Ольф⁠⁠

9

Несоответствие славянской физиономии на дылдастом тщедушном стержне, что гордо выдавался мной за мужественный торс, и внеземного антуража навело собеседницу на какие-то мысли.

– О капито Ольф. Сэй… экстратеррестэ. Уна спиа о ричеркаторэ д альтра пьянэта. Ун алиено. Э ль аджэнтэ сэгрэто камуффато да ун уомо. Э веро?*

*(Поняла. Ты инопланетянин. Шпион или исследователь с другой планеты. Их секретный агент, замаскированный под человека. Правильно?)

Она с интересом вновь придвинулась ко мне. Я вдруг почувствовал, что руки освободились. Неожиданным резким движением я вскинул их в попытке сорвать медальон.

Челеста отпрыгнула, вперед выставились коготки. От этого оставленная без поддержки брючина бесстыдно свалилась вниз, а в дыру блузки удивленно выглянул темный глазик.

– О, порка мадонна… – вырвалось у взвизгнувшей девушки.

Хлипкая фигурка засела в углу, прикрывшись от меня коленками. Иноязычный незнакомец больше не покушался, и девушка перевела взгляд себе на грудь. Пальцы потерли саднящую от дернувшейся веревки кожу на шее, что затянулась прямо на глазах… которые непонимающе сошлись на медальоне. Девица сама сняла его, ладонь с нежностью погладила оставшийся крестик, а отброшенная блямба с нитяным хвостиком покатилась по полу.

Меня, только что вновь шарахнутого судорогой паралича, отпустило. Совсем.

– Спасибо, Челеста.

Я поднялся. Бесценное сокровище с трепетом в душе и легким тремором рук вернулось на шею. Никогда не повторю подобной ошибки – бездарной, непредусмотрительной и откровенно глупой, если не сказать смертельной. – Не представляешь, как я тебе благодарен.

Забившаяся в углу, словно загнанная котом мышь, она зыркала на меня оттуда со страхом и упреком. Одно слово – девчонка.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался я. Повернутая книзу ладонь сделала ступенчатое движение вверх, от полуметра до своего роста. Словно ребенок растет. Вспомнилось подходящее английское слово: – Тайм. Ноу, сорри. Эйдж. Хау мач?*

*(Время. Нет, извини. Возраст. Сколько?)

Челеста понятливо кивнула.

– Дичановэ.* – И в несколько приемов показала на пальцах. Рука для подтверждения начертала в воздухе цифру, увидев недоумение в моем взоре.

*(Девятнадцать)

– Девятнадцать? Надо же. Никогда бы не дал. Мне – двадцать семь.

Я написал в воздухе двойку и семерку. Девушка вновь кивнула, голосок вопросительно прочирикал:

– Квести анни соно делла терра?* (Земных лет?)

Я уже привычно развел руками.

– О капито,– с образовавшейся хитрецой в глазах завершила она тему.

*(Я поняла)

Вот и поговори с такой. И чего не учились языки, когда имелась возможность? Думалось, что не пригодится. Все так считали, и большинству действительно не пригодится. С другой стороны: сколько шансов упущено из-за этого пробела в образовании?

Я глупо таращился на ежившееся в углу создание, при этом стоял подальше и не приближался – во избежание. Впрочем, бунт не грозит, а если произойдет, то подавлю его в зародыше мысленным приказом.

Корабль висел в облаках, внизу иногда проглядывали жилые кварталы у полувысохшей речки. Открытая панорама внушала страх, казалось, что мы сидим на облаке, принявшем форму овальной квартирки, а в открытых проемах гуляет ветер. И стоит ему подуть сильнее…

Чтоб успокоить хотя бы этот из многочисленных страхов девушки, моя ладонь оперлась на невидимое «стекло».

– Поняла? Не выпадешь, можно встать и посмотреть. Если хочешь, конечно.

Смущенно поморгав, девушка попросила:

– Ольф че уна роба кви?*

*(Здесь имеются какие-нибудь вещи?)

Тонкие руки совершили путешествие вдоль собственного тела, словно ощупав сверху донизу. Вряд ли красуется. В ее-то положении. Наверное, хочет накинуть что-нибудь. Я бы на ее месте хотел.

