Про работу в администрации
История полностью вымышлена, является повествованием о волшебном мире и волшебных существах. Любые совпадения абсолютно случайны.
СОБРАНИЕ
Зуд между лопаток начался еще с парадной старого, видавшего виды зала собраний, куда нас обычно сгоняли как скот на убой и усаживали слушать бредни выживших из ума стариков, тешащихся своим мнимым величием, делать вид, что участвуем в принятии решений. Жесткие сиденья превращали зады в плоские сковороды, горящие от гнева и бессилия, добавляющие чесотки между лопатками, вырывающейся только временами как волк из темного леса из глубин моей души, чтобы откусить какому-нибудь стоящему на пути несчастному голову и бежать дальше, тормозя только чтобы нагадить под дверь старым обидчикам.
Шикарные во времена моей прабабули красные и алые занавески, шторы, альковы гардероба пестрели как фламинго на озере в красных лучах рассветного солнца. Я так и не знаю, из какого материала они сделаны: драповые, вельветовые – не разберешь. Уверен только в том, что понюхай я их, почувствовал бы старых людей, которые только молодыми пахнут по-разному, а потом все вместе и по отдельности пахнут старостью. Может пока я сам не достиг чудесного третьего возраста, мне это чудится? Может и так.
Собрание, как часто бывало, вел Жирный Боров. Красная морда лоснилась от самодовольства, его уже лет тридцать или больше нельзя было застать врасплох никаким вопросом или замечанием. Воротник Жирного Борова разрывался под давлением огромного подбородка, незаметно и величественно переходящего в розоватую жирную шею. В моем видении настоящая оруэлловская свинья. Не сказать, что Боров хотел выступать – для него это было обычной рутиной на протяжении многих лет, но выступал он мастерски, всегда зная, когда смягчить шуткой напряжение, а когда поднять голос и грозно взглянуть на вопрошающего, говорил коротко и по делу, гипнотизируя жертву удавьим взглядом маленьких поросячьих глазок.
В основном Жирный Боров давал слово другим столпам общества, сидящим в президиуме, не впереди как следует из латинского названия, а напротив простолюдинов, таких как я, разумеется. Иногда все вместе мы играли в игру «свобода слова» и «общение с простолюдинами» и сегодня настал тот самый день.
Жирный Боров после короткого, но обильно возлитого овациями выступления передал слово Лупоглазому Гоблину, который по совместительству является моим непосредственным начальником, которому мы все старательно лижем гоблинский зад. Почему, спросите вы? Честно говоря, я и сам не знаю – не назвал бы Гоблина ни умным, ни достойным руководителем, но так принято и правда в нашем мире давно стала не только дешевым, но и опасным товаром. Когда-то давно, еще до моего прихода в волшебный мир, у Гоблина и Борова случилась вражда на почве жадности и властолюбия и того, и другого, но с тех пор уже произошло слишком многое, достойное отдельной истории, и теперь они играли в друзей, являясь заложниками ситуации, как и все мы.
Боров сел в президиуме, прикрыл глаза, сложил руки на груди. От него веяло безмятежностью. Лупоглазый Гоблин взглянул на него и глупой походкой деревенского дурачка проскакал к трибуне, откуда принято говорить речи, безмерно высокие и умные, за которые требуется рукоплескать. Рано? Гоблин любит лесть, и мы все хлопаем заранее... И потом, и снова… Хорошо, хоть не встаем. Зуд ярости просто раздирает спину. Тем временем Гоблин, уже улыбающийся, начинает говорить и рассказывать каких успехов мы достигли, какие инновации мы применили, какие геройства совершили. Глупость и неправда конечно. Магия давно ушла из нашего мира, мы все пользуемся теми крохами, что остались. Все знают, всем все равно. Никто не рвется работать по-настоящему, все хотят легкой жизни, поэтому и терпят гоблинов, боровов, шакалов, то бишь живность всех мастей.
Периодически все аплодируют. Я аплодирую со всеми, иногда громче других. Трус? Конечно, если бы все подняли голос против лжи, встали стеной и мир бы может начал меняться в лучшую сторону, но каждый просто сидит и думает: «Что я могу сделать один?».
