), а так организовать сбор информации о вероятном противнике, по разведывательным и иным каналам, чтобы всегда быть в курсе о его системе вооружения, и сделать у нас не хуже. Хотя при чём тут вообще разведка, эти Штирлицы, Иоганны Вайсы и майоры Вихри, если немецкая пехота каталась на «Ганомагах» во всех конфликтах Второй Мировой войны с 1939 года: по Польше, по Франции, по Балканам. Немецкие бронетранспортеры не могли не попасть в объективы тысяч фотографов, их видели миллионы людей, разговоры которых тоже подслушивают наши разведчики, как в молодости Путин слушал в пивных Дрездена.
Тем не менее, идея не была оценена и подхвачена советским руководством и военными специалистами. Вплоть до 9 мая 1945 года, советская пехота бегала пешком за танками перепаханным полем (со скоростью атакующего Т-34, т.е. 50 км/ч), в лучшем случае – залезала на танк сверху, по 6-8 человек, абсолютно беззащитная от пуль, осколков и тряски на ухабах: теряли выронив оружие, и сдувались с танка первой же миной. Тогда как «Ганомаг» имел бронирование выше, чем у лёгкого танка (но, конечно, ниже чем у среднего). А на практике, как мы с вами прекрасно понимаем, наши танкисты обреченно уходили вперёд, махнув рукой на ничем не могущую им помочь пехоту – и очень быстро выжигались мальчишками из гитлерюгенда при помощи фаустпатронов. Тогда как у нас, напомню цитату из статьи Википедии о Главном маршале артиллерии Н.Воронове:
«… Маршал Воронов всячески противился развитию в Красной Армии пехотных противотанковых средств (противотанковых ружей, гранатомётов) …».
Зато, например, американцы разобрались очень быстро, и создали свой бронетранспортер «М3», подобный немецкому «Ганомагу». Символично, что первую такую машину (1 шт) американцы выпустили в мае 1941 года, ещё 4 штуки в июне 1941 года, а уже с июля клепали несколько сотен штук ежемесячно, в итоге обойдя самих немцев по объёмам производства.
Тактика немецких бронетанковых соединений, представлявших собою Триаду: танки + САУ + бронетранспортеры, была следующей. В первой линии наступали танки, во второй линии (за танками, но иногда – вперемешку с танками) шли бронетранспортеры. Сразу после прорыва обороны противника, т.е. нашей с вами, мотопехота должна была спрыгнуть с бронетранспортера и, превратив его в бронированную огневую точку с пулеметом или минометом, оборонять и расширять захваченные позиции, препятствуя попыткам противника отрезать прорвавшиеся танки. Для этого при помощи бронетранспортеров формировали пункты круговой обороны. В стандартном десантном бронетранспортере было 10 десантников, в маленьком – 4, и в обоих – плюс 2 члена экипажа. В самом бронетранспортере – пулемёт, на прицепе – противотанковая полевая пушка. Плюс специальные модели: с миномётами, огнемётами, зенитками, передвижные радиостанции и так далее. Броню «Ганомагов» не пробивали пули стрелкового оружия и осколки от гранат, мин, снарядов: уничтожить его можно было только прямым попаданием из пушки или гранаты.
Двигаясь во второй линии атакующих, бронетранспортеры огнём своих пулемётов и стрелковым оружием десантников (см. на фото к статье) подавляли пункты обороны, не уничтоженные танками, и «подсвечивали» танкистам те цели, которые не могли подавить сами. Танки при необходимости оказывали поддержку бронетранспортерам. Если же выяснялось, что у противника есть хорошо организованная противотанковая оборона, то десантники покидали свои места и выдвигались вперед для ее ликвидации, что вело к большим потерям среди них, но зато позволяло занимать позицию и развивать атаку без риска потерять собственные танки. Рубеж спешивания, т.е. высадки десанта с бронетранспортеров, составлял 50-60 метров от переднего края нашей обороны, т.е. за пределами дальности броска гранаты. Высадив десант, бронетранспортер поддерживал его своим пулемётом.
Благодаря такой, комплексной организации боя, включавшей также самоходную артиллерию (САУ поддерживали танки огнём с флангов и удаленных позиций), и возможность постоянно вызывать по рациям воздушную поддержку, немецкое танковое соединение легко прорывало оборону нашей пехоты, наспех окопавшейся в степи. И так же легко противостояло нашим контрударам, в которых участвовали, извините за выражение, наши «голые» танки, а сам контрудар представлял собою тактико-технический провал в сортир.
