Славные сказки - 3
Я бы рассказал про свою жизнь, но ничего не происходит. Просыпаюсь рано утром и подолгу лежу в постели. Шторы задёрнуты, на полках слоем лежит пыль, в раковине посуды до кончика крана. Единственный повод поставить ноги на пол – сигарета. Я иду на кухню, открываю форточку, курю и смотрю в окно. Ноябрь. Мне – пиздец. Вот такая у меня жизнь. Поэтому давайте я расскажу вам другую историю, поинтереснее.
Про сигареты. Нет, про Быка. Про Саньку, Саню Быкова.
Прозвище ему подходило. Однажды в баре он разом уработал двух пацанов. Непростые ребята были – шли на мастеров спорта по самбо. После Быка их от пола всей секцией отдирали. В другой раз он в одиночку нашёл толпу отморозков, которые накануне его приятеля сломали, и выписал им всем направление в больничку. За эти и многие подобные поступки Бык уважением старших заручился. Они подтягивали его к вопросам, которые нужно было решать кулаками.
Сила и нрав ему от отца достались, но он этого никогда не признавал. Пока щеглом был, ему дома за любой косяк влетало. Батя, когда напивался, всю семью по квартире ремнём гонял. В шестнадцать лет Бык встретил его с попойки ударом стула по башке – прямо в прихожей, с ходу. Потом в горло вцепился и сказал, что теперь он – главный, и мать обижать не позволит. Через пару месяцев батя слился к другой бабе.
Мать упрекала Саню за это и не только. Говорила, что на силу всегда найдётся сила. Говорила, уймись, а то нарвёшься на кого покрупнее. Но если с молотком все проблемы кажутся гвоздями, то для быка – это стены. Он их прошибает. Ну, или сам расшибается.
Однажды в кафе Саня избил парня за соседним столиком просто потому, что тот громко смеялся. Как-то раз в магазине пошёл в обход очереди, а, когда какой-то мужик возмущаться начал, перевернул его. Каждую пятницу Бык напивался с приятелями в кабаках и, если после его ухода не оставалось там хоть одной разбитой башки, считай, неделя ещё не закончилась. Иной раз спрашивали у него: «Тебя чё, кулаки не слушаются?» Он на это отвечал обычно: «Слушаются, и ещё как. Я щас левой прикажу, и ты спать отправишься». Многих он людей обидел. Огорчил.
Но дядечка, за которого Бык срок получил, сам напросился. Считай, на ровной дороге лужу нашёл и утопился. Столкнулись плечами, и он давай характер показывать.
– Ты, – говорит, – Бычара, совсем…
А что «совсем» сказать не успел. Но и так понятно было. Бык его одним ударом положил и водочку пить продолжил. Мужика в больницу отвезли, и там он через пару дней кончился.
На зоне, говорят, Бык нормально держался, но вернулся уже другим. Не пил, от друзей отгородился. Автомастерскую открыл, с девушкой какой-то сошёлся, ребёнка завёл. Всё это не сразу, конечно, а в течение пары лет. За это время всё заметили, что Бык – уже не Бык вовсе. То на шуточку наглую промолчит, то грубое слово мимо ушей пропустит. Тут от конфликта увернётся, там на тормозах замнёт. Несколько раз на деньги позволял себя кинуть. По мелочи, но всё же.
Один тип – Вано, бывший кореш Быка – тачку ему на ремонт загнал, а, когда забирал, не рассчитался. Каждый день отмазки лепил, притом, не сильно выдумывал. «Завтра», «в конце недели», «при следующей встрече». Но каждый раз, когда они снова виделись, Вано только шутил, не стесняясь. Как дела, Бычок? Как здоровье? Как стадо твоё?
Бычок – так он Саню звать стал. От него остальные переняли, привыкли. Санька не реагировал. Он всё равно с этими ребятами редко виделся. Только по деньгам накладно выходило. Люди стали забывать, что за работу рассчитываться надо вовремя. Особенно – прежние его товарищи. Да ладно тебе, Бычок, не обеднеешь.
Когда Вано снова тачку привёз чинить, Саня попросил долг вернуть. Сказал, иначе не примет. Вано с пацанами своими был. Слово за слово, и они втроём Быку нос сломали и бока отшибли. Били ногами. Когда уходили, Вано в него окурок кинул. Держи, говорит, бычок – и расхохотался.
Пацаны ждали, что Бык ответит. Некоторые даже обещали впрячься за него. Мол, Вано не понятиям себя повёл. Да и потом, Саня – не чужой человек. Раньше он сам за близких, как за себя, наказывал, и нельзя его теперь бросить. Но Бык не стал пацанов собирать. Вообще ничего не сделал. Будто не было ничего. Слился Бычок, говорили.
Жена Сане посоветовала к ментам идти. Но он отмахнулся. Не правильно это, не по-пацански. «Ты и не пацан давно, – говорила ему жена. – Ты – мужик, у тебя семья, ребёнок. О нём подумай. Тебя же убить могли. А если это повторится? Если тебя и, правда, убьют, что мы делать будем?» Саня только молчал. Он знал единственный способ решить проблему, но это ему, видать, было уже не по нраву.
Позже Вано сам пришёл. Извинился. Сказал, что переборщил. Не в духе, мол был. Объяснились, руки пожали. А потом Вано сказал, что машину его надо всё-таки отремонтировать.
– Нет проблем, – ответил Бык. – За прошлый раз заплати, и за этот – деньги вперёд.
Вано пообещал, что его пацаны через час деньги привезут, и тачку в гараж поставил. Вернулся только спустя неделю, опять с ребятами своими, спросил, готова ли машина. Саня ему в ответ чек за стоянку показал.
– Штуку мне торчишь, – сказал. – И ещё плюс долг. Как отдашь, возьмусь за ремонт.
Начали разбираться. Говорили-говорили, и снова до драки дошло. Это можно было бы так назвать, если бы Саня хотя бы отбивался. Один удар словил, второй, на землю свалился, и только от пинков уворачивался. В конце Вано заявил, что теперь не он должен, а Бык сам ему торчит. За простой машины. До завтра надо вернуть, или процент накапает.
С тех пор Вано и его пацаны каждую неделю в мастерскую приезжали. Требовали денег, но, кажется, на самом деле не сильно ждали их. Просто куражились. Все хотели Быка ткнуть. Как на сафари приезжали. Только бегать не надо было. Бык не скрывался и отбивался слабенько.
Но однажды вечером Вано и два его дружка приехали к дому Быка. Включили музон, достали пиво. Часик-два бухали, веселились, пока жена Санькина с ребёнком не вышла. Парни их обоих чуть ли не силой к машине притащили. Лапали, шуточки сальные отпускали. Нормальная, говорили, корова Быку досталась. С ребёнком, глумясь, играли. Потом говорят: «Ладно, давай зови своего муженька». Отпустили домой.
Через десять минут вышел Саня. Пока он к машине приближался, пацаны ещё чуть покуражиться успели. Идёт бычок, качается. А Бык с ходу одному в голову пробил, второму по печени дал так, что тот пивную бутылку выронил и тут же сложился. Третьим ударом Бык Вано свалил, а потом ещё минут пять его башку в осколки на асфальте втаптывал. Когда менты приехали, там не лицо было, а мясная каша со стеклом.
К слову, полицию Саня и вызвал сам. Потом сидел на крыльце, курил, жену успокаивал. За двух жмуров и одного калеку, да с учётом прошлой отсидки, дали ему двенашку. Когда он вернулся, у жены его уже был новый муж, а у сына – новый папка. Какое-то время покрутился в городе и уехал куда-то на Север, на заработки.
Но я про сигареты хотел рассказать. Когда ещё молодыми были, тусовались как-то все вместе во дворе. Бык на скамейке сидел, а рядом пачку L’M’а синего положил. Стрелков угощал без напряга. Вдруг Вано к пачке потянулся, и Бык его по руке хлопнул.
– Куда суешься без спроса?
А Вано сказал: «Ты же на общую скамейку сигареты положил, значит, они – тоже общие».
– А скамейка, – ответил Бык, – тоже моя.
В нагляк, конечно, заява. Но кто бы тогда Быку возразил. На шутку всё перевели да замяли. Через минут десять Вано сигарету попросил, а Бык ему всю пачку протянул.
– На, – сказал, – угощайся, братан.
Я его таким и запомнил. Сидит на скамейке, курит, улыбается. Дай сигарету, Саня. Держи, братан. Хорошие были времена.
В квартире уже холодно. Я закрываю окно. Ложусь в кровать и закутываюсь в одеяло. Ноябрь. Ёбанный ноябрь. Ещё одна зима.