Что касается меня, то я хотя бы не один. Рядом со мной сидит Зеленый Эльф. Молодой, худенький как деревце на берегу Сточной реки, но с острыми глазами и холодным сердцем, которое часто сдерживает мой горячий нрав, готовый себе навредить. Сейчас Эльф смотрится в зеркало, переносящее изображение на стену Дерева информации.
Глядя на него, я вижу в отражении зеркала и себя. Меня зовут Серый Волк. Ушки торчком, хвост палкой, глазки горят борьбой. Все как положено. Конечно, волку не нравится ходить под командованием Гоблина, но, к сожалению, время волков, эльфов, львов прошло задолго до моего рождения, поэтому нам с Эльфом и приходится прикидываться животными иного толка. Если бы не холодный Эльф, я бы наверное выбежал к трибуне и откусил Гоблину голову, но у меня сегодня еще будет возможность выступить.
Недалеко от нас, поближе к президиуму сидел Гордый Орел. «Гордый, но глупый», – добавил про себя я, Орел был правой рукой Гоблина со своими талантами, в частности верещать, как только Гоблин махнет барским жестом в сторону оппонентов. Несмотря ни на что, Орел мне нравился, – умный в своем деле, сильный и хитрый, но выбравший не ту сторону – для Гоблина существует только Гоблин и настанет день, когда шея неосторожного орла будет свернута хилыми гоблинскими ручками.
Пока я оглядывался, Гоблина опять понесло: в речи стали проскакивать свойственные простолюдинам рычащие «рррр», потом он решил спеть всем нам душевную песню. Волкам в детстве наступает на ухо Дедушка Медведь, но даже по мне пение было ужасным, что уж говорить о Зеленом Эльфе, который вырос в Лесу-Вечной-Осени среди тех, чье пение может разбередить душу каждого. Гоблин сумел разбередить душу Эльфа, правда не тоской и красотой, а отвратительным пением – искусство, понимать надо. После песни настало время продолжения речи, а среди ветвей Дерева Собраний промелькнули звезды, но Гоблин не останавливался – в ход пошли руки, которыми во время речи он увлеченно размахивал как мельница. Наконец Жирный Боров очнулся от своего безмятежного сидения и остановил Гоблина.
Настало время вопросов. Давно никто не верил, что вопросы помогут делу – от собрания к собранию поднимались одни и те же проблемы, но никто их не решал, зато исправно докладывали о результатах.
Первым встал Наивный Олень и потребовал вернуть «все взад!». Олени тоже давно не в почете, что неудивительно, учитывая усиленное игнорирование факта отсутствия магии и невозможности вернуть прошлое. После спокойного ответа Борова, что магии нет и не будет, что магии еле хватает на основные расходы, Олень предложил снова создать Отряды Наивных Оленей, куда предложил включать наряду с остальными гоблинов, горных баранов, свиней и (меня скрутило от гнева между лопаток) волков. «Спасибо, товарищ Олень; мы подумаем, товарищ Олень, действительно, проблема в этом». Ага.
Следующим выступал давно почтенный и, по-моему нахальному мнению, не менее давно поехавший Трясущийся Пес. Седой, с косившим глазом, но в расшитой узорами мантии, когда-то давно он служил на корабле императора Огненного Льва, чем не стеснялся хвалиться благодарным, и не очень благодарным - как ваш покорный слуга, слушателям. Пес не был местным и родился где-то в южных степях, где живут гордые кентавры, гроза континента, но после службы осел в деревне и жил лучше многих из нас, получая содержание за службу. Темой его вопроса, впрочем, как и на нескольких предыдущих собраниях, были проблемы с каналами дерева, где жил не только сам Пес, но и несколько таких же старых служак империи. Интерес ситуации в том, что Пес задавал свой вопрос по приказу Гоблина для массовки потому, что Гоблин уже знал о положительном решении проблемы каналов дерева Пса за счет столичных средств. Именно поэтому Гоблин перехватил инициативу у Борова и спешно ответил, что принимает на себя обязательства по выращиванию новых каналов. Я мысленно сделал пометку в голове – делать-то все равно придется мне.
Потом была целая вереница клинических идиотов, предлагающих идеи, достойные вечного содержание в Степи Безумия. Периодически внимание отвлекали Рыжая Лиса, которая была совсем не хитрой, и Хитрая Обезьяна, которая была очень хитрой, очень хотела показать свою преданность Гоблину и одела майку с портретом Лупоглазого крупным планом на крупной груди Обезьяны.
После всего Рыжая Лиса, вы удивитесь – тоже по приказу Гоблина, умело пела, танцевала, крутя своим пушистым с белым кончиком хвостом, чтобы после всего люди разошлись довольными собранием, приятно завороженные прелестями Лисы.
Когда мы с Зеленым Эльфом были готовы совершить ритуальное самосожжение, вопросы закончились. По регламенту, после вопросов предполагался блок восхвалений и од. Сначала друг друга похвалили Гоблин и Боров, потом простолюдины хвалили общее руководство, опять Гоблина, опять Борова, но больше Гоблина, по его приказу, конечно же. Некоторые выходили к трибуне и по плану Гоблина я тоже должен выйти и выступить.
Пока я шел, в душе и между лопаток горело желание сказать правду, открыть всем глаза. Волчьи зубы выбивали ритм старинной песни гнева. Выйдя к трибуне, я взял себя в руки. Мне добавил уверенности хладнокровный кивок поддержки Зеленого Эльфа.
Я должен держать себя в руках, чтобы не упасть. Еще настанет время, когда я смогу изменить мир к лучшему. Когда я займу высокое положение как Боров или хотя бы как Гоблин, смогу навести порядок хотя бы в своем древесном лесу, жители которого собрались сегодня на собрание и смотрят на меня. Некоторые – устало, некоторые – наивно, некоторые – с откровенной злобой, но за всех их вместе я несу ответственность и верю, что могу помочь жить каждому из них лучше. Когда займу высокое положение.
Я говорил недолго. Я выразил слова благодарности Борову и Гоблину, конечно же – особенные слова Гоблину, поскольку он любит лесть, а я его слуга на сегодня. Волчья харизма всегда бессовестно используется Гоблином, а я помалкиваю и не возмущаюсь. Людям нравится, как я говорю. Я мог бы принять участие в борьбе за возвращение волков, львов, эльфов к власти, но говорил и говорил в старом зале в поддержку тех, кто вызывает мой гнев. В конце зал аплодировал.
***
В мой кабинет вошел Зеленый Эльф, который выглядит все также, – они не стареют, хотя и прошло много лет. Давно нет Жирного Борова, чей кабинет теперь является кабинетом Серого Волка, о чем свидетельствует табличка у входа, давно нет Лупоглазого Гоблина, чей кабинет принадлежит Зеленому Эльфу.
– Ты не забыл, что у нас сегодня собрание? – спросил Эльф.
– Закружился тут с каналами деревьев на севере леса, Сточной рекой. Еще из Столичного прислали почтового ворона, своя политика, – ответил я.
– Да знаю, но на собрание идти надо, – сказал Эльф.
– Иду, иду, – пробормотал я.
Эльф вышел и закрыл дверь. Я поднялся из кресла, которое удобно держало мое погрузневшее тело. Одеваясь, я смотрел в зеркало у входа. На меня смотрело волчье лицо. Серые ушки, без гнева борьбы в глазах, которые сидели глубоко, как у свиньи. Потолстевший подбородок охватывался воротником парадного наряда. В зеркале будто мелькнул призрак Жирного Борова.
Я вышел на улицу, до Дерева Собраний было недалеко. К Дереву тянулись на собрание сгоняемые по моему приказу простолюдины, мелькали головы оленей, баранов, львов, гоблинов, вдалеке прошли волк и эльф. Ко мне подошла давняя знакомая – Белая Львица, которая будет умело отвлекать внимание простолюдинов. Мы вместе вошли в зал Дерева Собраний.
Внутри висели красные и алые занавески, шторы, альковы гардероба.