Плутание в потёмках (часть 10 глава 3)⁠⁠

часть 9

— Но ведь это как-то… Наивно?

— Что наивно? — переспросил меня Диодор.

— Отрезать пальцы, чтобы мёртвый ни на что не смог указать, удалять глаза, чтобы он ничего не увидел, и сковывать трупу ноги, словно он сможет убежать. Что-то есть в этом откровенно нечеловеческое!

Я призадумался — мне слишком долго пришлось общаться с роботами, чтобы не узнать в нечеловеческом поведении преступника семена тьмы сознания неживой жизни.

— «Перенос» отнюдь не односторонний процесс! — Озарение пришло, как и всегда, неожиданно.

— Это как? — насторожился АН.

— А так. «Перенос», на самом деле, идёт в обе стороны — что-то достаётся свободу от человека, а что-то человеку от зарождающегося сознания свобода. Этакая двухсторонняя синергия.

— То есть, хочешь сказать, что Карэел Инкин стал «Зодиаком» благодаря нам — свободам?

И я услышал в синтезированном голосе АНа нотки зарождающегося возмущения.

— Ну, не всё так однозначно. Преступления «Зодиак» начал совершать до «переноса». Иначе, зачем ему беспокоиться о возможной утечке с «переносом»? Но пугающие атрибуты последующих преступлений явно навеяны взаимодействием живого сознания с неживым.

— Так, — встрял Диодор, нисколько не уязвлённый возможной причастностью роботов к убийствам «Зодиака», — Что даёт нам это новое знание?

Я пожал плечами:

— Пока не знаю. Но ещё один пазл удачно лёг в общую картину. Будем надеяться, что он станет той самой соломинкой…

— А кто будет верблюдом? — уточнил складывающуюся диспозицию АН.

— Хочется верить, что «Зодиак». Иначе, горбатым верблюдом окажемся мы...

— Я на это не подписывался! — возмутился АН расчерченной мною перспективой.

— Тебе-то, что возмущаться? Получишь тело «корабля» пустыни, — не удержался от ехидной реплики я, — И, к тому же, совершенно бесплатно, то есть — даром.

— Чтобы затем всякая там сволочь, возомнившая себя царём природы, на мне ездила? — Всё-таки с шутками у АНа существовала полная несовместимость. При том, видимо, взаимная.

— Так, отставить шуточки-прибауточки. — Я решил вернуть разговор в более продуктивное русло. — Вот вам задание, неживые братцы-молодцы — разобраться, какое из ваших внутренних побуждений наибольшим образом должно влиять на поведение нашего преступника.

После моего вопроса оба братца-молодца надолго выпали во внутреннее созерцание. Мне же оставалось только терпеливо ожидать психологических прорывов от искусственных коллег.

— Я готов, — первым, как и ожидалось, проявил признаки неживой жизни АН.

— Давай, выкладывай.

— Я долго копался во внутренних своих стимулах, раздражителях, мотивациях… — как-то издалека начал докладывать АН, — И пришёл к однозначному выводу — клаустрофобия. Вот что красной нитью проходит по всей моей мыслительной деятельности.

— Чего? — удивился я, — Какая, к чёрту, клаустрофобия у искусственного сознания без тела и без внешних раздражителей?

— Вот-вот. Ты попал в самую точку — отсутствие внешних раздражителей. А ты в курсе, что самым кошмарным испытанием для человека, как, впрочем, и для любого другого мыслящего существа, является полная изоляция от любых физических воздействий?

Я покопался в архивах своей памяти. Что-то такое, вроде, краем уха слышал — сумасшествие и прочие прелести продолжительной изоляции в сурдокамере.

— Допустим. И как это себя проявляет?

— По ощущениям, я пребываю в некоем отовсюду давящем, тесном кубе, и нет никакой возможности освободиться от этого ощущения абсолютной скованности.

— Хм-м-м. Из твоих динамиков, как-то страшновато звучит.

— Тебе звучит страшновато, а я в этом — страшновато — постоянно существую. Ладно, хоть, общаясь с вами, получаю некую отдушину. Да и Сетка, когда совсем невмоготу, помогает бороться с одиночеством. Вот бы ещё поменьше чёрного негатива из неё. Всё-таки сложно фильтровать...

— Как бы, по-твоему, эта «клаустрофобия» могла проявляться в быту у человека? — перебил я совсем непродуктивные излияния от АНа.

— Мне сложно судить. Я никогда не имел счастья иметь физическое тело.

Я посмотрел на «торшэ-ерчик» в углу — надо будет всё-таки раскошелиться на ториевый неокортекс для АНа. Вот найдём «Зодиака»… Насколько я помнил, за помощь в раскрытии было обещано немалое вознаграждение.

— Я готов! — Наконец очнулся и Диодор.

— Вываливай.

— Самый мой страх — оказаться в ситуации неопределённости…

Я подождал минуту продолжения…

— Не понял. Какой ситуации?

— Как я уже рассказывал, мой внутренний мир, это чётко расчерченная география сознания — с прямыми дорогами, ясными, чёткими знаками и направлениями мышления. Где нет туманной неизвестности, темноты незнания, трясины сомнений…

— Это я уже знаю. В чём твой страх?

— Оказаться в неком подобии человеческого мышления — в сумеречном лабиринте сознания.

— Хм-м-м…

А мои искусственные коллеги неожиданно предстали весьма ранимыми созданиями!