Почему мой прадед никогда сливочное масло не ел
Заговорили мы как-то с отцом про семейные корни за завтраком. Смотрит он на хлеб с маслом и говорит:
— А вот прадед твой никогда масла не ел.
⠀
Закономерно, хоть и без особого энтузиазма, спрашиваю почему. Глянул на меня, отложил недоеденный хлеб. Откинулся на диван и поделился историей из юности.
⠀
***
«Сижу я, значит, в студенчестве на кухне, завтракаю. А для меня в жизни, ты знаешь, нет ничего вкуснее свежего хлеба с маслом сливочным. Наслаждаюсь, смакую, когда заходит на кухню дед, Федор Никитич. Мы на тот момент не слишком часто общались, но я так как-то обрадовался ему, решил поделиться сокровенным — отдать ему бутерброд свой.
А он благодарит и отвечает, что не ест масло никогда.
Я аж всколыхнулся весь: «Да как же, это же вкусно так, как можно? Почему?»
Дед сел рядом, посмотрел исподлобья и рассказал вот что.
⠀
***
«1918 год. Война, революция эта, безумство вокруг, везде, всюду. Одна война окончена, другие — нет. В том числе и с голодом. И вот это было самое страшное.
⠀
Возвращался я домой, двигаясь перебежками вдоль Транссибирской магистрали. Там же как раз и Чехословацкий корпус вносил свою лепту в хаос и сумятицу. Страшно было, да что делать.
Двигались мы с товарищем... Да какой товарищ, такой же несчастный, который домой хотел да и все тут. Сошлись как-то. Так вот, надо было нам обоим до поселка Ояш, что не так уж далеко от Новосибирска. А там и станция как раз. Дом недалеко.
Не знаю уж, как мы мимо них проскользнули... Там же и восстание, уж не разбирались, кто есть кто, не до этого было. Стреляли и все.
⠀
Уж сколько мы повидали тогда с ним, не передать. Чудом живы остались. Охотились помаленьку, грибы с ягодами старались искать. Но все едино — голод. Все время голод, да такой, что лютеет человек. И слабеет, не только телом, но и душою, разумом. А земля мертвая, полно такого же мужичья ходит, кто от голода бежит, а кто уж и просто озверел, брат на брата ради котомки.
⠀
Идем мы, значит, вдоль путей, смотрим, состав стоит. Чей — непонятно. Откуда и куда — тож. Дождались ночи, поползли к нему. А ни души рядом, ни огонька, ни звука. Вскрыли, залезли туда, а там масло сливочное. Весь вагон набит им, весь. Горы масла. Я такого не видал никогда.
У нас ни хлеба, ни мяса, ничего. Голыми руками ели. Уж не знаю соклько там в один присест. Знали, что нельзя так, но кто ж остановит, наесться не могли никак. Прямо там сели да забыли про все — ели.
⠀
Ну а потом, что? Скрутило, знамо дело, да так прихватило, что мы долго еще из кустов не вылезали. Думал помру, но не жалел! Вкуснее масла того я ничего в жизни не ел. А как смогли идти дальше, набрали полные котомки масла этого. Так и выжили, не оголодали. Ели уж понемножку, остерегались, хотя тяжко было.
⠀
Долго мы домой шли. Года не было, но около того уж точно. И много раз помереть можно было, да везло вот все. Один раз вот масло спасло. Но больше я его не ем никогда».
⠀
***
Смотрит на меня дед, а мне кусок в горло не лезет. Да ты ешь, говорит, это ж дело прошлое. И ушел. Не смог я доесть тогда, смотрел только, зябко стало. Хороший он был мужик, Федор Никитич. Крепкий, талантливый, учил меня всему, что знал. Но масло я есть не перестал, хотя нет–нет да всплывает в памяти.
⠀
***
Недоеденные бутерброды я убрала в холодильник.
Понимаю, что некоторые детали могут быть неточными за давностью лет. Отец мой, прадед мой, масло тоже мое.