Прокуратура стала принимать звонки от россиян с жалобами на запрещенную еду.Вариация писателя на наше возможное будущее.
– Алло, это колл-центр? Прием жалоб на запрещенную еду?
– Да. У аппарата следователь Целестина Попутчик. Говорите, разговор записывается. Где вы зафиксировали факт продажи? Что именно продавали?
– Да нет, видите ли, в чем дело. Все ровно наоборот.
– То есть?
– Ну, как бы это сказать. Я зафиксировал факт отсутствия продажи.
– Выражайтесь яснее.
– Зашел в магазин, а сыра нет. Есть какой-то сырный продукт из машинного масла. «Омич-купальщик плавленый».
– Так ведь это значит, что все в порядке.
– Вроде бы да, но я, знаете ли, какую-то тревожность начинаю ощущать. Нервозность какую-то. Смутные сомнения в верности курса партии. Неудовлетворенность какую-то.
– Подождите минутку… Сейчас… Где же оно? А, вот. Я тонко-тонко нарезаю хамон. От целого окорока. Окорок твердый, но и нежный в то же время. Умеют ведь. А ломтики получаются такие, что сквозь них смотреть можно. Еще дыни немного. Бокал калифорнийского сухого. И кусочек банальнейшего камамбера. Вот вроде бы наипростейший сыр, а столько в нем счастья спрятано…
– Да! Да! Да! Еще!
– Мужчина, что вы орете?
– Да, детка, да, умоляю, не останавливайся, медленно, только, слышишь, медленно, это важно, сними острым-острым ножом кожуру с польского яблочка!
– О боже. Я трубку, что ли, положить забыла. Вот незадача.
– Да! Да! Да! АААА. Сейчас, подожди, сигареты где-то были у меня.
– Не тычьте следователю при исполнении. Извините. Просто отвлеклась, легкий перекус. Так где, вы говорите, санкционными продуктами торгуют?
– Как перекус? Какой перекус? Откуда у вас это все?
– Ну, откуда. У нас тут все-таки прокуратура.
Короткие гудки.
– Да. У аппарата следователь Целестина Попутчик. Говорите, разговор записывается. Где вы зафиксировали факт продажи? Что именно продавали?
– Да нет, видите ли, в чем дело. Все ровно наоборот.
– То есть?
– Ну, как бы это сказать. Я зафиксировал факт отсутствия продажи.
– Выражайтесь яснее.
– Зашел в магазин, а сыра нет. Есть какой-то сырный продукт из машинного масла. «Омич-купальщик плавленый».
– Так ведь это значит, что все в порядке.
– Вроде бы да, но я, знаете ли, какую-то тревожность начинаю ощущать. Нервозность какую-то. Смутные сомнения в верности курса партии. Неудовлетворенность какую-то.
– Подождите минутку… Сейчас… Где же оно? А, вот. Я тонко-тонко нарезаю хамон. От целого окорока. Окорок твердый, но и нежный в то же время. Умеют ведь. А ломтики получаются такие, что сквозь них смотреть можно. Еще дыни немного. Бокал калифорнийского сухого. И кусочек банальнейшего камамбера. Вот вроде бы наипростейший сыр, а столько в нем счастья спрятано…
– Да! Да! Да! Еще!
– Мужчина, что вы орете?
– Да, детка, да, умоляю, не останавливайся, медленно, только, слышишь, медленно, это важно, сними острым-острым ножом кожуру с польского яблочка!
– О боже. Я трубку, что ли, положить забыла. Вот незадача.
– Да! Да! Да! АААА. Сейчас, подожди, сигареты где-то были у меня.
– Не тычьте следователю при исполнении. Извините. Просто отвлеклась, легкий перекус. Так где, вы говорите, санкционными продуктами торгуют?
– Как перекус? Какой перекус? Откуда у вас это все?
– Ну, откуда. У нас тут все-таки прокуратура.
Короткие гудки.