Письмо конструктора Сергея Королева Сталину из колымского лагеря от 13 июля 1940
«Г. Москва. ЦК ВКП(б). Иосифу Виссарионовичу Сталину
Заявление Королева Сергея Павловича
Советские самолеты должны иметь решающее превосходство над любым возможным противником по своим летно-техническим качествам. Главнейшие из них — скорость, скороподъемность и высота полета. Сейчас в авиации повсеместно создалось положение, при котором самолеты нападения почти не уступают по качеству самолетам истребителям, а также другим средствам обороны.
Это дает возможность нападения воздушному противнику на большинство объектов внутри страны. Это подтверждает опыт последних войн. Только решающее превосходство в воздухе по скорости, скороподъемности и высоте полета м. б. надежным средством защиты. Это условие необходимо и для успеха наступательных действий авиации и в настоящее время зачастую предопределяет успешный исход всей кампании в целом. Обычная винтомоторная авиация, в силу самого принципа своего действия (двигатель внутреннего сгорания, гребной винт-пропеллер), уже не может дать нужного превосходства самолетам обороны над им же подобными самолетами нападения. В этом отношении обычная авиация стоит почти у своего предела, а все ее средства, как то: наддув, винт переменного шага, паро-газодвигатель или турбина и пр. — все это полумеры, а не выход из создавшегося кризиса. Выход только один — ракетные самолеты, идея которых была предложена К.Э.Циолковским. Только ракетные самолеты могут дать преимущество над лучшими винтомоторными самолетами, а именно: по скорости полета в 1,6-2 раза и более; по скороподъемности в 8-10 раз и более; по высоте полета в 1,5 раза и более, а также по своей неуязвимости, мощности поднимаемого вооружения и т.д. Для ракетных самолетов область огромных скоростей полета и высот есть не препятствие в работе, а фактор благоприятный, в силу самого принципа действия ракет, в отличие от винтомоторных самолетов, областью которых являются относительно малые скорости и высота полета. Значение ракетных самолетов, особенно сейчас, исключительно и огромно. За рубежом уже 15-20 лет во всех крупных странах интенсивно ведутся работы над ракетами вооружения, а в основном над созданием ракетного самолета, чего, однако, до 1938 г. достигнуто с успехом нигде не было (в Германии — Оберт, Зенгер,Тиллинг, Оппель и др ; во Франции — Руа, Бреге, Девильер и др; в Италии — Крокко. Катанео и др; в США — Годар, и т.д.). В Советском Союзе работы над ракетными самолетами производились мною практически с 1935 года в НИИ №3 НКОП. Аналогичных работ никем и нигде в СССР не велось. До момента моего ареста (27 июня 1938 г.) за 3,5 года работы были осуществлены несколько типов небольших ракет (до 150 кг весом), разных моделей и агрегатов, и произведены сотни их испытаний в лаборатории, на стендах и в полете. Был разработан ряд вопросов методики и теории ракетного полета и издан в печати и пр. Впервые в технике в 1938 г. с успехом были произведены основные испытания небольшого ракетного самолета (весом 700 кг). Испытания его в полете были с успехом закончены в апреле 1940 г., что я узнал лишь из акта технической экспертизы. Из сказанного видно, что несмотря на очень малый срок моей работы над проблемой ракетного полета и ее общеизвестные огромные технические трудности, сложность, новизну, особую секретность и отсюда полное отсутствие литературы, зарубежного опыта, консультаций и пр., — несмотря на все это, кое-что было сделано, правильное начало было положено. Целью и мечтой моей жизни было создание впервые для СССР столь мощного оружия, как ракетные самолеты. Повторяю: значение этих работ исключительно и огромно. Однако все эти годы я лично и мои работы подвергались систематической травле, всячески задерживались и т.п. ныне арестованным руководством НИИ-3 — Клейменовым, Лангемаком и группой лиц: Костиков (сейчас зам. дирек. НИИ-3), Душкин и др. Они по году задерживали мои производственные заказы (212), увольняли моих сотрудников или их принуждали к уходу (Волков, Власов, Дрязгов и др.), распускали обо мне слухи и клевету на партсобраниях (Костиков), исключили меня без причин и вины из сочувствующих ВКП(б), публично вывели из Совета ОСО и многое другое. Обстановка была просто невыносимой, о чем я писал, например, 19 апреля 1938 г. в Октябрьский рай-м ВКП(б). Они же ввели в заблуждение органы НКВД, и 27 июня 38 г. я был арестован. Клейменов, Лангемак и Глушко дали клеветнические показания о моей якобы принадлежности к антисоветской организации. Это гнусная ложь, и это видно хотя бы из следующего: конкретных фактов нет, да и не может быть; Клейменов и Лангемак взаимно ссылаются на то, что якобы один слышал от другого, при этом в разное время и т.п. Мои ошибки, выдаваемые ими за акты вредительства с моей стороны: сдача заказа на ракеты в Авиатехникум в 34 г., задержки в объекте 217 и высотной ракете — даже сами по себе, если разобраться, никак не могут быть истолкованы как вредительство. Кроме того, сдачу заказа в Авиатехникум, как легко проверить, я не производил и не мог производить, ее провели Щетинков и Стеняев.
Над высотной ракетой я вообще не работал, а объект 217 по своему объему ничтожно мал, да и был выполнен досрочно. Костиков, Душкин и др. никогда не видали в действии объектов моих работ и не знали даже как следует их устройства, но они представили в 38 г. в НКВД лживый "акт", порочащий мою работу и безграмотно искажающий действительность. В 1938 г. следователи Шестаков и Быков подвергли меня физическим репрессиям и издевательствам, добиваясь от меня “признаний”. Военная Коллегия, не разбирая сколь- либо серьезно моего дела, осудила меня на 10 лет тюрьмы, и я был отправлен на Колыму. В частности, на суде меня обвиняли в разрушении ракетного самолета, чего никогда не было, и он эксплуатируется и сейчас, в 1940 г. Но все мои заявления о невиновности и по существу обвинений оказались безрезультатными. Сейчас я понимаю, что клеветавшие на меня лица старались с вредительской целью сорвать мои работы над ракетными самолетами. Уже более года, как отменили приговор, и 28/V с. г. окончено повторное следствие, причем моими показаниями и повторной экспертизой от 25/V-40 г. опровергнуты обвинения и клеветнические показания на меня. Но повторное следствие не встало на путь объективного разбора моего дела, а наоборот, всячески его замазывает и прикрывает юридическими крючками, а именно: в экспертизе оставляются неясные и неправильные места, опороченные эксперты: Душкин, Дедов, Калянова — используются снова как свидетели (что незаконно), мне не предоставлено <право> дачи объяснений по их показаниям или очных ставок и пр. Свидетели с моей стороны не допрошены, я не допрошен подробно по показаниям арестованных и пр., и, наконец, мне снова предъявлено обвинение по ст. 58 п.п. 7, 11, что явно неправильно и нелепо. Третий год скитаюсь я по тюрьмам от Москвы до бухты Нагаево и обратно, но все еще не вижу конца. Все еще меня топят буквально в ложке воды, зачем-то стараются представить вредителем и пр. Я все еще оторван от моих работ, которые, как я теперь увидел при повторном следствии, отстают от уровня 1938 года. Это недопустимо, а мое данное положение так отвратительно и ужасно, что я вынужден просить у Вас заступничества и помощи. Я прошу назначить новое объективное следствие по моему делу. Я могу доказать мою невиновность и хочу продолжать работу над ракетными самолетами для обороны СССР.