Василий Грабин, Главный конструктор артиллерийских систем СССР в годы войны, в книге мемуаров «Оружие Победы» приводит свой диалог с генералом Д.Г.Павловым. Последний известен как командующий Западным фронтом, которого расстреляли вскоре после начал войны, однако перед войной он был начальником Бронетанкового управления при Министерстве обороны СССР, т.е. главным по танковым войскам. Незадолго до начала войны его сменил генерал Федоренко (этот до конца войны досидел), но и Павлов и Федоренко придерживались идентичных взглядов на развитие, техническое оснащение и тактику танковых войск. Это им надо сказать «спасибо» в первую очередь, но после войны Павлов был реабилитирован Хрущёвым как невинно убиенный.
Понятно, что у Грабина был свой интерес: он пытался продать Павлову хорошие танковые пушки своей разработки. Грабину не было дела до поддержки танкистов пехотой и авиацией, например. Но в ходе разговора всплывают интересные вещи:
«… я побывал в Автобронетанковом управлении Красной Армии, которое тогда возглавлял Д.Г.Павлов. Сначала я поговорил с его заместителем и с некоторыми работниками аппарата.
Уже тут выявилось несовпадение наших взглядов на танковое вооружение. Сотрудники аппарата Павлова восхищались танком БТ-7, особенно его высокими ходовыми качествами. Мои попытки объяснить, что танк должен обладать еще и огневой мощью, отбрасывались собеседниками как нечто второстепенное, не заслуживающее внимания.
Того же взгляда придерживался, как выяснилось, и сам начальник Автобронетанкового управления Д.Г.Павлов, к которому я зашел, не найдя поддержки у его подчиненных. Я изложил ему наши выводы, вытекающие из анализа танкостроения и пушечного вооружения, познакомил с таблицей перспективного вооружения средних и тяжелых танков, обратил особое внимание на то, что, по нашим заключениям, каждый тип танка необходимо вооружить пушками соответствующего калибра: калибр и мощность пушки тяжелого танка должны быть выше, чем калибр и мощность пушки среднего танка...
Павлов внимательно выслушал меня, познакомился с таблицей, а затем сказал, что калибр и мощность пушки влияют на габариты и вес танка, а следовательно, на уменьшение его скорости.
- Если требуется увеличить скорость,- заметил я,- нужно ставить на танк другой, более мощный двигатель.
- Такой двигатель не всегда есть,- возразил Павлов.- Кроме того, у мощной пушки длинный ствол. А длинный ствол для танковой пушки опасен, так как при движении танка через ров или кювет ствол может зачерпнуть землю.
Несколько раз Павлов подчеркнул, что главное в танке – скорость, а не огонь пушек. Главным достоинством машины считалось то, что она могла, быстро перемещаясь и используя складки местности, вырваться на вражеские позиции, не подвергая себя большой опасности.
Сидящий передо мной начальник Танковых войск не допускал и мысли, что на поле боя кто-то почему-то сможет помешать ему влететь со своими конями-танками на позиции врага и там все проутюжить гусеницами. В процессе беседы я несколько раз пытался напомнить ему, что и противник имеет артиллерию и танки. К тому же танки противника находятся в более выгодных условиях, чем наступающие танковые эскадроны Павлова,- они в любую минуту готовы к открытию огня и маневру. Ошибочно думать, что противник в нужный момент не использует артиллерию и танки против наступающих. Таким образом, наступающим танкам придется не только "утюжить гусеницами" убегающего противника, но и преодолевать огонь артиллерии и отражать контратаки танков противника. А здесь мало гусениц и быстроходности, нужны мощные пушки.
Долго продолжался наш разговор. Павлов твердо отстаивал свою теорию использования танков в бою. Мои доводы были для него неубедительны, а на мое утверждение, что наши танки со слабым пушечным вооружением бесперспективны, он и вовсе не отреагировал.
Концепция Павлова даже нашла отражение в очень популярном тогда Марше танкистов: "Броня крепка, и танки наши быстры..."
Конец цитаты из книги Грабина. В другом месте он упоминает, что Павлов, как и все нормальные люди имевший опыт войны в Испании, ещё тогда был неприятно поражен эпизодом, когда одна противотанковая пушка расстреляла 6 наших танков в течение нескольких минут.
В результате, нормальные пушки появились на Т-34 только после боя под Прохоровкой на Курской Дуге, а точнее – в начале 1944 года. И чуть ранее – мощнейшая противотанковая пушка, которую, по словам Грабина, уже в Артиллерийском управлении (тот самый Маршал Воронов) перед войной отвергли со словами: «она у Вас какая-то слишком мощная. У немцев нету таких танков, против которых нужна столь мощная пушка».