Неведомое вещество, из которого состояла дверь кладовки, расползлось, словно клякса по стенке. Точнее, в стенку. А еще – в пол и потолок. Непривычно, наверное, для неподготовленного человека. Внутри открылись полости и полочки с моими запасами. Царским жестом я указал на них:

– Выбирай, что понравится. Женского, извини, не держим.

– Квелли?* – Ее вопросительный взгляд застопорился на сваленных в кучу вещах.

*(Эти?)

Мой кивок подтвердил намерение одарить хоть последней рубашкой:

– Бери, не стесняйся.

– Нон ми гварда,* – потребовал чего-то умоляющий голосок.

*(Не смотри на меня)

– Давай-давай. Ага. Что хочешь. Я отвернусь, чтобы ты не смущалась.

Я действительно отвернулся, зная теперь, что на своей территории корабль спасет хозяина от внезапного нападения. А хозяином снова был я.

Услышав, как девушка быстро перебежала к вещам, я чуть скосил глаза назад. Челеста в размышлении присела перед кучей. Загадочная улыбка блуждала по лицу. И, видимо, куда-то приблудилась. Девушка взяла мою футболку, лицо задумчиво склонилось набок, что-то прикидывая, руки приложили футболку к фигуре. Казалось, сейчас неподошедшая вещь вернется на место…

Один миг, и девичьи руки с треском оторвали весь низ по кругу, сделав из футболки моднявый топик до пупка.

Гроза трикотажа внезапно обернулась.

– Дико нон гварда кви!* (Говорю, не смотри сюда)

– Ты что сделала, паршивка?! Я сказал брать, а не рвать…

Отвернувшись, с внезапно появившимся задором девица скинула с себя остатки блузки, руки и голова вделись в новоявленное достижение конструкторской мысли.

Топик сидел мешковато, но какой-никакой одеждой все же являлся.

– Э мельо делла… Э веро ке белло?* – с ликованием вопросила она меня, продемонстрировав новый наряд.

*(Это лучше, чем… Правда, красиво?)

Я даже понял последнее слово. Оказывается, тоже откуда-то знал. Мой большой палец убедительно поднялся, горло продублировало для непонятливых:

– Йес. Белло.

Узкое лисье личико засияло. Красивая ручка вытянула из вещей следующую жертву. Ею оказались мои камуфляжные штаны. Вторые из имевшихся в наличии штанов. Первыми были джинсы, что на мне.

– Ло прендо?* (Возьму это?)

– Опять рвать?

Воспрепятствовать не успел. С низом брюк Челеста расправилась с той же решительностью, и они превратились в не совсем элегантные широкие шорты. Остаток камуфляжа девушка начала кроить подвернувшимся ножом на длинные тесемочки и треугольники.

– Че ун габинетто?* (Здесь есть туалет?)

– Кабинет?

В птичьем щебете начали распознаваться знакомые сочетания. Если не вслушиваться, а принимать речь целиком, тогда что-то вспыхивает, и мозг выдает аналогию.

– Тойлет, – повторила Челеста. С прижатыми к бокам локтями ее тело показало движение, словно собирается присесть на корточки. – Ви-си.*

*(Туалет. WC.)

– А-а, понял. Андестенд. Ватерклозет. – Мой взметнувшийся подбородок указал на маленькое помещение, которое больше напоминало косой шкаф без дверцы. – Туда.

– Квелло?* (Вон то?)

На ее глазах из пола вырос горшок, а из стены серо-буро-малиновая раковина умывальника.

– Зайди. – Взмах руки указал внутрь. Пришлось даже чуточку подтолкнуть. – Туда. Да.

Придерживая добычу, Челеста осторожно втиснулась в «шкаф». Обернувшееся назад лицо считало меня чем-то хуже кретина: туалет – вот эта выемка, которая напоминает вертикальный гроб без крышки?!

Я приказал кораблю создать дверцу и для этого помещения. Раньше не требовалось. Что ж, возвращаемся в лоно цивилизации. Запретный плод, с которого началась история человечества (и без которого оно просто не появилось бы), объявился и на моей тщательно охраняемой территории.

Живая ткань поползла сразу со всех сторон, в несколько мгновений девушка оказалась замурованной.

Через минуту послышался испуганно-возмущенный ор.

– Виноват. Забыл, что она сама не открывается. – Мысленная команда моментально вызволила заточенную из темницы.

Шагом от бедра итальяночка вышла на свет. Сзади в углу валялось брошенное тряпье, в котором не осталось ничего целого. Зато точеная фигурка помимо топика была облачена в шортики, настолько стянутые на узкой талии, что торчали в стороны подобно пышной юбке. Через панорамное окошко солнечный свет не хуже софитов высвечивал все достоинства юной модели, которая развернулась у меня перед носом, два шага в обратную сторону завели ее обратно в «габинетто», и обернувшаяся смуглянка состроила требовательную мордочку.

– Что-то еще? Похлопать, что ли, как на показах? Легко. Тем более что показ – всем показам показ. Никогда меня таким не баловали.

Ладони изобразили бурную овацию.

Карие глазки несколько раз хлопнули ресницами, затем непонимающая гримаска сменилась довольной. Ненадолго. Требовательное выражение снова оккупировало лицо, босая ножка едва не топнула от досады. Руки соединили ладони, словно передо мной затворился лифт.

– А-а, снова закрыть.

Через минуту раздалось:

– Пронто. Апри ла порта пер фаворэ.* (Я готова. Открой, пожалуйста)

Теперь мне вместе с топиком продемонстрировали мини-юбку, роль которой исполняла вторая часть бывшей футболки. В качестве поддерживающего пояса использовались части джинсовой штанины и камуфляжа. А красиво, черт возьми. В таком виде даже на улицу можно… но не нужно.

При развороте мелькнула еще одна обновка. Нижним бельем Челесте теперь служила набедренная повязка из ленты, нарезанной из камуфляжа.

Я вновь похлопал, затем поднял большой палец. По размышлении на всякий случай продублировал жест американским ОК из сведенных кружком большого и указательного, если мой родной окажется в их стране верхом неприличия. Мало ли. Одно и то же в разных странах означает разное, порой противоположное. Тот же ОК во многих странах хуже среднего пальца.

Показ окончен, подиум снова превратился в рубку. Поскольку я сидел в кресле пилота, что являлось единственным подходящим для сидения местом, девушка примостилась на край кровати. Ножки свесились, над кудряшками едва осталось место до потолка будуара.

Челеста кротко улыбнулась.

– Димми иль туо коньоме сэ ло че,* (Скажи мне свою фамилию, если она имеется)

– Чего?

Она указала себе на грудь, прямо в центр новоиспеченного топика:

– Карпи. Карпа, квесто э… иль пеше. Зе фиш. Андестенд?*

*(Карпи. Карпа – это карп. Рыба. Понимаешь?)

Ее ладошка изобразила перед собой змеевидное движение.

– Фиш? Хочешь рыбы? – Я показал жестами ловлю удочкой.

Девушка радостно закивала:

– Си-си! Карпа. Челеста Карпи.

Так и подмывало пошутить по поводу ее итальянского двойного поддакивания, едва сдержался. Вместо этого из меня вывалилась громоздкая констатация:

– Челеста хочет карпа. Понятно. Увы, могу предложить только колбасу.

«Обед!» – раздалось мысленно.

Я даже не понял, что случилось. В мгновение ока дрожащая от страха девушка вновь оказалась забитой в угол, коленки прижались к груди, кулачки вжались около подбородка. Окаменевшее лицо с ужасом глядело, как около моей головы извиваются пищевые придатки корабля.

Совсем плохая поза для владелицы мини-юбки. Надо бы сказать. Но сначала как можно быстрее объяснить, что бояться нечего.

– Еда! – Ладонь поймала один из живых канатов, что шевелился возле рта. – Смотри: ам!

Откушенный колбасный отросток был тщательно прожеван и проглочен.

– Понятно? Местный фастфуд. Гамбургер в отдельных ингредиентах. Попробуй.

Я протянул гостье быстро отросший кончик щупальца.

Не ожидал, что у нее хватит смелости повторить подвиг. Ладошка судорожно сжала теплую сардельку, девушка смущенно развернулась ко мне спиной, зубки осторожно клацнули, оттяпав приличный кусок.

Первую минуту Челеста просто ждала, что умрет. Потом глаза разожмурились, зубы принялись жевать, лицо осветилось. Она усмехнулась своим не оправдавшимся страхам:

– Допо ун раккольто нэ вьенэ ун альтро.*

*(Жизнь продолжается. Буквально: После одного урожая будет другой).

– Си-си, – весело поддакнул я, так как что бы она там ни сказанула, судя по выражению довольной физиономии – это не было приговором. Наверное, сообщила, что вкусно. Или необычно. Сам я придерживался второго мнения.

Челеста снова разместилась на краешке кровати, разгладив футболко-юбку на сомкнутых бедрах. Лицо вдруг омрачилось. Глаза порыскали по сторонам, она глухо обронила:

– Вольо а каза. Хоум. Ай капито?* (Хочу домой. Понимаешь?)

– Йес, – подтвердил я. – Хоум. Это я понимаю. Да, ит из май хоум.* (Это мой дом)

Ответ Челесту не устроил.

– Но, ио вольо а миа каза. Май хоум!* (Нет, я хочу в свой дом)

Теперь и до меня дошло.

– Пора домой? Что ж.

Нет проблем. Как утверждает появившаяся не с бухты-барахты народная мудрость, баба с возу – кобыле легче.

С другой стороны – жаль. Баба-то вроде неплохая.

– Только смотри, об этом, – я сделал круг рукой, – молчок. Андестенд?

Явно не андестенд.

Во второй попытке я приложил палец к губам, потом рука указала на небо, а палец сурово погрозил девушке. В конце пантомимы ладонь на секунду прикрыла глаза.

– Каписко, ва бене. – Она тоже обвела обстановку руками и закрыла себе глаза. – Нон ведево ньенте. Э о джа диментикато.*

*(Понимаю, конечно же. Ничего не видела. И уже все забыла.)

– Надеюсь, ты поняла.

Не прошло двух минут, как мы подлетели обратно к окну, из которого Челеста столь непредсказуемо вышла со своим погибшим любимым на последнюю прогулку.

А здесь…

Здесь все еще бурлит, шипит и клокочет, как забытый на горелке чайник. Карабинеры. Детективы. Страховщики. Родственники. И еще море каких-то непонятных людей. Все нескончаемо переругиваются друг с другом. Кто-то тише, кто-то невыносимо громко. Нога Челесты ступила на парапет, девушка вознамерилась явить себя обездоленному миру, но вдруг отшатнулась обратно.

Навстречу шли двое. Какой-то обрюзгший мужик и прячущая слезы поникшая женщина. Мужчина озлобленно кричал, отчаянно при этом жестикулируя:

– Ла востра донна дель джиро э ль уччидиторэ дэль мио фильо!*

*(Ваша шалава – убийца моего сына!)

– Аль контрарио! Нон димми буджие!..*

*(Наоборот! Не врите!..)

– Но! Квандо ла черкеро…* (Нет. Когда я ее найду…)

Лицо Челесты обратилось в предсмертную маску, она отступила еще на шаг назад, хотя и так была внутри, я расслышал шепот:

– Си пуо… рестарэ кви?* (Можно остаться здесь?)

– Прости, не понимаю. Хочешь подождать?

– Вольо рестарэ кви. Квесто э поссибиле?* (Хочу остаться здесь. Это возможно?)

Ни черта не понятно. С виноватым взглядом я развел руками.

Она умоляюще сложила ладошки. Затем ладошки показали на обстановку. На меня. На себя. На пол.

– Кви. Хиа, нот хоум.* (Здесь. Не домой)

Если хиа – это анлийское хере, то, кажется, девушка просится остаться.

– Хиа? – переспросил я, показывая на пол и на единственную кровать. Правда, достаточно широкую.

Девушка жутко покраснела, что просто немыслимо при ее цвете кожи, головка при этом твердо кивнула:

– Си-си. Ту испири сикурецца, сэй уомо ди куорэ, ио гвардо. Нон со ке узо коррэттаментэ алла парола уомо…* (Да-да. Ты внушаешь доверие\безопасность, ты добрый человек, я вижу. Не уверена, что использую слово «человек» правильно…)

– Точно? Уверена?

– Си-си, э вэро.* (Да-да, это так)

Пришлось мне почесать затылок – иначе мысли с места не двигались. Невероятно, но помогло.

У девочки проблемы. Большие. И так получилось, что я, неведомый похититель, похожий на инопланетянина или путешественника во времени – последняя надежда. Так сказать, меньшее зло. Тогда почему не обратить зло в добро?

– У тебя есть мечта? – спросил я торжественно. – Где-то побывать, что-то увидеть. О чем с детства мечталось, но казалось невыполнимым. Мечта, грезы, волшебный сон. Есть? Дрим? Вояж?* Куда?

*(Мечта. Путешествие)

Она поняла. Глаза мечтательно закатились:

– Иль мио сонно…* (Моя мечта…)

– Ну-ну, давай, – подбодрил я.

– Э фар визита ди Верона.* (Посетить Верону)

– Верона? Всего-то?

Как же мелко плавает. Это ж всего несколько часов на электричке. Для меня раз плюнуть. Точнее, для корабля.

Опытным путем я установил, что достигавшаяся скорость во много раз превосходила скорость звука, причем полет происходил по параболе: разгон вверх, куда-то в стратосферу, и приземление уже в нужной точке. При этом – никаких звуковых эффектов, которые выбивают стекла на километры вокруг. Военные обзавидовались бы.

В дозвуковых скоростях можно сколько угодно пилить на автопилоте по горизонтали, выбрав высоту, или делать что угодно, управляя мысленно-голосовыми командами либо рукоятками – парить, висеть, мчаться, совершать кульбиты и фигуры высшего пилотажа. Из минусов – мертвая петля в исполнении корабля выглядела обычным кругом, как в кабинке на колесе обозрения, переворачиваться вверх ногами он категорически отказывался, даже набок не заваливался.

Итак, Верона. Из Рима – это как из спальни на кухню сходить.

– Ромео и Джульетта? – полюбопытствовал я.

Ибо чем еще известен небольшой городок, как не романтическим ореолом Большой Трагической Любви?

Челеста потупила взор.

– Си-си.

Вот, значит, почему. Правильно угадал. Видимо, с похожими проблемами в жизни столкнулась. Или еще не умеет решать вопросы по-взрослому.

Неважно. Корпорация по сбыче мечт приняла в производство первое дело.

Верона оказалась яркой и красивой. Если б не веронцы, вообще раем бы показалась. Про туристов и говорить нечего, их здесь полно, не меньше, чем негров-нелегалов, которых, в свою очередь, не меньше, чем арабов-нелегалов. Короче, всех хватает.

Корабль удалось посадить в самом центре на участке полуразвалившегося домика. Здесь черт ногу сломит, а за углом – полицейский участок; видимо, поэтому местечко не облюбовали мигранты. Только соседи собак выгуливали, пользуясь заброшенностью строения. Надо заметить, основные последствия выгула отсутствовали, на углу стоял аппарат, который продавал одноразовые пакетики с бумажными совочками, народ дисциплинированно пользовался ими.

Мысль рисануться и прирулить к верхушке высоченной башни, которая торчала над куском древней стены, я отогнал. Как говорится, будь проще, и люди к тебе потянутся. Я уже крут со своим кораблем, куда же больше. Перестараться и выглядеть глупо не хотелось.

Челеста радостно прыгала от одной стороны панорамы к другой, слышались восторженные причитания. Ручки то и дело складывались на груди, босые ножки притоптывали.

Босые. Я стукнул себя по лбу. У меня ничего нет кроме стоптанных кроссовок сорокпоследнего размера, в которых ее нога лишь на второй шаг начнет делать первый, и аналогичных охотничьих ботов от Игорехи.

Мой взгляд указал на маленькие ступни, что мгновенно поджались, испугавшись внимания:

– Проблема.

Слово, к счастью, оказалось интернациональным.

– Нон че проблема. Поссо кози. О абитаво а вилладжё, о танта эспериенца.*

*(Это не проблема. Могу так. Я жила в деревне и привыкла)

Кажется, девчонка настроена решительно. Что ж, ей виднее.

Взявшись за руки, мы направили стопы в гущу событий.

Могила Джульетты настроила на траурный лад, зато ее балкон… Работая в сфере туризма, я понимал, что у придуманного персонажа не может быть настоящего дома с балконом, как, скажем, в поселке постройки четырнадцатого века никак не могли происходить библейские события. Тогда нужно вспомнить: клиент всегда прав. Если турист готов платить за балкон книжной героини – вот вам и балкон, и дом, и даже могила. Мы с Челестой прошлись по всем знаменитым местам. Снятый свитер я замотал на поясе, напарница в самодельном костюме прекрасно меня дополняла. Выглядели как парочка фриков, которые только ступили на путь без конца и края. Так нас воспринимали, и это нравилось. Обоим. Когда пальцы сжимали прохладную ладошку, сердце радовалось. Приятно гулять с красивой девушкой по столь романтическим местам. Хотелось сделать для нее что-то еще, нечто необычное, такое, чего больше никто и никогда.

Кроме свидетельств Шекспировских страстей мы посмотрели базилику и еще какую-то церковь, старый мост, пару красивых площадей, погуляли по центру… Мне сейчас не интересны были достопримечательности. Я получал удовольствие от суматошно-радостного удовольствия напарницы.

Кстати, хорошо, что не поддался бесшабашному позыву припарковаться к старинной башне, что вознеслась над историческим центром, как Гулливер над лилипутами. Народу на ней полно, а вход оказался платным. Выйти мы из нее вышли бы, а как обратно?

Когда уставшие ноги вернули нас на корабль, Челеста в изнеможении бухнулась ничком на кровать. Снова возникла мысль: надо сказать ей про фикцию, что притворяется юбочкой, которую сама девушка отчего-то принимает за нормальную одежду.

Вместо этого:

– Не пойми неправильно, но мелко мыслишь. – Я уселся в кресло (пусть уж остается креслом этот удобный для сидения нарост на ровном месте), руки взялись было за рычаги управления, но взгляд не захотел отрываться от человека, с которым разговариваю. – Бери масштабнее. Города на краю света, неведомые острова, заброшенные храмы, вулканы…

Поскольку слова собеседнице ничего не говорили, в речи использовались жесты, и на «вулканах» руки изобразили конические горы.

Челеста как раз обернулась, в глазах вспыхнуло узнавание.

– Си-си. Вольо гвардарэ ле грандэ пирамиди.* (Да-да. Хочу увидеть великие пирамиды).

Здесь перевода не требовалось. Что ж, пирамиды, так пирамиды.

Но сначала нужно решить проблему с ночлегом. Кровать одна, пусть и большая. Мы разного пола. Хоть и симпатичные. Но еще недостаточно сблизившиеся, чтобы… В общем, чтобы. К тому же, у нее только что парень погиб.

И одеяла на постели не было. Потому что в корабле не ни холодно, ни жарко, а так, как нужно. Но одеяла-то, чтобы прикрыться – не было.

Я снова почесал репу. На этот раз столь эффективный метод не сработал.

– Черт с тобой. – В голову пришло единственно приемлемое решение. – Буду спать на полу.

* * *

Внизу расстилалась красивейшая долина, последние лучи умирали на розовых отрогах. Что интересно, розовыми неприступные верхушки гор являлись сами по себе, в отличие от виденных во всех других горах серых.

Солнечный свет делал их оранжевыми. Розовая корона скал, обрамлявшая долину, напоминала крепость титанов, некогда игравших здесь в великанские войнушки. Ступенчатые осыпи, словно сложенные из блоков, больше подходили искусственным сооружениям, за которыми не присматривали несколько тысяч лет. Будучи обладателем чуждого современному человечеству корабля, теперь я допускал всё.

Эта долина показалась красивейшей из найденных поблизости. Поблизости – это уже в Альпах, которые итальянская спутница упорно именовала Доломитами. Облет и поиск заняли не более получаса, вызвав у Челесты невероятный прилив энтузиазма. Кажется, у нее второе дыхание открылось, хоть сейчас готова лезть на пирамиды.

Готова – не значит сможет. Всему свое время. Корабль сел на остром высоком пике, далеко внизу через нетронутую природу тянулась вереница туристических автобусов. Отсюда похожи на муравьев, что колонной тащат по тропке пищу для своей королевы. Воображение расшалилось, и туристов стало немного жаль.

По моей просьбе корабль уменьшил яркость, панорама затемнилась и сузилась. По кораблю раздалась команда «отбой».

Как Челеста ни оттирала ноги перед входом, пропыленные ступни оставались черными. Девушку это нервировало. Несколько раз, когда я смотрел в другую сторону (ну, делал такой вид), к глазам задиралась пятка с въевшейся грязью, губки кривились. Наконец, терпение кончилось:

– Ольф довэ поссо лаварми?* (Где можно помыться?)

В последние часы мою смекалку либо глючило на простейшем, либо накрывало гениальными прозрениями. Чтоб сразу качнуть ко второму, руки новоявленного юнги потерлись друг о друга, затем виртуально омыли лицо. К ножкам она дипломатично внимания не привлекла.

Продемонстрированный в туалете умывальник вполне устроил, хотя скуксившееся личико изобразило, что в столь волшебном летающем дворце можно было придумать нечто покруче. Поднятая выше пояса ступня погрузилась в выемку, словно в раковину, где на нее с остервенением накинулись пальцы.

Душ бы включить, но это дело слишком интимное, а в сложившейся ситуации еще и хлопотное, учитывая, сколько проблем придется решить по ходу. И сколько еще создать. Не хочу. Лучше сделаем вот что.

Приведенная в действие функция горшка, которую я назвал «биде», заставила девушку мгновенно перебазироваться, во время оттирания на меня иногда летели смущенно-благодарные взгляды.

В какой-то момент они изменились в сторону неуютности.

– Можно закрыть дверь, – предложил я. – Позовешь когда потребуется.

По ее выходу моя рука указала на себя, затем на пол.

– Я буду спать здесь. – Последовала пантомима с ладонями под щекой, закрытыми веками и храпом. – А ты – здесь.

Указательный палец прыгнул с нее на кровать.

Затем я тоже привел себя в порядок, а когда вышел из «габинетто», на меня глядели испуганные глаза забившейся в угол будуара Челесты.

– Спокойной ночи.

Я чинно улегся внизу. Сверху донесся вздох облегчения, затем слова:

– Прего кьюди ле финестре.* (Пожалуйста, закрой окна)

– И тебе хороших снов.

Не люблю спать в одежде, это не сон, а черт-те что и сбоку бантик. После армии, где доводилось улетать к Морфею в полной выкладке в положениях сидя и даже стоя, лечь на всю ночь в том, в чем ходишь, казалось кощунством. Исключения дозволялись, но не поощрялись. Сейчас ситуация не позволяла раздеться на виду или выйти в одних трусах из туалета, который отныне исполнял дополнительную роль кабинки для переодеваний. Хватит с бедняги переживаний, пусть хотя бы от меня гадостей не ждет. Но спать нужно с удобством, потому уже лежа я стянул с себя лишнее, которое на всякий случай осталось под рукой. Сатиновые семейники в полосочку прекрасно стояли на страже приличий, а чтоб не нарываться на излишний интерес к своей персоне, пришлось еще сильнее сузить погасшую панораму дня.

Долго не получалось уснуть. Мешало многое, взять хотя бы соседку, сонно ворочавшуюся неподалеку. Нет, лучше не брать. О, великий и могучий…

Чтоб отвлечься, стал размышлять о родном языке. Однажды мне на глаза попалась шутливая история придумывания языков. Русский язык: «А давай писать слова в случайном порядке, передавая смысл интонациями». Болгарский: «А давай прикольнемся над русским языком». Польский: «А давай говорить по-славянски, но по западноевропейским правилам». Японский: «А давай говорить все звуки с одной интонацией, как собака лает, и чтобы все боялись». Английский: «А давай, букв будет немного, все они простые, но гласные пусть читаются как попало». Французский: «А давайте, половина букв будет читаться фиг знает как, а половина – вообще не будет»…

И ведь не поспоришь. А насчет родного языка – вообще тихий ужас, кошмар иностранного студента. Вот сидит на ветке птичка. Должна бы стоять, потому что на ногах, но по-русски – сидит. Причем, стоять не может вовсе, хотя ноги есть. Но если убить бедную тварь и сделать чучело, – оно будет стоять. А сапог на ноге – сидит. А дождь – идет. Куда, черт его дери?! Вниз?! Вниз – падают, а идут по горизонтали!

А посуда на столе – стоит. Положим посуду в другую посуду, например, блюдце в тарелку. Теперь блюдце лежит, а ведь на столе стояло. А тарелка продолжает стоять. Вот и пойми, что в русском языке стоит, что лежит, что сидит, а что идет. И это один общеизвестный пример, а их – тысячи!..

(продолжение следует)