Пятница
Я уже давно взрослый мальчик, зрелый, даже перезрелый, но он называет меня «мой мальчик». Имеет право. Ему восемьдесят восемь. Старик. Высокий, прямой как палка старик. Неизменная черная бабочка болтается на сухой морщинистой шее. Всегда на своём месте, точно посередине, прикрывая грубый шрам от трахеостомы. Зовут его Отто, фамилия Петер. Отто Петер, просто и незатейливо. Мой бывший пациент. Долго лежал в коме, но наша клиника уперлась, напряглась и вытащила, казалось бы, безнадёжного пациента. Отто выбрал меня своим курирующим врачом. Первое что он увидел, выйдя из комы, была моя заинтересованная физиономия. Может поэтому и выбрал, а может были и какие-то другие внутренние мотивы, не знаю. Герр Петер очень богатый человек, очень-очень. То ли миллионер, то ли миллиардер. Благодарно отвалил клинике гигантскую сумму, на радостях купили позитронно-эмиссионный томограф и много ещё чего нужного, даже затеяли кое-где ремонт. Благодарный пациент, ничего не скажешь. Он одинок, совершенно одинок. Пока был в клинике никто из близких к нему не приходил, никогда. Странно, восемьдесят восемь, а никого нет. Бывает. Жаль.
Отто меценат и филантроп, очень щедрый. Сумасшедше щедрый. Какие-то общества, какие-то союзы, школы, детские приюты, больницы, хосписы, библиотеки, колледжи и много чего другое кормится с его рук. Ресурсы герра Петера бесконечны, безбрежны, нескончаемы. Финансовая империя его производит много больше того, что он может потратить. Вот он и старается распихать деньги на, как ему кажется, добрые дела. Он прост и незатейлив, как и его имя. Живёт в небольшом, тщательно отреставрированном старинном особняке на окраине города. Постоянной прислуги нет. Раз в неделю приходит пожилая негритянка и вылизывает весь дом до зеркального блеска. Иногда видел садовника на его участке, тоже весьма пожилого китайца. На завтрак, обед и ужин ходит в соседний ресторанчик. Это его ресторан. Набил этот ресторанчик самым современным кухмистерским оборудованием, выписал повара итальянца, какого-то лауреата всех возможных кулинарных призов и ходит наслаждаться доступными ему радостями жизни, три раза в день ходит. Как-то обедал вместе с ним – достойно, весьма достойно. Ещё он сделал в этом ресторанчике детский зал. Даже мне, взрослому дядьке интересно. Всегда шумно, весело. Официанты – герои мультиков. Даже наш Иванушка есть с нарисованной щукой на косоворотке. Мелкота в восторге. Верещат, смеются и едят, всё что принесли лопают и ещё просят. Здорово. Мне, а главное детишкам нравится.
А ещё у герр Петера есть самолёт. Очень хороший самолёт, наверное, лучший из поршневых. «Барон» пятьдесят восьмой, почти новый, не больше трёх лет. Роллс-Ройс в самолетном мире. Каждую пятницу он летает в город Мец, небольшой французский город необычайной, сказочной красоты. Французская Венеция, но на мой взгляд, вкус, гораздо лучше. Раньше он летал самостоятельно, в одиночку пилотировал самолёт, но после перенесённых проблем со здоровьем, ему запретили самостоятельные полеты, только с правым пилотом. У меня есть пилотская лицензия, но она на одномоторный самолёт, так что, пришлось доучиваться на двухмоторный. Герр Петер где-то нажал, что-то купил авиаклубу и я, слетав несколько раз с инструктором, успешно сдав самостоятельный полёт, получил свеженькую отметку в PPL, допуск к полётам на двухмоторном самолёте. Всем хорошо: у Отто свой врач-пилот, а я получил доступ к полётам. Класс!
Много раз летали в этот замечательный Мец. Облазил уже весь. Появилось даже любимое кафе, где готовят волшебный киш и чудесный бланкет. Побродишь по городу, постоишь на мостах и мостиках, поглазеешь на кукольные домики, нагуляешь аппетит и топаешь в это кафе. Блаженно набиваешь брюхо вкуснятиной, запивая роскошным бургундским. Ну чем не жизнь! Аминь. Сегодня пятница. Отто подъехал к концу рабочего дня, полетим, как всегда, в Мец, маршрут неизменен. Я не спрашиваю почему, да отчего. Полёт - уже хорошо, просто отлично. Просматриваю аптечку, докладываю кое-что и едем на аэродром. По давней петеровской традиции дарим диспетчеру бутылку коньяка, проверяемся, заводимся, греемся, взлетаем. Всё как обычно. Маршрут давно заложен в автопилот, показатели в порядке, топлива под завязку, погода правда не очень, но допустимо. Летим. Три часа, почти восемьсот километров. Три часа неба, солнца, полёта. Со второго разворота уходим на маршрут, включаем автопилот, можно чуть расслабиться. Потряхивает, но это погода. Нормально. Герр Петер отдаёт управление мне, снимает гарнитуру и пробирается в салон. Знаю, сейчас он начнёт выпивать, точнее пить. Пьёт он всегда одно и тоже, отвратительный немецкий бренди «Мариакрон», гадость редкая, но ему нравится. Да, да, герр Петер пьёт, каждую пятницу выпивает бутылку этой гадости. Видимо, до меня, напивался на земле после посадки, а сейчас начинает уже в воздухе. Что ж, наверное, имеет право. Время. Скоро посадка. Запрашиваю диспетчера, уменьшаю обороты, снижаюсь, закрылки, шасси, высота, направление. Болтает здорово, облачность низко, лечу в молоке, основной ориентир – ближний привод. Напряженно вглядываюсь, ищу разрыв в облаках. Отто спит в салоне, раскинувшись в роскошном кожаном кресле. Пустая бутылка закреплена на столике. Орать бесполезно, не докричишься, напился, спит. Молодец, бутылку закрепил. Ответственный человек. Выскочил из облаков, вижу полосу, запрашиваю посадку. Делаю круг и с четвертого сажусь, чётко выдержав глиссаду. Сел так себе, немного покозлил. Заруливаю на стоянку. Глушу двигатели, выключаю питание. Вытираю пот, матерюсь про себя. Всё, выгружаемся. У Отто здесь своя стоянка, рядом с ней его авто с французскими номерами. Загружу пьяное чучело и поедем в город. Пульс, давление, рефлексы в норме. Мычит, что-то бормочет, желает идти сам. Ну иди.
В городе ставлю машину около маленькой, уютной гостиницы и брожу по городу, высматриваю что-нибудь новенькое, необычное. Герр Петер очухался, взял такси и куда-то уехал. Так всегда. Не спрашиваю и не спрашивал куда и зачем. Ну не моё это дело. Хотя ранее было интересно, а сейчас совсем нет. Телефон есть, надо – вызовет. После вечернего чревоугодия задумался, куда двинуть. Гарсон посоветовал интересное место, написав для навигатора название места на салфетке. Поехал. Действительно интересно. Развалины какого-то замка, лавандовое поле, одуряющий аромат и полное безлюдье. Никого. Тишина. Сельская, глубинная французская идиллия. Очень живописно, можно рисовать пейзажи. Потихоньку брожу вокруг развалин, разминаю в руках цветок лаванды – пахнет совершенно ошеломительно, никакие духи не сравнить. Вдали кладбище, тоже достопримечательность – надо осмотреть, ротозей турист, коим сейчас я и являюсь, должен везде сунуть любопытный нос или как говорят немцы, любопытный глаз. Тишина, безлюдье и одинокая фигурка на кладбище. Подхожу ближе. Это Отто. Стоит одиноко, склонив голову, молчит, на меня внимания не обращает, легкий ветерок шевелит седые волосы. На плите непонятные мне угловатые буквы. Семь строк. Дата рождения – смерти. Дата смерти у всех одна, 1940 г. Рядом герр Петер. Закрыл глаза, покачиваясь что-то произносит нараспев. Молчу, нечего не спрашиваю. Всё понятно. Отто достаёт камешек и кладёт на могилу. Одинокий камешек. Вечер пятницы, зайдёт солнце и настанет шабат. А сейчас ещё пятница. В следующий раз я тоже возьму с собой камешек. Будет уже два камешка.
Первое что сделал герр Петер, когда появились серьёзные деньги, выкупил кусок лавандового поля и поставил памятники всем семьям которых убили на этом месте в сороковом году и своей семье тоже. Почему убили? Они были евреями.