Теперь мы можем себе представить, как выглядел организованный Жуковым танковый бой под Бродами (и все наши остальные бои, с Прохоровкой включительно): массы наших голых танков самоубийственно лезли прямо под град немецких гранат, мин и снарядов буксируемых противотанковых пушек, это даже если бы собственно танков и САУ немецких против них ещё не стояло. Пытались «задавить гусеницами» тех, кто сам приехал на бронетранспортере, ведёт бой изнутри бронетранспортера, и уедет на бронетранспортере (см. фото к статье). Только один эпизод (само сражение в целом описано в литературе более чем широко, просто надо знать – на что обращать внимание):
Комиссар 8-го механизированного корпуса по фамилии Попель, получив задание от командира корпуса генерала Рябышева, возглавил длинный рейд одной из танковых дивизий. Группа Попеля, нанеся удар на Дубно, одолела противостоявшего ей противника, и отбила у немцев этот город, причём – «захватив тыловые запасы немецкой 11-й танковой дивизии и несколько десятков неповреждённых танков».
И что же было дальше? «За ночь немцы перебросили к месту прорыва части 16-й моторизованной и 75-й и 111-й пехотных дивизий и закрыли брешь, прервав пути снабжения группы Попеля. Попытки подошедших частей 8-го мехкорпуса Рябышева пробить новую брешь в обороне не удались, и под ударами авиации, артиллерии и превосходящих сил противника Попелю пришлось перейти к обороне в окруженном Дубно».
Позднее группа Попеля смогла с боями и с тяжёлыми потерями прорваться из окружения и уйти к своим. Но зададимся вопросом: каким же образом «16-я немецкая МОТОРИЗОВАННАЯ дивизия смогла заблокировать в Дубно нашу 34-ю ТАНКОВУЮ дивизию Попеля»? Сразу уточняю, что в тот период в составе немецких моторизованных дивизий не было ни одного танка: им добавили по одному танковому батальону только летом 42-го, перед операцией «Блау». Зато у них были бронетранспортеры «Ганомаг», а дальше всё как описано выше: комплексный общевойсковой бой немецкой моторизованной дивизии против нашей «голой» танковой завершился поражением последней.
Завершая разговор о результатах сражения, пропагандисты пытаются подсластить пилюлю, и сооружают такую конструкцию: «Да, были потеряны почти все танковые войска, и до конца года уже не было танковых сражений. Но зато этим контрударом удалось задержать немецкое наступление. В противном случае, все войска Юго-Западного фронта были бы окружены и уничтожены точно так же, как войска соседнего Западного фронта».
Это тоже чушь, рассчитанная на неподготовленного читателя. Дело в том, что у немцев было всего 4 танковые группы (фактически – армии), построенные по принципу Триады, как описано выше. Вся остальная немецкая армия была как наша, застрявшая в эпохе Полтавской битвы: пыльный пехотинец, бредущий с винтовкой на плече, артиллерия и обозы на конной тяге. Соответственно, окружение советских войск производилось там, где они попадали между двумя танковыми группами: те прорывали оборону в двух местах, заходили в тыл и там соединялись за спиной у советских войск.
Так вот, одна из четырёх немецких танковых групп – группа генерала Клейста – шла по Украине на Киев, ещё одна – группа генерала Гёпнера, упомянутого выше, шла по Прибалтике на Ленинград. Обе они наносили рассекающий «удар копьём», и никого окружить не могли, поскольку не было второй замыкающей «клешни». Иная ситуация была в Белоруссии, где наносили удар две танковые группы – генералов Гота и Гудериана. Они прорвали оборону на юге и на севере Белоруссии и соединились в Минске, охватив между собою Западный фронт. Именно тогда, кстати, и был расстрелян по приговору трибунала командовавший этим фронтом Д.Г.Павлов, хотя правильнее было бы его расстрелять ещё перед войной, сразу после приведенного выше разговора с Грабиным. Тогда бы не было и ужасных поражений наших танкистов летом 1941 года.
А позднее, хотя это будет уже отдельная история, уже танковые группы Клейста и Гудериана соединились между собой в Полтавской области, окружив Юго-Западный фронт на манер Западного ранее. То есть этот контрудар под Бродами не дал вообще ничего, кроме уничтожения наших танковых войск, и никаких «котлов» он не предотвращал.
На фото: кадр из пропагандистского фильма о танковом сражении в треугольнике Луцк – Броды – Ровно. Буквально на мгновение попали в кадр сразу «Ганомаг» и САУ немецкие (и ни единого танка), тогда как весь остальной фильм по экрану ездят какие-то унылые, совершенно обреченные танки.
Интерактивная карта боевых действий:
