Просто сказать "да"
Никогда ведь не можешь сказать с уверенностью, какое место занимаешь в чужой жизни
— «Ночь нежна».
– Что будете заказывать?
Линда вздрогнула. Не сразу сфокусировала взгляд на официанте, что стоял рядом, помолчала пару секунд. Наконец разлепила сухие губы.
– Кофе, пожалуйста. Флэт-уайт.
Парень нервно зыркнул на багровый «браслет закона» на ее запястье и унесся на кухню, даже не заботясь о приличиях. А Линда осталась сидеть и думать.
Суд состоится завтра.
Завтра станет известно, дадут ей пожизненное или нет. И неважно, правильно ли она поступила. По закону она преступница.
Как-то вечером Линда уже собиралась ложиться спать, как вдруг услышала на лестнице шум и хриплую ругань. Она выглянула из двери. Так и есть, опять соседи сверху устроили бурный праздник «нашли что пропить». Обычно с ними сурово беседовал муж Линды, но уже три дня он был в командировке.
Сосед, здоровенный мужик, прихватив жену за горло, бил ее головой об стену. Женщина уже не кричала, только цеплялась худыми пальцами за руку мучителя, пытаясь разжать хватку.
Линда не думая, схватила биту, что всегда стояла в прихожей, выскочила в подъезд и саданула мужику вдоль спины. Тот охнул и выпустил жертву. Оглянулся на Линду бычьими глазами и рухнул на пол.
Его жена, всхлипывая, уползла по стеночке в квартиру.
Через час она постучалась к Линде и попросила помочь дотащить мужа до постели – тот так и лежал кулем на площадке. Но Линда, глянув на соседа, поняла, что дело плохо, и бросилась вызывать «скорую».
Через день он, не приходя в сознание, умер в больнице, а Линду арестовали, обвинив в убийстве по неосторожности. Оказалось, что у мужчины разорвалась аневризма аорты, о которой никто не знал. Собственно, умер он через полчаса после удара, но еще сутки дышал.
Это был тот самый случай, когда все вздохнули с облегчением, и даже жена соседа не держала на Линду зла. Но по закону это было убийством.
Тридцать лет назад к власти пришла ортодоксальная партия, которая утвердила закон «око за око», как говорилось в священных книгах. Любое убийство, независимо от мотивов и обстоятельств, каралось пожизненным сроком заключения. Жизнь за жизнь. Без смягчений и амнистий.
Помнится, тогда этот закон вызвал волну возмущений, но его все-таки приняли и даже не стали отменять, когда к власти пришла другая партия. Просто убийств почему-то стало меньше.
Ледяную беспощадность закона, который перемалывал в жерновах и хладнокровных убийц, и таких несчастных, как Линда, сглаживала поправка Цангера. У осужденного был шанс избежать наказания. Для этого присяжные выбирали трех его знакомых из не самого близкого круга. Не кровных родственников, не супругов, не близких друзей. Выбор был случайным, так что узнать «судей» заранее было невозможно.
Трем этим людям задавали только один вопрос, напечатанный четкими буквами на карточке с гербом Высшего суда.
«Освободить? – Да. – Нет.»
Если хотя бы один человек ставил галочку в графе «да», осужденного освобождали в зале суда. Но случалось такое довольно редко, может быть, один раз из десяти.
Тот, кто говорил «да», отдавал три месяца своей жизни. На это время человека заключали в одиночную камеру без права общаться с внешним миром.
Линда подала ходатайство на «право троих», как называли поправку Цангера, без особой надежды. У нее было не так уж много друзей и знакомых, она жила уединенно и довольно замкнуто. И подарить ей свободу могли только ее мать и муж. В самом лучшем случае.
«Завтра всё это исчезнет для меня. Или я исчезну для мира, что в общем, одно и то же», – думала она.
На следующее утро Линда пришла в зал суда, чтобы услышать приговор. Она попрощалась с матерью, сказала мужу, что любит его, и что пусть он поскорее женится, но всё это было только попыткой заглушить ужас от предстоящего.
Ей было так дурно от страха, что она всерьез подумывала дойти до туалета и сунуть в два пальца в рот, но тут судья объявила перерыв.
«Господи, пожалуйста, пусть это уже кончится, потому что я не могу больше ждать и мучиться. Я знаю, что шансов почти нет, что их совсем нет. Но кто-то внутри меня надеется, и это сводит с ума».
Все потянулись в зал суда, Линда, едва передвигая ватные ноги, села на свое место. Судья откашлялась.
– Линда Вальц, обвиняемая в убийстве, воспользовалась своим правом на поправку Цангера. Трое были найдены и ответили на вопрос.
Зал замер.
– Линда Вальц… свободна!
Женщина за полированным барьером обмякла и сползла на скамейку, адвокат едва успел подхватить ее. Кто-то уже бросился к Линде со стаканом воды, и вот она слегка пришла в себя.
Пристав передал ей плотный конверт, в котором были указаны имена троих и их решения. Когда волнение слегка отпустило, Линда смогла встать и выйти из зала.
Кто-то снял с нее «браслет закона», и она вышла на улицу. Снова добралась до кафе, где вчера пила кофе, благо идти было один квартал. Машинально села за столик.
– Вам как вчера? – пискнул тот же официант.
Линда кажется, только сейчас поняла, где находится. Кивнула. Оглянулась по сторонам, попробовала откинуться на спинку стула и чуть расслабиться. Получилось плохо.
Она открыла конверт, потянула из него верхнюю карточку.
Оливия Симмонс.
Уфф, выдохнула Линда. Чем она заслужила такую удачу? Ведь это едва ли не единственный человек, помимо близких, кто мог ей помочь. Милая тетушка!
Тетя Оливия, двоюродная сестра ее матери. Лучшая подруга Линды с ее тринадцати до восемнадцати, хранитель ее тайн и сочувствующий слушатель. В какой-то момент она была Линде ближе всех. Сейчас они виделись нечасто, но всегда с удовольствием, разговаривая о живописи, театрах и выставках. Милейшая пожилая леди семидесяти лет от роду.
Линда перевернула карточку.
Ответ «Нет».
У нее перехватило дыхание, перед глазами поплыли зеленые и красные круги. Линда попробовала вдохнуть, но горло будто сжали клещами. Воздух едва-едва пробивался в легкие.
«Спокойно, тише, тише», – пыталась она успокоить себя, – «Ты ведь жива и свободна, еще не хватало тут умереть от потрясения!»
Вроде бы стало чуть легче. Голова была пустая и легкая, как будто из нее со свистом вылетели все мысли. Не думалось даже, почему ответ был «нет». Какая разница, в конце концов?
Она посидела немного, приходя в себя. Отпила кофе, который не заметила, как принесли, и потянула из конверта вторую карточку.
Стив Макинтайр.
Ее босс с последнего места работы. Надежный, принципиальный, абсолютно честный человек, который всегда держал свое слово, даже себе в ущерб. При этом жесткий и упрямый. Его любимой поговоркой была «есть два мнения – мое и неправильное», и хоть он говорил это в шутку, никто не сомневался в искренности посыла.
Линда задумалась, прежде чем переворачивать карточку. Да или нет? Она не удивилась бы любому ответу.
«Нет».
Линда вытерла о джинсы взмокшие ладони. Кто же тогда тот третий человек, который решил ее судьбу? Неужели все зависело только от одного голоса? Она вытряхнула последнюю карточку.
Джерри ванХален. Линда охнула и прикрыла рот ладонью.
Джерри она видела последний раз на школьном выпускном, двадцать лет назад. В школе у них были совершенно разные компании, поэтому ей не было никакого дела до Джерри, а ему – до нее.
А вот когда кто-то из одноклассников собрал их выпуск в один чат и все, как безумные, бросились делиться новостями, они, считай, познакомились заново. Зацепились за общую любовь к «Дип Пёрплам». И иногда подолгу зависали в личке, обсуждая музыку и все подряд.
Джерри был забавным парнем, теперь уже взрослым мужчиной, конечно. Он был в разводе, обожал сына и очень хотел вернуться к жене, чего та совсем не жаждала.
Очень творческая и не самая ответственная личность. Вечный подросток с охапкой максимализма, наивности и инфантильности. Казалось, ему единственному из всех, так и осталось тринадцать, и выглядело это иногда очень странно. Как он при этом смог получить пару хороших специальностей и завести семью, оставалось загадкой.
Линда жалела его, хоть Джерри порой и бесил ее своими детскими манерами. Она сочувствовала ему, иногда ругала за безалаберность или давала советы, но при этом никогда не воспринимала его всерьез. Скорее, ей льстило его восторженное отношение «вау, ты такая умная», которое ничего не стоило.
Впрочем, кое к чему Джерри все-таки прислушивался. Пытался встать на сторону другого, учился видеть в людях не только черное и белое… а возможно, для него просто пришло время взрослеть.
И это великовозрастное дитя не пожалело для нее часть своей жизни. Он просто сказал «да».
Линда сидела за чашкой остывшего кофе, бездумно вертела в пальцах белый картонный прямоугольник. Мир вокруг снова наполнялся звуками, красками и запахами. Жизнь возвращалась.